***
Драко проснулся с головной болью. Это было даже несколько обидно — в конце концов, он и выпил-то всего пару бокалов шампанского, почему снова? Знай он вчера, что утро окажется вот таким, позволил бы себе больше — тогда, по крайней мере, все было бы по справедливости. Приведя себя в порядок и приняв изрядную дозу обезболивающего, он сел завтракать — и привычно развернул свежий номер газеты. Первую страницу украшала большая и, стоило признать, весьма удачная колдография. Обнажённое плечо, опущенные ресницы, изогнутые в нежной улыбке губы — несколько мгновений Драко не мог оторвать глаз, снова и снова рассматривая во всех подробностях движущееся изображение. До тех пор, пока не начал осознавать, что у его головной боли есть имя. И, пожалуй, даже фамилия. Гермиона Грейнджер. Эта мысль была неприятной. Неприятной настолько, что сразу же захотелось чем-то заняться, куда-то пойти, что-то сделать — лишь бы её не думать, лишь бы поскорее выбросить из головы; и это было верным признаком того, что обдумать все было просто необходимо. Драко отложил газету, отодвинул тарелку с недоеденным завтраком, глубоко вдохнул и решил начать с очевидного. Очевидным был тот факт, что вчера у него встал на Гермиону Грейнджер — вот на эту вот самую Грейнджер, что так мило и невинно улыбалась Поттеру на первой странице «Пророка». И в этом факте вроде бы не было ничего такого — ну подумаешь, с кем не бывает? С ним вот уже было. Буквально неделю назад. Может, даже не один раз. Черт… Ну да ладно. В конце концов, когда ты по чистой случайности видишь девушку, не самую страшную, хоть и не в твоем вкусе, полураздетой — или правильнее сказать «полуодетой»?.. — потом ерзаешь с ней на одной метле, а потом нечаянно оказываешься в тесном чулане, бывает всякое. Это, можно сказать, вполне нормальная реакция. Более чем естественная. Правда, дрочить потом в душе на свои фантазии о том, что могло бы в этом чулане произойти, было, наверное, вовсе не обязательно. Но он и не собирался! Оно как-то само получилось. Да он не планировал совсем! А потом как-то понеслось… Черт-черт-черт. Ну ладно, возможно — только возможно! чисто гипотетически! — он немножко хочет Гермиону Грейнджер. Тоже ничего страшного, в принципе, с кем, опять же, не бывает. Поттер вон, тоже хочет. И дядюшка Реджи. И им, в отличие от него, может, что-нибудь и обломится. Да чтоб им обоим провалиться!.. Чеееерт… А вот это уже плохо. Завидовать Поттеру и хотеть того, что есть у него — занятие не новое и, в общем-то, почти привычное, хотя последние годы, казалось, напрочь должны были выбить из головы Драко подобную дурь. Но дядюшка Реджи-то тут причем?! Пораскинув мозгами еще немного, Драко пришел к неутешительному выводу, что дядюшка тут, пожалуй, совсем ни при чем. Да и Поттер, наверное, тоже. Все дело в чертовой Грейнджер — в конце концов, почему другим можно, а ему нельзя?! Этот вопрос Драко порадовал. Он прямо-таки готов был расцеловать самого себя за умение задавать правильные вопросы в нужный момент. Существовал целый список причин, длиннее любого эссе для Снейпа, не к ночи он будь помянут, почему ему — нельзя. И чем больше он этих причин вспоминал, тем легче и спокойнее становилось на душе. Ну, может быть, что-то мелкое, грызущее, в самом дальнем уголке этой самой души и осталось — но кто, право, обращает внимание на мелочи? Никто; а значит, и ему не стоит. Успокоенный этой, без сомнения, мудрой мыслью, Драко счел сеанс рефлексии успешно завершенным, и с чистой совестью вернулся к текущим делам. Завтра — понедельник, а значит, снова министерская унылая каторга с утра до вечера, так что нужно было успеть разобраться с тем, что накопилось, сегодня.***
Следующим утром Гермиона, запыхавшись, буквально ворвалась в собственную приемную. Она хотела отправить письма хозяевам выбранного ей жилья как можно скорее, но в спешке забыла их дома — и пришлось возвращаться, из-за чего она едва не опоздала на работу. — Доброе утро! — пропыхтела Гермиона, пытаясь отдышаться. — Кэти, можешь отправить эти письма вместе с остальными? Это не по работе, так что… — Да без проблем, — улыбнулась та, торопливо пряча номер «Ежедневного Пророка». — Кофе? И уже заходил Уординг, у него к тебе какое-то дело. — Что-то случилось? — встревожилась Гермиона. — Да вроде нет, — пожала плечами Кэти. — Во всяком случае, он не сказал, что это срочно. Журнал какой-то в руках держал. Не наш. — Что ж… ладно, — решила Гермиона. — У меня планерка глав отделов, еще надо подготовиться. Пусть приходит после неё. Что-то еще? — Мистер Диггори… — сладким голоском начала Кэти. — О нет, мистер Диггори точно подождет, — замахала руками Гермиона. — Пусть тоже приходит после планерки, но сначала Уординг. Отчеты глав подразделений за прошлую неделю уже были готовы — Гермиона настаивала, чтобы их сдавали не позже четырех часов в пятницу, но Уординг притащил свой в последний момент — и она не успела включить его в общий отчет по отделу. Можно было закончить это на выходных, но в субботу было не до того, а в воскресенье Гермиона просто забыла — и теперь нужно было доделывать все в спешке, чтобы успеть. Чернила еще не успели просохнуть, а она уже мчалась по коридорам: до начала совещания оставалось две минуты. В кабинет министра Гермиона влетела последней, и, извинившись, сама толком не понимая, за что — она ведь не опоздала! — заняла свое место рядом с мистером Уизли. Её очередь докладывать была третьей, сразу после Бенджамина Коппера, главы отдела международного магического сотрудничества, и перед Артуром Уизли. Доклад был коротким — на её счастье, прошлая неделя обошлась без серьезных происшествий. И только когда она закончила и передала слово мистеру Уизли, Гермиона сообразила, что самое главное — про веретенниц — сказать-то и забыла!.. Что ж, придется вернуться к этому вопросу в конце совещания, когда все закончат свои отчеты. Однако возможность представилась ей раньше. Робардс сам поднял тему торговли запрещенными зельями — вот только его многословная речь сводилась к тому, что они пока ничего толком не добились, и к производителю зелий не приблизились ни на шаг. — Я прошу прощения, господин Робардс, господин министр, но у меня есть дополнения по данному вопросу, — подала голос Гермиона, воспользовавшись короткой паузой. Все взгляды обратились на неё, и, вдохнув поглубже для храбрости, она продолжила: — Судя по некоторым симптомам состояния, которое переживает принявший зелье волшебник, в его состав входит яд веретенниц… — Мы знаем об этом, — холодно перебил её Робардс. — Разумеется, мы исследовали состав зелья в первую очередь, спасибо большое, мисс Грейнджер. — Но этот яд должен быть использован сразу же после извлечения, — упрямо продолжила Гермиона, — а значит, ввезти его невозможно. Производитель зелья вынужден держать у себя колонию веретенниц — и, судя по масштабам производства, немаленькую. Эти насекомые водятся только в Австралии, они отличаются яркой сапфировой окраской — их нельзя не заметить или с чем-то перепутать. Мне кажется, если появится подозреваемый, наличие у него веретенниц станет весомым доказательством… — Мисс Грейнджер, — проговорил Робардс, побелев от злости, — позволю себе напомнить, что вопросы поиска подозреваемых и доказательств их вины — прерогатива аврората, и вас ни в коем случае не касается… — Прошу прощения, — возразила Гермиона таким тоном, что сразу было понятно — ни в чьем прощении она не нуждается, — но веретенницы, как насекомые вне всякого сомнения магические, входят в зону ответственности моего отдела, поэтому меня этот вопрос очень даже касается!.. — Что ж, может, в таком случае ваш отдел и займется их поиском, раз уж это ваши зверушки? — язвительно поинтересовался Робардс. — Я полагаю, мы можем обсудить этот вопрос отдельно, чтобы не отнимать время у глав других отделов, — решительно прервал их дискуссию Бруствер. — Если у вас все, то, мистер МакДорманд, прошу. Мисс Грейнджер, задержитесь после собрания. Гермиона удовлетворенно кивнула. Уж Кингсли-то должен понять, насколько важна её информация! Не то, что этот надутый индюк, который принимает каждое её слово в штыки только потому, что до сих пор не простил ей демимасок… Она ждала уточняющих вопросов, и уже готовилась выложить все свои соображения насчет того, как можно было бы использовать эти данные, но, когда двери за другими участниками совещания закрылись, и они с Кингсли остались наедине, услышала совсем другое: — Гермиона, что это было?! Голос Кингсли был крайне недовольным, и ни малейшей заинтересованности в нем нельзя было расслышать даже при самом большом желании и очень богатом воображении. Может, он что-то не так понял?.. — Но ведь это очень важная информация! — горячо заговорила она. — Содержать целый рой насекомых — совсем не то, что хранить ингредиенты в кладовой!.. Это требует специальных условий, и по этому критерию можно сильно сузить круг… — Я все это прекрасно понимаю, — перебил её Бруствер. Потом вздохнул: — Как давно ты знаешь об этом? — Ну… — Гермиона смутилась. Признаваться в фиаско с Лестрейджем ей совсем не хотелось. — Недавно. Нужно было время, чтобы кое-что уточнить… — И что тебе мешало, скажи мне, прийти с этим к Робардсу и обсудить все с глазу на глаз?! А еще лучше — ко мне, и я передал бы всю информацию, не нарушая субординации?! Она растерялась. Она ведь ничего не скрыла, рассказала все, что знала — какая разница, где и при каких обстоятельствах? Что не так?! Последний вопрос, видимо, очень ярко проступил на её недоумевающем лице, потому что Кингсли снова вздохнул. — Ты выставила все это, как недоработку Робардса, да еще на глазах у всех! Показала, какая ты умница, а он недоглядел — что ж, может, это и так, но так не поступают, Гермиона! Это некорректно и неэтично по отношению к твоим коллегам, которые, прошу заметить, намного старше и опытнее тебя! Ты ткнула носом Робардса в его ошибку, публично его унизила — и зачем? Ради чего?! — Я вовсе не хотела… — пристыженно пробормотала Гермиона. Она и в самом деле даже не подумала, что её поведение можно истолковать вот так — и сейчас ей было мучительно, невыносимо стыдно. — Я понимаю, у тебя пока мало опыта, — смягчился Кингсли. — И ты еще не вполне понимаешь, как надо строить рабочие отношения с людьми, но теперь ты — руководитель, и подобные ошибки непростительны! С Робардсом я все улажу сам, а ты… А ты, будь добра, впредь, если пересечешься с зоной интересов другого отдела — в первую очередь докладывай мне. Мне! Сама не лезь! И мы будем решать такие вопросы коллегиально. Ты все поняла? — Да, господин министр, — еле слышно проговорила Гермиона. — В таком случае свободна. Веретенницами, как и всеми другими вопросами, связанными с этими зельями, будет заниматься Робардс. Если понадобится консультация — тебя привлекут. Это все. — Да, господин министр. В свой кабинет она возвращалась совершенно раздавленной. Мучительно хотелось извиниться перед Робардсом, заверить его, что она не намеревалась его задеть или как-то обидеть — но ослушаться Бруствера Гермиона не посмела. Раз он сказал больше не вмешиваться — значит, не стоит; не хватало сделать все еще хуже!.. Хотя он велел не лезть со своими соображениями, а про извинения речи не было... О Уординге в своих переживаниях Гермиона напрочь забыла, и ощутила только раздражение, увидев этого бездельника, прохлаждавшегося в кресле в её приемной. Однако раздражение почти сразу улетучилось: увидев её, Уординг вскочил с кресла и, потрясая каким-то цветным журналом, со странным ликованием в голосе объявил: — Мисс Грейнджер, у нас проблема с совами, и весьма серьезная!..