Вернись

— Малого, Вов, — булькает с заднего сиденья Кащей, когда Вова немного сбавляет скорость, набранную на адреналине. Снова идёт снег, и сейчас лучше не гнать, чтобы не занесло на очередном повороте. И Вова мучительно выбирает между тем, чтобы разбиться на машине, или умереть, не доехав до больницы. Никите умереть, если точнее. Это же у него хлещет кровь из предплечья, сломан нос, свернута челюсть и разбита голова. А на соседнем сиденье мальчик, лет четырех от силы. Вроде дышит, но глаза закрыты, а тело обмякло как у тряпичной куклы. Не ел, наверное, и холод такой, точно переохлаждение. На ребенка страшно взглянуть — весь детский синтепоновый комбинезончик кровью Кащеевской залит. Вова когда ворвался и несколько пуль выпустил по ногам этих тварей, Кащея сразу заметил. Тот полулежал у стены в луже собственной крови, но на появление Вовы отреагировал едва уловимым движением головы. Не обнаружив никого на ногах, Вова было сгреб его в охапку, чтобы утащить отсюда побыстрее, но тот с неожиданной силой вырываться стал и Ромку звать. Ромка, как оказалось, был мальчиком, о котором Андрей говорил. На голос Кащея никто не отозвался, и Вова с ужасом и только сейчас поймал себя на мысли, что готов был уйти без ребенка, лишь бы скорее до больницы добраться. Но Никита продолжал звать, пытаясь подняться на ноги и отталкивая Вову. Когда из-за стены показалась сначала макушка, а потом и весь малой, Кащей будто ослабел в мгновение и повис на Вове, подхватившем его под руки. Ромка подбежал к Кащею и вцепился тому в ногу, испуганно поглядывая в сторону Вовы. А Кащей снова на пол осел и мальчугана к себе прижал, оставляя страшные кровавые пятна по всей одежде. Из дальнего угла раздался рев, и один из жилковских попытался подняться, но рухнул едва наступил на простреленную стопу. — Сука, твари, я вас всех найду, мразь, — он снова предпринял попытку встать, и взревел громче прежнего, падая лицом вперед. Вова бы хотел их всех так наказать, чтобы даже в соседние кварталы не совались. Но сейчас ему надо было вытаскивать истекающее кровью тело, а за тело цеплялся перепуганный ребенок, не видевший мать несколько дней. Осторожно, чтобы не навредить, Вова повел Никиту к машине. Рома шел следом, держась за кащеевскую штанину. По ощущениям, это заняло не меньше получаса, хотя на деле машину Вова оставил в нескольких метрах у ворот. Но все это время сердце замирало от любого шороха. Не дай бог, кого слабо задело, и сейчас он выбежит с арматурой какой, а они сцепились втроем, и до машины ковыляют с горем пополам. Когда Вова наконец уложил Кащея на заднее сиденье, и протянул руку малому, тот наотрез отказался отпускать штанину. Ромка весь дрожал и тихо плакал, не отрывая взгляда от Никиты. — Давай-давай, боец. Нам с тобой дядю Кащея надо в больницу быстрее, там его врач вылечит, как новенький будет. — Вова сам разжал маленькие пальчики, и подхватил ребенка на руки. — Вот так, сейчас все хорошо будет, все будет хорошо. В машине Рома только сильнее разревелся, и Вова не мог понять, слышит ли за его плачем хоть какие-то признаки жизни позади себя. Гнал так, как позволяла машина кащеевская, а позволяла она со скрипом и не много. Свободную руку мальчишке протянул, и тот сжал её маленькими холодными ладошками, продолжая всхлипывать. Через минут десять выдохся, прикрыл глаза, и так и затих, поначалу сильно испугав Вову. Пока пропускал на повороте другого водителя, прислушался к дыханию и немного успокоился, поняв, что Ромка уснул. — Взле кфе, — сзади снова раздались булькающие звуки, а после рвотные позывы. У Вовы волосы шевелились от ужаса — почему кровь Никите в горло затекает до сих пор? Уже минут сорок прошло, свернуться все должно было. — К Наташе заедем, потом малого. — Змерз же, — Никита попытался дотянуться до спинки Вовиного кресла, но, кажется, потратил на это последние силы и отключился, свесившись почти наполовину. Вова детей очень любил. Сам хотел не меньше трех — двух сыновей бы вырастить, а чуть попозже дочь-красавицу, когда уже всё для неё будет. И Наташе рассказывал об этом, уже всё решил, как у них будет. Но видно никудышный из него бы отец получился, потому что сейчас ничего не чувствовал, глядя на мальчишку на переднем сиденье. Оставит в корпусе, а дальше кто-нибудь поможет родителей найти. Никиту бы только успеть дотащить. Наташа прибежала в студенческий корпус, как только узнала, что Вова приехал. Никиту забрали её сокурсники, пообещав позвать хирурга, а с остальным сами дали слово разобраться. Сильно светить его в больнице было нельзя, но спасать надо было как можно скорее. Так что Вова решил довериться студентам, пообещав себе расправиться с каждым, если что не так пойдет. Наташа было испугалась, что это с Вовой что произошло, но не обнаружив на нём никаких повреждений, успокоилась и занялась ребенком. Малого надо было отогреть, успокоить и покормить, а потом придумать, как родителям отдать, чтобы ребят не подставить. Она вспомнила объявления, которые были по всему району расклеены, и по приметам вроде совпало, так что с мальчиком всё должно было быть хорошо. Наташа ушла с Ромой на руках, оставив Вову одного в коридоре. Он не знал, куда отвезли Кащея — пропустил этот момент, пока с малым решали. И теперь ему стало совсем хреново. После всего пережитого, он уже не сомневался в том, что на нём лежит доля вины за всё. Почему не поговорил с Никитой? Что тут происходило в те два года, и как он выживал, через что пройти пришлось? Почему не попробовал узнать? Он же таким же, сволочь, остался, как бы ни строил из себя — за ребенка умереть был готов, до последнего переживал, по сути, за младшего кого-то из чайников, не своего даже. О том, что именно произошло с Никитой, Вова только сейчас подумал. Вспомнил, что тот свести должен был людей, а в какой момент и что пошло не так, представить не мог. Не похоже это на него — Кащей же перестрахуется несколько раз, и рисковать не станет. С такими тревожными мыслями Вова провалился в сон, растянувшись на жестких стульях вдоль стены коридора. — Извините. Извините, мужчина. — Вова проснулся от того, что молодой парень-студент обращался к нему. — Мы вашего друга в операционной оставили. Сейчас палату подготовят, и перевезут его. Есть риск, что две операции за ночь для него будет опасно, поэтому надо хотя бы пару суток подождать. — Чего подождать? — Вова вроде проснулся, но понять, что пытался до него донести студент, никак не получалось. — Подождать, посмотреть, как чувствовать себя ваш друг будет. Если состояние будет стабильным, проведем вторую операцию, а дальше переведем в палату. Вова хотел возразить, что нельзя Кащею здесь надолго оставаться. Но вспомнив, в каком тот был состоянии, решил, что так будет лучше. Первые две ночи Вова провел в палате с Никитой. Пришлось заплатить сто рублей, но зато у него была собственная кровать и чистое белье. Сам себя не мог понять — взял из заначки на кольцо для Наташки, и потратил на то, чтобы этого охранять. Но слишком свежи были воспоминания о такташевском, который так к нормальной жизни и не вернулся стараниями Пальто, овощем остался. Никита почти всё это время проспал, иногда только просыпаясь, в бреду и с сильным жаром. На третий день скорлупу подтянул, распределил между пацанами дежурство. А особо непонятливым прописал, под тяжелые взгляды Турбо и Зимы. Но не то время сейчас было, чтобы авторитетами меряться. На четвертый, пятый и шестой так и не нашел в себе сил прийти, снова пацанов посылал. А сам оставался допоздна в качалке, убивался на тренировках и практически ни с кем не общался, кроме Наташи и Марата. Через неделю решил, что надо всё-таки узнать, что произошло в тот день, и после обеда отправился в больницу. — Молодой человек, это вы, да? Послушайте сюда, из палаты чтоб немедленно выметались все, кроме больного, и деньгами своими разбрасываться мне тут не надо, — обычно приветливая, женщина из регистратуры налетела, едва завидев Вову. — Развели там черт знает что! — Здравствуйте, Мария Сергеевна! Вы меня может с кем путаете, у нас лежачий, двести первая палата. — Вова обворожительно улыбнулся женщине, про себя усмехаясь тому, что последнее, чем станет заниматься больной Никита, это «разводить» там что-то со скорлупой, которых он и по именам-то не знал. — Я милицию вызову, если сейчас же не уберетесь! — Мария Сергеевна не успокаивалась, демонстративно снимая трубку телефона. — Всё-всё, понял вас, сейчас разберемся. Вова покачал головой и направился на второй этаж. Уже на подходе к нужной двери услышал шум и пьяные голоса. Не веря своим ушам, он вломился в палату и замер на входе. Кровати, кроме кащеевской, были сдвинуты полукругом, в центре на тумбочке — стаканы и банка с окурками, а по полу разбросаны пустые бутылки и обрывки газет в жирных пятнах. — О, Адидас. Проходи давай, выпить за тебя надо. — Кащей хоть и лежал перемотанный весь, а на лице уже привычная ухмылка. — Герой, малого спас, за старшим приехал, а? Всем бы мозги такие, а то пошли сопляки одни да бабы. — Я пацанов ставил дежурить по одному. — Вов, сюда иди, не начинай, а? Пацанов я по домам отправил. Башка раскалывается. — Сюда нельзя толпой, сейчас менты приедут. Это не кабак, если не в курсе. — Вова едва сдерживался, сжимая кулаки и стараясь не смотреть по сторонам на громил-уголовников. — А ты где толпу тут видишь? Все свои, культурно сидим, за номера оплачено. — Кащей откровенно издевался, глядя Вове в глаза и выдыхая дым в его сторону. — А ментов кто звать собрался, ты что ли? Подружке твоей мешаем? А может к нам она хочет, а ты её не пускаешь, вот ведь человек какой. Мужики с соседних коек заржали. Вова сам не заметил, как оказался у кровати Кащея, сжимая перевязанное предплечье. Кровь мгновенно окрасила повязки алым, а мужики подорвались со своих мест. — Ты че сука, отпусти, — Над губой Кащея выступила испарина, лицо прошило гримасой боли. Вова только сильнее сжал руку и наклонился ближе. — Я жду у регистратуры десять минут, за которые вы собираете свои манатки и сваливаете нахер отсюда. Повторять два раза не буду. Дружки Никиты уже было рыпнулись, но тот дал им знак, и Вову пропустили к выходу. Через несколько минут к Вове спустился Егор, самый молодой из свиты, и доложил, что Никиту вывели через пожарный выход. Тем же вечером Вова едва не лишился зубов в спарринге. Запал был дикий, но концентрация подводила. Зима, сученыш, то ли мстил за ночные караулы у постели Кащея, то ли рад был возможности показать физическое превосходство над старшим — бил не жалея. Когда закончили, Вова с трудом в сознании удержался. Нельзя было слабость показывать. Похвалил Зиму, остальных, и стали расходиться. Отбившись от толпы, зашагал было в сторону дома, но на полпути развернулся и решил всё-таки поговорить с Никитой. Знакомая квартира встретила промозглым холодом. На кухне было настежь открыто окно, хотя мороз стоял лютый. Свет нигде не горел, кроме коридора и маленькой спальни. Кащей открыл не сразу, видно было, что звонок в дверь его разбудил. Попытался натянуть улыбку, но встретившись с Вовиным тяжелым взглядом решил, что лучше поговорить с ним уже по-человечески, чтобы отстал от него наконец. Кащею на пацанский этикет всегда плевать было, а сейчас и подавно, так что он удобно развалился на кровати, накрывшись одеялом, и кивнул Вове на табурет напротив. — Ну че ты, Вов? Спасибо ждешь небось? Спасибо тебе передали, личное. За малого-то. Суки, подрезать захотели расуловских, ребенка забрали. А благодаря тебе, терминатор, и малой дома, и Расул с ребятами с оставшимися разобрались. Крыша теперь твоим будет, в случае чего. Вова не знал, что на это сказать. Да и вообще не до конца понимал, на руку ли им такая «крыша». — А с ментами что? Нашли, кто сына депутатского завалил? Кащей усмехнулся. — Не нашли, и искать больше не будут. Отбой тревоги. — Кащей заметил, что Вове такого ответа не хватило, и продолжил, — Расул получше дело нашел, чем под чинушами ходить, да и не по понятиям это, вдруг реально опущенный сынок-то был. А менты в одиночку ниче сделать не смогут, обойдут может ещё через месяц-другой по району и харэ. Вова замолчал. До убитого ему дела не было, только вот перестановка сил не нравилась. Всё менялось стремительно, и казалось, уже не подчинялось не только закону, как раньше, но и банальным уличным понятиям. Еще год назад руки бы никто не подал наемным, а сейчас вон сотрудничают, крышу от них имеют перед ментами. — А с делами вашими что теперь? — А с делами у нас, Вов, всё на мази. Сработались люди, полный комплект. К товарищу одному надо съездить будет до Самары, а там и Жигули тебе, и не Жигули, всё что душа пожелает. — Кащей мечтательно улыбнулся, подмигивая Вове. За последнюю неделю Вова уже несколько раз слышал про автозавод. Дело прибыльное, главное знать, с какой стороны подойти. Хоть с него и кормились уже местные, некоторые из других городов прямиком в Самару переезжали, за своим куском пирога. У единиц получалось, а кто-то и двух дней не протянул. Говорили, что там уже никто особо не скрывается — посреди белого дня могут у подъезда встретить и там же забить до смерти. Вернувшись из своих размышлений, Вова перевел взгляд на Никиту. Тот уже не улыбался. Лежал как-то странно согнувшись, крупно дрожал всем телом и дышал странно. — Нормально всё? — Вова помахал рукой у того перед лицом. Кащей не отреагировал. Глаза двигались только из стороны в сторону, но было не похоже, что он что-то видит перед собой. У Вовы опыт какой-никакой был, и он побежал на кухню, искать таблетки и тряпки для компрессов. Окно на кухне плотно закрыл, набрал воды в графин и вернулся в спальню. Через какое-то время Никита стал оживать. Сфокусировал взгляд на Вове, когда тот менял компресс. — Ты куда ехать собрался в таком состоянии? По холоду, еще простуду что ли подцепил какую. — Вова нахмурился, поправил полотенце, а второе в воду опустил. — Да нормально все будет. Сейчас, подлатаюсь ещё недельку, и выдвигаться можно. — Никита улыбался. — Со мной поедешь, а? Там такие люди нужны. Вова тяжело опустился на табуретку, не прерывая зрительный контакт. Немного помолчал. — Через неделю видно будет. Никита тоже смотрел и молчал. В комнате сразу стало неуютно. Вова почувствовал, что пора уходить, но не мог подняться с сиденья. — Ты может предъявить мне хочешь? Или сказать чего собирался? Я же вижу, ты не стесняйся, говори, Вов. — Я не враг тебе, Кащей. Если ты еще не забыл. — после паузы ответил Вова. — Не тем мы занимаемся. И начали не с того. Я тебе предлагаю по-людски, нормально всё делать. Делить по совести, пацанов не забывать, и перестать уже из универсама двухпартийную систему устраивать. Не правильно это. — Идеалист ты, Адидас. За скорлупу впрягаешься, которая из себя ничего не представляет, да и подставит небось, как возможность предоставится. Хрен тебя разбери, правда такой или придуриваешься. — Никита не стал ощетиниваться, как обычно, но пройтись по натуре Вовиной шанс не упустил. — И я не враг тебе, Вова. За тебя любого живым закопаю. В среду после сборов соберемся, обмозгуем всё. Вове показалось, что они на секунду вернулись в то время, когда ни службы, ни тюрьмы на горизонте не было. Подумал, что может и получится всё уладить. И Универсам укрепят, и Кащея на путь правильный вернут, и другом его на свадьбу свою позовет. С такими мыслями он попрощался с Никитой, выходя из его дома глубоко за полночь. В среду Никита на сборы так и не пришел.