Чувства цвета киновари

– Красота да и только, – только и могла сказать Маомао, разглядывая очередного пациента, – Выглядите словно один из тех персиков, которые Сунь У Кун воровал в саду бессмертных. Но ничего, мы с этим сладим. Сяо Дяо, напомни-ка мне, что лучше всего помогает при укусах ос? – Сок лобелии, я сейчас же изготовлю порцию, – подхватила девочка, выходя вон. Со времени расширения лавки прошло всего-ничего, а огородик, разбитый близ неё, уже дал свои плоды. Благо, лобелии много места было и не нужно, и очень скоро подмастерье вернулась, держа целый пучок маленьких листьев, из которых виднелись такие же мелкие разноцветные цветки. Ужаленный евнух изобразил подобие улыбки, что далось ему с немалым трудом. Щека распухла настолько, что даже глаз заплыл: – Учись хорошо, и станешь как госпожа доктор. Есть на кого равняться, ведь сам Император выдал ей лицензию на право пользовать пациентов. – Моя мама лучший лекарь что во внешнем, что во внутреннем дворе, – реплика Сяо Дяо прозвучало несколько грозно, но слуга, поняв, что это скорее упреждающий удар, лишь закивал: – Да кто же спорит, особенно после того, что было на съезде врачей. – Хватит Вам, право, ничего такого я там не сделала, просто новые лекарства показала, – Маомао, не привыкшая к тому, что её превозносят, ещё раз оглядела распухшую внутреннюю часть щеки. Угораздило же этого бедолагу полакомиться сладостями на улице, да так и не разойтись с осой, которая решила перекусить вместе с ним. Несмотря на долгую подготовку, равно как и усердные поиски, травнице всё же не удалось найти лекарство от рака. Но это ничего, многие врачи посвятили тому самому средству всю жизнь – и без толку. Пришлось идти с тем, с чем и запланировала: с ядом конуса. У человека, которому она оперировала флюс, действительно не возникло привыкания, да и смазывать скальпель ядом оказалось куда более гуманнее, чем вырубать пациента по старинке, намеченным ударом в голову, хотя лекарка умела и это. Конечно, без конфузов не обошлось: сочтя, что она служанка, Маомао поначалу даже не пустили в помещение, благо, вмешался Дзинши. Он, как и Сяо Дяо, не отходили от травницы ни на шаг, а главный евнух даже бросил свои дела, чтобы посмотреть, как та выступит на собрании врачей. Никакого покоя от них, но ведь не зря они собирались стать семьёй, придётся привыкать. На самом деле, Маомао ещё припоминала то шоу, что её жених устроил на этом самом собрании: пусть Дзинши клялся и божился, что это не его рук дело, но всё же толпа её пациентов, которая собралась рядом с местом собрания, красноречиво свидетельствовала о мастерстве травницы. Учёные мужи, поначалу воротившие от неё нос, поневоле должны были присмотреться к тому, что Маомао показывала и рассказывала. Особо въедливые даже гоняли её по списку трав, мол, что от чего, как правильно готовить, в каком сезоне лучше собирать. Маомао, готовая к такой проверке на вшивость, отвечала без запинок, и завистники пусть и нехотя, но отступили. Спустя какое-то время на съезде решил поприсутствовать и Император, и, как обычно, принял одно из судьбоносных решений. Настолько судьбоносных, что разрешил служанке без рода и племени заниматься лечебной практикой, и не в частном порядке, а совершенно официально. Так съезд врачей стал для Маомао своеобразным экзаменом на новую должность, и теперь она действительно получила место при дворе, мало того, с отдельным окладом. Настоящая придворная дама и притом лекарь, Его Императорское Величество даже было пошутил, что теперь она, очень даже может быть, разорвёт помолвку, но раньше, чем Дзинши схватился за сердце, девушка решительно затрясла головой. Всё уже было решено, и разница в статусах была вовсе не при чём, что бы там ни говорили. – Вот, готово, – Сяо Дяо протянула ей свежеотжатый сок. – Молодец, в этот раз ни листочка не просочилось, – по достоинству оценила старания ребёнка травница, смачивая кусочек хлопка и прикладывая его к злосчастной щеке, – Посидите пока вот так, я дам Вам немного с собой, будете смачивать место укуса в течение дня, пока отёк не спадёт. – Госпожа доктор, – пробубнил пациент, уже выходя вон, – А это правда, что у Вас сегодня свадьба? – Да, абсолютно верно, – Маомао улыбнулась, и в глазах евнуха вдруг проступил испуг: – Так что же Вы не готовитесь? Пользуете тут меня, горемычного, а у Вас вон какой день! – В первую очередь я всё же лекарка, – Маомао тепло улыбнулась ему вслед, – Болезни не могут ждать, и я рада, что смогла помочь. Точнее, не только я, – она приобняла подошедшую Сяо Дяо за плечо, – Я и моя дочь. – Благодарю за помощь, – пациент поклонился, – И желаю Вам с господином Дзинши жить долго и счастливо, совсем как утки-мандаринки. – Пациенты это, конечно, хорошо, но тебе и правда надо собираться, – заметив, что во дворе пусто, а Хуан Цзюнь прилежно позвякивает своим корытцем, отыскивая остатки завтрака, покосилась на приёмную мать Сяо Дяо, – А то эдак мы с папой будем вытаскивать тебя из лавки чудес, когда уже настанет пора идти под венец. – Ну и ничего страшного, накинете на меня фату да и ладно, – отшутилось Маомао, целуя девочку в висок. Травница и сама от себя не ожидала, что в ней окажется столько нежности, в ней, выросшей без матери, но Сяо Дяо, как оказалось, очень любила обниматься, и теперь навёрстывала ласки, упущенные за годы жизни на улице. Порой, когда они учились читать, девочка, прекрасно зная, что уже большая, укладывала голову приёмной матери на колени да так и засыпала, пока Маомао тщетно пыталась показать ей, как читается тот или иной иероглиф. Книга, выданная на время госпожой Гёкую, очень помогла: слог автора был лёгким, и очень скоро Сяо Дяо научилась вполне себе сносно читать по складам. Ещё пара месяцев – и этикетки на лекарствах перестанут быть для неё тёмным лесом. – Вы ещё здесь?! – в лавку чудес заглянула Сюли, всплёскивая руками, – Шуй Лан рвёт и мечет, всё должно быть идеально, а вы вон, всё ещё работаете! Ну для кого, спрашивается, существует табличка «закрыто»? А ну быстро мыться, обе, пропахли своими травами да ядами! – Только не говорите мне, что мы ещё и отправимся в медовый месяц, а лавка чудес будет простаивать, – заворчала Маомао, хотя было не сказать, что ей неприятно внимание. Просто она не привыкла думать о самой себе, и Сяо Дяо уже это понимала. Надо сказать, это черта приёмной матери бесконечно восхищала её: черта, из-за которой та и начала тестировать яды на собственном теле, не щадя прекрасной молодой кожи. Но всё же наступали моменты, когда требовалось подумать и о собственной жизни, пусть их брак с Дзинши и оставался уже обычной формальностью, ведь они, зная друг друга достаточно, уже не только делили одну постель, но и понимали друг друга без слов. Пока обе его драгоценные девочки нежились в ванной, практически синхронно отпихивая обжигающие камни со дна бочек, самим Дзинши и его убранством занимался приставленный к нему Гаошунь. – Какой-то Вы задумчивый, мой господин, неужто уже соответствуете той поговорке, где в брак сначала стремятся, а потом не знают, как из него выйти? – решил пошутить старый евнух, но его воспитанник, в этот самый момент примерявший совершенно не характерное для него сине-красное свадебное одеяние, оторвался от полированного зеркала: – Нет, что ты, я не передумал бы и через тысячу лет. Просто мне опять снился странный сон. Думаю вот, к добру или к худу. – А расскажите, пусть я не провидец, но всё равно на душе полегчает, – предложил ему Гаошунь, и главный евнух, вздохнув, поделился с ним: – Мне снился ребёнок, мальчик, но необычный. Сам черноволосый, а глазёнки голубые. Не знаю, он вроде бы маленький, но уже спокойно держал голову, и знаешь, было в нём что-то такое, как будто это не ребёнок, а зверёнок какой-то. Не успел я и глазом моргнуть, а в нём появилось что-то кошачье, ушки выскочили, и пушистый хвост в колечках прорезался. И руки не руки, а словно бы лапки. И рот у него такой широкий, ни дать ни взять пасть, или же клюв тех ночных птиц, которые зовутся козодоями. Вроде бы демонёнок, и вроде бы бояться мне его нужно, я а не боюсь. Стою вот так, рассматриваю, а он лупится на меня в ответ. Потом он вдруг захлопал в свои ладоши когтистые, улыбнулся, словно был мне рад, и вдруг говорит: «А мы с тобой ещё встретимся, и пойдём искать мечту». – Так и сказал? Ребёнок? – нахмурился Гаошунь. – Я не ручаюсь, что процитировал верно, но про мечту точно прозвучало. А тут уже я проснулся от того, что Маомао собиралась на работу, так что не узнал, чем всё закончилось, – он чуть помедлил, а затем кивнул, – С другой стороны, что ещё там должно было быть? Послание-то он передал. И вот скажи мне, что думать после такого? – Ну... – Гаошунь действительно не был силён в трактовках, но ответ всё же требовался, а потому он послушно заскрипел мозгами, – Разве же не говорится, что важен не столько сон, сколько впечатления от него? Если Вы не боялись, а напротив, с любопытством разглядывали этого ребёнка или не ребёнка – я толком не знаю, как его величать, – то, пожалуй, сон вполне благоприятный. Да и разве же старый Ломэнь Хань не предсказал вам с Маомао, что рано или поздно вы отправитесь в путешествие? Быть может, этот малыш был посланцем богов, а не нам спорить с небесами. – И то верно, – Дзинши выдохнул, уже чуть более умиротворённо, – Но, если можно, пусть это произойдёт не в день свадьбы. – Ха. Разве что океан придёт прямо ко дворцу, а такого на моей памяти не случалось, – поправив своему воспитаннику волосы и оставшись довольным результатом, Гаошунь обозрел своего господина со всех сторон, – Вы только взгляните на него, что за жених. Девицы, поди, ещё пару недель плакать будут о том, что такой красавец теперь не свободен. – Ничего, переживут, у меня ещё много подчинённых, и по их души могу найти, – Дзинши усмехнулся, но весьма по-доброму. История любви Хэпина заставила его поверить в то, что даже неполноценные мужчины могут урвать свой кусочек счастья, и вот, наконец-то он приблизился к своей мечте как никогда. К какой ещё мечте его мог звать тот таинственный наполовину ребёнок, наполовину зверь? Счастье вот оно, только руку протяни. Свадьба, изначально запланированная как скромное торжество, стараниями что Шуй Лан, что Гаошуня, что благодарных пациентов и подчинённых превратилось в самое настоящее празднество: дом украсили от пола до потолка, и даже лавка чудес заиграла по-новому. Кто-то умудрился даже повязать бантик Хуан Цзюнь, которая, в силу приложенных праведных трудов, получила возможность встречать знаменательные события за пределами своего вольерчика. Надо сказать, с прошлого побега она поняла, что зла ей не желают, и теперь абсолютно спокойно ходила на воле, забегая в собственное обиталище исключительно в том случае, если ей было необходимо перекусить или вздремнуть в теньке. Она уже подросла, и Дзинши был готов поспорить, что кровь кабана, льющаяся по её венам, заставит хрюшку значительно увеличиться в размерах в ближайшие пару лет. – Вы только взгляните, наконец-то ты перестанешь быть мальчишкой и превратишься в самого что ни на есть обычного семьянина, – с улыбкой произнесла госпожа Гёкую, заставив главного евнуха склониться в поклоне. Ходили слухи, что Император вскоре назовёт её Императрицей, и поэтому нужно было соблюдать особый пиетет. Несмотря на это, госпожа Гёкую оставалась всё той же милой и доброй женщиной, какой была, не возносилась, а напротив, старалась участвовать в жизни дворца с утроенной силой, не желая никому зла. На входе в вотчину главного евнуха она абсолютно спокойно разминулась с госпожой Риишу, сопровождаемой Байлу, чей живот уже наметился. Со своего места Дзинши видел, что Благородная супруга поинтересовалась самочувствием будущей матери, и сама кивнула ей с лёгкой улыбкой. Всё же правильно говорят про Императора: он как заварочный чайник, а прекрасные женщины вокруг него равно чашки. А сколько ещё чудесных отваров впереди – и не сосчитать. Будет у Маомао работы, вон, госпожа Рифа уже практически не шевелится, вынашивает свой огромный живот, уверяет, что там мальчики, но Маомао не сдаётся, говоря, что по форме живота пол ребёнка всё же не определяется. Это её упрямство, за которое лекарка так часто огребала, была и оставалась одной из любимейших черт главного евнуха. Пожалуй, именно поэтомц он и не сдавался, хотя и бывали моменты отчаяния. Два года ухаживаний – и вот наконец настал тот самый день, когда они станут семьёй официально. – И всё же это сомнительная идея, но Вам виднее, – произнёс Гаошунь, когда снаряженный в помощники жениха Хэпин вывел украшенную цветами и лентами повозку, в которую был запряжён Луанши, тоже по случаю блиставший напомаженной гривой и лоснящимися боками. Сразу было заметно, что мулу только в радость провожать супругов в счастливое будущее. Можно было взять коней, это правда, но Маомао тоже согласилась с тем, что Луанши, это создание, которое в прошлой жизни, возможно, лишилось основ жизни и потому переродилось в столь диковинную, но притом столь позитивную животинку, достойно быть тем, кто вместе с ними совершит три традиционных свадебных круга на счастье. – Идёт, идёт! – зашуршали гости, и Дзинши обернулся, чтобы увидеть свою невесту. Пусть Маомао и утверждала, что ей идут богатые наряды, нельзя было не признать: она была редкостно хороша в красном одеянии, расшитом драконами и фениксами, чьи силуэты были прошиты золочёными нитями – подарок госпожи Гёкую за верную службу в качестве дегустатора яств на предмет яда. Такая маленькая и хрупкая, сложенная практически как подросток, но её внутренняя сила крылась в этих пусть и узеньких, но расправленных плечах. Те самые плечи, с которых Маомао при первой встрече стряхнула его руку, самые лучшие плечи для того, чтобы прятать в них поцелуи, зарываться носом, гладить прядями собственных волос. Одеяние было прекрасно, но, по мнению Дзинши, не было ничего лучше тела, сокрытого за ним, настолько родного, насколько это вообще возможно для людей, не связанных по крови. И, пусть за фатой из шёлкового обреза этого было не видать, она совершенно точно шла к нему навстречу как равная, не опуская глаза в пол, что бы там ни говорили традиции. Их глаза, виноградные и голубые, встретились задолго до сближения, и о, это было прекрасно, чтобы там ни шептали злые языки. Для Дзинши лекарка никогда не была подчинённой, никогда не была служанкой. Теперь она становилась его подругой, его верной спутницей, за которой он готов был следовать в любое место, что бы там ни предвещала судьба. Когда Дзинши бережно смахнул фату, он к своей радости заметил, что его любимые веснушки не запудрены, пусть глаза невесты и были украшены приличествующими случае красновато-оранжевыми тенями. Зная, что он это заметил, равно как и шпильку из перьев зимородка в затейливо уложенных волосах, Маомао улыбнулась: – Приветствую тебя, мой муж. – Приветствую тебя. Ты прекрасна, – он улыбнулся наслаждаясь тем, что собирался произнести, – Моя жена. Позволь пригласить тебя прогуляться. Лекарка кивнула, но едва они подошли к повозке, демонстративно фыркнула на протянутую руку. Гости засмеялись, прекрасно зная нрав травницы. Иной бы жених разобиделся, сказал бы, что она не подчиняется, но лично Дзинши всё устраивало. Как только он обошёл повозку, тоненькая ладонь протянулась ему навстречу: – Залезай, а то не барское это дело, сидеть на козлах, поди, без моей помощи и не заберёшься. Глаза её смеялись, и как же жаль, что вокруг было столько народу, ведь главному евнуху тут же захотелось сгрести Маомао в охапку и унести в спальню, и наплевать, что церемония пошла бы прахом. Но ничего, и это успеется. Луанши, не привыкший, что им правит кто-то кроме Гаошуня, насторожил в их сторону изогнутые уши, но затем, уловив привычную команду, всё же потрусил вперёд, сделав небольшой круг для того, чтобы рассмотреть свою любимую кобылу, оставшуюся дожидаться его в стойле. – Скоро к ней вернёшься, давай, просто пройди три круга, – Дзинши потянул поводья в нужном направлении, и мул пусть и неохотно, но фыркнул, действительно ступая по намеченному маршруту. Главный евнух же почувствовал, что невеста придвинулась к нему, сделав так, чтобы их бёдра соприкасались. Это она нарочно, как пить дать, знает, что ему теперь предстоит весь вечер мучиться от невозможности воплотить свои желания в сей же час. – До чего же ты коварная, – начал было главный евнух, косясь на неё, но вдруг заметил, что в уголках глаз его невесты блестят слёзы. Даже оторопел, – Эй, ты чего это? – Счастлива… Кажется, – Маомао до сих пор плохо давались чувства, но кое-какие подвижки в этом направлении она всё же делала, и Дзинши, поняв, что настал тот самый этап, когда требуется поддержка, ласково приобнял её за плечо: – Я тоже, очень-очень. Когда три круга закончились и они снова сошли на твёрдую землю, подбежавшая Сюли, а с нею Сяо Дяо и госпожа Гёкую обмотали их лентами, а затем сплели это всё в несколько узлов, превратив ставшие явью алые нити в подобие причудливого цветка ликориса. Пусть это и нужно было для того, чтобы пожелать счастья, но распутываться было действительно мучительно, без конфузов не обошлось, обмотали на славу. После Дзинши пригласил Маомао в дом, уже на правах хозяйки, и та, поклонившись, вошла. Согласно традиции, пара проследовала в спальню, и тут гости несколько замешкались: семян не насыплешь, маленьких детей не позовёшь, ведь плодородие это не про эту семью. Вопрос решила Сяо Дяо: она проскользнула вперёд, и, скинув туфли, шустро забралась на матрас: – Кажется, дети подоспели ещё раньше, чем вы успели что-либо сделать. Раздался смех, и новобрачные, расправив руки, приняли девочку в свои объятья, смеясь со всеми в унисон. Назвать дитя своим можно не только тогда, когда ты родил или зачал его: вполне возможно взять того, кто не является тебе родственником, но при этом ваши сердца бьются в унисон, и никакое обстоятельство не может это изменить. Пусть ритуалы и были кривоваты, со своими особенностями, пусть Шуй Лан перед этим ворчала, что у её подопечных в который раз всё не как у людей, но лично Дзинши и Маомао считали, что их празднество проходило именно так, как должно. Когда новобрачные вышли наружу, на Поднебесную уже опустился вечер, и гости стали дожидаться Серебряную реку, а вместе с нею и Пастуха с Ткачихой. Где-то там, высоко-высоко, все сороки мира собирались, чтобы влюблённые смогли пройти по ним, словно по мосту, и наконец-то встретиться, крепко обнявшись до самого утра. – Я замыслил безумство, – когда они уже успели разделили трапезу, шепнул своей невесте Дзинши. – Какое? – насторожилась травница, передумав поднимать чарку специально заказанного по случаю маотая. – Сегодня я хотел бы провести нашу первую брачную ночь под этими самыми великолепными звёздами, и пусть на нас смотрят божества, благословившие этот брак. – То есть мы будем просто лежать и смотреть на звёзды? – взгляд её стал подозрительным. – Ну, некоторое время мы действительно будем просто лежать и смотреть, за другое время не ручаюсь… Ай, – он сверкнул улыбкой, почувствовав, как Маомао ущипнула его за колено: – Извращенец. – Но твой извращенец? – уточнил главный евнух, склоняя голову для поцелуя. Учитывая, что сегодня был день свадьбы, с этим можно было не скромничать. – Мой, мой, кто ж тебя ещё бы такого подобрал, – съязвила травница, отвечая на его поцелуй. – Вон они! Показались! – первой заметила нужные звёзды Сюли, – Надо же, как сегодня повезло с погодой! Молодожёны синхронно подняли голову вверх. И точно: по обе стороны Серебряной реки, которую было видно не так уж и чётко, действительно наметились Пастух и Ткачиха. Пусть мост из сорок, если он действительно был, и пролегал где-то в вышине, влюблённые уже вышли на берега, больше не бывшими для них препятствием. И, точь-в-точь как и двое непозволительно счастливых людей на этой благословенной Небесным владыкой земле, также ждали мига, чтобы остаться наедине. И скрепить любовь клятвами, которые родились гораздо раньше слов.