Чувства цвета киновари

Во дворцах может происходить всё что угодно, от завоза новых заложниц до полного краха под напором варваров, а вот в медицине надлежит не останавливаться ни на единую минуту. Именно это отвердило себе Маомао в те дни, когда нагрузка становилась невыносимой, и на голову, словно градины, сыпалось то одно, то другое. И теперь ей требовалось успокоиться, поскольку... – Долго ты будешь ещё возиться, чтоб тебе околеть?! – не своим голосом орал новый пациент, которого добрые товарищи перетащили к ней на носилках. Нет, так решительно невозможно убрать ингредиенты, этот идиот не понимает, что если внести его внутрь и он надышится ароматом манцинеллы, то так и отправится со своей больной ногой прямо в подземный мир. И пусть препарат уже стал гораздо менее опасным для обычного человека, Маомао подозревала, что пары всё равно окажут какой-никакой, но эффект. Выходя, травница с грустью бросила взгляд на поднос, где лежали только-только разложенные пластинки, которым под её руками предстояло превратится в полноценные пилюли, маленькие, словно горошины. Растения на порядок лучше людей, если ядовитые – то молчат себе, подойдёшь, пожуёшь листок – да так же и откинешься, если не обратил внимание на окраску или странный запах. А люди нет, и ладно ещё, если просто орут, а то ведь до восьмого колена в сердцах поносят. – Ко мне нельзя, у меня в разгаре испытание яда, но можете взять циновку, – выслушав все слова в свой адрес, громко произнесла лекарка, и один из посетителей бросился выполнять указания, вскоре вернувшись с упомянутым предметом. – Как это произошло? – подождав, пока больного переложат на новое место, Маомао села на корточки, с интересом разглядывая опухшую ногу, переливающуюся, словно диковинная фиалка. – Да какая разница?! – нет, ну сколько же у него сил, вроде бы боль адская, а орёт так, что будто дай ему войска – и пойдёт земли захватывать, – Ты лекарь, ты и разбирайся! – А где ваш лекарь? – поняв, что обращаться к больному бесполезно, снова повернулась к его товарищам Маомао, не реагируя на новый поток грязных ругательств. – Отъехал по делам, простите уж нас! – более соображавший, что кроме как здесь дельной помощи нигде и не сыщешь, совсем молодой солдат почтительно сложил перед ней ладони, – Госпожа Маомао, ее извольте гневаться, помогите ему! – Мне понадобится помощь двух человек, – наконец получив ответ, как произошёл вывих – это был вывих голеностопного сустава, в этом не приходилось сомневаться – равно как и мысленно попеняв на идиотов, которые зачем-то бегают по незакреплённым доскам, Маомао не без удовольствия сунула в рот пациенту кляп, приказав зажать зубами. Тот не то чтобы заткнулся, продолжив яростно мычать в её адрес, но уже несколько тише, осознав, что ногу ему вправят. Надо думать, полон надежд, что сейчас одно маленькое неудобство – и он снова будет прыгать и скакать, как дикий олень. Но лучше припасти рассказ о полном покое и заживлении ноги на другой раз. – Щелчок был? – на всякий случай поинтересовалась лекарка, снова глядя на больного. Тот закивал головой. – Как стебель надломился, или просто как щелчок?.. Щелчок? Пациент кивнул, и в этих глазах наконец-то появился страх. Хруст в стиле надломленной ветки мог означать и то, что нога распрощалась с некоторыми сухожилиями, и, зажив, будет более негодна к ходьбе. Но вроде всё относительно хорошо. Ох, не рассчитывала она сегодня на столь сложные манипуляции. Но что поделать, такова лекарская работа. – Сейчас всё вправлю, хватит уже в истерике биться, – строго произнесла Маомао, подзывая ближе двух своих невольных, но помощников, пока сама складывала под больную ногу валик из коричневого сукна, которым обычно прикрывалась в холода, – Ты, держись за икру, вот так, потянешь на себя, когда я скажу. А ты придерживай лодыжку, очень и очень плотно, чтобы не сдвинуть, понял?.. Держите? Оба ассистента синхронно закивали, и Маомао, взявшись одной рукой за пятку, а другой – за носок, быстрым движением вернула проклятый сустав на место. Больной взвыл и тут же откинулся назад, потеряв сознание, но поскольку заветный щелчок раздался, травница могла быть уверена, что лечение прошло успешно. – Сейчас зафиксирую, наложу повязку, и можете нести его обратно. Пусть отдыхает. Ногу не следует нагружать минимум десять дней, а лучше две недели, – тоном, не терпящим возражений, объявила девушка. – Так долго? – у того, что держал лодыжку, до сих пор тряслись руки от неожиданности. Правду говорят в народе, что женщина сильнее мужчины. – Спору нет, долго, зато в следующий раз будет знать, что нужно ходить осторожнее, – Маомао стёрла со лба выступивший пот, – Если будет подниматься жар, приходите, соберу для него травяную настойку. Жаль, конечно, что это случилось посреди лета, зимой было бы сподручнее, там и снег приложить можно. – Спасибо Вам, госпожа! – солдаты благодарно поклонились и вскоре отнесли своего потерявшего сознание товарища обратно в часть. – Ещё один счастливый конец, – пробормотала себе под нос Маомао, скатывая циновку и заходя обратно в дом под несколько встревоженный взгляд Хуан Цзюнь. Раньше, помнится, совсем как она смотрела, когда отцу приходили вот с такими вот травмами. А когда только начала помогать, даже плакала, почему же больные такие жестокие и почему же они ругают её, на чём свет стоит, хотя она пытается помочь. Потом отрастила панцирь, всё равно что черепаха. Пора было сосредоточиться на пилюлях из манцинеллы, и девушка, всполоснув руки, сняла ткань с тарелки с гаоляновой мукой и принялась обкатывать пластинки, превращая их в шарики. Смутно пахло то ли персиком, то ли перезрелой сливой, но возможно, Маомао только чудился этот запах, поскольку концентрация лекарства была мизерная. Но мизерная или нет, то, что она будет помогать, это без сомнений. Снаружи, на крыше, подвяливались стебли и листья дурнишника. Закончив с яблоками смерти, Маомао вооружилась бамбуковой лестницей и поднялась за ними, измельчая, выжимая сок на жмых и превращая в пасту. Фирменные пилюли по рецепту отца, тоже обвалять и будет готово. Одно из лучших средств при ревматизме, и конкретно у этого был свой потребитель. Шуй Лан. Маомао помнила, как между ними возникла это негласное соглашение. Упрямая женщина, поджимающая губы от боли в суставах, и лекарка, готовая ей помочь, но разве же они могли признаться в этом друг другу? В один прекрасный день Маомао просто принесла ей пилюли из дурнишника, поставив возле комнаты, мол, хочешь пользуйся, хочешь – нет, написав на листе бумаги инструкцию по применению. Забота была принята, но также молча, и теперь, когда ревматизм обострялся, спустя некоторое время возле лавки чудес появлялся тот самый пузырёк, опустевший, с намёком на то, что его снова требуется наполнить. Настал час: травница сделала это снова, превратив резные листья в лекарство, и, убедившись, что пилюли не слипаются, закупорила крышку. Открыла окна, чтобы проверить, а сама направилась к дому господина Дзинши. Узрела Шуй Лан, стиравшую пыль с мебели. Нет, так просто вручить нельзя. И «спасибо» было бы требовать не по правилам. Надлежало поставить на прежнее место, в уголок, что она и сделала, аккуратно прошествовав внутрь дома. Краем уха услышала шелест бумаг: главный евнух опять разбирался с очередными документами. Послышался звук отодвигаемого стула, и Дзинши вышел в коридор: – А, вот ты где. Гаошунь сказал, опять солдаты приходили. – Да, с вывихом, – увидев, что хозяин дома косится на склянку, оставленную у дверей покоев Шуй Лан, Маомао лишь плечами пожала, мол, сами знаете, а какую игру мы играем. – Как ты вообще? – В ушах от его воплей звенит, – пусть и с неохотой, но пожаловалась лекарка, – Я могу понять, ему больно, но иногда и у меня нервы не из ивовой лозы. – В таком случае, я с хорошими вестями, – он легко улыбнулся, – Госпожа Гёкую предлагает провести свадебный ритуал сегодня. Она испросила гадателя, и тот прочёл по трещинам в панцире черепахи, что другой такой день будет только через месяц. – О… – Маомао не требовалось зеркало, чтобы понять, в каком растрёпанном состоянии она сейчас находится, – Что ж, с небесами не спорят... А еда и выпивка будут? – Обещали для нас поискать. Так что, начинаем сборы? – Я закончила на сегодня, – от приятной мысли о бане тело даже отозвалось зудом. Главное было не расслабиться окончательно и не задремать там же, на деревянных лавках. А ведь ещё и переодеваться… Ну что ж, это всё же какие-никакие, но приятные хлопоты. Тяжеловато, конечно, возиться с этими заколками и шпильками, но, должно быть, такова женская доля. Чуан Цзюнь даже удивлённо прихрюкнула, увидев, что хозяйка зашла домой в одном облике, а вышла в совершенно другом, в одежде, гармонирующей со свадебным платьем будущей невесты, и лишь зеленоватый шарф выдавал её лекарскую природу, маленький аксессуар, подчёркивающий связь с целительством. Дзинши, решивший не распускать волосы из хвоста, уже ждал её снаружи, у повозки. Он сменил одеяние на серовато-синее, предававшее ему некоей статусности: – Готова? Девушка лишь кивнула. – Заходи. Они отправились в путь. При каждом повороте кареты красноватые камушки яшмы в шпильках Маомао подрагивали на цепочках. Несмотря на сопротивление девушки, главный евнух всё же подал ей руку на выходе у дворца госпожи Гёкую. Узенькая ладошка нерешительно легла в его раскрытые пальцы, эта удивительная рука, с мозолями от пестика и ступки и от жёстких стеблей целебных трав, которые нужно было собирать по сезону. Ногти, лишённые изящества, привыкшие то выкапывать, то расколупывать семена и бутоны. И всё же… Взглянув на травницу будто бы невзначай, Дзинши в который раз думал о том, что же он такого в ней нашёл. Двор был полон прекрасных женщин, не говоря уже о гареме, красавицы со всей Поднебесной составляли цвет этого места, но нет: именно это несколько волшебное существо с веснушками и едва обозначенной грудью запало ему в сердце. Что в ней такого? Глаза? Самые обычные. И носик не то чтобы изящный. Абрис лица? Угловатый. Облик? Нет ни мягкости, ни округлости. Разве что характером удалась? Тоже не сказать, то упряма, как осёл, то независима, как кошка. Зато где-то внутри этой узенькой груди горел неукротимый огонь, совсем как у символа зелёного цвета, дракона. Именно он, однажды притянув душу главного евнуха, отказывался куда-либо отпускать свою добычу. За душой и острым умом Дзинши полюбил и всё это. Отныне для него не было черт прекраснее. Эти брови, сведённые в задумчивости так, что между ними начинала пролегать морщинка. Эта шейка, вроде бы тонкая, но при том нисколько не изящная, покрытая персиковым пушком рядом с линией роста волос, да он бы отдал всё, включая собственный дом, за то, чтобы хотя бы ненадолго прильнуть к ней губами, а то и пойти дальше, намного дальше, дабы выяснить, имеются ли где-то ещё веснушки на этом пусть и щуплом, но таком исполненном внутренней мощью теле. Целовать их, одну за одной, пока глаза застилает алое марево, а сердце, кажется, бьётся где-то в горле. – Господин Дзинши, – заметив, что главный евнух застыл в прострации, на всякий случай поводила у его лица ладонью Маомао, – Вы идёте? – Иду, да, я так, вспомнил... – он откашлялся, с усилием потирая шею. Нашёл, о чём и где думать! Но вот… как на неё не смотреть? Впрочем, наверняка Хэпину было ещё тяжелее. Шутка ли: когда госпожа Гёкую, словно счастливая мать, вывела наружу Сюли, в свете наступавшего заката казавшуяся едва ли не порождением птицы феникс с её персиковым платьем, украшенным красными лентами на удачу, жених обомлел настолько, что главному евнуху пришлось милостиво похлопать его по плечу, дабы тот вышел из стопора и поспешил навстречу любимой. Прочитав соответствующие молитвы, и служанки, и гости, в число которых входило несколько друзей со стороны жениха и невесты да непосредственно главной евнух и травница, трудолюбиво завязали красный обрез в узлы, предварительно обмотав его вокруг жениха и невесты, чтобы брак был крепок. Супруги светились от счастья, и чайная церемония, в которой, к сожалению, не могли принять участие родители ни его, ни её, наполнились тёплыми разговорами. – Никак не пойму, как госпожа вообще это делает, – тихонько шепнула на ухо Дзинши Маомао, указывая на столы, буквально ломящие от еды, – Да ещё и так, что всё шито-крыто. – Будь она мужчиной, из неё бы вышел отличный распорядитель, – также негромко ответил ей главный евнух, пожимая плечами, – Я уверен, она ещё что-то придумала, погляди только как глазами сверкает. За едой и разговорами вечер мягко, но сменился на летнюю ночь, и новобрачные вместе с гостями высыпали посмотреть на восходящую луну. Когда серебристая полоса ночного светила пролегла по двору, настал черёд пожеланий. – Я желаю вам быть вместе навсегда, счастья на долгие года! Счастья молодоженам и сладкой жизни! – объявила госпожа Гёкую, делая шажок в сторону и уступая право говорить следующим Дзинши. – Желаю Вам быть преданными друг другу, вечно любить друг друга и чтобы ваша любовь росла день ото дня! – ласково улыбнулся новобрачным главный евнух, а затем засигналил и в сторону Маомао, которая, как за ней всегда водилось, силилась раствориться в толпе. – Желаю, чтобы ваши чувства были глубоки как море! – когда более играть в непонятливого котёнка стало невозможно, тоже произнесла поздравление лекарка, а затем гости, набрав в грудь побольше воздуха, на все лады воскликнули: – Поцелуйтесь! Дважды просить не пришлось, и было заметно, что молодожёны уже успели поднатореть в этом деле, да так, что пришлось заулюлюкать, дабы оторвать их друг от друга. Улыбка госпожи Гёкую, казалось, поселилась на её лице на добрую неделю, и Сяолин, радостная от того, что мать в хорошем настроении, невольно копировала её, пусть и не понимала толком, что за шумиха сегодня царит у них во дворце. – До меня дошло, что там планируется, – когда гости стали пусть и потихоньку, но собираться по домам, хмыкнула Маомао. Дзинши бросил на девушку вопросительный взгляд, а она указала глазами на пристройку, где очень явственно нарастала отдельная суета торжественных приготовлений. – Это очень мило со стороны госпожи Гёкую, – даже растрогался главный евнух, – Не удивлюсь, если она в итоге перетащит обоих к себе в услужение, чтобы умиляться долгими вечерами. Вот увидишь. – Соглашусь, не всё же им по углам жаться, – усмехнулась лекарка, покачав головой, – А всё же здорово получилось, правда? – Не зря говорится, что одна радость рассеивает сотню горестей, – на душе главного евнуха воцарился покой, и дело было не только в выпивке и вкусной еде. Эта церемония… была по любви. Нечто невиданное вдруг стало возможным, презрев любые обстоятельства. И пусть на кровати молодожёнов было бесполезно рассыпать зёрна для призыва плодородия в брак, казалось, что всё и без этого идёт как надо. – Хорошо Хэпин закончил с набросками, не то мне было бы его не дозваться ближайшие дни, – Маомао, судя по всему, тоже прибывала в благостном настроении. Вообще их ждала повозка, но отчего-то главный евнух и лекарка не торопились, прогуливаясь по саду госпожи Гёкую. В их жизнях и без того было мало спокойных минут. Если не заговоры – то рутина. Не болезни – так заготовка трав. А вот действительно радостных событий не хватало. – Мои олухи отправились на поиски витекса, но нашли всего-ничего, и те цветут словно их заставили, – поделился с девушкой Дзинши, пряча руки в рукава одеяния, испещрённого узором облаков, – Не везёт нам с этим. – Значит, придёт везение где-то ещё. – Ты думаешь? Она с расстановкой кивнула, глядя на луну: – Ещё немного, и станет видно лунного зайца. Отец рассказывал мне, что он, как и все мы, лекари, изготавливает в ступке величайшее из лекарств – порошок бессмертия. Взгляните, вот лапки, вот мордочка, а вот и ступка, как лист бумаги. – И то верно, – узнав знакомый символ, улыбнулся Дзинши, – А ты веришь в такую возможность? – В возможность того, что на Луне живёт заяц? – вознеслись на него донельзя серьёзные глаза. – Нет. Я про то, что можно сделать лекарство, благодаря которому станет возможно жить вечно. – Почему Вы спрашиваете? – временами вид у неё становился как у приручаемого дикого зверька, который подходит к человеку на напряжённых ногах, готовый в любой момент подпрыгнуть и скрыться обратно в зарослях. Дзинши только теперь понял, что со своими ухаживаниями лишь заставлял её остерегаться ещё больше. Маомао ценила вдумчивые беседы, а никак не распускание рук с попытками к ней прикоснуться. – Спрашиваю как лекаря. Мне интересно. Ведь люди мечтают о таком столетиями. – Назовите меня глупой и не видавшей жизни девицей, и будете правы, ведь, в конце концов, я ещё не разменяла даже второй десяток, но… – она снова взглянула на небо, будто вызывая лунного зайца в свидетели своим речам, – Возможно, жизнь наша конечна именно потому, чтобы мы научились делать всё правильно с первого раза, зная, что если упустим шанс сейчас, другого может и не наступить. Если что Вы, что я, станем жить вечно, другие люди станут для нас сонмом призраков. Их можно будет бездумно бросать и отталкивать, если хоть малейшим образом не сойдётесь характерами – зачем строить что-то вместе, когда можно поискать ещё? Не будет и постоянных увлечений, и… – Маомао усмехнулась, качая головой, – Не будут нужны ни яды, ни лекари. Нет смысла ни травить, ни лечить, если воцарится вечная жизнь… Я ответила на Ваш вопрос? – Более чем, просто я задумался, – на самом деле Дзинши погрузился в мысли не только из-за сказанного сейчас, но и в попытках отыскать вопрос, а почему он, собственно, так редко беседовал с Маомао до этих пор. Внутри неё царило бескрайнее море, а он только и мог что стоять на берегу, жадно вдыхая солёный воздух, восторженный, как маленький мальчик. И ему невыносимо хотелось презреть все правила приличия и прильнуть губами к её душе, делая глоток этой самой солёной воды, и пусть потом будет плохо, когда эта вода с презрением вывернется из его тела, пусть! Всего один быстрый шаг, повернуться к ней, нежно схватить за плечи – и сказать как на духу то, что душит его день за днём! – Представляете, – внезапно ворвался в его мысли голос Маомао, – Тот солдат с вывихом, которого мне сегодня приносили, оравший, как ослица на сносях. Забавная штука вышла. – Какая? – Дзинши на секунду ощутил удушье, как рвущаяся с верёвки собака. Нельзя, рано! Как же она вовремя заговорила, не то быть беде, да ещё и не дома! Ох, вовремя ты, лекарка, со своими речами, умница! – Я ему рецепт писала, чтобы знал, как с ногой обходиться, повязки менять и всё такое, – принялась рассказывать девушка, изо всех сил стараясь не улыбаться, – И, думаю, солдаты же народ в быту бестолковый, говорю им, давайте имя большого запишу, чтобы точно не потеряли и поняли, чья инструкция. Они замешкались, а затем один, что побойчее, кашлянул, и с таким же лицом, как у меня сейчас, на полном серьёзе выдал, что их товарища зовут одним из тех имён, которые обычно выбирают суеверные родители, дабы отвадить от наследника злые силы. – И как его в итоге звали? – действительно заинтересовался главный евнух. – Гоудань. – Как… – Да, Вы не ослышались. «Собачье яйцо». Хохотать во весь голос над таким было верхом неприличия, так что Дзинши от нечего делать захрипел в рукав, мотая головой от выступивших слёз. Только бы средь ночи об этом имячке не вспомнить, а то ведь перепугает Шуй Лан до смерти, и она теперь уж точно решит, что её воспитанник умом тронулся. – Полагаю, нечего и говорить о том, что моё испорченное от его ругани настроение мигом вернулось в прежнее благодушное состояние, – сверкнула улыбкой Маомао. – Да ещё бы! Мне, признаться, тоже помогло… Скажи, лекарка, а действительно ли верно, что смех делает человека моложе? – Надеюсь, что нет, не то я до седых волос останусь для окружающих Сяомао, – пробурчала она, но вскоре снова улыбнулась, – Вот и звёзды проклюнулись. Едем домой? – Погоди, надо удостовериться, всё ли благополучно, – выставив перед ней ладонь, Дзинши отыскал глазами пристройку и успел увидеть, как двое стараниями госпожи Гёкую встретились внутри, озаряемые светом масляной лампы, – Вот, теперь всё точно идёт как должно. Наше дело сделано, можем ехать.