Клубника и Сигареты

Пока Эйдан звонил родителям, Клаус привел остальных. Мне даже не пришлось рассказывать им, что произошло — две дыры, одна больше, другая — меньше, — говорили сами за себя. — Почему мы не можем просто спокойно оставить тебя, Пятый? — почти сразу начал сетовать Диего. Мои глаза закрылись на полсантиметра, превратившись в маленькие щелки: — То есть, это я виноват, по-твоему? — Ну почему сразу ты? — вклинился Клаус. — Это мог быть и кто-то из твоего гейского кружка, может, тот твой дружок? Я ощутил, как злость подкатила к вискам и вырвалась наружу в форме оскорбленного тона: — Он не мой дружок, заткнись… Четверка только улыбнулся и указал на меня двумя пальцами: — То есть то, что ты гей, ты не отрицаешь? — Нет, то есть… да, — мои щеки залились красным цветом, и вся Академия уставилась прямо на меня. — Хватит, я же сказал, отвали. Но никто и с места не сдвинулся: все всё ещё стояли, и их глаза были прикованы к моему лицу, которое уже достигло цвета спелой вишни. На мгновенье я мысленно попросил Бога, чтобы Эйдана что-то задержало и он не вернулся в холл во время этой странной беседы, — ибо тогда мои нервы окончательно бы сдали. — Пока остальные люди не подошли, — медленно начал я. — нам нужно здесь всё осмотреть. Виктор кивнул и первый двинулся в сторону номера, как бы поддерживая меня — так, по крайней мере, оно выглядело. Элисон последовала за ним. Диего же сверлил меня взглядом, докапывался до глубин сознания, не особенно ласково и уж тем более— не особенно осторожно. Я принял оборонную позицию: всё же лучшая защита— это нападение: — Чего тебе? Я же сказал, что делать. — Я не глухой. Меня просто интересует, что это за дружок, о котором Клаус говорил. — Спрашивая, «чего тебе?», я намекал не на то, что ты глухой тетеря, а на то, что ты — безмозглый человек, так что твое замечание ни к чему. — Мне плевать, я хочу понять, — Диего поднял правую бровь. — что у тебя за дружок. От повторения одного и того же слова меня начинало бросать в агрессивную дрожь. Я кинул злобный взгляд на Клауса, мол, «доволен?», и перевел глаза назад, на номера Два. Лютер, стоящий сзади него, принялся делать вид, что изучает ковер с геометрическим рисунком. — Я не… — вырвалось у меня, и тут кто-то положил руку мне на плечо. — Если я правильно понял, то вы говорите про меня. Я бы, конечно, не стал использовать слово «друг», скорее, мы пока на стадии знакомства, но… Остаток предложения потонул у меня в ушах. Я уставился на Эйдана, стоявшего надо мной на ступеньку выше (их было всего три после стойки регистрации, но разница в росте вдруг стала для меня какой-то смущающей)— он выглядел абсолютно спокойным и уверенным. «Дозвонился мамочке и папочке, — подумал я, прежде чем полноценно отключить мозг. — и вернулся в самый подходящий момент». Клаус поглядел на меня с укором: — А ты отрицаешь, что вы дружки. Хей, ты что, стесняешься? Но ведь тут все свои!… Помню, мы с Диего в детстве… Стеснение побороло меня настолько, что я даже пропустил мимо ушей последнюю фразу и то, как глаза Диего стали по пять копеек — судя по всему, про их приключения помнил только Четвертый. Эйдан заметно задумался. — А, вы имеете в виду в том плане, — многозначительно произнес он. — нет, я с ним не встречаюсь. Надо было как-то спасать положение. Одно дело — если бы ситуация касалась кого-то ещё, однако порочили моё им… мой номер, и нужно было хоть что-то им на всё это сказать, — иначе одни пересуды превратились бы в другие. Я набрал в грудь побольше воздуха, и, преодолев стеснение, протараторил: — Тебе никто и не предлагал, между прочим, — затем я развернулся к остальным. — Давайте на этом остановимся и займемся делом. Если мы не разберемся, почему это все происходит, рискуем оказаться в такой же дырке в следующий раз. И, не позволив никому ничего добавить, я зашагал в уборную. Мне срочно надо было выдохнуть.