***
Крис бежал со всех ног по натертому до блеска мраморному полу зала прилета аэропорта Инчхон. Уже днем первого января он был в Корее. Вылетел первым же рейсом, ночью, сразу, как только узнал о случившемся. Полупустой аэропорт праздничным днем казался огромным стеклянным дворцом тишины, в котором лишь время от времени переливами в динамиках звучали уведомления о времени прилета. В такси Крис немного пришел в себя и успокоился. Отдышавшись, он набрал адвоката, в данный момент уже второй час находившегося в центральном управлении полиции Сеула. Они быстро обсудили процедуру внесения залога и сумму. Крис в общих чертах знал, что инкриминируют Чанбину. Убийство в целях самообороны. Несмотря на все смягчающие обстоятельства, это грозило серьезным сроком от пяти до пятнадцати лет. И то, если будет доказано, что Чанбин не превысил пределов допустимой самозащиты. Можно купить полицейских, следователей и даже суд вместе со всеми присяжными. Но Со Чанбин – слишком крупная рыба. Внимание СМИ ему обеспечено по полной программе. Отношение к его делу будет особым. Каждую деталь бульварные писаки вытащат на свет и рассмотрят под микроскопом. Крис лихорадочно соображал, что лучше для Чанбина: закрытые слушания или полная свобода слова и сотрудничество с ведущими информационными ресурсами. То, что необходимо назначить присяжных, даже не обсуждается. А вот процесс формирования общественного мнения – это уже вопрос скользкий. Тут можно как выехать только на волне сочувствия и поддержки масс, так и потонуть в море хейта и грязи, порой необоснованной. В управлении царила благоговейная тишина новогодних праздников, и Крис мысленно благодарил судьбу за то, что весь этот ужас случился в самый тихий день в году – первого января. Случись подобное на буднях, возле здания полиции уже дежурили бы толпы журналистов. — Господин Бан! — молодой адвокат, юрист в пятом поколении, очередной наследник самой известной частной адвокатской конторы Кореи ‘Ким и сыновья’ панибратски кинулся обнимать Криса буквально с порога. Прижавшись к нему, словно старый знакомый, Ким заговорщически шептал змеиным шепотом на ухо: — Вносим залог в полтора миллиона и валим отсюда, пока шавки не набежали! Я обо всём договорился, ждал только вашего распоряжения. Черные угольки его глаз пылали на бледном лице. Адвокат оглядывался так, словно переживал, что кто-то кроме них поймет его нервный шепот на парселтанге. Но дежурные в первый день года полицейские хотели только спать, их мало волновала очередная бытовуха с убийством. — Где Чан… господин Со? — Крис шел за адвокатом в приемную для оформления залога. — Как только всё подпишем, его приведут, — Ким услужливо распахнул перед ним дверь кабинета. — Он что, в камере? — обычно спокойный Крис с трудом держал себя в руках. Он провел в самолете десять часов, расстроил мать аккурат на праздник и был на взводе. Мысль о том, что Чанбин сидел в каталажке с бомжами, стала последней каплей. Стальные тросы его нервов рвались один за другим. — Не беспокойтесь, — натянуто улыбнулся адвокат. — Для задержанных за серьезные преступления тут отдельные камеры. Крис, как мог, старался держать маску напускного безразличия на лице, но когда потребовалась его подпись на бумагах, выдал себя дрожащими пальцами онемевших рук. Чанбина выпустили под залог и подписку о невыезде. Как фигуранту уголовного дела до суда ему нужно вести себя тише воды, ниже травы, вовремя являться на допросы и не чинить препятствий следствию. В противном случае ему грозила КПЗ до вынесения приговора. Крис смотрел, как его друга выводят, избитого, в рваной рубашке, заляпанной кровью, с пластырем на лице, и хотел орать от злости на весь мир. — Задержанный ранен? — рявкнул он на адвоката. — Тут первую помощь человеку не оказывают? — Оказали, как смогли, — вздохнул Ким, видимо, имея ввиду кусок пластыря на разбитом в кровь носу Чанбина. — У господина Со нет серьезных травм. Его осматривали врачи скорой помощи ночью. Крис молчал, сцепив зубы, понимая, что устраивать скандал в полиции уже поздно, да и по большому счету глупо. Это может лишь навредить Чанбину. Тот медленно шел, улыбаясь, не выспавшийся, мятый, но спокойный. Его широкое лицо казалось безмятежным. Поравнявшись с Крисом и избавившись от наручников, Чанбин сразу же обнял друга и тихо произнес: — Прости, что вырвал из отпуска… — Забей, — Крис поморщился, ощущая, как его корежит от предательски подступающих к горлу слез. — Поехали домой? — Нет, — Чанбин отрицательно покачал головой. — К Хёнджину в больницу.***
Словно кадры знакомого фильма из детства, всплывающие в памяти солнечными бликами засвеченной кинопленки, вспышки сознания прорывались сквозь черноту. — Я купил кофе в автомате, у них тут черт ногу сломит! Всё закрыто на праздники, — ворчание Криса так восхитительно… Хёнджин улыбнулся, не открывая глаз. Аромат горячего американо разливался в воздухе, щекоча ноздри. — Малыш, тебе с молоком? Или без? — дыхание касается щеки, а теплые губы так близко… Хёнджин распахнул глаза, окончательно возвращаясь в реальность залитой солнечным светом больничной палаты, в которой Чанбин сидел на краю его постели, а Крис расставлял бумажные стаканы с кофе на тумбочке рядом. В первые секунды всё случившееся этой страшной ночью показалось просто кошмарным сном. Хёнджин попытался сесть в постели и ощутил, как прострелило болью вывихнутое плечо. — Давай помогу, — Чанбин обнял Хёнджина, прижал к своей груди одной рукой, другой взбивая ему подушки, чтобы было удобнее сесть. Его лицо, разукрашенное гематомами, опухшее, такое родное. Хёнджин улыбнулся, обвил здоровой рукой шею Чанбина и поцеловал, едва касаясь губами небритой щеки. — Как твоя рука? — Чанбин отрывисто выцеловывал дорожку возле ушка Хёнджина, вызывая приятное покалывание мурашек на коже. — Врач сказал, тебе вкололи довольно сильные противовоспалительные. Сегодня ты весь день будешь хотеть спать. Хёнджин не думал о боли. Он к ней давно привык, сроднился, почти отучившись бояться ее. — Ты убил его? — Хёнджин заглядывал мужчине в глаза, уже зная ответ. — Да… прости меня… — Чанбин судорожно стиснул ладонь Хёнджина, прижимая к своей щеке. Поцеловал запястье обжигающими дрожащими губами. — Я виноват… Я должен был прийти раньше… Нанять охрану… Я… — Перестань, — замотал головой Хёнджин. — Это я виноват во всём. Из-за меня одни проблемы! Я говорил, что ничего больше не будет, что я не причиню тебе боли, не доставлю неудобств! И посмотри, что получилось! С тех пор, как ты меня встретил, я приношу тебе только боль! Лучше бы я умер… Это невыносимо… Что теперь будет… Чанбин заткнул Хёнджина поцелуем, не в силах видеть его слезы. Пока они сидели, обнявшись на постели, и слезно целовались, шепча друг другу, что всё будет хорошо, они справятся, ведь они оба живы, Крис, закатив глаза, вздыхал тяжело, аж с надрывом. — Что будет, что будет, — бубнил он себе под нос, размешивая сахар в стаканчике, как будто это могло спасти блевотный вкус дешевого кофе. — Судиться будем. Я всех в этой адской клоаке засужу, но посадить тебя не дам… Махнув одним глотком чернющую горьковатую жижу, Крис сто раз пожалел об этом, но уж больно хотелось ему после долгого перелета и всей нервотрепки выпить кофейку…***
Жуткая история убийства в элитном районе Новогодней ночью очень скоро стала достоянием общественности и обросла легендами. Каждый мусолил ее на свой лад, а СМИ соревновались, клепая желтые статейки одну за другой. — Кровавая драма чеболей. Богатые плачут кровавыми слезами. Кровь на Рождество? — глаза Криса однажды закатятся в мозг и уже не вернутся в обычное состояние. — Количество упоминаний крови на страницу уже ни в какие ворота. Листая новостную ленту, Крис помечал себе издания, на которые желал бы подать в суд. Спустя месяц, в конце января, было назначено слушание по делу об убийстве беглого заключенного одним из самых знаменитых и богатых людей в Корее. Изначально резонансное, оно рассматривалось в Верховном суде общей юрисдикции открытым слушанием с участием коллегии присяжных. У здания суда в районе Сочо с самого утра толпились журналисты и просто досужие зеваки. Толпа напирала, обступив медленно ползущую по площади машину, в которой Крис с Чанбином ехали в суд. — Не нужно было разрешать Хёнджину выступать свидетелем, — глядя в окно автомобиля на бескрайнее море людей возле лестницы у здания суда, произнес Чанбин. — Достаточно было его показаний в полиции. Адвокаты используют его как разменную монету. Беспринципные люди. Крис удивленно поднял брови, взглянув на друга. Чанбину грозит срок, а он только и думает, что о своем любовнике – причине всех его бед за последние полгода. — Хёнджин сам рвется в бой, — Крис пожал плечами. — Ким сказал ему, что присяжные начнут рыдать, если он заплачет. С таким личиком Хёнджин разжалобит любого, и это может сыграть свою роль. Он всего лишь хочет тебе помочь. — Он и так натерпелся, не нужно ему всё это, — вздохнул Чанбин. — Нервы, переживания… Я обещал ему, что всё будет хорошо, и должен сдержать слово. Машина остановилась у лестницы, и Крис не успел ничего ответить. Двери распахнулись, в салон ворвался дикий шум снаружи, крики толпы, вспышки фотокамер на промозглом январском ветру…***
Всё движется по спирали. Блуждая в лабиринте жизни, мы часто проходим знакомые повороты, на которых уже были когда-то… Хёнджин стоял на широкой парадной лестнице суда, наблюдая закатное солнце в шипящем мареве расплавленного золота утопающим в реке. Два года прошло с тех пор, как он был здесь, только летом. Сидел на мраморных ступенях и плакал как ребенок. Ждал своего брата, который обещал вернуться, обещал быть с ним всегда… Минхо тогда солгал, а глупый, страдающий от ломки мальчик ему поверил. Принял за чистую монету откровенную чушь. Убийц не выпускают просто так. Минхо при всем желании не смог бы выйти. У него впереди были годы тюрьмы, а у Хёнджина только панель, наркота и смерть. Пройдя по спирали, как по кругу ада, Хёнджин вернулся назад и снова ждал… Ждал того, кто вновь пообещал ему, дал слово, что не бросит, что останется с ним… навсегда. Весь последний месяц Хёнджин много думал, мало спал и почти всё свое время проводил с Чанбином. В их теплый и такой уютный дом возле парка они не вернулись. Их вновь, как когда-то, приютил роскошный люкс отеля L7. Там всё началось и могло бы закончится. Это было бы даже логично. Площадь давно опустела. Все разошлись, поскольку приговор был вынесен и оглашен. Люди, жаждущие сенсаций, свое получили сполна. Самое громкое дело наступившего года окончилось полной и абсолютной победой справедливости. Массивные двери суда распахнулись, и в проеме возникла коренастая фигура широкоплечего мужчины. Улыбаясь, он шел налегке, в одном костюме, с расстегнутой на горле рубашкой, неся свое теплое пальто в руках. Хёнджин обернулся. Было время, он видел эти громадные тяжелые двери во сне. Как они со скрипом открываются, выпуская на свободу того, кто дорог его сердцу. И как странно, что сон его стал явью по прошествии двух с лишним лет. Если бы знать тогда, что значат символы, предчувствия. Огоньки негасимой надежды в сердце… Хёнджин двинулся по лестнице вверх, навстречу спускающемуся Чанбину, с каждым шагом чувствуя, как обрываются нити прошлого, отпуская на волю его самого. Почти на самой середине они встретились, столкнулись, сплелись, кинулись в объятия друг другу. — Хёнджин… — Чанбин нервно смеялся, задыхаясь от слез. — Ну зачем ты тут мерзнешь? Я же сказал, езжай в отель, я всё решу и приеду. Я ведь обещал… — Я не мог, — Хёнджин целовал его лицо горячими губами. Гладил по волосам и прижимался всем телом. — Я должен был дождаться… Понимаешь… Я… Они застыли, утопая в глазах друг друга. Пылающей бронзой заката растекался по бликующим окнам почти угасший день. — Люблю тебя, — прошептал Чанбин, читая по губам Хёнджина заветные слова. Не сговариваясь, они оба выдали то, чем уже давно томилось сердце. Хёнджин задохнулся в поцелуе, безмолвной жаждой испивая чужую душу до дна. Никогда слова любви не давались ему так: выстрадано, искренне, от сердца. — Давай уедем? — Чанбин хаотично целовал бледное лицо Хёнджина, покрывая багрянцем страсти его щеки. — Прямо сейчас. Махнем в Японию, потом в Америку. Хочешь увидеть каньон? — Начнем сначала? — заливаясь слезами, рассмеялся Хёнджин. — Вместо тихой семейной жизни – свадебное путешествие? — Ты сам это сказал, малыш, — улыбнулся Чанбин. Взяв заплаканное лицо Хёнджина в ладони, он стирал дорожки слёз с нежной кожи подушечками пальцев. — Семейное, свадебное, как тебе угодно. О том, сколько у них впереди разговоров, воспоминаний, затянувшихся ран и признаний, Хёнджин думать не хотел. Чанбин целовал его, был рядом, спасал своей любовью израненное сердце, заставляя верить словам и забыть о боли…***
Полгода спустя Район Чонно-гу
Июль раскаленным дыханием пустыни окутывал Сеул самым жарким летом за последние пятьдесят лет. Днем город будто вымирал. Зажиточные граждане с переменным успехом прятались от зноя в стеклянных ледяных башнях небоскребов, спасаясь рабочими буднями под кондиционером, или в собственных авто с климат-контролем. Бедняки, как тараканы, разбегались в тенек, потея в душных тесных забегаловках, на рынках и в общественном транспорте. И только метрополитен служил подземным оазисом ветреных тоннелей для изнывающих от жары. Если в центре еще хоть кто-то передвигался перебежками от дома к дому в тени огромных зданий, то на окраине ленивая сиеста безработной нищеты нарушалась лишь назойливым жужжанием толстых, одуревших от солнца мух. Город оживал с наступлением ночи. Как только небо темнело, а воздух свежел, наполняясь сладким ароматом жасмина, в районе доков распахивались двери мастерских и гаражей, и моторный гул десятков автомобилей разносился по округе. На набережной собиралась разношерстная толпа гоняющей на чем попало молодежи. Все съезжались погонять, поднять бабла на тотализаторе. Стихийно тусовались до первых звуков полицейских сирен. Худой скуластый парень в майке алкоголичке и шортах сидел на корточках, до блеска натирая фары черно-алой тачки. — Уён, давай резче, — Феликс обошел машину, на ходу кидая своему помощнику цветастую рубашку. — Чего ты там копаешься? Мы через пять минут будем по уши в грязи. — Она такая красивая, — пихнув тряпку по привычке в карман шорт, Уён выпрямился и накинул на плечи рубашку. — Наша первая тачка… Моя малышка. Феликс рассмеялся, вытянул тряпку из кармана паренька и выбросил в ближайшую урну. — Первая, но не последняя, — ухмыльнулся он. — Заработаем, купим Ниссан. А пока так покрутимся. На этой железяке. Они вдвоем стояли посреди моря людей и машин, уже собравшихся на старт уличных гонок по ночному городу. Два мелких механика, насквозь пропахших солидолом, на старой машине, которую они купили в складчину два месяца назад. — Так, а вы у нас кто? — принимающий ставки местный букмекер, по совместительству мелкий барыга Хонджун подгреб, уткнувшись в свой планшет со списком участников. — Мастерская Кима! — радостно гаркнул Уён, улыбаясь во все тридцать два. Хонджун поднял взгляд, скептически оглядывая с головы до ног ходячее недоразумение в шлепанцах, с голыми коленками и в вырвиглазной рубашке. Не хватало только золотой цепи на загорелую шею и тяжелого глока, торчащего из-за пояса шорт, и образ малолетнего гангстера с Майами-Бич будет полноценным. За его спиной маячил невысокий веснушчатый мальчик с копной светлых волос, убранных в хвост на затылке. Феликса Хонджун знал, тот чинил его мазду. — Привет, Ликси, — ухмыльнулся Хон. — Это ваша? Он кивнул на тачку, бликующую красными всполохами огня на боках. — Ага, — Феликс радостно кивнул, слегка погладив ладонью капот. Змеиные узкие глаза Хонджуна вспыхнули. Он также как и Феликс, фанател по старым тачкам и предпочитал американские модели. Ими в достаточном количестве наводнен Итэвон, как район, близлежащий к военной базе США. Но Плимут барракуда семидесятого года выпуска – редкость, хоть и ржавая. Двухдверный pony car в его самой мощной модификации `Cuda с семилитровым двигателем Hemi и понтовым воздухозаборником на капоте shaker scoop – совок для шейкера – прикрепленный непосредственно к двигателю, он дрожал в такт оборотам. Юные механики заменили стекла, фары, зеркала и диски. Покрасили машину в глянцевый черный, пустив по бокам красные языки аэрографичного пламени, которые постепенно охватывали машину целиком, и багажник у нее был полностью алым. Барракуда хищно скалилась решеткой радиатора, выдавая сволочной характер чистокровного стрит-рода. — Вы на этом старье заглохните на первом повороте, — счастливо улыбнулся Хонджун. — Ставка? — По тысяче с каждого, — спокойно выдал Феликс. Уён же при этих словах удивленно вскинул брови. Денег у них нет от слова совсем, а Ликс ставит две тысячи? Хонджун быстро тапнул по экрану. Его цепкий взгляд всё уловил. Очередная восторженная нищета хочет легких денег. Парни не знают, во что ввязываются, но свято верят, что огнем сердец выжгут себе дорогу к звездам. — Ставку приму без проблем, — вздохнул он. — Но если хотите моего совета, воздержитесь ставить всё на кон, когда играете с кем-то вроде этих. Хонджун кивнул в сторону шумной группы парней неподалеку. В окружении свиты восторженных фанатов, как всегда, двое самых известных стритрейсеров Сеула – Чхве Сан и Пак Сонхва – короли уличных гонок, матерые хищники на черных ягуарах. У этих ребят нет проблем с деньгами, они не пачкают рук, перебирая трансмиссию, нырнув с башкой под капот. И пахнет от них одеколоном и кожей, а не машинным маслом. Хонджун, Уён и Феликс стояли, разглядывая местных мажоров, и каждый думал о своем. Хон собирался с духом, чтобы идти принимать ставку Сонхва, зная, что тот снова будет лапать какую-нибудь девицу прямо перед его носом, отчаянно демонстрируя мачизм, после того, как пьяный в дым сосался с Хонджуном в клубе, а потом свистел, что ничего не было и глупенький мальчик себе всё выдумал. Уён с щенячьим восторгом открыто глазел на широкоплечего высокого парня, чьи черные глаза-щелочки уже заметили угловатого дурня в гавайской рубашке, исходящего на слюну слишком явно, даже неприлично. И только Феликс плевать хотел на всё и думал лишь об одном: как всех нагнуть и прийти первым. Пусть не сразу, по шажочку, по миллиметру, но он станет тем, на кого будут также смотреть. И денег у него тоже будет жопой жри… Утро после гонок – самое охуенное время. Момент абсолютного покоя, неизменно наступающий вслед за адреналиновым взрывом. Они не выиграли… Кто бы сомневался. Но пришли третьими, а это уже головокружительный успех для новичков. Феликс гонял на плимуте и знал, на что способна эта тачка. «Старое скрипучее барахло» — выплюнул Сонхва, проходя мимо перед началом гонки. Но чего стоил один его горящий яростью взгляд в тот момент, когда Феликс подрезал его на мосту, и они несколько минут шли ноздря в ноздрю. О да, малыш, из-за одной головы иногда проигрывают целые состояния, а бывает и жизнь. Подпустить к себе соперника уже означает проиграть. Потому что однажды он обойдет тебя на пару секунд, и ты рухнешь с пьедестала. Вспоминая об этом, Феликс улыбался как глупец. Он медленно брел по пустой улице, направляясь в мастерскую. Работу никто не отменял. Отогнав плимут в гараж, они с Уёном разошлись. Мелкий рванул домой спать до обеда, чтобы выйти в вечернюю смену. Ликс шел открывать мастерскую, наводить порядки, начинать очередную рабочую неделю. У него в кармане приятно тянула пачка наличных. Они выиграли свою ставку, которую Хон им выдал мелкими купюрами. Солнце золотило облака, выползая из-за горизонта медленно и лениво, словно тоже не желая выполнять свои обязанности. Феликс пинал ногой мелкий гравий пыльной дороги и брел, мурлыкая под нос рандомную мелодию. Тут, на районе, ему нравилось. Тихо, спокойно и так хорошо. Низенькие домики, заросли жасмина, соседи уже как родные… Свернув на площадь, Феликс резко замедлил шаг. На парковке у мастерской одиноко стоял знакомый бежевый Бентли. Рядом, привалившись к капоту, вальяжно расслаблялся в небрежной позе Крис. Сняв бликующие очки-капли, он подставлял свое бледное лицо первым лучам утреннего солнца и щурился, довольный и смешной. Феликс сдавленно хихикнул в кулак, сразу же обращая на себя внимание. Крис повернулся, и во взгляде его черных влажных глаз легко можно было прочесть все его чувства. Феликс шел к нему, широко улыбаясь, без слов понимая, зачем он здесь. Кто-то вроде Криса никогда не станет просто так мотаться в район Чонно. Ему тут делать нечего. Он словно бельмо на глазу, слишком выделяется. Ухоженный, красивый, в тапках от Эрмес, белых бермудах и нежно-голубом поло от Velasca из шелковистого хлопка пима. Пропахший летним теплым бензоином сменившим зимнюю приторность орхидей. — Привет, — Феликс подвалил, нагло разглядывая мужчину с головы до ног. Крис как на подиуме. Напялил всё лучшее разом и сияет, точно ролекс на запястье, которые он встряхивает, прокручивая, чтобы посмотреть на время. — Опаздываешь, — Крис оттолкнулся от капота и потянулся, разминая поясницу. Ему не хотелось показаться навязчивым или странным. Хотя сам факт того, что он заявился сюда под надуманным предлогом, и без того о многом говорит. — Какими судьбами? — Феликс склонил голову набок, хитро щурясь. — Неужто наша скромная контора может оказать вам услугу? Мастерская Кима всегда рада новым клиентам. Крис усмехнулся. Феликс смышленый. Наглый малыш… Смуглая медовая кожа, бронзовая от загара. Парень постоянно работает и часто на жаре. Волосы совсем выгорели, крашенные платиновые концы сухие, торчат в разные стороны. А глаза – чистый янтарь, частичка солнца… — Я пригнал Бентли, — слегка понизив голос, произнес Крис. — Хочу диски поменять. Посмотришь? Всё предельно ясно. Естественно, Крис тут ошивается вовсе не из-за тачки. Смешно представить, в какой параллельной вселенной такому, как он, понадобилось бы чинить машину в районе Чонно. Это шаг к сближению, который мужчина обдумывал довольно долго. Узнал, где работает Феликс, и ничего лучше не придумал, как вот так топорно подкатить. Феликс вздохнул. Ему сейчас не до интрижек, но в черных омутах глаз Криса вспыхивают звезды, будто на дне колодца. И отказать ему почти невозможно. — Конечно, — Ликс повел плечами. — Сейчас открою ворота, заезжай. Он развернулся и медленно пошел к дверям мастерской, ощущая спиной горящий взгляд мужчины. Спустя два дня, вечером в среду, Феликс почти закончил возиться с Бентли. Двадцатидвухдюймовые диски он заказал в понедельник и, получив, поставил быстро. На континенталь их меняют не часто, и Крис вполне мог сделать это в центре у официалов. Цель его визита была вполне ясна, и Феликс пытался разобраться в собственных чувствах по этому поводу. Не то, чтобы он не замечал до этого, как Крис смотрит на него. Но тот казался ему холодным, отстраненным и брезгливым. Эдакий мистер Дарси, который ходит, молчит, себе на уме, а потом – будьте моей, у меня десять тысяч годового дохода. Феликс романов не читал и не знал, что так бывает. Да и не до этого ему, у него и так забот по горло. Рабочий день давно закончился, а Ликс всё торчал в мастерской. Все ушли. В пустом ангаре гулким эхом отзывался каждый шорох. Феликс работал на износ, стараясь набрать заказов и выполнить всё в срок, не только из-за денег. В мастерской платили сдельную, и заработать больше остальных можно было, лишь упахиваясь в хлам. Иногда Феликс даже спал в гараже, но это его не смущало. Идти домой, в свою съемную хату, спать одному в холодной постели ничуть не лучше. В последние месяцы одиночество ощущалось всё острее, и он часто вспоминал, как тепло ему было с Хёнджином в их квартирке на бульваре. Память имеет странное свойство сохранять только хорошее. Плохое забывается быстрее… Феликс выпрямился, вытирая пот со лба локтем. С дисками закончил, натер до блеска новенькие металлические колпаки. Завтра с утра можно смело сдавать работу. Даже такой привереда, как Крис останется доволен. Феликс жопой чуял, что кое-кто теперь будет тут отираться постоянно. Может это и к лучшему. Закрутить легкий роман с приличным человеком, забыть свою тягу к плохим парням, почувствовать заботу… Феликс усмехнулся собственным мыслям. Чушь собачья. Правильные парни – это вообще не про него, а Крис тот еще тихий омут с выводком чертей. Себе-то можно и не врать. Со стороны ангарных ворот потянуло уличной прохладой, терпким ароматом мокрого асфальта. Словно кто-то впустил поток воздуха в душное, пропахшее соляркой помещение. Феликс втянул носом воздух, внезапно понимая, что волосы на его руках встают дыбом, словно наэлектризованные перед грозой. Его сердце сжалось в мгновенном предчувствии раньше, чем глаза смогли различить высокую гибкую фигуру в темноте. Детально, как в замедленной съемке, проявлялся до боли знакомый образ из прошлого. Черные провалы глаз на бледном лице со шрамом, красивые полные губы, изгиб длинной шеи, жилистой, с выступом кадыка. В вырезе черной шелковой рубашки на груди отчетливо видны длинные следы порезов, оставленных не больше года назад… Феликс отшатнулся, словно от удара. В его маленьком теле мгновенно вспыхнула такая знакомая слабость. Ненавистная, желанная, сладкая… — Привет, Ликси… Тэян замер в двух шагах от своего беглого любовника, которого давно уже вычислил и мог прихлопнуть, словно муху одним ударом, но не стал. Решил оставить всё как есть. Отпустить, смириться. Феликс сделал его. А по неписаным законам кодекса пиратов победителей не судят. Проебался – сам виноват, будет уроком в следующий раз не влюбляться до затмения рассудка и держать свой хуй в штанах, иначе это может стоить тебе денег, нервов и разбитого сердца… Сколько нужно времени, чтобы излечиться от зависимости? От сердечной тоски? Феликсу казалось, он свободен. Но один лишь взгляд и в душе вскрылись незаживающие раны первой любви… Тэян стоял спокойно, сунув руки в карманы брюк, не пытаясь приблизиться. Просто смотрел. Красивый, как черт и печальный, словно ангел. — Нашел всё-таки… — в звенящей тишине прошептал Феликс. От этих низких сладких хрипов его голоса, таких знакомых, восхитительных, по рукам Тэяна пошли мурашки удовольствия… Он улыбнулся кошачьей улыбкой на хищном лице, непроизвольно жмурясь, позволяя вибрирующему от напряжения воздуху резонировать между ними. Если бы только его мальчик мог сорваться и кинуться на шею, как бывало когда-то, не так давно, всего лишь прошлым летом… — Это было нетрудно, — улыбнулся Тэян. Сбрасывая дикое напряжение, он дернул плечами. — На бульвар я не вернусь, — выплюнул Ликс. Сжал ладони в кулаки, но дрожь в руках так явно выдавала его. Страх и желание – всё как обычно. — А если ты приперся за деньгами, то я… — На днях этот гараж хотят спалить вместе с тобой, — спокойно произнес Тэян. Он мог бы объяснить Феликсу, как сильно сожалеет о том, что всё вышло так, а не иначе. Но все слова бессмысленны, если ты можешь загладить вину поступком. — Мне шепнули, что некий Пак Сонхва не любит, когда его подрезают на трассе. Тем более нищие выскочки на ржавом корыте. Феликс вздрогнул, ослепленный внезапным осознанием. — Давно ты знаешь, что я тут? — прохрипел он. — Давно, малыш, — Тэян облизывал его взглядом, но не двигался с места, боясь сорваться. — Я же сказал, это легко. Ты вырвал мне сердце и думал, я не стану тебя искать? Мог бы догадаться, ведь ты неплохо меня знаешь… — Видимо, недостаточно, — Феликс кусал губы, собираясь с силами, чтобы задать главный вопрос: — Зачем ты пришел? На его милом лице легко читались все эмоции. Тэян горько усмехнулся. Он был тут зимой и наблюдал издалека, как Феликс работает, не покладая рук, носится по заснеженному двору полураздетый, таскает амортизаторы, тяжелые коробки с дисками, помогая разгружать привезенные запчасти. Весной он даже зашел в гараж поздним вечером, почти как сейчас, в надежде застать малыша одного. И застал. Феликс спал, свернувшись калачиком на старом матрасе у стены. Крепким, беспробудным сном человека, который честно трудился от зари до зари. И Тэян не смог его разбудить. Не смог даже коснуться. Ушел, прикрыв за собой двери, растворился в темноте, дав себе слово никогда больше сюда не являться. Не ворошить прошлое. Но судьба распорядилась иначе. — Ты кому-то очень сильно не нравишься, Ликси, — вздохнул Тэян. — Но если ты захочешь, я убью этого Пака. Хоть сейчас. Одно твое слово. Феликс молчал, думая о том, что Хон предупреждал его не зря. Кое-кто любит играть жестко и не по правилам. Что ж, можно и не по правилам. Это даже интересней…