Два сапога пара.

С самого утра телефон Ребровой разрывался так же, как и её голова. И душа. И мозг. В бесконечных попытках уложить в голове, что от неё хотят бесконечные поставщики, рекламщики и прочие побеги маркетинговой промышленности. В коротких перерывах она трясущейся рукой мешала кофе и пустым взглядом глядела в бумажки. А между прочим, от начала рабочего дня прошёл всего час от силы. Когда она уже была готова стартовать из ЗимаЛетто, сверкая пятками, дверь без стука распахнулась, и на пороге нарисовался её вчерашний кошмар. — Ангидрит твою перекись, — протянула она с издёвкой, — какого красивого дяденьку к нам занесло. Вас стучаться не учили? — Не привык в собственный кабинет, знаете ли, — отозвался кошмар и плотоядно улыбнулся. — Ааа, — понимающе выдохнула она, и запрокинув голову, измученно обратилась к потолку: — Господи, тебе там заняться нечем что-ли? — Ну почему же, — Малиновский уселся в кресло для посетителей и положил на стол начищенные до идеала туфли. — Он в лице госпожи президента прислал меня к вам. В помощь, так сказать, в наставничество, пока вы осваиваете азы профессии. — Ах, спасибо ей огромное, — цедила она с натянутой улыбкой, — Ах Катерина Валерьевна, помогла так помогла! В таком случае, я лучше проторчу здесь сутки, но справлюсь сама. Вы можете быть свободны. Малиновский положил ногу на ногу, не снимая их со столешницы, и заложил руки за голову. — Не могу, сударыня, Екатерина Валерьевна нешуточно пригрозила меня уволить за отказ сотрудничать с гестапо. В смысле, с Маргаритой Александровной. Так что вот он я! Прошу любить! Ответить ей не дал очередной телефонный звонок. Она потянулась к трубке, но ее молниеносно и бесцеремонно перехватил Роман. Не успела она задохнуться возмущением, как на пороге нарисовалась Шура со стопкой писем. — Маргарита Александровна, вот еще корреспонденция… Та гневно посмотрела на Малиновского, беспечно обсуждающего по телефону вопрос по платежам, и практически всхлипнула Кривенцовой: — Давайте сюда. Водрузила стопку на стол ещё к одной точно такой же, и принялась вчитываться. — Так, это за прошлый месяц, — убрала конверт в одну сторону, — это свежее, — убрала в другую. — Да, конечно, все платежи будут проведены в срок, — улыбался трубке Малиновский, — ну да, конечно, перестановки. Всё только во благо компании. Ну конечно… Ха-ха-ха, да-а, это вы точно. И вам, и вам. До свидания, — Роман Дмитриевич повесил трубку, уронил ноги со стола, опёрся на него локтями, оказавшись с Ребровой лицом к лицу, — что, душенька, рук не хватает? — Еще раз назовёшь меня «душенька», — вполголоса процедила она, — И рук будет не хватать у тебя. — Фу, как грубо. Маркетолог должен быть тоньше, душенька. В кабинет ввалилась Шура. То есть, ввалились ноги, и где-то над грудой папок ввалилась голова. — Маргарита Александровна, Роман Дмитриевич, — на имени бывшего начальника её голос значительно потеплел, — вот входящие. Реброва зыркнула на Малиновского исподлобья. — Подсобите, будьте так добры. Малиновскому очень хотелось остренько ответить, но его ответ оскорбил бы Шуру. Впрочем, Кривенцова справилась сама — не проникнувшись заваленным столом, сгрузила папки на диван. — А папки с исходящими я тоже сейчас, да? — Не сейчас, а прям сейчас! — отозвалась Реброва строго, — Иначе мы эту кашу до нового года хлебать будем! — Можно подумать, через минуту, когда Шура принесёт вторую гору папок, вы успеете разобраться с первой, — фыркнул Роман, — Шура, не спешите. — Александра Андреевна, — окликнула Марго, когда та, машинально подчинившись, развернулась на выход, — спешу напомнить, что вы в подчинении у меня, а не у господина Малиновского. 30 секунд и исходящие лежат рядом с входящими. Время пошло. Шура выдала гортанное «Ага…» и скрылась за дверью. Роман поставил локоть на стол, положил голову на кулак. — Ну, по крайней мере, Пушкарёвой не в чем будет меня упрекнуть. Видит Бог, я старался. — Как жаль, что вы наконец-то уходите, — бросила Реброва, не отрываясь от сортировки бумаг. — Кто вам такое сказал? Я, золотце, на весь день к галерам прикован. — Так возьмите весла и гребите, желательно отсюда. — Отсюда не могу, уволят. А у меня и так зарплата маленькая, — потешался Роман, — а помощи моей вам, как я вижу, не надобно. — Тогда повесьте себе на рот молнию и застегните её. — она стукнула разобранными конвертами по столу, перевязала их резинкой и сложила в стол. — Сейчас освобожу диван, сядьте там и не отсвечивайте. «Золотце». — Ах, Маргарита, не зря Воланд любит вашу породу! Родственную душу чувствует! — деланно сокрушался Малиновский, когда в двери вошла сначала новая стопка папок верхом на Шуре, а следом — озадаченная Пушкарёва с блокнотом в руке. — Доброе утро. Что прохлаждаемся, Роман Дмитриевич? — Обсуждаем схему совместной работы, Екатерина Валерьевна! — отчеканил Малиновский, — Маргарита Александровна вот как раз одну предложила, надо сказать, неплохую. — Екатерина Валерьевна, — поднялась с места Марго, — Можно вас на пару слов? Катя кивнула и, оставив Шуру пристраивать папки, а Малиновского сиять от собственной неотразимости, дамы покинули кабинет. — Не помогает, — резюмировала Катерина, когда они вышли в коридор. — Скорее даже мешает, — кивнула Марго, — Может я лучше сама? А то с ним пытаться договориться — дырявой ложкой суп черпать. — Роман Дмитриевич в своём репертуаре, — вздохнула Катя. — Маргарита, у вас нет времени на раскачку, не то что на разбор документов по правильным папкам! А о чём и с кем Малиновский договаривался месяц назад, до ссылки, это вообще только он и помнит! — На всём белом свете? — с мольбой в глазах спросила Реброва, — Может, его секретарша в курсе? Она же должна быть в курсе! — она быстро моргнула несколько раз, потёрла виски и сказала: — Так, ладно, стоп машина. Чем быстрее мы справимся, тем быстрее он отсюда уберётся. Извините меня, Екатерина Валерьевна, я сегодня на взводе. — У нас выездное совещание? — спросила Кира, выходя из своего кабинета с внушительной папкой. — Я собственно, к вам, Екатерина Валерьевна. С отчётами. — Доброе утро, Кира Юрьевна. У нас не совещание, у нас Роман Дмитриевич подхватил вирус саботажничества от Милко. — Да ничего критичного, — встряла Марго, — просто немного не сошлись в методах работы. Вопрос уже урегулирован. Кира посмотрела на Реброву недоверчиво, и желание сходить и дать Малиновскому втык, чтобы работал, а не мешал общему делу, прошло. — Да что вы говорите… Ну-ну. В таком случае, Екатерина Валерьевна, я зайду к вам… позже? — Я сейчас сама к вам загляну, Кира Юрьевна, — пообещала Пушкарёва как можно вежливее и повернулась к Марго. — И что вы намерены с ним делать? — Ну, основы субординации нам придётся пройти по ускоренной программе, — обнадёживающе улыбнулась Марго, — А там, глядишь и дело с мёртвой точки сдвинется. Не волнуйтесь, я вас не подведу. — Зовите, если что. Подключим тяжёлую артиллерию, — вздохнула Катерина. — Надеюсь, противник капитулирует раньше. — развеселилась Реброва. Проводив взглядом спину Катерины, она похлопала себя по щекам. — Капец, в дурдом что-ли на выходных съездить. Хоть отдохну. Одёрнула пиджак, пригладила юбку и твердо шагнула обратно в кабинет. Малиновский пил виски. При чём, ни алкоголя, ни бокала в кабинете ещё утром не было, и никаких сумок с собой Роман Дмитриевич не приносил. Марго несколько секунд просто стояла за его спиной молча, даже не решаясь намекнуть на свое присутствие. — Знаете, господин Малиновский, — сказала она тихо, медленно обходя его со спины, — ваше поведение настолько не имеет названия, что мне впервые нечего сказать. — Замечательно, — отсалютовал он ей бокалом. — Продолжайте в том же духе. Обстановка накалилась до предела, — Марго начала натурально закипать. Долго и медленно выдохнув, она попыталась досчитать до десяти, чтобы успокоиться. Сорвалась уже на двойке, — не выдержала. Выхватила из его рук бокал, и обойдя стол, швырнула его в мусорку. — Так, говнюк, пошёл вон отсюда. — Не могу. Катерина велела помочь, — беззаботно ответил Малиновский, отпив из горла. Злость Ребровой, его только забавляла — Роман Дмитриевич отыгрывался за вчерашний день. — Катерина быстренько заберёт свои слова обратно, когда узнает, что вы здесь вытворяете. — отчеканила она и указала пальцем на дверь. — Отнюдь. Катя мирится и с более трудными моими недостатками. А на мне все равно все связи. — О, я вижу, — усмехнулась Реброва, — Так мирится, что аж сослала вас на двадцать этажей вниз, и примерно на столько же карьерных ступеней, — и деловито нырнула носом в очередную папку с документами. — Я её очень понимаю. — Это не она, — Малиновский посмотрел вглубь бутылки и вздохнул, — это до неё были руководители. Временные. Сводили старые счёты, знаете ли. Роман встал с дивана, отодвинул висящую над ним картину и вынул из ниши в стене второй бокал. Налил себе ещё виски. — Да и моя должность всего на ступень ниже вашей, — добавил он, блаженно глотнув алкоголь. — В таком случае оторвитесь от утренних возлияний, господин предыдущая ступень, и разберите завал на диване. — Не я его делал, Риточка! Не я… — Так, всё! — вспыхнула она и швырнула папку на стол, — Это уже ни в какие ворота не лезет. С полными ярости глазами, она подлетела к Малиновскому и отняла бутылку. Закинула в ящик стола, закрыла ящик на ключик. — Значит, попробуем метод дрессировки. Одна разобранная стопка, — 50 грамм. Роман заржал. — Я не алкоголик, Маргарита Александровна, не сработает. — Хорошо. — деланно согласилась та, — Угрозы? — Мимо. — Жаль, — иронично протянула она, — Деньги? — Я здесь акционер. — И заноза в заднице. — Кому как, — Малиновский изобразил рукой что-то непонятное. — Ещё лучший друг, лучший враг, вдохновитель рыбок, бывший вице-президент… —… И нынешний сторож подвальных помещений, — закончила Марго, — Мы так до завтра можем перечислять, я бы с удовольствием, да мне надо плоды вашей некомпетентности пожинать, так что извините. — она предприняла еще одну попытку сосредоточиться на документах. — Я тоже не спешу, — ответил Малиновский и на полную громкость врубил «Змейку» на телефоне — господин Малиновский, — спросила она таким усталым и разбитым голосом, что аж сама себе удивилась, — чего вы добиваетесь? Роман посерьёзнел, убрал телефон. Встал с дивана, сел на стул для посетителей. — А то есть совсем не понятно, да? — сочувственно спросил он, но глаза его смеялись. — Маргарита Александровна, что делают нормальные люди, когда им нужна помощь? За мгновение до того, как Реброва была уже готова разверзнуться очередной тирадой, опять зазвонил треклятый телефон. Та, не мешкая ни секунды, схватила трубку. — ЗимаЛетто, отдел маркетинга, слушаю вас… Какой Полянский? Ах, да, сейчас, секунду… Она заметала взгляд по столу, представляющему из себя нечто не поддающееся объяснению. Заглянула в ящик, куда убрала письма и тут же захлопнула его, оглянулась по сторонам. Остановила долгий взгляд на Малиновском и поняла: она в тупике. Роман выразительно поднял брови. — Да, сейчас, буквально секунду… — бросила она в трубку и медленно, нехотя протянула её Малиновскому. — Попросить, — прошептал он одними губами. Та переменилась с ноги на ногу, нервно цокнула и выдавила из себя: — Пожалуйста. Малиновский просиял и ухватил трубку. — Герман, Малиновский на проводе! Да нет, помогаю человеку в должности освоиться. Не-ет, поднимаем с Палычем производство, — хвастливо объяснил он, — А? Хм… Мысль, конечно. Но это тебе нужно с новым начальником обсуждать. Я? Могу. Сегодня? Хорошо, будем. Катерину — да сам спрошу, да. Да, без проблем. Малиновский положил трубку. — Мы сегодня с вами обедаем с Полянским. Его фирма, «Sewing Group» поставляет нам новое оборудование. Он хочет снять несколько рекламных роликов на нашем производстве. Для обсуждения сего действа сегодня в «Ришелье» он ждёт Маргариту Реброву, Романа Малиновского и, по возможности, Екатерину Пушкарёву. Быстро записав всю информацию в ежедневник, она кинула ручку между страничек и брезгливо посмотрела на Романа. Вздохнула полной грудью, размяла пальцы, сжав и разжав ладони несколько раз, после чего заговорила, как ни в чём не бывало. — Так, тогда Пушкарёву я беру на себя, а… Во сколько? И Полянский — он что за человек? За следующие несколько часов Роман под диктовку выдал новому начальнику отдела маркетинга всех основных партнёров и текущие договорённости. Правда, с документами так и не помог — сослался, что пора бы уже ехать в ресторан. Так оно, в общем, и было, и обвинить Малиновского было не в чем. Зажав трубку между ухом и плечом, Пушкарева теребила обертку стоящего в вазе букета белых роз и мило ворковала по телефону. — Очень красивые, — смущалась она, вдыхая свежий аромат цветов, — Нет, я не смогу на обед, у меня сейчас встреча… Может вечером?.. Да, часов в восемь… — Осталось… Полтора… Дня-я-я… — демонически зашипело от двери. — Миш, давай все вечером. У меня люди, — сказала она, и улыбнувшись, положила трубку. — Коль, не стой на пороге. — Я стою твоей совестью, Пушкарёва! — заявил Зорькин, деловито закрывая двери и падая в кресло для посетителей лихо, но неуклюже. — Я зашиваюсь! А ты даже не думаешь искать себе вице-президента. — Я ищу, Коля! — надулась Катерина, — Это не та должность, на которую можно поставить абы кого, а другого варианта у меня пока нет. Коль? — она состроила щенячий взгляд и сложила руки в молящем жесте, — Еще недельку? Одну! — Тогда бери на себя финансы! — Коленька, — приторно-ласково сказала она, — Хорошо, хотя бы до среды? Дай мне еще несколько дней, ты мне друг или сундук? — У тебя среда — сакральный день, что ли? — бурчал Зорькин. — В эту среду пришла Реброва, в следующую материализуется вице-президент? Я не могу, у меня с понедельника одни банки-банки-налоговая-антимонопольщики-банки. — Ну где я тебе его возьму за полтора дня? — надулась она и использовала запрещенный прием: — Кто еще кроме тебя сможет так лихо со всем справляться? — Жданов, — припечатал Николай. Катино лицо выдало все эмоции разом: сначала она позеленела, потом выдавила пару нервных смешков, а потом посерьёзнела так, что даже Николаю стало неловко. — Ты чего такое говоришь-то? Какой Жданов? — Пал Олегыч, — язвительно уточняет Зорькин. — Ну какой Жданов знает работу от и до! Просидев в анабиозе с полминуты, Катя глубоко вздохнула и растерянно посмотрела на Колю, не в силах сказать и слова. Было ясно, что к этой мысли Катерина совершенно не была готова, и её нужно как минимум переварить. — И чё молчим? — Думаю. — Нечего думать, Пушкарёва, — Николай из недр нового пиджака извлёк бутерброд в пакетике и впился в него зубами. — Нужно ехать на обед, а потом назначать Жданова, пока я окончательно не иссох на опасной службе. — Так, ладно, — ожила наконец Катя, взглянув на часы, — будем решать проблемы по мере их поступления. Сначала обед, так что я поехала. — Твуфиха, — подвёл итог Зорькин. — Эспрессо, — потребовал Жданов у бармена. Кофе немедленно прожёг дыру в до сих пор голодном желудке. Вторую дыру, в затылке, прожигал взгляд Малиновского. Они сидели у окна: Катя, Марго, Рома и Герман. Последний, благо, спиной, не нужно идти здороваться. Катя его тоже видела. То и дело смотрела украдкой, но Андрей рассматривал бутылки за спиной конопатого бармена. Она никуда не денется — Малиновскому давно отправлена смс-кой инструкция: когда Полянский уйдет, забрать Марго и оставить Катю одну. Со Ждановым. — Привет! — заявил он, когда Герман, наконец, ушел, а Малиновский закрывал счёт. Дамы приводили себя в порядок и на Жданова смотрели с плохо скрытым недоумением. Каждая по своему поводу. — Андрей Палыч, у нас какие-то проблемы? — осторожно поинтересовалась Маргарита. Катерина сложила в дипломат оставшиеся бумаги, и протянув одну из папок Ребровой, тоже вопросительно уставилась на Жданова. — Да, Андрей Палыч, что-то случилось? — Ничего пока, — ответил он Ребровой. — Екатерина Валерьевна, задержитесь, пожалуйста. — А мы пошли, — Малиновский, вцепившись в локоть Маргариты, потащил её на выход. «Потом объясню, просто идём», — шепнул он ей на ухо. — Грабли убери! — краем уха услышали они шипение Марго, раздавшееся у выхода. — Андрей Палыч, что-то срочное? — вежливо поинтересовалась Пушкарева, — я надеялась застать вас в офисе. Жданов сел за столик и махнул Катерине садиться напротив. — А я так, кофе выпить зашёл. Та садиться не спешила. Быстро осмотрев стол на предмет забытых бумаг, накинула сумочку на плечо. — Андрей Палыч, встретимся позже, — она глянула время на телефоне, — зайдите ко мне в кабинет, когда допьёте. — Ка-тя, — произнес он раздельно. — Екатерина Валерьевна, — не преминула поправить она и послала Жданову выжидающий взгляд. — Катя, пожалуйста. Замешкавшись, она посмотрела на выход, затем на Андрея. Небрежно положила сумку и дипломат на соседний стул и присела. — Слушаю. — Как обед? — спросил Жданов светским тоном, который ему не дался. Нужно было сначала успокоиться, а потом ещё подумать, что ей сказать и как. Но мозги работать отказывались. — Вкусный, — улыбнулась Катя. — Господин Полянский поставит нам часть нового оборудования уже на следующей неделе. Жданов, обрадовавшись конструктивному диалогу, поспешил поддержать тему. — Машинки или оверлоки? Какой цех готовить? — Всего понемногу. Пошивочный, разумеется, первый и второй. Андрей… Палыч, раз уж мы здесь, у меня к вам есть очень важный вопрос. — Да, — он даже подобрался весь. — Правда, я не знаю, с какого боку подступиться… — она отвела задумчивый взгляд в окно. — Говори, — попросил Андрей и сглотнул. — Андрей Палыч, как вы думаете, мы могли бы забыть всё, что было? Я имею ввиду, наше… Неопределенное общение негативно сказывается на рабочем процессе. — Неопределенное общение? — переспросил он с едва слышной, очень далёкой угрозой в голосе. — Меня не устраивает полное отсутствие субординации с вашей стороны в частности. — она попыталась сказать это мягким тоном. — Если бы мы сделали вид, что ничего не было, думаю всем было бы гораздо легче. — Чего — ничего, Катя? — спросил Андрей жёстко. — Да вообще ничего. — ответила она с небольшой паузой. — Работать, как работали раньше. Жить, как жили раньше, никто ни перед кем не виноват и никому ничего не должен. — А если я не хочу? Не хочу забывать, не хочу делать вид, что мы с тобой просто коллеги? Если мне костью в горле — быть с тобой этими чёртовыми «просто коллегами»?! Катя обречённо опустила голову и тут же подняла раздражённый взгляд. — А если я попрошу сделать это ради меня? Жданов горько поморщился. — Ты смерти моей хочешь? Катерина словно не услышала его вопроса. Она подалась к нему и продолжила говорить тише, а глаза её заблестели от слез. — Я прошу сделать это не ради компании, я умоляю вас сделать это ради меня. Для меня. Хотя, если для вас это не аргумент, то от этой истории и так уже пострадала куча народу, и ваши родители в том числе. — Я всё ещё тебя люблю, — ответил он бесцветно. С пару секунд она просто смотрела молча глазами, полными боли. Затем смахнула слезинку, взяла вещи. — Мне пора. Этот разговор я затеяла зря. На узком выезде с парковки «Ришелье» стоял Жданов. Чёрная куртка, синяя рубашка, злое лицо. Объехать его не было никакой возможности. Он стоял и смотрел, как на него движется машина Пушкарёвой, и не делал ни шага в сторону. В паре метров от него, Пушкарева мягко затормозила. Спустя долгих несколько секунд зрительного контакта, посигналила. Жданов опомнился и быстрым шагом подошёл к машине, открыл двери со стороны пассажирского сидения и, не дожидаясь приглашения, сел внутрь. — Вам наплевать на меня даже больше, чем я думала. — проговорила она сквозь зубы, вцепившись в руль и не отрывая взгляда от лобового стекла. Сзади посигналили. — Ты очень сильно ошибаешься, — мрачно заявил он. — Поехали. — Нет, — надрывно отрезала она, — и не подумаю, пока вы не выйдете из машины и не дадите мне спокойно уехать. Жданов откинулся на кресле, наслаждаясь гудками сзади. — Скоро ему надоест сигналить, и пойдут маты, — буднично сообщил он, — потом угрозы. — Тогда вы подвергнете опасности не только себя, но и меня тоже, — она наконец уколола его тяжелым взглядом, — Если это именно то, чего вы добиваетесь, то у вас получается. — Я добиваюсь, чтобы ты нажала на газ и перестала валять дурака, Катя. Мы не договорили. Гудки внезапно прекратились и сзади хлопнула дверца автомобиля. Пушкарёва застыла, глядя на надвигающуюся к их машине агрессивно настроенную мужскую фигуру. — Катя, лучше езжай. — Да не поеду я никуда! — закричала она вдруг, — Ты только и думаешь, что о себе! Ты не договорил, а я дого… Её возглас прервал настойчивый стук в лобовое стекло. Она испуганно уставилась на злое лицо мужчины. — Как с тобой сложно, — вздохнул Андрей под её возмущение, выдернул ключи из замка зажигания и вышел на улицу. Он что-то объяснял распалённому мужику, и под конец их короткого разговора они даже улыбались друг другу. Когда мужик ушёл к своей машине, Андрей открыл Катину дверь и потребовал: — Выходи, пока я сам тебя не вытащил. Я поведу. — Веди куда хочешь, — она вылезла из машины вместе с сумкой и дипломатом, не стала забирать ключи у Андрея и сделала несколько шагов в противоположную от машины сторону. Жданов матернулся, сел на водительское сидение и лихо вернул машину на парковку, освободив проезд. Вышел, подошёл вплотную к Катерине. — Я настолько тебе противен? — Я хочу, чтобы ты не относился ко мне как к пустому месту, а к моим просьбам, как к простому звуку, Жданов! — Даже если они абсурдны? — спросил он, наклонив голову ещё ближе к ней. — Я живой человек, Андрей Палыч. — выдавила она тихо, глядя ему прямо в глаза, — Если в вас есть хоть капля уважения ко мне, вы никогда больше не позволите себе так со мной обращаться. — А если иначе ты не хочешь меня слышать? — спросил он и взял её под руку. Жданов злился, очень злился. Разговор слепого с глухим! — Будь добра, садись в машину. Разборки бывшего и нынешнего президента Zimaletto — это не лучшее представление в центре Москвы. — «Пожалуйста». — сердито потребовала Катя, остановившись возле пассажирской двери и сложив руки на груди. — Пожалуйста, — согласился Андрей, открывая ей двери. Упал за руль, отодвинул кресло — на его рост было совсем не удобно. Молча вырулил со стоянки. — Куда мы едем? — Понятия не имею. И с чего разговор начать — тоже не знаю. Но так больше нельзя, Кать, это холодная война какая-то! — Я только что предлагала вам перемирие. — спокойно заговорила она, сосредоточив взгляд на мелькающих в окне домах, — Вы отказались. Потому что вам плевать на всех, кроме себя, Андрей Палыч. Я прошу о субординации, — вам по барабану. Я прошу не обращаться со мной, как с тряпичной куклой, — до зелёной лампочки. — Поправочка, Кать. Ты просила меня всё забыть. Забыть, что я люблю тебя? — спросил он резко, повернув к ней голову. — Да? — Хватит без конца повторять это слово! — Которое? — вышло едко. — Не делайте вид, что не понимаете, — вышло жалобно. Пришлось отвернуться полностью, чтобы спрятать наворачивающиеся слёзы. Жданов ударил по рулю, свернул в какой-то переулок наугад. Зазвонил телефон, Андрей, не глядя, сбросил вызов. — Всё я понимаю. А мне что теперь делать? Я не могу без тебя. Правда не могу, что бы ты там себе ни сочинила. — За сочинениями это к господину Малиновскому. Я привыкла полагаться на факты. — Чёрт знает что получается! — В том-то и дело, что не получается. Жданов притормозил в кармане, уронил голову на руль. Хоть плачь, хоть ругайся — она непробиваемая. — Что я должен сделать, чтобы ты меня простила? — Я простила, — устало вздохнула она, — давно простила и отпустила. Я просто хочу иметь возможность нормально работать вместе. — Тогда дай мне ещё один шанс, — просил он отчаянно, поднимая голову. — Пожалуйста, Катя! — В прошлый раз не наиздевались? — Да что ж такое, — пожаловался он рулю. Повернулся корпусом к Катерине, обхватил ладонью шею в вырезе яркого пальто и притянул к себе. Прижался лбом к её лбу, не давая вырваться. — Скажи, что я безразличен тебе, — потребовал он шепотом. — Скажи, Катя! Она сначала долго молчала, а потом вся затряслась в его руках от рыданий. — Отпусти меня, я тебя прошу! — взмолилась она между всхлипами. — Я очень тебя прошу. Жданов не выдержал — поцеловал. Нежно, бережно, разжав жестокую ладонь. Чуть отстранился. — Прости меня. Прости меня, слышишь? — попросил он, вытирая её щеки. — Но я не могу больше так. Я не прошу уже ничего, только ответь: безразличен? — Что мне нужно ответить, чтобы ты выполнил мою просьбу? — Правду. — Не безразличен. — выдохнула она слабым голосом. — Теперь отпусти. Жданов разжал руки и выдохнул, будто его только что помиловали. — Хватит на сегодня стрессов, — решил он, — с тобой, Катерина, я заработаю инфаркт в тридцать лет. Поехали на работу.