За три для ДО
Вашингтон, Главный офис ЩИТа
В большом и довольно светлом кабинете уже два часа шло собрание ведущих агентов ЩИТа. Доклад о участившихся в последние полгода нападениях на наших агентов и, собственно, наши базы. — Семь убитых и еще два агента в критическом состоянии в коме, — продолжает свой доклад Мария Хилл, и все мы, одиннадцать агентов высшего ранга, внимательно изучаем выведенные проекции записей камер видеонаблюдения с потерянного объекта в Париже. — Нам нужно знать, кто она. Нам нужно найти её, — говорит Хилл, указывая на женщину в кадре. Черный тактический костюм. Три пистолета в экипировке, одно УЗИ, два ножа. Она не скрывает своего лица, словно знает, что ни одна наша база данных не в состоянии её идентифицировать. Особая жестокость в её действиях. Повсеместно вокруг меня посыпались комментарии психологических оценок поведения противника, и я лишь молча кивнул сам себе, соглашаясь со всем услышанным. Психопатка. То, как эта женщина на видеозаписи убивала агентов… Абсолютное и необъятное хладнокровие и безразличие. Она наслаждалась, всадив кинжал в грудь нашего агента и медленно проворачивая его лезвие между рёбер. Низкий болевой порог — схлопотала пулю в ногу, но едва дрогнула. — Если она Вдова — она мне не знакома, — скрестив руки на груди, Романофф откинулась в спинку своего стула. — Да и экипировка не стандартна для Вдов. — Важно это или нет, но у неё нет мизинца на левой руке. Вы заметили? В отчете просто этого нет, — продолжила Шэрон, блондинка в строгом деловом костюме. Всё никак не привыкну, что она племянница Пегги. Той самой Пегги. — А что скажете вы, сержант Барнс? — спрашивает меня Хилл. — Как давно сделана запись? — Три часа назад. Наши агенты уже на месте, проводят сбор улик, зачистку. — Значит, нам тоже необходимо быть там. Мы найдем её. Естественно, что там не нашли. Двое суток мы пробыли в Париже: я и специальный агент Шэрон Картер. Было весьма легко вести с ней непринужденную беседу, когда поиски каких-либо зацепок заходили в тупик. Девчонка-убийца не оставила после себя ни отпечатка, ни волосинки. Гильзы, пули не отслеживаются, биометрия распознавания лиц не была удачна. В Вашингтон мы вернулись с пустыми руками. Пили кофе в кафетерии, все еще обсуждая события Парижа, после поднялись к своим кабинетам, как Шэрон одним предложением сходить выпить после работы выбила все мысли из моей головы. Я так и застыл на лестничном пролете между вторым и третьим этажами. Я четко помню, как ответил ей: «Я не смешиваю работу с личным» и тут же отвлекся на блондинку, проходящую мимо нас, оборачиваясь ей в след. Двусмысленная ситуация, и Шэрон обижено хмычет в ответ, видя мою заинтересованность той блондинкой. Только она замечает это. Я же заметил отсутствие мизинца на левой руке блондинки. Всё, что было дальше — все мои действия следовали установленным инструкциям. Почти все. Я сначала выхватил пистолет, окликая блондинку, и только потом дал сигнал тревоги. С поданным мною сигналом сразу раздался вой сирены пожарной безопасности, и тогда то послышался первый взрыв. Я практически догнал её, когда в суете эвакуации, понял, что она в парике. Девчонка сбрасывает парик и норовит улизнуть сквозь толпу к второй пожарной лестнице. Я догнал её уже там. Тогда-то раздался второй взрыв, в разы мощнее. Когда пыль осела, дышать стало легче. В горле все еще першило, а глаза слезились. Жжение, граничащее с легким холодом, в моей левой руке приходит в голову осознанием быстрее, чем глаза успевают рассмотреть ту чертову арматурину, проткнувшую мне руку. Бионика зажата между обрушившимися от взрыва плитами, и я даже пошевелиться толком не могу. Бетонная ловушка в несколько кубических метров, и девчонка напротив лежит без сознания. Та самая, что хладнокровно убила столько наших людей: брюнетка, волосы в каре до плеч, и нет мизинца на левой руке. А я не могу пошевелиться, не то чтобы задержать её и выбраться отсюда. Несколько пролетов многоэтажного здания обрушилось на нас, а значит разбор завалов займет больше, чем пару часов. Сухое покашливание напротив отвлекает меня от напрасных попыток высвободить бионику, и я встречаюсь с испуганным женским взглядом. Она вытирает рукавом пиджака лицо и боязливо пятится вспять, спиной вжимаясь в бетон. Не сводя с меня глаз, она рукой на ощупь находит свою сумку, подтягивает её к себе и цепко прижимает к груди. Отдышалась — бегающим взглядом сначала осматривая меня, затиснутого в ловушке, а потом и всю ловушку. Нашу с ней общую. — Тебе некуда бежать, ты же понимаешь это? — говорю, а у самого по новой дерет сухостью в горле. Вдруг девчонка начинает нервно копошиться в сумке, и через мгновение направляет на меня пистолет. — Пристрелишь меня и легче станет? Молчит. А у меня в голове не укладывается, как она, так бесстрашно перерезавшая стольких людей, сейчас сидит напротив меня и выглядит испуганной. Хотя руки, держащие ствол, не дрожат. А вот глаза… — ЩИТ скоро освободит нас. — ЩИТ, как же, — огрызается она. — Как думаешь, они успеют до того, как ты кровью истечешь? Пускай ты и суперсолдат, но кровь в твоих венах не бесконечна, в отличие от твоей тупости. — Посмотрим, как ты будешь петь, когда окажешься в наручниках. — Это типа, тебя как мертвеца отпевать нужно будет? — язвит в ответ и замолкает, не дождавшись от меня реакции. Так и сидели в тишине. Первые двадцать минут я кое-как считал время в уме. Но тут меня сбило с ног резким приступом кашля, заставившим меня отхаркиваться кровью. Теперь я ощущаю боль в пояснице. — Что-то ты совсем расклеился, — девушка начинает нервно покусывать свои губы. Кладет пистолет, который все это время направляла в мою грудь, на пол у своих ног, и снова копошится в сумке. Вижу, как достает медицинский футляр, а из него спрей-баллон. — Куда?! — громким басом раздаются мои слова, в момент, когда она подсаживается ко мне ближе и рукой тянется к моей пояснице. — И что ты мне сделаешь? Кровью меня захаркаешь? — какая язвенная, а свободной рукой уже отгибает край рассеченного бронежилета. — Блин, ты все железяки в себя пособирал. Дикобраз чертов. Сейчас будет неприятно… Резкая секундная боль, и девушка вынимает кусок металла из моего бока, сразу нанося на рану спрей. — Что это? — приятным покалыванием примораживает и обезболивает кожу. — Не знаю, я не медик. Но эта дрянь хорошо заделывает любые ранения. В том числе и такие глубокие. Я искося рассматриваю её испачканное пылью лицо, пока она всматривается уже в мою руку, продырявленную арматурой. — Артерии не задеты, и можно вытащить эту штуковину. — Нет. Что с тобой? Ты безразлично людям глотки вскрывала, а сейчас переобулась на лету? — Оу, а ты настолько горд и упрям, что готов пожертвовать и второй рукой, лишь бы не принимать от меня помощь? Не все заслуживают смерти. — Да что ты… — не успеваю договорить, как она рывком вынимает арматуру из предплечья. Дергаюсь, шипя, а она в острахе ползком пятится от меня. Выжидает, не приближалась близко. На расстоянии руку протянула и нанесла спрей на рану руки. Снова пятится, сильнее забиваясь в стену. И снова чертовски длинная тишина, разбавляемая потрескиванием бетона и стуком падающих маленьких камней. — Зовут тебя как? — спрашиваю, рассматривая, как она обдумывает ответ. И снова губы нервно искусывает. — Ли. — Ты не похожа на азиатку. — А ты что, антрополог? — опять язвит и глаз даже не поднимает, снова копошась в сумке. — Что ты украла? Что в сумке? — Эммм, прокладки, коды доступа к ядерному оружию и… — достаёт руку из сумки, выставляя мне средний палец, — и не твоё собачье дело. Ты же типа следователь у ЩИТа. Замахаешься расследовать. — Я тебе шею сверну, — у меня уже на нервах смех вырывается. — Это мне поближе подсесть нужно, да? — кивает на мою бионику, зажатую в плитах. — Выдыхай и дыши медленнее. Много вопросов и всплески твоего тестостерона расходуют слишком много кислорода. Так подумать, если бы не этот дурацкий взрыв, ты бы и на шаг ко мне так близко не подобрался, — она зевает, обеими ладонями прикрывая лицо. — Нехрен было подрывать, пока сама тут. — Я? Ты правда думаешь, что этот взрыв устроила я? — А кто, Иисус? — Фу, богохульник. И снова тишина. Пока я в своих мыслях обдумывал, как выбраться самостоятельно, девчонка что сделала? Уснула. Прижав сумку к груди, затылком в стену уперлась и задремала. А во сне у нее то и дело подрагивала левая ладонь и мышцы у недостающего мизинца. Совсем неразборчивые и неясные звуки стали доноситься где-то там, за пределами нашей ловушки. Гул техники, голоса становились все разборчивее. Девчонка просыпается вздрагивая, когда прямо над её головой пошатнулась одна из плит, и небольшой, но просвет солнечных лучей проступил к нам в западню. Уже отчетливый мужской голос слышится снаружи: — Эй, сержант, ты живой? — Рамлоу! — отзываюсь в ответ. — Рамлоу, мы здесь! — Рамлоу?! — повторяет за мной девчонка, а в глазах испуг. — Хрень! Хрень, не то слово. «Хрень» последнее, что проговаривает она, и к нам в карман бетонный падает граната, а сверху раздаются звуки автоматных очередей. — Ко мне, быстро! — кричу ей, протягивая раненную руку. Девчонка хватается за меня, и я рывком тяну её к себе. Взрыв на таком близком расстоянии оглушает. Рушится одна из плит, и я чувствую, как её ладонь в моей расслабляется, отпуская мою руку.Две недели спустя
Вашингтон, Штаб-квартира ЩИТа
Спасибо сыворотке и относительно скорой регенерации — раны затянулись довольно быстро. ЩИТ изучил спрей, который девчонка распыляла на меня. Все были крайне удивлены технологией. Нет подтверждения, что она из Гидры, но инженеры взяли на вооружение разработку, разобравшись и переделав под нас. Я же все это время занимался поисками недостающих элементов головоломки. По всем свидетельским данным, по отчетам и докладам отряда «СТРАЙК», по всем доступным видеозаписям с наружных камер видеонаблюдения — при расчистке завалов для нашего вызволения, на спасательную бригаду и отряд «СТРАЙК» напала группа наёмников в числе восьмерых. Это была их граната, с ними велась перестрелка в процессе которой семеро из восьми противников были убиты. Восьмой сумел сбежать. Предположительно цель — девчонка. Якобы её свои решили убрать, чтобы она не попала к нам в руки. Только у меня всё никак не укладывается в голове одно — время. Время между тем как была брошена граната, как на камерах появились наёмники и началась перестрелка. Да и толку то с одной гранаты — я бы швырял сразу несколько, чтобы наверняка. В сумке девчонки ничего особенного не нашли, кроме нескольких липовых пропусков ШИТа, пачки каких-то незаурядных документов логистики самой последней важности и пачки прокладок. Я битых две недели пересматривал отчеты по тому дню и просматривал доступные видеозаписи, на которых четко видно, насколько жестоко она убивала наших агентов в штаб-квартирах Франции, Испании, Литве и Марокко. Быстрые движения и перехваты ножей; четкие выстрелы из пистолета агентам точно в голову; без колебаний ломала шеи и перерезала глотки. Ей и самой нехило доставалось: она умело уворачивалась от пуль и остриёв ножей, но по морде несколько раз выхватывала. Безразлично. Безразлично продолжала казнь, не теряя концентрации, не сбиваясь с ритма, даже не вытирая кровь, льющуюся из разбитого носа; из рассеченной головы после того, как один из агентов моих размеров несколько раз её лбом приложил к стене со всей дури. Казнила мужчин, женщин. Даже безоружных, что падали на колени с поднятыми руками — казнила выстрелом промеж глаз, безразлично проходя дальше. А со мной она резво в доктора решила поиграть. В мать Терезу. Биполярка? С психопатами мне легче — они понятны. Но она, будучи заперта со мной в той ловушке, не вела себя как психопат. Даже шаблонное её поведение не было приближено к чему-либо, что я мог бы объяснить. — Сержант Барнс, — дверь в мой кабинет приоткрылась, и к моему рабочему столу медленно шел Ник Фьюри. — Пора. — Я скажу это снова: это хреновая затея. — Я согласен с тобой, но я также согласен с Пирсом: мы должны сделать все возможное, чтобы выяснить и обезвредить. Ты справишься. Не думаю, что это задание тебе будет сложнее любого другого. — Вы даже не представляете, Фьюри, — выдохнул я, убирая в ящик стола совсем тонкую папку с досье на Эмили Блант. Эмили «Ли» Блант. Пять страниц — всё, что великому ЩИТу удалось отыскать на эту девушку. В центральной больнице было перекрыто целое крыло ради одной занятой палаты. Круглосуточно дежуривших агентов ЩИТА здесь на один квадратный метр было больше, чем в самом ШИТе. Я молча рассматривал городскую суету из окна той палаты, отпивая, возможно, самый отвратительный кофе в моей жизни из того кофейного аппарата на этаже. Хотя сейчас мне все отвратительно и гадко. Даже не знаю, думал ли я о чем-то конкретном в тот момент. Просто смотрел через окно, просто хотел быть не здесь. Согласен на горячую точку где-нибудь в Афганистане или Ираке. Согласен единолично найти и уничтожить какую-нибудь базу Гидры. Согласен сходить на свидание с Шэрон, но не… Сухое слабое покашливание за спиной вынудило меня вернуться в реальность, и я без особого энтузиазма просто взглянул через плечо. Доктор заканчивал свой плановый осмотр, сверял показатели, а медсестра убирала с вен девушки катетеры капельниц. Черные волосы в каре взъерошены, а на лице всё еще выступают яркие гематомы от передряги, пусть и двухнедельной давности. Её правая рука зафиксирована шиной — врачи комментировали случай чудом, что она себе ничего не сломала в том взрыве и под той плитой, рушащейся. Девушка кряхтит так тихо и едва шевелит пересохшими губами. Еле-еле глаза открывает. — Мисс. Мисс, — окликает её доктор. — Добрый день, мисс. Не бойтесь, вы в больнице. Вы некоторое время были без сознания. Боль и слабость в вашем теле — от ушибов и седативных, которые вам назначали. Мисс, — повторяет доктор, и девушка поднимает к нему свой затуманенный взгляд, — скажите, вы помните, как вас зовут? Девушка скривилась, хмуря брови, и уводит взгляд влево. Вспоминает. — Ваше имя, фамилия? Какой сейчас год, мисс? Страх. Она глазами начинает метать по халату врача и снова влево. Дыхание ускоряется. — Спокойно, мисс, спокойно. Всё в порядке. У вас амнезия, как мы и предполагали. Уверен, что это временно и ваша память скоро к вам вернется. Спадет отек в мозгу и память восстановится. Вы — Эмили. Эмили Блант. Кажется, что для неё эти слова звучат спасением, и её дыхание усмиряется. — Эми-ли? — едва выговаривает она. — Да, верно. Вам больно говорить? Сейчас добавим немного морфия. С имеющихся подтвержденных данных за последние два года на её счету тридцать два хладнокровно убитых агента. Без промедления, без сожалений и пощады. А сейчас она в больничной койке, с пустым и отрешенным взглядом, нахмурена, и борется с подступающими слезами. Шмыгает носом и медленно осматривает палату, встречаясь со мной глазами. Замерла она, замер и я. — Кто это? Доктор вздыхает так тяжело и только открывает рот, намереваясь ответить, как я опережаю. На моем лице загорается моя самая настоящая из всех фальшивых улыбок, и я делаю несколько неуверенных шагов к её кровати. — Привет, Эмили. Я — Джеймс, милая, и я твой муж.