Победа плоти над скорбью

«Бал-маскарад в Министерстве. То, что нужно для израненного сердца.» Наверное, если бы кто-то писал поэму о двадцатиоднолетнем вдовце, там была бы эта строчка. Шанс написания поэмы повышался, с учётом того, что этим вдовцом был Гарри Поттер. В начале злосчастного апреля две тысячи второго года, Джинни Уизли, восходящая звезда британской квиддичной карьеры погибла прямо во время матча. Бладжер, целивший в охотницу, пришелся прямо в висок. На землю она упала уже мёртвой. За девять месяцев беспробудной работы, он побывал лишь на двух мероприятиях: её похоронах и годовщине Битвы за Хогвартс, что была через неделю после похорон. Нет, Рон и Джордж пытались вытащить его куда-нибудь, чтобы напиться в хлам вместе, но Гарри предпочитал не топить горе в бутылке, как это делал когда-то Сириус. Он железной хваткой взялся за Аврорат, где за свою короткую службу (в основном благодаря блату, чего уж тут) стал вторым заместителем нового Главы Аврората, Уинстона Праудфута. Да, это был тот самый Праудфут, что во времена царствования Волдеморта был правой рукой Кингсли Шеклболта, ставшего тогда главой Ордена Феникса. Этот же Уинстон Праудфут решил, что будет неплохо посмотреть, что за новые идеи Гарри предлагает. А тот нырнул в изучение методов Скотленд-Ярда и прочих правоохранительных организаций. Всего за полгода он провёл столько реформ, как в боевой, так и в административной части аврората, что старшие коллеги лишь за голову брались с мыслью «Как же мы вообще кого-то ловили без этого всего?!» Бумажная документация, дежурные смены бойцов, база данных с частотой и значительностью преступлений и мест, где те были совершены, случайные патрульные маршруты, внеплановые обыски… Везде он при этом был на первой линии, везде на передовой. Типовые отчёты, введённые им же, он первый и записывал, едва прибывал в Аврорат. Он даже провёл через Визенгамот проект по тайному обучению методикам криминалистики у маггловских профессионалов. Так, Аврорат начал собирать биометрические данные и персональные образцы тканей, для идентификации преступников. А уж что было во время рейдов в самые злачные места… Он, едва учуяв запретную магию и артефакты, вцеплялся в след или подозреваемого точно бульдог, и рвал вперёд, пока не находил всех преступников до единого. Собственно, ему и кличку дали точно такую же — «Бульдог». Этот его образ подкрепляла и непреклонность Поттера, и его грубая откровенность, и даже короткая щетина тёмной бороды, которую тот отпустил, не успевая бриться, когда дни и ночи проводил на работе. — Гарри! — кто-то схватил его за руку в коридоре, но он моментально вырвался, и наставил на возможного противника палочку, на конце которой уже разгоралась капля огненного шара. — А? — спросил он, разглядев собеседника. — То, что ты творишь с Авроратом — это отлично. Азкабан снова пополняется, и теперь уж точно виновными, благодаря твоим методам исследования. — Как когда-то научил меня один умный человек: «Всё, что сказано перед «но», не слова, а собачье дерьмо» — раздраженно выпалил он. — Не дерзи, — чуть более резко ответил ему Кингсли, — Но. Если ты не придёшь на министерский бал-маскарад, я тебя уволю к мордредовой матери. — Не имеете права. Вас с поста снимут за неуважение к Герою Магической Британии, — фыркнул он. — Хорошо. Отлучу от управления Авроратом. То, что ты ввёл уже хорошо себя показывает. А ты будешь сидеть в пыльной каморке и писать одни отчёты, и вести архив Аврората, потому что, да, право выходить «в поле» я у тебя тоже отниму. — Кингсли! — Заткнись и послушай. Мы все любили Джинни. Я до сих пор не верю, что её нет, а Артур ходит серой тучей. Но ты… Гарри, ты обязан продолжить Род. И если ты решишь последовать за стариком Грюмом и умереть бобылём, то я всё расскажу в прессе, а заодно дам интервью «Ведьмополитену» о разбитом сердце Героя. — Ты не посмеешь… — бессильно прохрипел загнанный в угол Поттер. — О, ещё как. Я грёбанный Министр Магии. А что из меня за Министр, если я подчинения даже от одного подчинённого добиться не могу?! — Мордред сука блять с Морганой раком, — прошипел тот, — Хрен с тобой, приду я на этот дебильный Бал. — Отлично. Форма одежды — фрак, чёрный с белым. Маску получишь у Невыразимцев — они пообещали всем индивидуальные странности в виде масок. И ещё… — Что. — без никакого интереса в голосе сказал Гарри. — Держи визитку. Завтра зайдёшь туда в шесть вечера, назовёшься, и получишь зелье. Выпьешь его перед Балом. — Это ещё зачем? — Чтобы ты целый вечер не обнимал одну колонну, цедя безалкогольный сок из фужера. — На какую дрянь ты вздумал меня подсадить? — Особый отвар Эйфории. Мне нужно будет показать живого и здорового на голову Героя, а ты пока что совершенно не душа компании. — И что с того? — Ты им был. — Был да всплыл. — Ты меня понял? — нахмурившись, спросил Министр. — Да, сэр. Разрешите выполнять? — козырнув, спросил он. — Иди уже. *** Пузырьки в голове, лёгкое тепло в груди… Ох давно он так себя не чувствовал. С пятого курса? Или с четвёртого? Наверное, с четвёртого, когда Седрик ещё не погиб, а змеерылый урод не возродился. Ему действительно было легче. Ему даже было интересно попытаться угадать личности своих собеседников. Угадал, увы, лишь троих: Минерву Макгоннагал, всё же ставшую директором Хогвартса, и вечно державшуюся чуть поотдаль, точно дикая кошка; Луну Лавгуд, бывшую странной, какой маской её не скрой; и Невилла Лонгботтома, который слишком уж явно приглядывал за своей женой, и тем, чтобы никто её не обидел и не увёл. Его угадала Луна и ещё какая-то девушка, которая лишь разочарованно покачала головой, когда он предположил, что она — Гермиона. Когда он в очередной раз разглядывался вокруг, дабы найти ещё кого-нибудь, кого он мог бы угадать, ощутил, как лёгкая рука легла на его плечо. Он взмахом руки убрал упавшие на лоб белые, точно снег волосы, что светились изнутри лёгким солнечным светом, и которые ему, собственно, создала маска Невыразимцев. Лишь после этого, он обернулся. И ком подступил к его горлу. — Добрый вечер, — произнесла незнакомка. Насыщенно-жёлтое платье футляр идеально облегало её точёное тело, по рыжим волосам танцевало настоящее пламя, а пронзительный взгляд голубых как лёд глаз, пробивал его насквозь. — Вы не в настроении болтать? — чуть огорчённо спросила она. — О, прошу меня простить, — произнёс он, — Вы очень похожи на мою… знакомую, и я на мгновение забыл, что у нас бал-маскарад с такими необычными масками. Вот я и замешкался. — Всё понятно, — она рассмеялась тихим, но очень заразительным смехом. Гарри для себя отметил с лёгкой грустью: «Нет, не Джинни. Она смеялась совершенно иначе». — И как Вам всё это представление? — Довольно занятно. Умудрился раскрыть троих знакомых, но и меня раскрыли двое других людей. — Неплохой результат, — улыбнулась она, — Я раскрыла шестерых. Было бы и больше, ведь до Войны я знала почти весь высший свет, но многие оказались… — По другую сторону? — Да. Ему вспомнилась мадам Боунс, но, увы, это точно была не она — Амелия Боунс смеяться просто не умела. Как не могла это быть и Кендра Роджерс или Оливия Забини. — Простите, мэм. Вы — Моника Вайт? — спросил он, вспомнив ещё одну чистокровную семью, что держали нейтралитет до и во время войны с Волдемортом. — Нет, — тряхнула головой та, — Но я дам Вам три попытки. Вы забавный. — Эмма Гринграсс? — спросил он. — Нет, но Эмму знаю неплохо. — Тогда, пожалуй, поберегу последнюю попытку. Лучше немного расскажу Вам о себе. — Давайте, — она быстро облизала губы кончиком языка, так незаметно, что было непонятно, попытка ли это флирта, или просто небольшая привычка. — Я живу один, и довольно близко знаком со многими здесь в Министерстве. — Давно знакомы? — Нет. Пришёл, по сути, после войны. — Значит Вы относительно молоды, — улыбнулась она, — И скорее всего холосты. — Да, но нет. — Невесты нет? Он покачал головой, но вместо привычной грусти, едва кто-то упоминал семейную жизнь, ощутил странное тепло в груди и лёгкость во всём теле. — О… Мои соболезнования. Как я понимаю, она погибла из-за Войны, и Вы пришли в Аврорат, чтобы этого не допустить… — Гарри не стал её перебивать или переубеждать, — Я тоже овдовела почти так же. — Не совсем понимаю. — Мой муж умер довольно скоро после Войны. Боевые действия… дались ему нелегко. — Тогда и мои Вам соболезнования. — Предлагаю не соболезновать впустую, а пойти выпить. Виски из прыгающих груш на вкус был невероятно сладок. Особенно в сравнении с огневиски, который Гарри не раз пробовал прежде. Казалось, всё во рту залили карамелью, а когда карамели осталось ещё немного — отправили остатки прямо в мозг. Беседа при этом шла довольно неторопливо, но весело. Она догадалась, что он работает в Аврорате, а он услышал, как она проболталась, что никогда не носила рыжих волос прежде, и потому отбросил ещё нескольких кандидаток. Бокал шёл за бокалом, но опьянение в полном смысле не приходило. Лишь лёгкость и сладость кружили голову. Его собеседница была потрясающей рассказчицей, и некоторые истории из своей жизни отыгрывала, по сути, в ролях. Она была живой, как пламя в её огненных волосах, и Гарри не хотелось отходить от неё ни на шаг. Ко второму часу ночи всеобщее веселье всё ещё продолжалось. Уставшим гостям за счёт Министерства предлагались протрезвляющие зелья, тоники, бодрящие и энергетизирующие настойки, и прочие всевозможные блага, что могли продолжить веселье — заканчивать подобные праздники полагалось в девять утра, а уходить до четырёх часов ночи и вовсе считалось моветоном. Выпив по укрепляющему зелью и энергетику, они отправились на танцпол. Джинни вытягивала Гарри несколько раз на различные приёмы, так что от той неловкости, что он когда-то испытывал на святочном балу не осталось и следа. Танцевал он, вовсе не как мастер, но и в ногах не путался — отточенное ощущение баланса и собственного тела в пространстве выручало невероятно. Но на фоне своей партнёрши он выглядел просто жалким неумехой: она, казалось, танцевала каждый день, всю свою жизнь, и из каждого движения женщины сквозила дикая грация, казавшаяся ему невероятной. Он всерьёз задумался над тем, что уж не легендарная ли альва* заглянула к смертным на огонёк. Она ускорялась и замедлялась, кружилась и кружила, подпрыгивала и изгибалась, и всё это так, будто она сама была магией. Будто она сама была музыкой. Дикая и величественная, чарующая и очарованная… *альва — эльфийка, или же, по-иному, представительница народа эльфов. Они танцевали, быть может, с полчаса или даже час, и лишь когда музыканты объявили о перерыве, тогда и сами пошли к бару, за новой порцией грушевого виски, а затем на один из внешних балконов Министерства. Свежий ночной ветер развеивал их волосы, запутывая их, перебирая прохладными пальцами по тёплой коже, и спутывая их запахи. — Ох, боги! Давно я так не смеялась и не танцевала, — наконец произнесла она, повернувшись к нему. — Это было восхитительно. Ты была восхитительна. — Как этот вид? — она кивнула на ночной Лондон, что стелился внизу. — Прекраснее, — сказав это, он шагнул к ней, но она быстро отступила на два шага. — Погоди. Знаешь что? Давай, я скажу, кто, я думаю, ты такой, и если угадаю — ты меня поцелуешь. — А если не угадаешь, то сама меня поцелуешь. Она озорно стрельнула глазками, и, с небольшой заминкой, ответила: — Уговорил. — Ты — Доминик Кинкейд. Гарри знал Доминика. И Доминик идеально укладывался во многое, что Гарри поведал о себе: тоже был вдовцом, сотрудничал с Авроратом, пришёл в Министерство после войны и прочее прочее. — Увы, дорогая моя, не угадала. — Так уж и твоя… — внезапно смутилась она. — Моя. На один поцелуй, так уж точно. А там посмотрим, — Гарри не был уверен, откуда эта уверенность: алкоголь, заливающий сладостью разум, или сердце, что проснулось от долгой спячки и исцелилось от боли. — Посмотрим? — удивилась она. — Мало ли… Может мне придётся снова взять, то, что моё, — с этими словами он сгрёб её в охапку, и, прижав к стенке, поцеловал. Она замерла, точно громом поражённая, но затем ответила на поцелуй, прижалась сильнее… Страсть, с какой она танцевала в зале, теперь грушевой карамелью лилась из её губ. Лишь когда у них кончилось дыхание, они оторвались друг от друга, и Гарри посмотрел на незнакомку по-новому. — Может ты теперь попробуешь угадать? — спросила женщина. — Нет, уж прости, но я всё ещё теряюсь в догадках. — Тогда… — она замерла, закрыла глаза, и даже дышать перестала, будто решаясь на что-то, — Пойдём со мной, и ты получишь больше подсказок. Он кивнул, ещё не осознавая на что соглашается. Бегом, почти что летя, они спустились вниз, в каминную залу Министерства, и вышли на улицу. Он лишь успел порадоваться, что накинул на неё и себя отвод глаз. Затем, не расцепляя рук, аппарировали. Светлая комната с высоким потолком, и светлой резно́й мебелью. Лучи рассветного солнца падали сквозь высокое окно на светлый пол, но из этого окна он успел разглядеть лишь зелень какого-то дерева. Припав к нему в диком поцелуе, незнакомка утащила его на кровать, успев одним молниеносным движением сорвать с себя платье. Он увидел, что под платьем она была совершенно голой, но эта нагота была прекрасна от и до: и отличной фигурой, с подтянутой попкой и грудями второго размера, и светлой кожей, и даже несколькими родинками, что, как странное созвездие, рассыпались по её телу. Лишь маска продолжала скрывать её лицо и личность, и его самого это не смущало. Как не смущала её и его маска, которую она, помогая Гарри избавиться от его одежды, так и не тронула. Рассудок его дрогнул. Последняя холодность и здравость, что ещё были в его мыслях, исчезли под красной волной страсти и желания, так что он набросился на женщину, не думая ни о чём и ни о ком другом. Она была умелой любовницей, и её тонкие пальцы то и дело скользили по его стоящему достоинству, по его телу и рукам. А уж что она вытворяла губами! Первое окончание произошло по-настоящему быстро — видимо сказывались месяцы воздержания, но он излился ей в рот, ощущая неземное наслаждение, которого, казалось, не знал никогда прежде. Она, однако, не прекратила ласк, и лишь настойчивее продолжила доставлять ему удовольствие. Когда же он всё-таки оторвал её от своего члена, и положил на спину, она довольно улыбалась, довольной улыбкой сытой кошки. Когда же он опустился вниз, и языком прикоснулся к её прекрасным половым губам, что тонким шёлковым цветком розы, казалось, светились изнутри, с её губ сорвался резкий вздох. Он провёл языком ещё и ещё, делая его то шире, то уже, то жёстче, то мягче, и ощутил, как сладкий нектар его партнёрши потёк по его губам. Она была гладко выбритой внизу, так что он опасался более серьёзных ласк, ведь его жёсткая щетина совершенно к этому не располагала, но его любовнице и этого оказалось достаточно. В один момент она издала особо громкий стон, а затем дёрнулась всем телом, будто пытаясь вырваться, и немного обмякла. Когда он поднялся и навис над ней, она, глядя на него затуманенными глазами, провела правой рукой по его щеке. Тихое «Спасибо!» сорвалось с её губ, а затем она взяла его за член и направила внутрь себя. И мир в его голове взорвался фонтаном разноцветных брызг. Он плавился от удовольствия, едва-едва замечая, как пальцы его партнёрши впиваются ему в спину, запутываются в волосах, прижимают сильнее к себе. Она была такой… слабой, особенно по сравнению с ним, хищником, наконец поймавшим свою жертву. Они оба плавились от удовольствия, их сердца бились в унисон, а тела двигались дополняя танец друг друга. Прямо в процессе она плакала и просила «Ещё! Ещё! Ещё!», и признавалась ему в любви. Впрочем, он тоже отвечал ей взаимностью. В один момент она дёрнулась в сторону, и они упали с кровати, но вместо остановки, она продолжила насаживаться на него, да ещё и так яростно, что он, казалось, не мог осознать, откуда в ней столько силы и внутреннего огня. На всё том же толстом ковре они сменили ещё несколько поз, и перебрались на широкий подоконник, где он долго и чувственно входил в неё раз за разом, пока она сидела, спустив одну ногу с подоконника и поставив другую, согнутую в колене, на его край. Потом она легла животом на невысокий рабочий стол, что был в её комнате, и он резко и быстро входил в неё сзади, держа при этом за волосы. За это время он успел кончить ещё дважды, прямо внутри неё, и она довольно урчала и стонала, глубже насаживаясь на него, пока он это делал. Измученные и испитые друг другом, они уснули лишь когда солнце приблизилось к зениту, и засыпая, он подумал, что так и не понял, кем была его таинственная любовница.