Система «Наказание бога литературы» для преданного хейтера

      Станислава трясло от ярости. Как смел этот маленький зверь рушить канон (и ладно канон! Он в любом случае пойдёт по пизде в следующем году!), но и его планы! Неужели он зря сидел вечерами и трясся над обдумыванием стратегии своего поведения, лишь бы учти все моменты каноничного сюжета?! Он стремительно продвигался через редкие толпы подростков, взволнованно и нервно глядящих на его закутанную в чёрные балахоны фигуру, тьмой разрезающую мягкий свет коридоров.       Едва закончился пир, как задумчивый Дамблдор с дружелюбной, но предупреждающей улыбкой пригласил Станислава выпить с ним чай. В душном помещении кабинета, погружённом в неприятный, словно бы даже липкий полумрак, Дамблдор в своей привычно манипулятивно-агрессивной манере начал настойчиво интересоваться тем, что такого сделал «Северус», что маленький Гарри Поттер, которому пророчили одежду в ало-золотых оттенках, неожиданно перебежал на сторону врага. Станислав, злясь одновременно и на деда, и на его пиздопротивного героя, резко, но сдержанно открестился от всего, что пытался на него повесить Дамблдор.       Хотел ли Станислав, чтобы мальчишка был с ним рядом так — на расстоянии нескольких шагов? Нет, ни в коем случае! Это было опасно для его шкуры. Да, сюсюканья с Гарри давали много Очков Репутации, но постоянное нахождение его в поле зрения очевидно будет нервировать так сильно, что даже никакие Очки Репутации не облегчат ситуацию. Он просто не выдержит и рано или поздно сорвётся на Гарри, раздражённый работой, давлением Дамблдора, а этого ни в коем случае нельзя было допустить.       Он ворвался гостиную факультета столь стремительно, что стоящие недалеко от входа подростки крупно вздрогнули и едва ли не вскрикнули, когда он бросил на них свирепый взгляд. Староста факультета, темноволосая высокая девушка с хмурым строгим лицом по имени Джемма Фарли замолчала, обрывая свою торжественную приветственную речь и растерянно взглянула него, словно бы удивлённая его появлением.       — Профессор Снейп? — осторожно произнесла девушка, чувствуя давление магического духа рассвирепевшего декана факультета, диким взглядом уставившегося на героя сегодняшнего вечера, рядом с которым, бросая на всех высокомерные взгляды, стояла наследница рода Малфой.       Помимо неё это чувствовали и первокурсники, взволнованно и тревожно поглядывающие на профессора маленькими беспомощными птенцами, и напрягшиеся от присутствия грозного декана студенты более старших курсов, замолчавшие, едва он появился в гостиной, и внимательно наблюдавшие за ним.       — Мистер Поттер, — с пренебрежением и явной долей отвращения начал Станислав, умело «подделывая» чувства, пропитывающие слова. Гарри, как только Станислав обратил на него весь свой яд, засветился маленьким счастливым солнышком, но затем быстро взял себя в руки и нахмурился. — Немедленно за мной!       Станислав метнулся на выход, эффектно поднимая в воздух подол мантии. Идти до его личных комнат было сравнительно недалеко — буквально чуть больше десяти шагов. И это тоже очень напрягало Станислава, так как его маленький фарфоровый ангелочек мог в любой момент своего бодрствования, не занятого учёбой, явиться к нему и потребовать поцелуйчики и объятия (а отказать Станислав не мог, к своему ужасу).       Они зашли в гостиную, серую и холодную, заставленную высокими шкафами с многочисленными древними и не очень книгами. Наученный опытом Станислав перед началом учебного года проредил обилие всех книг, убрав наиболее кровожадные и, по его мнению, способные ещё больше извратить ум его очаровательного ангелочка.       Пламя в камине вспыхнуло столь ярко и яростно, когда Станислав указал на него палочкой, что Гарри невольно вздрогнул, но затем завороженно замер, наблюдая за танцем языков огня, нуждающе тянущихся вверх.       Станислав сел в кресло, закидывая одну ногу на другую. Его всё ещё трясло от гнева после вынужденной беседы тет-а-тет с добрым дедушкой Дамблдором, убежденным в том, что попадание Гарри на Слизерин исключительно заслуга Станислава.       — Гарри, — начал Станислав, беря себя в руки и не позволяя клокочущей в груди злости проскользнуть в голос, наполнившийся нежностью. Устало вздохнув, он растрепал отросшие волосы и продолжил: — Почему именно Слизерин? Разве тебе не хотелось бы оказаться на факульте, на которым тебя бы полюбили и зауважали?       Гарри повернулся к нему и немного непонимающе нахмурился, наклонив голову как маленький совёнок. Его большие зелёные глаза так хорошо сочетались с мантией Слизерина, что это вызывало едва ли не скрип зубов. Эстетика эстетикой, но не этот факультет он должен был выбрать!       — Потому что вы здесь, — как прописную истину легко выдал этот проклятый мальчишка, улыбаясь мягко и солнечно. — А насчёт любви, хм… — Гарри задумчиво коснулся своего подбородка и хитро хихикнул: — Разве они все не будут любить меня за то, что я местный супергерой и всё такое, хм?       Станислав растерянно моргнул. Почему он вдруг забыл о том, что это очаровательное исчадие ада в действительности довольно умный, сообразительный и способный ребёнок (даже гениальный в реалиях «Покорившего Смерть»)? Видимо, на него повлияла общая тупость мира, понизившая за эти несколько недель нахождения в этом мире и его айкью. Это немного забеспокоило Станислава, но он решил отложить проверку умственных способностей на более благоприятный промежуток времени.       — Разве пару недель назад тебя не выводила из себя мысль о том, чтобы быть этим самым героем? — Станислав оперся щекой о кулак, продолжая параллельно с диалогом размышлять о том, есть ли вообще какие-нибудь плюсы в том, что Гарри поступил на Слизерин? Минусов было пока больше — Гарри будет с ним чаще, чем хотелось бы; за ним нужен будет более пристальный контроль; на него будут дурно влиять слизеринцы (или он на них); самое главное и жуткое — изменился канон.       — Я подумал и понял, что от этого намного больше пользы, чем вреда… — Гарри многозначительно улыбнулся и, сделав несколько шагов к профессору, оказался рядом с ним, широко распахнутыми глазами, полными восхищения находя всё больше отличий в его внешности, ставшей неуловимо, хм… Он не мог подобрать слов. — Даже во внимании толпы есть неочевидные плюсы, профессор Снейп. А что же относительно факультета… Я расскажу вам, если вы назовёте меня своим ангелом и разрешите сесть на колени.       Его голос был звонок, весел и немного ехиден. Но Станиславу казалось, что в это мгновение сам Дьявол говорит устами этого ребёнка. Это было настолько жутко, что, прежде чем отреагировать на слова Гарри, Станислав вздрогнул. Делать было нечего — пришлось выполнять приказ главного героя.       Станислав протянул руки, и Гарри, опираясь на холодные ладони, торопливо забрался на худые колени, в этот самый момент ставшие самым удобным, самым комфортным, самым мягким местом, чем что-либо ещё на всём белом свете. Прижавшись к спокойно и глубоко вздымающейся груди профессора, Гарри жадно вдохнул запах его одеколона. Ненавязчивый, имеющий тёмные нотки грозы и земли, он наполнял его ароматом леса после дождя. Это было одуряюще прекрасно.       — Итак, мой ангел… — мягко начал Станислав, вплетая в густые непослушные волосы длинные паучьи пальцы и подавляя в себе желание сжать их. — Каковы же причины твоего поступления на Слизерин, помимо моего деканства? — он приподнял бровь, встречая весёлый, полный чистого света безграничного счастья взгляд.       — Основная причина, всё же, это вы… — Гарри улыбнулся, подставляясь под ласковые прикосновения. — Но также я принял во внимание ваши советы и рекомендации из купленной литературы… Я вёл себя так, как вы говорили и как было написано там, и это помогло мне найти общий язык с некоторыми людьми… Они открыли для меня мир магии с другой стороны, и это поставило точку в выборе факультета.       Станислав напрягся, на мгновение прекратив перебирать густые волосы едва не мурлыкающего героя. Он понимал, что, скорее всего, одной из тех самых людей была мисс Малфой. Но как именно эта противная капризная девчонка помогла Гарри осознать всю ничтожность «сказки», в которую он попал, Станислав не совсем понимал. Да, может, она на самом деле ничего и не говорила, да даже и не вмешивалась в общем-то, но тогда возникал логичный вопрос — кто?       Станислав задаёт его в следующее мгновение, стараясь не давить на Гарри и пытаясь не выглядеть так, будто ему ну уж очень нужна информация, а спрашивает он и вовсе из праздного любопытства (но на самом деле ему очень нужна была эта информация, чтобы в последующем контролировать общение его ангелочка с конкретными людьми).       Гарри приподнимается, с хитрой улыбкой заглядывая в глаза Станислава, с отчаянием понимающего, что за пару жалких встреч он каким-то образом успел избаловать ребёнка, которого и слова раньше такого даже не знал. Вздохнув, Станислав щипает его за нос, и мальчик, немного гундося, хихикает:       — Если вы поцелуете меня в лоб, я назову имена всех детей и подростков, с которыми общался в поезде, — он звучит очень забавно, и Станислав отпускает его нос уже на половине фразы-предложения, от которого в очередной раз было невозможно отказаться. Он, конечно, мог узнать это иным путём, но так он не только информацию получит, но и немного подзаработает.       Стонкс, думает Станислав, представляя себя на мгновение героем мема.       Он кончиками пальцев касается чёлки, скрывающей светлый лоб, и на мгновение замирает, любуясь шрамом. В отличие от оригинала, шрам Гарри в «Покорившем Смерть» был больше похож на молнию — множество тонких и резких линий расходились в разные стороны, создавая неповторимый и на самом деле чертовски красивый узор. Станислав проводит путь одной из самых глубоких линий и с некоторой хмуростью замечает, что они словно бы немного воспалились.       — Ай, — немного дёргается Гарри, вздрагивая и заставляя вздрогнуть одновременно с ним испуганно вздохнувшего Станислава. — Он болит, профессор. С момента, как мы зашли в Большой зал, но сейчас уже не так сильно.       — И ты всё это время молчал, мой ангел? — с укором шепчет Станислав, испытывая, всё же, сочувствие к чужой боли. Как бы он не относился к «герою», он оставался не только живым человеком, но пока ещё и ребенком. А Станислав никогда не позволил бы себе принижать боль ребенка (во всяком случае, пока от этого ребенка зависела его жизнь).       Он достает палочку и направляет её конец на ветвистые линии шрама, произнося одно из элементарных и простых заклинаний для заживления наружных ран. Магия легко и стремительно перетекает по его телу к посреднику-палочке, больше не вызывая при своём движении по магическим каналам дискомфорт и боль. Теперь процесс колдовства лёгок и в какой-то степени даже беззаботен, ведь все делает тело — без участия Станислава как сознания.       Гарри прикрывает глаза, чувствуя как прохлада опускается на его горящий последние пару часов раскаленным обручем лоб, и жалобно вздыхает. Боль отступает мягко и степенно, принося за собой ясность ума и словно бы даже открывая второе дыхание. Он хочет взглянуть на профессора, но когда чувствует его холодные сухие губы на своём шраме, замирает с зажмуренными глазами. Ему кажется, что он задыхается.       Станислав не задерживается надолго. Он касается шрама губами чуть меньше десяти секунд и отстраняется. И, прежде чем он начинает говорить, Гарри заполошно выпаливает, глядя на него широко распахнутыми глазами:       — Дорея Малфой, Белла Забини, Теодора Нотт, Дафна Гринграсс, Панси Паркинсон!       Станислав смотрит на мальчика в ответ без особых эмоций, даже немного улыбается, но внутри себя он тоскливо и меланхолично смотрит вдаль на заходящее за горизонт солнце, словно бы растворяющееся золотом в воде. Ему хочется расплакаться от того, что при намерении избегать канон фанфика, он ускоряет происходящие там события.       Все перечисленные девчонки, за исключением ещё пары цветков, были «золотым» составом гарема, сопровождающим Главного героя с момента его обучения в Хогвартсе до самого конца «Покорившего Смерть». И не то, чтобы Станислав был против отношений Гарри с кем-то из них или со всеми сразу (да на здоровье), просто они, несмотря на все свои сильные, волевые качества и отличительные черты, были «принцессами в беде», которых Певереллу приходилось спасать чуть ли не каждую вторую главу.       А где весёлое приключение для Главного героя, там головная боль и нервотрёпка для Станислава. Чуть что, полетит его головёшка дальше красных трусиков цветочных красавиц. И останется лишь оправдываться, мол, не уследил, не доглядел. Он, конечно, утрировал. Гарри был в такой сюжетной броне, что его противник скорее сам убьётся о свою собственную палочку, нежели Главный герой окажется на пороге смерти (только если для того, чтобы навестить любимую наставницу и вручить ей гостинцев).       Но всё равно было неприятно осознавать тот факт, что квесты по спасению принцесс появятся намного раньше, нежели в каноне фанфика. Хотя были в этом и плюсы: такая компания, состоящая из наследниц древних английских родов, скажется как нельзя лучше на становление Гарри в качестве члена аристократического общества. Во всяком случае, на это надеялся Станислав, с содроганием вспоминая о том, как Певерелл являлся на балы, организованные знатью в разные периоды времени, и вёл себя как самое настоящее животное, считающее, что все должны прислуживать ему и выслуживаться перед ним — Повелителем Смерти. Он стал тем, кого ненавидел, и это было самым горьким в его истории, не считая медленного схождения с ума.       — Спасибо, что сказал мне их имена. У этих девочек хорошие фамилии, но не сближайся с ними слишком сильно, Гарри, — мягко предостерёг Станислав, поправляя чёлку мальчика. Поймав непонимающий взгляд, он объяснил: — Несмотря на то, что ты жил в маггловском мире, ты чистокровный наследник древнего рода с долгой историей и невероятными богатствами… Любые здравомыслящие родители маленьких ведьм захотят видеть тебя в качестве зятя.       Гарри недоумённо моргнул, а затем, неожиданно для Станислава, громко и весело захохотал. Смех его был до того беззаботен и звонок, что Станислав невольно заслушался. Всё же, какой он очаровательный ребёнок… Он прекратил смеяться спустя чуть больше минуты, медленно затихнув и спрятав лицо в многочисленных складках тёмной плотной ткани на груди.       — …не станут… Я всегда… вас… — едва слышно пробормотал Гарри. Станислав переспросил, так как не расслышал, что он сказал, но Гарри лишь покачал головой и ничего не произнёс. Этот парень не стал давить на маленького героя, мало ли что, считал он.       Они просидели так ещё некоторое время, в течение которого Станислав, задумчиво поглаживая молчащего ребёнка по спине, вспоминал о том, с кем у него завтра уроки, какие будут темы. Последнюю неделю все его мысли если не были поглощены Главным героем, крутились вокруг Зельеварения. Он основательно подошёл к своему новому статусу «преподавателя» и изучил много литературы не только по дисциплине непосредственно, но также и по педагогике. Да, менять паттерны поведения и привычки Северуса было нельзя, но никто не запрещал ему расширять свой кругозор.       Но то, как относились к учебному процессу в Хогвартсе, одновременно и ужасало, и веселило Станислава. Дамблдору было похуй на все документы, которые, по идеи, должны были заполнять профессора, как и на то, как все его «специалисты» преподавали науки детишкам. Станислав думал, что, будь он левым преподом, дед не почесался бы, даже если бы он устраивал оргии со студентами. Все счастливы, довольны? Держи лимонную дольку и пиздуй отсюда. Вот такая у деда была политика. Похуизм до всего (даже до смертей студентов).       Но только не до Северуса Снейпа и Гарри Поттера (а вот это уже выводило из себя).       Станислав вздохнул и мягко произнёс, отстраняя от себя маленького героя:       — Тебе нужно идти, Гарри. Ребятишки, небось, наверняка уже думают о том, что я тебя здесь съел, — он улыбается в ответ на лёгкое хихиканье сонно моргающего ребёнка и строго напоминает ему: — Помни, что я зверь, завтракающий и обедающий младенцами, презирающий весь белый свет и студентов в особенности. Нам нельзя не то, что обниматься, даже улыбаться друг другу, — Станислав погладил мальчика по голове, молясь всем богам и богиням этого мира в частности, чтобы они контролировали поведение маленького героя, иначе тщательно создаваемому Северусом десятилетие образу придёт конец. И счастлив будет только Гарри Поттер.       — Почему? — расстроенно спросил маленький ангелочек, сделав жалобное лицо. Вкупе с блестящими из-за уже находящегося в полудрёме организма глазами это было слишком больно для жалкого сердечка этого впечатлительного парня.       — Потому что для Альбуса Дамблдора я бездушная машина для выполнения его поручений, мой ангел, — искусителем заворковал Станислав, ставя себе очередной плюсик напротив колонки «Настроить Главного героя против Главного злодея до их непосредственного столкновения». — Если вдруг я покажу, каким являюсь на самом деле, он… он не постесняется даже прибегнуть к убийствам, — с удовлетворением заметив, как Гарри загрузился его словами, Станислав покачал головой: — Я не хочу, чтобы ты думал об этом, мой ангел.       Станислав заглянул в потемневшие глаза маленького ангелочка, отчего-то сильно задетого «трагедией» его любимого профессора, и вздохнул. В следующее мгновение, неожиданно для Гарри, начав его щекотать. Растерявшийся мальчик сперва никак не реагировал на щекотку, а затем громко и вновь — к счастью — весело захохотал. После небольшого акта издевательства и восстановления дыхания, Станислав коснулся мягкой щеки ребёнка и невесомо погладил её, улыбнувшись уголками губ.       — Всё будет хорошо. Рано или поздно, но мы сможем взаимодействовать друг с другом без оглядки на других людей. Я обещаю, — оставив поцелуй на середине лба, поверх шёлковых кудряшек, Станислав встал, придерживая маленького героя так, чтобы тот не свалился на пол.       Он отпустил его недалеко от входа в гостиную факультета и, наблюдая за тем, как за Гарри «закрывается» стена, Станислав меланхолично подумал о том, что он рано или поздно спалится, и ему влепят штраф. Этого, конечно, уж очень не хотелось, но едва ли всё это как-то от него зависело. Прочитав сообщение Системы и довольно похмыкав, он направился назад.       Вернувшись в кабинет Северуса, а через него пройдя в личные покои, Станислав решил заняться делами и просмотреть конспекты занятий. Снейп (не только из «ПС», но также и из оригинала) создавал образ человека, которому было поебать на детей, преподнесение им материала и проверку их знаний. Но теоретическая часть вопроса, а именно — составление конспектов и ведение журналов групп — вдруг оказалось тем, в чём, Станислав был уверен, Северуса не было равных. У него были расписаны темы всех занятий для каждой группы, составлены журналы, где велся учёт успеваемости студентов, и это восхищало Станислава, как и всё, что так или иначе было связано с Северусом.       Просидел он до полуночи, и после небольших вечерних процедур лёжа в жёсткой, холодной кровати и скучая по матрасу, оставленному в Паучьем тупике, Станислав медленно погрузился в немного тревожный, поглотивший его в мглистые песчаные глубины галлюцинаций сон. Сперва ему не снилось ничего. Не было ощущения тела, не было осознания нахождения во сне. Было лишь бесконечное пространство, не имеющее ни верха, ни низа.       Но затем он услышал голос.       — Почему я вообще должен что-то предпринимать?       До нервной дрожи похожий на тот, что принадлежал сейчас ему, он звучал со столь сильной ненавистью, ядом просачивающейся меж каждого звука, отрывисто и хлёстко слетающего с губ, что это невольно вызвало дрожь. Когда сам Станислав говорил в таком тоне, слова его звучали будто бы чуть более мягче и чуть менее агрессивнее. Как красивая, умелая, но карикатура на истинную ненависть.       Зрение прояснилось, и Станислав осознал себя сидящим в кабинете, который он покинул некоторое время назад. Но в отличие от обстановки в его кабинете, где пусть ничего не поменялось, но дышалось легче и чуточку свободнее, в этом было очень темно, холодно и довольно удручающе. Он сидел за столом и, когда попытался встать, понял, что не может контролировать своё тело.       Взгляд был устремлён на человека, находящегося перед Северусом (не нужно было быть гением, чтобы понять, зрителем чьего прошлого, будущего, параллельного прошлого — он не в чём не был уверен, — Станислав являлся). Это, ко всей желчью поднявшейся из желудка злости, был Дамблдор, с мягкой, понимающей улыбкой доброго доктора-психиатра смотрящий на Северуса.       — Это твои студенты избили Гарри, Северус, — с укором (недостаточно убедительным) вздохнул Дамблдор, погладив свою бороду. — И ты, как их декан, должен нести ответственность за их поступки. Неужели тебе совсем не жалко Гарри? Мальчик так растерян и напуган… — попытка надавить на умершую в муках эмпатию к чужим страданиям не увенчалась успехом, и Дамблдор решил подойти к вопросу с другой стороны: — Только подумай о том, что сказала бы Лили, увидев, как избивают её сына…       Северус вздрогнул. Станислав вздрогнул вместе с ним. Как может эта плешивая вобла в пеньюаре и чепчике вспоминать об Эванс?! Она, навсегда оставшаяся в сердце Северуса как единственный лучик солнца, как бесконечная любовь и нежность, как первый и последний человек, которому он открыл сердце, была настолько запретной темой для разговора, что Станислав почувствовал боль, хотя, казалось бы, не мог ничего чувствовать во сне.       — И что, вы хотите, чтобы я сделал? — значительный промежуток времени спустя спросил Северус, звуча до того убито и разрушено, что Станислав едва не разрыдался от невозможности обнять его и приласкать. Сердце, истекая кровью, продолжало жалобно выть. — Наказал тех студентов? Заставил их принести извинения Поттеру?       — Я хочу, — Дамблдор коснулся своих усов и хитро блеснул стёклами очков, — чтобы ты навестил его в лазарете, Северус. Справился о его здоровье и, если потребуется, провёл с ним некоторое время. Мальчик нуждается сейчас в поддержке.       Дамблдор оставил его, не получив в ответ словесной реакции, но, очевидно, прекрасно понимая, что Северус выполнит его приказ. Оставшись в одиночестве в кабинете, Северус просидел молча за столом, впившись длинными тонкими пальцами в кожу головы. Его трясло от ярости, крошащей зубы и едва не выламывающей кости.       Станислав тоскливо наблюдал за тем, как Северус подрагивающими от сдерживаемой злости вцепился в свой стол, сжимая столешницу до побелевших костяшек тонких паучьих пальцев. Этот парень с некоторым волнением понял несколько секунд спустя, что Северус таким образом, сжимая бесчувственную деревяшку, пытается не причинять себе боль.       Его всё ещё хотелось обнять. И невозможность сделать это убивала его изнутри, пронзая горячее и взволнованно бьющееся сердце сотнями тысяч маленьких игл.       Северус встал. Медленно, точно собирался подняться на плаху. Хотя, с некоторой грустной иронией понял Станислав, любое взаимодействие с Поттером вне учёбы наверняка воспринималось Северусом не иначе, как нахождение в виселице. И только долг перед Дамблдором удерживал его от того, чтобы оттолкнуться от опоры под ногами.       Северус шёл по пустым и погруженным в приятный полумрак, разбавляемый теплым светом подрагивающих свечей, коридорам школы, направляясь в лазарет. Шёл он всё также скоро и стремительно, но внутри себя, чувствовал Станислав, испытывал полное искрящегося протеста нежелание не то, что заходить в лазарет, а в принципе видеть Поттера.       Когда отворяется дверь в лазарет, и Северус находит взглядом встрепенувшуюся Мадам Помфри, которую он в следующее же мгновение усыпляет, Станислав подбирается, готовый воспринимать происходящее от другого повествователя. В «Покорившем Смерть» никогда не было действа, описанного от лица Северуса. Но была парочка моментов, когда Снейп являлся к избитому униженному первокурснику и вёл с ними беседы, после которых ненависть Гарри к этому человеку только усиливалась.       Остановившись напротив единственной занятой кровати, на которой, свернувшись в позу эмбриона, поверх одеяла лежал тихо присвиствающий Главный герой с перевязанным лицом и телом, Станислав резко, неожиданно для себя вспомнил вдруг сюжет этой ночи. Пару дней спустя после появления в Хогвартсе Гарри столкнулся с Дореей, обиженной на него за то, как он отнёсся к её восхитительному предложению о дружбе в поезде, и та, желая ему отомстить, подговорила мальчишек более старших курсов преподать ему урок.       Они не только избили Гарри, но также использовали на нём парочку тёмных и жутких заклинаний, из-за одного из которых он как раз-таки и был сейчас обмотан бинтами, пропитанными зельем, с головы до ног. Заклинание было из разряда «лучше бы пуля в сердце», так как гниение кожи, насылаемое заковыристым названием, остановить было практически невозможно. Кожа на наиболее чувствительных местах через несколько минут начинала превращаться в сладковато пахнущую кашицу, распространяющую по телу невыносимую, душераздирающую боль.       То, что Гарри сейчас спал, было следствием нескольких десятков зелий, влитых в него Помфри по приказу Дамблдора, конечно, наслаждающегося страданиями Главного героя, но не желающего, чтобы он откинул коньки так рано. Зелья эти для лазарета варил Северус — это было единственное, в чём он был чем-то полезен для Гарри. По крайней мере, так думали читатели, воспринимающие Снейпа через призму восприятия Поттера.       Северус остановился у изножья кровати и с визгливым скрипом пружин сел, молчаливо глядя на спящего ребенка. Станислав не слышал мыслей Северуса, потому очень удивился возникшей в груди тяжести, оседающей на стенках органов. Это было странно и словно бы совсем не в характере, представленном Изумрудным Журавлём. Почему вдруг Северус почувствовал… почувствовал вину?       Если бы мог, Станислав шокировано закричал в тот момент, когда Северус после некоторого времени бездействия неожиданно применил заклинание, которое, как знал этот прошаренный парень, использовалось в целительских учреждениях как одно из действенных восстановителей кожного покрова тела. И проблема была в том, что…! Вместе с Северусом Станислав ощутил, как магия резко и безжалостно сдавливает его сердце, перекрывая доступ к кислороду и словно бы разрывая все задрожавшие в груди органы на несколько секунд. Это была невыносимая, удушающая боль, от которой Станиславу хотелось не только заплакать, но и завизжать — настолько сильным и мощным было заклинание, что использовал Северус на Гарри.       Мальчик глубоко вздохнул, почувствовав себя в мгновение лучше, чем все часы до этого. Гарри завозился, выпрямляясь и потягиваясь, и растерянно открыл глаза, чтобы с удивлением наткнуться на стоящего у изножья его кровати профессора Зельеварения.       Северус, ещё не отошедший от побочки использования заклинания и резко вставший с кровати, когда Поттер завозился на ней, сделал себе только хуже. Ноги, до этого не страдавшие от боли в отличие от других частей тела, подкосились от пламени, яростно сжигающего каждое сухожилие и нерв. Он едва не упал на дрожащих от тяжести, ядом стекающей по бедрам и коленям к ступням, ногах, но лишь какой-то дикой, безумной силой воли заставил себя стоять на месте.       — Профессор? Что вы здесь делаете? — непонимающе и несколько напряжённо спросил Гарри, глядя на бледное, лишённое всякой эмоции лицо, напоминающее жуткую восковую маску. Отсутствие боли, сопровождающей его сон адским огнём напрягало его сейчас намного меньше, чем присутствие преподавателя.       — Поттер, — хрипло и хлестко произнёс Северус, едва шевеля онемевшим языком. — Вы находитесь в Хогвартсе меньше недели, а уже успели нарваться на неприятности, — несмотря на то, что ему было очень (просто пиздец как) плохо, голос Северуса звучал так, словно ничего серьёзного не происходило, и он просто пришёл сюда для того, чтобы отчитать нелюбимого студента. — Вы такой же безрассудный, как и ваш папаша! — зло прошипел Северус, впиваясь короткими ногтями в ладонь, сжатую в кулак за спиной. Станиславу казалось, что их позвоночник плавился под давлением взбунтовавшейся магии, и удивительным было то, что Северус стоял с прямой спиной. — Высокомерный мальчишка, о чём ты только думал, вставая против четверокурсников?!       Гарри, мелко дрожа, приподнялся на слабых руках. Станислав помнил этот момент из фанфика. Журавль описывал обиду Поттера, собирающуюся злыми слезами в уголках его воспалённых глаз, и растущую подобно прекрасному, но ядовитому цветку ненависть в болезненно ноющей тяжело вздымающейся груди. Гарри тогда думал что-то вроде: «Как он может говорить такие слова, зная, что я ни в чём не виновен?». И сейчас, находясь в теле Северуса, который только каким-то ебаным чудом ещё не склеил ласты прямо на этом полу на глазах у презренного дитятка, Станислав понимал, что его бедный любимый профессор даже не совсем понимал, что говорил. Голова шла кругом, и перед их глазами всё плыло — последствия заклинания были жёстче, чем после трансгрессии.       — О чём вы говорите? — повысив голос, возмущённо обратился мальчик к профессору, заметив как угрожающе потемнел его взгляд. — Это они напали на меня! Я ничего не мог сделать!       — Чёртов щенок, ты смеешь ещё пререкаться со мной?! — продолжил шипеть Северус, не имея элементарно сил для того, чтобы повысить голос. — У их нападения на тебя должна была быть причина! И именно за неё ты всю ночь корчился от боли и разлагался как забытый и ненужный никому кусок мяса! Вбей в свою пустую голову, что все твои слова и действия будут иметь последствия, — с ненавистью выплюнул Северус, и Станислав с некоторым облегчением почувствовал, что им становилось легче. Медленно, но верно невыносимая тяжесть покидала стремительно слабеющее тело. — И, поверь мне, большая часть из них будет очень неприятной, если ты не научишься держать свой длинный язык за зубами и думать головой.       Бросив последние слова, Северус развернулся на пятках и на негнущихся ногах пошёл к выходу из лазарета. Станислав не видел, но знал, что Гарри в этот момент горько плачет от несправедливости мира, казавшегося ему сперва сказочным и приветливым, и людей, его населяющих. Рядом с ним не было никого, кто обнял бы его, сказал, что он хорошо справляется и гордится им. Рядом с ним не было никого, и это являлось одной из первых ступеней перед его падением в бездну.       Северус же, выйдя за дверь, прижался к ней спиной. Он не мог дальше идти, его ноги не слушались и в любое мгновение были готовы подкоситься. Он зажмурил глаза, несколько раз легко стукаясь затылком о толстое дерево двери. Ему нужно ещё немного времени, чтобы добраться до своих комнат — и уже там он сможет дать слабину. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, он медленно, степенно и уверенно направился в сторону подземелий, игнорируя любопытствующие взгляды портретов. Он никому не позволит увидеть себя беспомощным и жалким — Станислав чувствовал его решимость, но одновременно с этим ощущал, как ныла каждая часть тела, даже те, которые, казались, не имели нервных окончаний. Эта была не боль. Глухая тяжесть, усталая и вязкая, липко скользящая по медленно моргающим векам, по еле сжимающимся пальцам, по едва вздымающейся груди.       Он дошёл до своих комнат и, только переступив порог, упал на пол, издавая хриплый гортанный звук, отдалённо напомнивший смешок. Станислав растерянно глядел их общими глазами на невысокий потолок и не понимал, зачем Северус помог Гарри? Можно было бы предположить, что из большой любви к его матери, но неужто она была настолько большой, что Северус даже был готов испытать невыносимые муки последствия использования мощного заклинания? Для Снейпа, представленного читателям Журавлём, это казалось чем-то нереальным. Тот был мелочным и эгоистичным, но этот Северус… он пожертвовал своим здоровьем, лишь бы спасти ребёнка любимой женщины от страданий. Это… это вызывало диссонанс и ревность, кошкой скребущую на краю сознания. Такая преданность поражала. Северус закрыл глаза…       …и Станислав открыл их уже в своём теле, подконтрольном его воле. Первым, что он сделал, так это нервно ощупал холодную, слегка влажную после сна кожу. Северус из сна был более тощим и нездорово бледным, сейчас же его тело пусть и продолжало быть довольно худым, но уже не имело синевато-белого оттенка благородного мертвеца. И всё благодаря принятию в род Принцев, позволившему ему стать полноценным колдуном без выворачивающих кости побочек от использования заклинаний. Он сел на кровати и хриплым, немного сорванным голосом позвал Рут. Девушка появилась в следующее же мгновение, торопливо присев на кровать и взволнованно взглянув на него.       — Мне стоит применить {Приведение в чувства}? — тихо спросила она, протянув руку и невесомо коснувшись внешней стороны ладони его влажного лба. Станислав рассеянно покачал головой. У него не было панической атаки, просто сердце в груди отчего-то заполошно билось. — Это не первый раз, когда ты просыпаешься от кошмаров… — осторожно начала она, отстранившись. — Что тебе снится?       Станислав моргнул и более осознанно взглянул на свою, он мог с некоторой нежной уверенностью сказать, подругу. Да, может в сознании Рут, как искусственного интеллекта, не было такого понятия как «Дружба», но ему хотелось верить, что та всё же испытывает к нему такую же привязанность, как и он к ней. Рут была рядом с ним в моментах, когда Станислав особенно нуждался в поддержке. Как, например, сейчас. И это вкупе с остальным довольно быстро создало плашку «Подружка» над её именем в сознании этого парня, довольно легко привязывающегося к людям (но, к сожалению, также быстро перестающего что-либо к ним испытывать после малейших признаков появления холода в отношениях).       — Мне снится Северус, — Станислав переплёл слегка подрагивающие пальцы и пустым взглядом уставился на складки одеяла. — Сперва я видел его в темнице. Ну… в той, где Гарри его пытал, — зачем-то уточнил он. — Это было два сна с одним сюжетом — Гарольд издевается над живым трупом. А в первом он его даже, кхм… — Станислав немного кашляет, чувствуя сильный дискомфорт от упоминания его смерти. — В общем, то, о чём я читал — ничего нового. Но в этот раз… Я проживал эпизод из «Покорившего Смерть», но от лица Северуса. Если в предыдущие разы я был словно зрителем, то в этом… Я чувствовал всё то же, что и он. И это было так странно… — он замолчал и немного тревожно посмотрел на Рут. — Как я мог знать и видеть то, о чём Журавль не писал? Ведь в фанфике…       Рут немного нахмурилась, внимательно и участливо слушая пересказ сна Станислава. Она не выглядела недоверчиво или так, словно Станислав рассказывал ей анекдот — девушка внимательно и серьёзно внимала его рассказу, кивая и издавая задумчивые звуки в моментах, когда Станислав описывал сцены, не присутствующие в сюжете фанфика. Станислав замолчал и растрепал свои отросшие волосы, ставшие заметно более здоровыми и густыми.       — Ну так что думаешь? — спросил он.       — Знаешь, это довольно неординарная ситуация прежде всего потому, что ты в принципе начал наблюдать за эпизодами жизни своего персонажа. Такого не должно быть, — огорошила его новостью Рут, — особенно с учётом того факта, что это сюжетное будущее, которое ты обязан изменить. Можно подумать, что первые два сна это просто твои кошмары, но третий… В сюжете «Покорившего Смерть» Изумрудный Журавль никогда не писал о том, что Северус Снейп применил заклинание исцеления на Главном герое.       — Может ли быть так, — Станислав с сомнением коснулся гладкого подбородка, — что мир заполнил сюжетную дыру внезапного исцеления Главного героя?       — Вмешательством Снейпа? — Рут приподняла бровь с некоторым пренебрежением в мелодичном голосе. — Нет, это исключено. Любое исцеление Главного героя обуславливается его внутренней регенерацией, в редких исключениях — вмешательством его цветков. Но Северус Снейп? Исключено.       — Но что же тогда это может быть? — устало вздохнул он, совсем не понимая, является этот чёртов сон происком его воображения или чем-то более настоящим.       — Я попробую выяснить это, — Рут встала с кровати, отряхивая свой неизменный рабочий костюмчик от невидимой пыли. — В любом случае, этому должно быть какое-то объяснение. Если что, я всегда рядом, — улыбнувшись ему и получив улыбку в ответ, девушка исчезла.       Станислав же встал, чтобы начать готовиться к занятиям. Сегодня у него был сдвоенные уроки с третьим курсом Гриффиндора и Слизерина и с пятым курсом Хаффлпаффа и Рэйвенкло, а также обычное сорокапятиминутное занятие по Расширенному курсу Зельеварения после обеда с немногочисленными семикурсниками. День не то, чтобы загруженный, но обещал быть достаточно насыщенным. С сожалением взглянув на сундук, где лежали его красивые шёлковые рубашки, Станислав в очередной раз посетовал на то, что у Северуса не было никакого вкуса в одежде (это очень ранило его чувство стиля).       Волосы, густые, блестящие и растущие словно бы даже не по дням, а по часам, за прошедшие несколько дней достигли верхних точек лопаток. И Станислав собирался отращивать их и дальше, так как Северус с длинными волосами был ну уж очень привлекателен (и похож на своего предка, да, но признавать и эту причину Станислав стеснялся, так как это наверняка вскрыло бы нечто большее, нежели простое очарование Винченцо Принцем).       Он шёл по коридорам школы, освещённым светом утреннего солнца, и чувствовал себя так бодро, что в его непомутнённом тревогой сознании невольно закралась мысль о том, что сегодня наверняка что-то случится. Не может быть в этом проклятом месте и дня без какого-то пиздеца (хорошо, если в нём не примет участие его ангелочек, иначе Станислав самолично убьёт его… Жаль это были лишь его мечты).       У учительского входа в Большой зал он сталкивается с последним человеком, которого он хотел бы сейчас видеть. Он был бы даже рад МакГонагалл с её пренебрежительными взглядами и закатыванием до соседней орбиты глаз. Аврора Синистра, в очередной раз бежавшая по коридору (ей стоило бы сходить на мастер-классы по тайм-менеджменту) и не заметившая выходящего из-за угла коллегу, смачно вписалась носом в наглухо закрытый сюртук, утонув в ненавязчивом, но обволакивающем густом аромате одеколона с запахом леса после дождя, прошедшей грозой оседающей на стенках жадно втянувшего воздух носа.       — Станислав, немедленно прерви телесный контакт! — закричала вдруг Рут, и этот пугливый парень, подавив дрожь, сделал широкий шаг назад, оставляя растерянно моргающую девушку с выбившейся из причёски чёрной прядью.       Выглядела она мило. Станислав любил милых и немного рассеянных девушек, и сейчас испытывал такую невыносимую печаль и тоску от невозможности взаимодействовать с ней так, как то обычно делал, что от этого хотелось даже завыть. Невольно вспомнились все предыдущие его отношения с девушками, в начале получающими удовольствие от того, как он обходительно, галантно и с восхищением относился к ним, сдувая пылинки, а затем начинающими раздражаться от того, что он был слишком тряпкой, и в отношениях не было никакой перчинки, их освежающей бы.       Если бы у него была возможность, он бы начал флиртовать с Авророй и ухаживать за ней так, как любил это делать — уж больно она была в его вкусе. Но едва ли Система до Суда разрешит ему налаживать личную жизнь, а сама Аврора будет его ждать ещё семь лет. Станислав не хотел быть эгоистом и здраво оценивал не только ситуацию в целом, но и свои возможности.       — Ваша невнимательность рано или поздно приведёт к тому, что вы окажетесь в крайне невыгодной для вас ситуации, — холодно и раздражённо отчитал её Станислав, внутри себя же желая наоборот спросить о том, не сильно ли она ушиблась, помочь ей прийти в себя и сопроводить её в Большой зал. Аврора расстроенно потупила взгляд и пробормотала слова извинения, понуро исчезая за дверью. Переведя дыхание и молчаливо извинившись перед ней, Станислав зашёл несколько секунд спустя.       Большой зал был ещё полупуст. В полном составе, разве что, находился Слизерин, за исключением старших курсов, наверняка отмечавших начало нового учебного года. Рэйвенкло было чуть меньше, и а Хаффлпаффа и Гриффиндоре практически не было и вовсе — лишь парочка детишек, наверняка волновавшихся из-за того, что они могут опоздать, и всё. Станислав осмотрел всех своих первашей и едва слышно хмыкнул тому, что за исключением Гарри, Крэбба и Гойла, все остальные были девчонками.       Сидели они интересно. Гарри, что-то тихо и проникновенно объясняющий находящейся напротив девочке, в центре. Сидящая справа от него Дорея Малфой, привалившаяся к его плечу и периодически вставляющая в монолог Гарри какие-то мелкие, незначительные фразы. Сидящая слева от него светловолосая девочка, предположительно Дафна Гринграсс, с интересом слушающая рассказ Гарри и не встревающая, в отличие от Дореи. Сидящая рядом с Дафной пухлая, круглощёкая темноволосая девочка с жиденькими косичками, издающая восхищённые вздохи и междометия. И один из Крэббо-Гойловской пары, сидящий рядом, но на некотором расстоянии от Дореи. Он ничего не говорил, но то и дело переводил взгляды от Гарри к сидящей на противоположной от них скамейки девочке.       Внешность у неё была примечательная. Для своих одиннадцати она выглядела довольно взросло — лет на тринадцать. Острые, по-ведьмински хищные черты лица то и дело кривились в ответ на слова Поттера, но она не выглядела так, словно была раздражена или даже разозлена его словами, наоборот. Насмешливо ухмыляясь и щуря глаза, она указательным пальцем ударяла по столу, спокойно, но несколько ехидно приводя контраргументы.       Справа от неё сидела темнокожая девочка с короткой стрижкой, бывшая, очевидно, Беллой Забини. Белла незаинтересованно рассматривала медленно пополняющийся студентами зал, то и дело рассеянно кивая, когда её соседка пихала её плечом. Слева от неё сидела со вздёрнутым носиком мопсика и короткой стрижкой Панси Паркинсон, бурно возмущающаяся каждый раз, когда Гарри высказывался. Соседка бросала на неё взгляды, в мгновение ока успокаивающие разошедшуюся девочку. Рядом с Беллой находилась темноволосая девочка с длинной, толстой косой, но лица её Станислав не мог увидеть — она лежала на столе и, кажется, спала. Рядом с Панси сидел другой член Крэббо-Гойловского дуэта, уже более бурно реагирующий на монолог Поттера.       Это и вправду было интересно. Ему очень хотелось поскорее узнать о том, кто же все эти неопознанные им девочки. Но более всего он хотел познакомиться с той, что стала словно бы одновременно и соперницей, и равной Гарри оппоненткой. Ему было до того интересно наблюдать за их увлекательной дискуссией, что Станислав пропустил начало завтрака. Во всяком случае, возможность ему представится только шестого сентября, когда у него будет первый урок с первокурсниками Слизерина и Гриффиндора.       После завтрака Станислав направился нести свет ученья ненавидящим его студентам. Третьекурсники Слизерина его мало волновали — в конце концов, лично он никого из них не знал, а посещали они Зелья всегда исправно. Но вот третьекурсники Гриффиндора… Не заметить их было трудно — две гогочущих рыжеволосых девчонки, похожих друг на друга как две капли воды. Они замолчали в тот же миг, как он ворвался в кабинет. Джорджия и Фредерика Уизли. Журавль разрушил весь концепт Артуровской свиты, не придумав близняшкам Уизли нормальные имена, соответствующие концепции имён спутников короля Артура.       Джо и Рика, как их называли в этом мире, как и ещё три их сестры, являлись будущими цветками в гареме Главного героя. И если Дорея, Дафна, Панси и другие «принцессы» попадали в неприятности в большинстве своём не зависящие от них, то эти две звезды создавали себе неприятности сами. И чем Гарри становился сильнее и могущественнее, тем увеличивался масштаб пиздеца, устраиваемого близняшками Уизли. Станислав решил во что бы то ни стало оградить своего ангелочка от дурного влияния этих двух чертовок.       Первый урок прошёл бы и хорошо, если бы Джо и Рика не взорвали бы свой котёл. Станислав готовился к подобной ситуации, а потому быстро предпринял меры, не позволившие бурно кипящей ало-золотой жиже распространиться по аудитории и заполнить её ядовитыми парами. Сняв баллы с Гриффиндора и назначив ничуть не испытывающим вины девчонкам отработки с Филчем до конца месяца, Станислав закончил первое занятие.       Медленно к нему начало приходить понимание того, почему Северус так уставал, хотя по расписанию на неделе у него было не так уж и много занятий. Дело в студентах, ненавидящих (как, например, Уизли) или настолько сильно боящихся Северуса, что вполне безопасные зелья в их котлах превращались в адское варево, способное уничтожить каменный, защищённый от подобного воздействия пол. Второй урок повторил первый, и даже несмотря на то, что это были пятикурсники, один котёл, но взорвался. После едва не пропущенного из-за устранения последствий взрыва обеда, где сидящий рядом с ним Квирелл, начавший, видимо, разлагаться сильнее, втёр в себя настолько много чеснока, что у Станислава слезились глаза и отчаянно чесался нос, начался урок с семикурсниками.       Он прочитал им небольшую лекцию об истории открытия зелья, которое они будут готовить в течение всего осеннего периода. Подростки, находящиеся на пороге взрослой жизни и уже определившиеся со своей будущей профессией, слушали его увлечённо и даже задавали вопросы, на которые Станислав с удовольствием давал подробные ответы, так как прочёл об этом зелье не только личные записи Северуса, но также и несколько довольно старых фолиантов. Именуемое как «Образ зверя» и готовящееся 89 дней, оно было довольно забавным и выбралось Станиславом с точки зрения привлекательности его для студентов. Предложи ему самому в прошлой жизни выпить зелье с ворсинкой, чешуйкой, пером любого выбранного им животного для приобретения его способностей и внешних характеристик, он бы всё отдал, чтобы на ночь стать кошко-мальчиком.       После обсуждения этапов приготовления зелья, групп ингредиентов, входящих в его состав, и времени, когда они будут собирать некоторые из них в Запретном лесу под его непосредственным руководством, Станислав предложил им уже сейчас подумать о том, каким бы животным на Хэллоуин они хотели бы стать. За убедительный рассказ с причинами выбора он даже начислил паре студентов баллы, так как они не постеснялись поделиться своими мечтами о возможности полетать как птицы и поплавать в воде как рыбы.       Так закончился его первый рабочий день. Без сил лёжа в постели после вечерних бьюти процедур с маской на лице, Станислав приносил искренние извинения Северусу за обесценивание его труда. Как человек, никогда не занимающийся преподавательской деятельностью, он воспринял это ещё более тяжело, нежели если бы имел какой-то опыт. Но напряжённая работа с полоумными подростками серьёзно высосала из него всю энергию. Северус был его героем, если за все года своего рабского труда не убил ни одного из них.       Начался второй день, за ним последовал третий… У Станислава начинал дёргаться глаз от того долбоебизма, который услужливо ему демонстрировали ученики этой проклятой МБОУ СОШ, калеча своими неосторожными действиями не только себя, но и других студентов. Ему казалось, он поседеет к тому моменту, когда Поттер закончит учиться, ибо терпения, оказывается, у него было не так уж и много. Так что уже на четвёртый день он сорвался и в Северусовкой манере указал добавившему корень златоцветника после сушёных гусениц (хотя по инструкции, вполне понятной и написанной английским языком, нужно было совершить обратное действие) студенту на степень его умственной дегенерации и сразу почувствовал, как неожиданно стало легче.       Нейтрального копа из него не вышло. И Станислав, не проработав даже месяц, превратился в монстра, каким и был в представлениях студентов Северус Снейп.       Но, наконец наступил день урока с первокурсниками Гриффиндора и Слизерина.       День был солнечный и тёплый, безоблачное небо и лёгкий ветерок радовали бы Станислава, если бы он вылезал из подземелий чуть чаще, чем делал это сейчас, заваленный работой. С грохотом двери, столкнувшейся со стеной, зайдя в учебный класс, Станислав привычным путём дошёл до своего — теперь это место воспринималось им как его — стола и пренебрежительным взглядом окинул первокурсников, замолчавших в то же мгновение, как он появился на пороге. Он незаинтересованно посмотрел на рассеяно сидящих за партами с одной стороны гриффиндорцев, не имеющих определённой системы и логики, а затем взглянул на слизеринцев.       Никто не сидел на первом ряду (в отличие от Грейнджер с другой половины), на втором ряду сидели Дорея Малфой и Милисента Булстроуд, Гарри и Дафна Гринграсс. Позади них находились та самая девочка, с которой Гарри спорил на самом первом завтраке, а на всех остальных приёмах пищи взаимодействовал с ней активнее других девочек, и Панси Паркинсон, Белла Забини и один из Крэббо-Гойловского дуэта, вторая половинка которого спряталась на четвёртом ряду вместе с девочкой, что обычно либо спала, либо была погружена в чтение книг.       Задумчиво рассматривая их, Станислав сделал логичное предположение, что они расположись в соответствии с логикой «сильный — слабый», но в рамках изучения дисциплины, а не физической силы. Удовлетворённо хмыкнув, Станислав скользнул глазами по улыбающемуся Гарри, по которому он, честно признаться, даже немного соскучился. Мальчишка выглядел бодро, уверенно и недопустимо счастливо.       — Лишь немногие из вас, — начал он, используя всё очарование, всю глубину и магическую силу голоса Северуса, ставшего после вступления в род ещё более проникновенным и волшебно убедительным, — проникнутся истинной красотой непостижимого искусства сотворения зелий. И только единицы примут его в свою жизнь, позволят стать её неотделимой частью. Вы будете следовать моим инструкциям. И только строгое их соблюдение будет гарантировать вашу успеваемость на моей дисциплине. Я не потерплю хамское поведение и пренебрежительное отношение к ингредиентам. За каждую провинность — шепотки без дела, намеренное и непредумышленное уничтожение ингредиентов, взрыв своего или чужого котла и другое — вы будете наказаны. А теперь я уделю ещё пару минут своего времени, чтобы рассказать вам о технике безопасности. Ведь наверняка большинство их вас даже не открывало учебник по Зельеварению…       Он рассказывает о том, как правильно держать ножи, как отличаются котлы и как именно пользоваться ими в зависимости от их материала, рассказывает о том, что самым важным в изготовлении зелий является следование инструкции (они всегда конкретны и дотошно точны, до самых мелочей, и только идиоты и не имеющие опыта варки зелий дети ошибаются), диктует им стандартную инструкцию по изготовлению стандартного зелья и даёт задания найти зелье, полностью соответствующее данной инструкции, и представить его на следующем занятии. И урок заканчивается.       Прежде, чем дети начинают собираться, Станислав холодно и достаточно отстранённо просит Гарри ненадолго задержаться, бросая на него раздраженные взгляды. Гриффиндорцы смеются над ним, выходя из аудитории, а слизеринцы кидают сочувственные взгляды и обещают подождать у дверей. Попытку Дореи что-то вякнуть против его решения прерывает та самая девочка, довольно невежливо, но действенно закрыв ей рот ладонью и уведя за собой.       Наблюдая за этим без тени эмоций, Станислав мягко вздыхает, когда дверь закрывается, и он распахивает руки, приглашая Гарри обняться. Мальчик издает восторженный звук и бросается к нему, оказываясь поднятым и посаженным на руки. Занывшие в тот же миг, они прозрачно намекают на то, что делать этого не стоит и что Гарри не пятилетка, а уже довольно взрослый ребенок, практически подросток. Но именно такой контакт давал больший эффект, а Станислав планировал попросить его кое-что сделать для него.       Гарри обнимает Станислава за шею, светло и тепло улыбаясь.       — Я так рад, что вы попросили меня задержаться! Столько всего произошло, мне нужно вам обязательно обо всём рассказать! — торопливо и восхищённо восклицает он.       — У нас не так много времени, мой ангел. У меня сейчас начнётся занятие, да и у тебя, я посмотрел, тоже, — с сожалением произносит Станислав, одной рукой придерживая Гарри, а другой погладив его по щеке. — Я хотел спросить, как ты? Справляешься со своими девчонками и уроками?       — С «моими девчонками»? — приподнимает недоуменно бровь Гарри, а затем, немного распахнув глаза, хихикает. — Вы имеете в виду моих однокурсниц? — Станислав кивает, и Гарри улыбается: — Они очень милые и дружелюбные, всегда готовы прийти на помощь. Подсказывают мне что-то, если я не знаю, и не насмехаются надо мной… А насчёт уроков, это действительно не тема для такой короткой встречи. Мы встретимся в выходной? Я был бы рад рассказать вам обо всём.       — Да, обязательно, мой ангел, — вздыхает Станислав и следом мягко произносит: — Прежде, чем я тебя отпущу, у меня есть одна небольшая просьба…       — Какая? — участливо спрашивает Гарри, прижимаясь к Станиславу и заглядывая в его глаза, тепло глядящие на него провалами мглы.       — Не мог бы ты, пожалуйста, выкрасть у младшего Уизли его крысу?       Зачем ему самому предпринимать какие-то действия, если у него есть его золотой мальчик, поцелованный в ягодички богиней удачи и готовый исполнить любую его просьбу? Станислав без особых моральных и нравственных тяжб решил переложить ответственность за выполнение этого небольшого дела на своего ангелочка. Ведь тот сделает для своего любимого профессора все, что он попросит. И это — такая самоотдача и желание угождать — грело эгоистичное сердце Станислава.       — Конечно! Я всё сделаю, а… — Гарри понизил голос и приподнялся к уху Станислава: — а зачем это нужно?       — Это нужно для дела твоего крестного, не хватает только крысы Рона Уизли, — в такой же таинственной интонации прошептал в ответ Станислав, а затем щипнул хихикнувшего Гарри за щеку и опустил его на пол. — И, сделай, пожалуйста, максимально траурное выражение лица, когда будешь выходить, словно я все эти три минуты полоскал тебя в отборных помоях.       Бодро и хитренько подмигнув Станиславу, Гарри опустил плечи, согнулся и тяжело вздохнул перед тем, как выйти за дверь.       Станислав хмыкнул такому великому актерскому таланту, не раз помогавшему Гарри в фанфике. Никто не был способен усомниться в той вселенской печали, что тенью селилась на изумрудной радужке глаз. Актёром Главный герой был впечатляющим, и пока этот навык не был более серьезно, нежели это порой происходило сейчас, использован против него, всё было хорошо.       Закончилась пятница и первая рабочая неделя. По заветам Северуса (а если точнее, по инструкции из его дневников) Станислав приготовил себе успокаивающую настойку, представляющую из себя скорее алкогольный напиток с травами без эффекта похмелья для организма пьющего. Настойка очень зашла Станиславу, впервые за неделю почувствовавшему лёгкость и расслабленность в теле.       Днём субботы к нему постучали. Всё время до этого момента этот парень лежал в кровати и ничего особенного не делал, разве что пару раз сыграл с Рут в карты, да почитал несколько глав очередного романа про любовь с бедной главной героиней и мужчиной-миллиардером. Подумав сперва о том, что это может быть Дамблдор, Станислав очень напрягся, но, когда увидел на пороге комнаты широкую улыбку и изумрудные омуты глаз, расслабился.       Пропустив Гарри внутрь и закрыв за ним дверь, Станислав окинул его критическим взглядом. Всё, вроде бы, было в порядке, но он всё же спросил о том, как прошла поимка крысы. Гарри с грохотом поставил на столик у камина клетку и поморщился от этого звука, после чего торопливо забрался к Станиславу на колени. Погладив ребёнка по мягким волосам, Станислав напомнил про вопрос.       — Ах, да… — рассеянно кивнул балдеющий от перебирающих его густые вихри пальцев маленький герой. — В общем, я некоторое время думал о том, что можно сделать, чтобы украсть крысу без привлечения внимания. Нельзя было допустить того, чтобы вас потом вызвали, реши я устроить потасовку. Но она была единственным доступным вариантом, так что я решил сделать её, так скажем, видимость… — он рассказывал гордо и довольно проделанной работой. — Я попросил Крэбба и Гойла помочь мне, и, пока они отвлекали Уизли, столкнувшись с ним, я украл крысу. Попросил девочек со старших курсов трансфигурировать клетку и усыпить животинку. Вот.       Станислав мягко засмеялся и обнял Гарри. Спасибо всем богам, думал он, что его Главным героем оказался этот Поттер — чистый, светлый ребенок, привязавшийся к нему как маленькая собачонка через очень короткий для возникновения здоровой привязанности промежуток времени. Окажись это вдруг Гарольд, Станислав, казалось ему, не смог бы не то, что дела с ним делать, а вовсе разговаривать.       Гарри с удовольствием обнял его в ответ, пряча свой холодный нос в изгибе шеи Станислава и замолкая на некоторое время. Они дышали в унисон, сами того не замечая. И каждый думал о своём. Станислав о том, что сегодня вечером он встретится с Малакаем и передаст ему Петтигрю, и судебный процесс над Сириусом наконец-то сдвинется с мёртвой точки, возможно, даже назначат дату первого слушания. Гарри думал о том, что с каждым днём, когда они проводят время вместе вот так — обнимаясь и, как говорил Станислав, «тиская друг друга», ему хочется всё больше и больше. И эта жажда немного начинала тревожить мальчика.       — Так что там насчёт твоих девчонок и учёбы? — с улыбкой спросил Станислав, поглаживая спину Гарри. — Расскажи мне, как так получилось, что ты нашёл общий язык с наследницами древних магических родов?       Гарри хохотнул и начал неторопливо рассказывать о том, как он встретился с уже знакомой ему по посещению магазина мадам Малкин Дореей Малфой в поезде в сопровождении другой девочки — Теодоры Нотт. Гарри немного замялся при упоминании Нотт, и поспешно сказал, что у них произошёл небольшой конфликт, суть которого он постеснялся раскрывать. Итогом конфликта стало то, что Тео неожиданно прониклась Гарри и пригласила его к ним в купе, где уже находились Дафна, Панси и Белла. Найти с ними общий язык, продолжал рассказывать он, не составило труда после того, как Гарри вежливо и искренне поинтересовался у девчонок о том, чем так сладко пахнет в купе. Их это проняло, а спустя пару часов поездки, понял Станислав, они были очарованы. И неудивительно.       В гареме Гарольда Теодора Нотт была противопоставлена Дорее. Обе единственные дочери древних и уважаемых родов, но если с Доры мама с папой сдували пылинки и тряслись над своей драгоценной дочуркой, то родители Тео воспитывали не дочь, а Главу рода, и методы воспитания у них были немного, кхм, травмирующие психику и тело девочки. Но в то же время Тео, в отличие от Доры, стояла не за спиной Гарольда, а всегда рядом с ним. Он советовался с ней, принимал во внимание её мнение и учитывал желания. Среди всех цветков таких, как она, было очень, очень мало.       После того, как закончился рассказ про девчонок, Станислав предложил Гарри выпить чаю и продолжить их беседу. Сидя друг напротив друга и неспешно посёрпывая горячий чай с кусочками засушенных фруктов, они продолжали обсуждать учебный процесс и впечатления Гарри от него, от преподавателей и от Хогвартса в целом. Ему понравился сам замок — большой, запутанный как лабиринт, невероятно красивый, что внутри, что снаружи, и таящий в себе много загадок, которые он уже начал разгадывать (параллельно с восхищённой одой замку Гарри рассказал о том, что подружился с парой портретов забавных старичков). Ему понравилась атмосфера магии и волшебства, витающая в каждом уголке школы. Это радовало его как ребёнка, живущего всю свою жизнь в семье, отрицающей и порицающей любые происки «колдовства». Но учебный процесс, преподавателей и методы их преподавания он жёстко захейтил, по пунктам расписав о том, что выходящие из школы студенты не будут способны выжить нигде, кроме магической Англии погрязшей в средневековье.       — Неужели никто не задумывался о том, как можно модифицировать технику обычных людей и оптимизировать работу хотя бы того же Хогвартса? — возмущался Гарри, с ногами забравшись в кресло и поставив на свои колени кружку с чаем. — Просто невероятное количество возможностей, в теории способных перевернуть мир магов с ног на голову, но о котором никто не желает ни то, что думать, а даже слышать!       Он продолжал жаловаться на то, что его девочки (Станислав не мог не хихикнуть в этот момент — с его знанием того, что они действительно станут его девочками) живут понятиями века девятнадцатого и даже понятия не имели о том, что противные им магглы уже начали осваивать космос. Это было действительно удручающе, и Гарри, не собирающийся останавливаться на этом в вопросе просвещения своих подруг, вдруг попросил Станислава привезти из Лондона пару энциклопедий о научных открытиях и маггловском быту.       — Конечно, всё что угодно. Я поддержу любую твою инициативу, мой ангел. Только если она не будет вредить тебе или другим людям, — добавил он поспешно, прекрасно понимая, что случайно брошенная фраза может быть использована против него.       — Это конечно, — отмахнулся мальчик. — У меня есть столько идей, которые я хотел бы претворить в жизнь, профессор. Вы не представляете как я рад, что у меня есть вы, — счастливо и немного смущённо улыбнулся Гарри, спрятав улыбку за кружкой с чаем.       Они просидели так ещё некоторое время, после чего Гарри засобирался, объяснив это тем, что у него с девочками запланирована прогулка по территории школы. Они, оказывается, запрягли старшекурсников, чтобы те показали им Хогвартс, его какие-то особенно интересные и красивые места. Восхитившись активностью Гарри и его маленьких змеек, Станислав пожелал ему удачи и, чмокнув в лоб напоследок, отпустил.       Сам начал готовиться ко встречи с демоном после того, как просмотрел уведомление Системы о зачисленных Очках Репутации. Подготовка занимала довольно длительный промежуток времени, так как ему ещё нужно было помыться, сделать поздний утренний уход, высушить волосы, подобрать наряд… В общем, максимально продуктивно провёл четыре часа своего времени, чтобы сногсшибательным красавцем (даже несмотря на то, что лицо Северуса не особенно изменилось, оно как было не самым привлекательным относительно «требований» к красоте, так им и осталось) предстать перед небольшим зеркалом в ванной комнате. Дело было ведь не в лице. С ума сводили дьявольское очарование и бархат голоса, усилившиеся с пробудившимся магическим духом.       Северус пусть и не был красив, но он был чертовски силён. И это даже подтвердил Винченцо, что долгое время наблюдал за тем, как Станислав разрушает манекены в тренировочном зале родового поместья, пропитывая его стены остатками могущественной, яростной энергии. Хотя и всё равно победил его в дуэли — всё же, жалкий опыт в пару десятилетий не стоял в сравнении с сотнями лет.       Трансгрессировав с территории Хогвартса на Косую Аллею, Станислав направился в банк, с веселым удовлетворением осознавая, что он не чувствует никаких побочек после трансгрессии. Кабинет Шератана был очень удобен как место для их непосредственных встреч по делу освобождения Сириуса из тюрьмы. Пройдя ещё немного привычным, знакомым путём до кабинета поверенного рода Блэк, Станислав степенно зашёл внутрь, встречая в следующее же мгновение внимательный, немного жутковатый взгляд алых глаз.       Малакай оглядел его с ног до головы и восторженно оскалился:       — Вы пробудили магический дух! И стали ещё более обворожительным, — чуть ли не промурчал демон, делая пару широких шагов и вставая напротив напрягшегося Станислава, сжавшего ручку клетки, из которой доносился усиливающийся писк напуганного давлением магии демона Петтигрю. — Но душа ваша всё также двойственна, неужто это никак друг с другом не было связано? — тихо задумчиво прошептал он, заглядывая в глаза Станислава и пытаясь словно что-то найти в них.       Сам же Станислав удерживал себя от того, чтобы не опустить глаза чуть ниже. Грудь демона, изрисованная невероятно красивыми татуировками, так и манила к себе взор. Накачанные мужские сиськи, находящиеся так близко от чешущихся в отчаянном желании рук, были словно произведением искусства, которое запрещено трогать законом. Хотя, думал Станислав, едва ли демон будет против.       — Отойдите, — словно собаке приказал демону Станислав, придя в себя и скривившись от отвращения. — Я не собираюсь говорить с вами об этом. Прекратите вести себя так — не унижайтесь перед человеком, который это не оценит, — покачав головой, Северус подошёл к столу гоблина и поставил на него клетку с верещашей крысой. — Вот, господин Шератан, в этой клетке находится тот, из-за кого наследник вашего рода попал в тюрьму. Питер Петтигрю.       Гоблин злорадно оскалился.       За дальнейшими действиями Станислав наблюдал со стороны. Доставший дергающуюся словно в припадке крысу гоблин бросил её на пол (с его роста это было не так уж и высоко), после чего произнёс несколько хлёстких, коротких фраз на незнакомом языке. И Петтигрю на полу начало выламывать так, что Станислав, помимо отвращения, ощутил вкус желчи, собравшийся во рту. Это было больно для Питера, долго и жутко выглядяще для наблюдающих за ним. В конце концов, спустя чуть больше пяти минут после адских писков, а затем уже и криков, на полу лежал голый мужчина с лишним весом, светлыми жидкими волосами и мелкими глазёнками, в ужасе вращающимися на покрасневшем лице.       — Северус! — пропищал Петтигрю, найдя блестящими глазами стоящего у стены Станислава. — Северус, прошу тебя, помоги мне! — он медленно пополз к нему, выглядя до того отвратительно и унизительно, что над этим даже смеяться было уже грешно. — Помоги мне, ради нашего Лорда, прошу тебя!       Станислав вздрагивает. Палочка словно сама собой появляется в его ладони. Пальцы обхватывают нагревшееся в разделяемой с ним ярости древко. Ненависть затапливает всё сознание Станислава, и обычное круцио, подпитываемое его злобы, получается слишком сильным. Петтигрю орёт, захлёбываясь в своих слезах, соплях и слюнях. Его выламывает на полу так, что слышен хруст костей. Но Станислав не прекращает действие заклинания. Он пустым взглядом наблюдает за чужими страданиями и желает, чтобы они продолжались как можно дольше.       Как посмела эта крыса даже мысль допустить о том, что Северус сделал бы что-то «ради» Волдеморта? Он всегда поступал либо «из-за», либо «вопреки». Северус ненавидел Волдеморта. Не боялся, а восхищался лишь в юности.       Вдруг его глаза накрывает одна горячая ладонь, а вторая обхватывает сжимающие палочку пальцы. Палочка мягко выскальзывает из ослабевшей руки, словно бы даже немного подставляясь под вежливые аккуратные прикосновения.       — Всё хорошо, Северус, — бархатисто, демонически завораживающе шепчет в его ухо Малакай, прижавшись грудью к его спине и начав дышать вместе с ним в унисон. — Сделай вздох… Вот, хорошо. Волдеморта больше нет, ты не находишься в его рабстве. Ты свободный человек.       Станиславу хочется горько засмеяться. Свободный человек? О, нет. Он не свободен и никогда будет. Даже несмотря на то, что ритуал принятия в род Принцев освободил его от рабских меток как Дамблдора, так и Волдеморта, он всё ещё зависел от воли Системы и прихотей Главного героя. Воля Системы. Система… Система!       Станислав вздрагивает, когда слышит угрожающе громкое пиликанье уведомлений Системы. И, как только оно заканчивается, на его тело нападает невыносимая усталость, напоминающая то, что испытывал Северус в его сне. Его ноги становятся ватными и начинают глухо ныть каждой чёртовой мышцей, каждым пальцем и коротким волоском. Его руки немеют и опускаются вдоль тела, пальцы еле-еле сжимаются. Позвоночник слабеет, и если бы не демон, прижимающийся к его спине, он наверняка упал бы прям здесь. В животе сворачивается неприятный, болезненный ком, от которого хочется избавиться, когда он его начинает чувствовать. Это пиздецки тяжело. Даже дышать и то нет сил.       — Что случилось с твоим магическим духом? — растерянно прошептал Данте, помогая профессору дойти до кресла. — Он был таким сильным, ярким и агрессивным, а сейчас лишь едва-едва светится… Что ты сделал, Северус?       Но вместо того, чтобы отвечать на его вопросы, Станислав пустым взглядом прослеживает строки системного сообщения.

ВНИМАНИЕ, Пользователь! К Вам применен Штраф за Невыполнение условий наказания {Несоблюдение паттернов поведения персонажа}. Время действия Штрафа (с момента его применения): 11 часов 58 минут 37 секунд… На Вас наложен дебафф {Слабость}. Время действия дебаффа (с момента его наложения): 11 часов 58 минут 37 секунд… С Вашего счёта снято 2000 Очков Репутации. Ваш баланс: 540 ОР Просим обратить Ваше внимание на то, что в течение всего периода действия Штрафа вы не сможете получать Очки Репутации при взаимодействии с Главным героем. Мы заботимся о выполнении Вами условий Вашего наказания и просим набраться терпения!

      Последнее сообщение выглядит особенно издевательски. Он не хотел получать штраф? Он его получил. Да ещё с каким дебаффом, просто пиздец — нет сил даже дышать, не то, что двигаться. Но обиднее всего за потерянные Очки Репутации. Он их столько копил, а тут практически все сняли… Пидорасы. Странно, что он не слышал Рут, ведь она предупреждала его обычно в таких ситуациях. Он вяло позвал её.       — Станислав! — голос Рут наполняла злость с волнением в перемешку. — Я не могла до тебя докричаться! Ты идиот! И что теперь? Двенадцать часов страдать от того, что ты не услышал меня! Чёртов демон, как он посмел…       «Хватит, малышка, — устало вздохнул Станислав, медленно открывая глаза. — Я наоборот должен его благодарить, ведь…»       — Малакай, — хрипло произнёс он, едва не нос к носу сталкиваясь с сидящим перед ним на коленях демоном, весело оскалившимся. — Спасибо за вашу помощь, но, прошу… Ваши прикосновения…       — Да, да, ваша проклятая душа терпеть не может прикосновение чистокровного демона, всё хорошо. Я понимаю, — Малакай ухмыльнулся и, подмигнув, встал.       Станислав растерянно уставился в его широкую спину, скрытую чёрной шёлковой рубашкой. Проклятая душа? Чего он себе там уже надумал? В любом случае, было здорово, что он нашёл ответ на свой вопрос, и теперь (по крайней мере, некоторое время) не будет до него доёбываться. Станислав сел, вцепляясь дрожащими пальцами в деревянные подлокотники. Ему было плохо, но он должен был продолжать функционировать как полноценный, уважаемый и достойный человек. Теперь он понимал Северуса и разделял его чувство — острое, просто отчаянное нежелание унижаться перед другими.       — Вам не стоит вставать! — взволнованно воскликнул Шератан, заметивший, что Станислав, пошатываясь на ослабевших ногах, встал, придерживаясь за кресло. — Мистер Снейп, откат после столь сильного заклинания будет влиять на вас ещё минимум часов пять, поберегите себя.       Станислав молчаливо приподнял бровь. У них каждому его действию нашлись какие-то свои причины? Что за прикол? Но размышлять об этом не было ни сил, ни желания. Видя, что он еле стоит на ногах, демон и гоблин переглянулись. И Шератан, к которому Станислав был более лоялен, чем к Малакаю, предложил:       — Может быть, вы отправитесь домой? Мы уведомим вас о том, на какое число будет назначено первое слушание. И если появится ещё какая-то важная информация, поделимся и ей, — добавил он, кинув взгляд на отключившегося Петтигрю, накрытого простынёй. Она медленно вздымалась, так что мёртв он не был. К сожалению Станислава.       — Да, вы правы, — вздохнул Станислав и, попрощавшись и с демоном, мягко подмигнувшим ему со своего места, и с гоблином, медленно, но с выпрямленной спиной заковылял на выход.       Отправляться в Хогвартс, как и ехать в Паучий тупик, не было ни сил, ни желания. Так что, выбравшись из Косой Аллеи и заказав такси, Станислав поехал в сторону квартиры Винченцо. Лёжа без движения на заднем сиденье под песню, играющую на магнитоле, он пытался не вырубиться. Но его сознание то и дело соскальзывало с камней реальности во мглу сладостного отруба. После небольшого ворчания таксиста, проявившего искреннее беспокойство прежде всего за состояние салона, а затем за состояние серого и едва двигающегося клиента, Станислав вылез из машины, отказавшись от помощи.       Ему нужно было лечь. Если он сейчас не доберётся до квартиры Винченцо, он ляжет прямо на лестничном пролёте и заснёт. Но, впиваясь ногтями в кожу ладоней, он медленно поднимался вверх и, наконец, оказался напротив заветной двери, оказавшейся, к приятному удивлению, не запертой. С божьей помощью стянув с себя туфли, он поволочился в сторону спальни.       И, проходя мимо кухни, он замечает две фигуры. Остановившись и повернув голову, он видит прежде всего Винченцо, взволнованно вставшего со своего места и смотрящего на него с неожиданно серьёзным выражением лица. Он что-то говорит ему, подходя ближе, но Станислав его не слышит. Затем его взгляд соскальзывает на эклеры — должно быть, они довольно вкусные, — и только бесконечным мгновением спустя добираются до девушки. Знакомой ему девушки. Её розовые волосы меняют цвет на тревожно-жёлтый, а фиалковые глаза широко распахиваются, когда она видит, насколько плохо и жутко он выглядит.       — Профессор Снейп? — высоким, звонким голосом обращается к нему она, вставая вслед за Винченцо.       — Тонкс, — приветственно хрипит Станислав и, ощутив прикосновение холодных рук Винченцо, он позволяет себе провалиться во тьму.       Но перед этим думает о том, что восемнадцатилетняя девчонка делает в квартире взрослого мужчины, не имеющего совершенно никакого отношения к её профессии? Они что…       — Вы знакомы? — рассеянно произносит Винченцо, когда присаживается на кровать, на которой, будучи больше трупом, чем любой другой мёртвый человек с ближайшего морга, лежал то и дело тяжело, болезненно стонущий Северус. Он вновь взмахивает палочкой, промакивая холодной водой тряпку, лежащую на его лбу, и переводит взгляд на задумчиво покусывающую нижнюю губу Нимфадору.       — Он ведь препод, — насмешливо глядит на него она, сверкая золотой радужкой глаз, — единственной волшебной школы в этой стране, между прочим. Конечно, мы знакомы, но хм… То, что знакомы вы, это, конечно удивительно. Кто ты ему?       — Родственник, — пространно отвечает Винченцо, мягко усмехаясь. Как же его очаровывала эта детская уверенность в том, что все её мелкие манипуляции и аврорские уловки сработают. Она студенткой Аврората являлась одну лишь неделю, а столько о себе уже возомнила. Мило.       — Тц-тц, Винченцо, — цокает Нимфадора, вытягивая ноги на подоконнике, на котором сидела. — С тобой невозможно вести беседы, ты такой нудный дядька, — она закатывает глаза и обиженно надувает губы.       Он смеётся и неспешно, вальяжно подходит к ней, тепло глядя алыми глазами с высоты своего роста. Протянув ладонь, Винченцо касается щёк девушки и слегка сжимает их пальцами, подаваясь вперёд и приподнимая её голову. Зрачки в порозовевших глазах Нимфадоры расширяются, когда она на мгновение опускает взгляд на его губы. Принц усмехается. Как она юна и предсказуема.       Нимфадора приподнимается на руках, издавая мягкий нуждающийся звук и приоткрывая свои искусанные губы. Винченцо жарко выдыхает, горячим языком прослеживаем изгиб пухлых губ, а затем…       Отстраняется.       Нимфадора тяжело дышит, растерянно глядя на него со своего места.       — Винченцо Принц, ублюдок! — громко и злобно кричит она в свои ладони под издевательский смех ушедшего на кухню Винченцо.       Его маленький дар нимф. Его будущая жена.