Золото глаз твоих

      Над укрытым дымкой высокогорьем занималось утро. По оживающему лесу шныряли назойливые белки. На ветках деревьев, стряхивая серебристое кружево капель, щебетали птицы. Но Вэй Ина разбудили не они, он проснулся от пробирающего бока холода. В землянке, где приходилось ютиться, было тесно и промозгло. Она стала мала ему. Давно следовало подыскать жильё попросторнее и получше, тем более, что надвигалась зима. Вэй Ин не впервые подумал, что, может, пришло время спуститься к подножью горы и осмотреться там — хотя на неприступной высоте было надёжнее, в долине жилось проще.       Сопя и елозя по заспанному лицу ледяными ладонями, Вэй Ин заставил себя подняться. Хотелось ещё подремать, но какие дрёмы, когда после ночного дождя в жилище натекло воды, а хилая лежанка из валежника и прошлогодних листьев отсырела. Подавив озноб, Вэй Ин вильнул пушистым хвостом, стряхнул с кончика уха травинку и принялся воевать с копной непослушных волос, тяжесть которых никак не хотела держать лента.       Полностью лисью личину Вэй Ин принимал исключительно редко — иногда не прятал хвост и уши зверя, но чаще предпочитал полностью человечью ипостась. Сказывались годы жизни на улицах городов, где преимущественно обитали люди, и уподобляться им приходилось ради безопасности. Впрочем, даже в облике мальчишки не всегда удавалось слиться с толпой, ведь от природы Вэй Ину досталось необыкновенно красивое лицо, к которому как магнитом тянулись взоры, а за ними неприятности. В условиях повсеместно установленных ловушек на сверхъестественных созданий, построек, напичканных талисманами против «нечисти», заградительных магических барьеров и время от времени прочёсывающих подворотни заклинателей скрывать истинную природу удавалось с трудом.       После внезапной гибели родителей Вэй Ину довелось хлебнуть горя. В один момент жизнь наивного и доверчивого ребёнка превратилась в жестокую борьбу за выживание. Вэй Ин с содроганием вспоминал выпавшие на его долю лишения и невзгоды — домогательства, травлю собаками, швыряния камнями, откровенные попытки надругаться над бездомышем, не говоря уже о лютом голоде, насмешках и унижениях, сопровождающих его изо дня в день.       Конец скитаниям по человеческим городам положил случай, едва не стоивший Вэй Ину жизни. Ничего отвратительнее той ночи с ним не случалось. Спасся чудом, но след происшествие оставило такой, что все последующие годы он предпочитал коротать в одиночестве, на вершине, пользующейся дурной славой — в дремучем лесу, куда не совались простые смертные.       Восстанавливались оборотни не в пример людям быстро. Чудовищные раны, доставшиеся Вэй Ину, со временем затянулись, превратившись в едва заметные шрамы, но вот увечье души никуда не девалось и порой так терзало, что он был готов взвыть. Из-за страха повторения кошмара поруганный сирота убедил себя, что ему вполне комфортно одному, что ни за что и никогда он снова не сунется к людям, что жизнь его отныне на веки связанна с отдалённой, дикой глушью.       Будучи любознательным и непоседливым, Вэй Ин неплохо изучил горный хребет. Природа оборотня не подводила: он был ловким и быстрым, хорошо плавал и редко какой день возвращался без улова с речки. Одежду Вэй Ин с жизни в городе носить так и не разучился. Обувью тоже не пренебрегал, лишь изредка бродил босиком в тёплую погоду. Вещи эти он обычно «обменивал» у крестьян или торговцев на перевале. Когда путники вставали на ночлег, прокрадывался ночью к повозкам и умыкал у кого наряд, у кого сапоги. Взамен обязательно оставлял тушку какого-нибудь добытого животного или пучок редких целебных трав в зависимости от времени года, потому что родители учили, что воровать плохо, а обмен, пусть даже одобренный лишь одной из сторон, таковым в представлении Вэй Ина не являлся.       Выскользнув из выстуженной обители наружу, лис распрямился и почти сразу ощутил неприятный спазм в пояснице, зеркально отразившийся примерно на том же уровне спереди. Впервые странное недомогание приключилось с ним незадолго до того, как ему исполнилось восемнадцать. Ни с того ни с сего потяжелело в животе, поднялся жар, ускорилось сердцебиение. Не зная, что и думать, Вэй Ин решил, что съел что-то не то или напился из дурного источника, а потому отправился в лес, набрал кореньев, обычно помогавших при подобных симптомах, и сварил из них настой.       Выхлебав весь, он так ничего и не добился. В ставшем слишком чувствительным теле разрасталась непривычная истома. Живот тянуло тупой болью, что спустя день-другой спустилась ниже и сосредоточилась беспокоящим теплом в месте, которое с предположением об отравлении никак не соотносилось. Вэй Ин пребывал в расстройстве и недоумении. За помощью податься было некуда, спросить совета тоже. Клан Лань — единственная живущая в этой части гор общность сверхъестественных существ, в которой непременно нашёлся бы лекарь, являлась драконьей, а не лисьей. Соваться к ним, Вэй Ин побаивался, невзирая на то, что кто-то из драконьего семейства приглядывал за ним едва ли ни с первого дня его появления на горе, а чуть позднее начал подбрасывать разное — ленты, корзинки с фруктами и ягодами, художественные принадлежности и даже домашнюю утварь. Тому, кто баловал его, очевидно, было жаль шастающего по чаще одинокого лисёнка, вот и подкидывал гостинцы, располагая те на полюбившихся мальчику тропах и вблизи его землянки.       Заметив, что Вэй Ин мастерит из бамбука музыкальные инструменты и упражняется в музицировании, доброжелатель подсунул ему изумительной работы чёрную флейту с красивой нефритовой подвеской. Радости Вэй Ина не было предела. Он назвал её Чэньцин, носил за поясом и не расставался с ней даже во сне. И, хотя сомнений, что флейту подарил кто-то из клана Лань, не было и не могло быть, Вэй Ину недоставало смелости заявиться к драконам и попросить помощи в его деликатном деле.       Вскоре выяснилось, тревоги были напрасны. Промаявшись пару дней с тягостным состоянием, Вэй Ин пробудился на третий совершенно здоровым, правда ровно через месяц всё повторилось и стало регулярно навещать его спустя луну. Пришлось признать, при таком раскладе вероятность, что это хворь, невелика. Скорее уж, особенности самочувствия относились к взрослению и явной опасности не несли. Со временем Вэй Ин обнаружил, что самоудовлетворение в такие дни несколько снижало накал ощущений, хотя и оставалась потребность чего-то большего — чего-то, что сам себе он дать не мог, но подозревал, что, будь у него пара, утоление желания достигалось бы более полноценно.       С представителями своего вида, не считая родителей, Вэй Ин сталкивался лишь однажды — в детстве, пока бродяжничал и выживал в городе. То были две ослепительно прекрасные девушки — Си Джу и Ли Ксяотонг, работавшие в борделе под названием «Ветвь жасмина». Обе сочувствовали осиротевшему маленькому сородичу, но являясь собственностью мадам Гэ — хозяйки заведения, не могли взять его к себе и позаботиться.       Вэй Ин был слишком мал, чтобы интересоваться тем, что привело красавиц в город и сделало служительницами постыдного ремесла. За истёкшие годы многое стёрлось из памяти, и всё же он помнил, что Си Джу и Ли Ксяотонг проявили к нему доброту. Знакомство состоялось при плачевных для Вэй Ина обстоятельствах. Он подрался со стаей собак за объедки, получил несколько серьёзных ранений, заполз в ближайшие заросли и потерял сознание под кустом жасмина. То оказался сад госпожи Гэ — владелицы борделя, и запах его крови уловили Си Джу и Ли Ксяотонг. Они спрятали его в хлеву, обработали раны и регулярно приносили питьё и еду, пока он шёл на поправку.       — Ты такой же, как и мы, поэтому твоя кровь привела нас к тебе, — растолковывала Си Джу, торопливо скармливая ему горячие маньтоу с мясом и капустой.       — Вы тоже лисы? — обрадовался Вэй Ин.       — Верно, но среди людей нас зовут — хули-цзин, что означает «демон обольщения». Всё потому, что нам подвластно пробуждать в окружающих влечение и страсть.       — Не рано ли мальчику знать об этом? — беззлобно ворчала Ли Ксяотонг. — Ему лет пять-шесть на вид.       — Мне восемь, — промычал с набитым ртом Вэй Ин.       — Ему восемь, — послав Ли Ксяотонг раздражённый взгляд, отрезала Си Джу. — К тому же, сама подумай, кто ещё ему поведает обо всём, если семьи нет, родственников тоже?       Она вновь повернулась к Вэй Ину и заглянула в глаза.       — Мне и сестрице Ксяотонг поздно скрываться, но ты ещё можешь избежать подобной нашей участи, — нравоучительно вдалбливала она, указывая на красноватого оттенка ожерелье с причудливыми гравировками на своей шее. — Видишь эту штуку? Её придумали заклинатели, чтобы пленять хули-цзин. Окажется подобная на твоей шее и пиши пропало. Уже не они будут у твоих ног, а ты у их.       Вэй Ин с трудом протолкнул большой кусок маньтоу в горло и напрягся.       — Сестрицы, выходит, вы пленницы?       — Нам и в самом деле не сбежать от мадам Гэ. Куда бы мы не подались, она легко нас разыщет и накажет так, что сами запросим смерти. Проходили — знаем.       — А разве нельзя его снять?       — Снять его способен лишь заклинатель и не абы какой, а уровня старейшины. Свободные лисы на многое горазды. Магия в нашей крови. Ты бы удивился, застав нас без этого хомута на шеях. Именно поэтому нельзя, чтобы заклинатели узнали, что ты хули-цзин. Сразу возьмут в оборот, нацепят магическую удавку, чтобы сделать беспомощным под стать смертному, и будут пользовать, как пожелают.       — Слушай и на ус мотай, — теребя собственное украшение, кивала Ли Ксяотонг. — Всех, кто не похож на них, они называют «нечистью», «тварями», «созданиями тьмы». Только в отличие от них, нам не нужно учить своих детей, как создать внутри себя нечто, что они нарекли «Золотым Ядром» и откуда черпают после магию. Наша сила идёт из природы, она с нами от рождения. Чем старше лис, тем мудрее и могущественнее. Отсюда и нетерпимость со стороны заклинателей.       — Но я не чувствую в себе магию, сестрицы. Со мной, наверное, что-то не так.       — Не волнуйся об этом, — погладила его по волосам Си Джу. — Ты пока не «расцвёл».       — Так разве ж я могу? Я же не цветок, чтобы цвести… — недоумевал Вэй Ин.       — Под словами «не расцвёл», сестрица Джу имела в виду, что ты ещё не достиг возраста, когда мальчик становится мужчиной, — пояснила Ли Ксяотонг, слегка зардевшись. — Твоя магия с тобой, но до поры до времени спит. Когда придёт час, ты с лёгкостью сможешь управлять силами природы, общаться с мёртвыми и покорять души живых.       — Конечно, если избежишь пленения, и на тебя не оденут обрубающие твои способности цацки, — вновь подала голос Си Джу. — В таком разе останется лишь твоя красота, которую осквернят, измываясь на все лады, пока ты не испустишь дух.       — Ну, хватит! — шикнула на неё подруга. — Следи за языком, сестрица. Ты его пугаешь.       — Пусть боится, пусть знает! Он должен быть начеку. Остерегайся людей, Вэй Ин, и в особенности заклинателей. Не доверяй им, как бы сладкоголосо они не заверяли тебя в своих благих намерениях. Приятелей лучше выбирай среди тех, кто, как и ты — «нечисть». Таких созданий в мире немало, но и с ними держи ухо востро, далеко не все они дружественны лисам.       — Будет тебе, — продолжала одёргивать Си Джу Ли Ксяотонг. — Смотри, бедняга даже маньтоу не доел, так запуган твоим просвещением. Не по годам ему эти знания!       — Мне не страшно, — покачал головой Вэй Ин, — мне грустно. Боюсь, кроме вас, дорогие сестрицы, я не встречу никого достойного.       — Встретишь, — целуя его в лоб, заверила Ли Ксяотонг, — сердце нашёптывает мне, тебя ждёт славное будущее и большое счастье. Оставайся справедливым и отважным и судьба непременно улыбнётся тебе.       Подтверждение словам Си Джу о дурной натуре людей Вэй Ин получил спустя пару месяцев, когда, придя в очередной раз под балкон благоволящих к нему девушек в надежде подкрепиться, узнал, что тех продали какому-то сластолюбивому старику, возглавляющему клан заклинателей, а хозяйка «Ветви жасмина», и раньше приглядывавшаяся к Вэй Ину и расспрашивающая, кто он такой, откуда родом и где его семья, на редкость доброжелательно предложила отведать пирожных и выпить горячего чаю, якобы ожидавших на кухне.       Стояли морозные дни, снег валил стеной, заметая всё и вся холодным белым саваном. Вэй Ин жутко продрог и проголодался, а потому пренебрёг предостережениями Си Джу и Ли Ксяотонг и поддался уговорам. Воспоминания о том, что произошло после, жалили как ядовитые змеи. Вэй Ин мотнул головой, сбрасывая груз хлынувших в сознание кровавых сцен, и механически потянулся к шее, где на фоне нежной персиковой кожи отчётливо выделялась красивая на вид полоска красноватого металла с прописанными поверх гладких звеньев иероглифами.