Надежда умирает последней

      Чимин, все же наспех приняв душ, даже не сушит волосы. На влажное тело надевает спортивные штаны и растянутую футболку. В гостиной уже стоят две коробки пиццы, большая миска с попкорном, и парочка в обнимку расселась по центру дивана. — Чимин! Хосок хочет включить ужасы! — Восклицает омега, недовольно взирая на альфу.       Тот в ответ лишь улыбается, а Чимин молча покидает комнату, возвращаясь после с соджу и рюмками. Чонгук с Хосоком переглядываются, но никто из них не говорит ничего против. Состояние Чимина, конечно, всем понятно. Оба готовы идти на любые уступки ради спокойствия Пака. — Намджун сегодняшним днем открыл больничный на неделю. Потом нужно будет подойти на прием. Если хочешь, я составлю тебе компанию. — Не стоит, Чонгук, я справлюсь сам. Только напоминание нужно будет поставить. — Чимин быстро делает заметку в телефон, после его откладывая и снова принимаясь за алкоголь.       Ребята все же не стали смотреть ужастики, остановив выбор на простой комедии. Чимин же отсутствует весь вечер, взор его направлен на телевизор, но он будто смотрит сквозь, только постоянно наполняет рюмку. Сам омега ощущает приятное чувство умиротворения. Он выпил уже достаточно, потому успешно упустил стадию рыданий, перейдя сразу к стадии веселья. Омеги шутят, веселятся на полную, чем вызывают у альфы довольную улыбку и несдержанное хохотание. Часы показывают три ночи, и Чимин спрашивает, останется ли парочка у него, так как сам он уже отключается. Хосок внимательно смотрит на парня, пытается считать по эмоциям, чего тот хочет. Чонгук же не намерен оставлять друга одного. — Я бы остался с тобой, если позволишь, Чимин-и. — Ох… — Чимин опускает взгляд, обнимает подушку. — Я бы хотел побыть один.       Чонгук начинает высказывать несогласие, уверяет, что они давно не виделись, давно не устраивали ночевок. Но Чимин лишь сжимается, не находит в себе сил настойчиво просить друзей покинуть его дом, да и не совсем воспитанно такое поведение. Но на выручку приходит Хосок. — Давай, Чонгук-и, пойдем домой. А завтра утором нам позвонит Чимин-и, когда проснется. — Альфа смотрит на Чимина в ожидании его ответа. — Да, позвоню.       Хосок ведет разнеженного и прелестно покрасневшего Чонгука в коридор, помогая там ему надеть обувь. Они обнимают на прощание Чимина, Чон-младший еще раз наставляет позвонить утром, и после пара удаляется. Чимин запирает замок, после тяжело выдыхая и прислоняясь лбом к поверхности двери. «Это было тяжело», — думает омега. Только войдя в гостиную, он разворачивается и идет в направлении ванной. Там, из тумбы, словно зовут его. Ангельское пение и священное сияние доносится сквозь щель, и Чимин не в силах с этим бороться. Трясущимися руками он распахивает дверцы и вытаскивает ящик с инструментами, быстро находя нож. Неизвестно, почему Чимин использует именно его, но раз уж с ним начали, то так и продолжим. Омега ничего не убирает за собой, только загипнотизированно рассматривает нож по пути в комнату. Чимин садится на диван, кладет нож на журнальный столик перед собой, но отвлекается на наполнение очередной рюмки. Выпивает. Снова опускает взгляд на свое орудие, но в руки пока не берет, решает все обдумать.       Суицидальных мыслей за собой он никогда не замечал. Как бы тяжело не было, в какие бы сложные ситуации не попадал, он всегда находил выход. А сейчас поддался собственной боли, показал себя максимально слабым, не способным справиться с расставанием. Но во время нанесения повреждений Чимин не думал о смерти, значит, он еще не склоняется к самоубийству, уже хорошо. Еще одной прекрасной новостью для него является понимание, что боль стала слегка терпимее. Да, сегодня он поддался глупости, или же слабости, как будет угодно, но ведь болит уже чуть меньше. Чимин надеется, что скоро совсем пройдет. А потом в мыслях взрывается мысль: «Но если я так быстро отпущу, то цена моей любви совсем ничтожна». И это, опять же, странное и спорное заявление. Сознание будто раздваивается. Одна сторона уверяет, что это нормально, мы привыкаем к новым обстоятельствам, учимся жить по-новому. Но вторая — высказывает противоположное мнение. Вдохнул полной грудью спустя неделю после расставания, значит и не любил. Ведь, если теряешь любовь, то должен страдать. Должен каждый день просыпаться с мыслью, что хочешь поскорее покинуть этот мир, и засыпать с этими же словами на губах. Если любишь, то все дальнейшее существование должно быть наполнено невыносимыми моральными мучениями. Если любишь, то должен быть одиноким до скончания дней своих.       Чимин только сейчас ясно осознает, что они расстались восемь дней назад. Почти сутки без сознания, потом неделя в больничке. Сейчас еще кучу всяких лекарств пить для стабилизации психического состояния. Еще и слова врача всплывают, может и правда стоит его послушать? Начать с ним терапию? Чимин дает себе неделю на размышления, которую проведет на официальном больничном. За эти семь дней нужно будет решить, как жить дальше, стоит ли бороться с собой, бороться за лучшее будущее, за здоровую «менталку». Сейчас же Чимин решает ничего не предпринимать, лишь встает, выключает телевизор и отправляется в спальню.       В спальне больше не чувствуется аромат альфы, на видимых поверхностях не видно его вещей. «Ладно, это делает больно.» — отмечает про себя Чимин. Омега скидывает плед с кровати на пол, залезает под одеяло со стороны, на которой всегда спал, занимая только свою половину постели. Чимин закутывает в кокон, оставляя снаружи макушку и глаза, которыми смотрит на свободную половину кровати. Тяжело вздохнув, омега сдвигается ближе к центру, переворачиваясь на спину и устремляя взгляд в потолок. Сквозь не зашторенное окно пробивается лунный свет, освещает бледное и задумчивое лицо омеги. Мысли нестройным и сбивающимся потоком кружатся, отгоняя напрочь сон. Чимин не выдерживает, достает из-под подушки телефон, что ослепляет ярким светом. Сбавив яркость мобильного на минимум, омега замирает, глядит на главный экран, разглядывая множество иконок. Наконец он открывает приложение с аудиокнигами, включая первую попавшуюся, и проваливается в беспокойный сон под монотонный мужской голос.