Будь на его стороне

Дрим любил красоваться, сколько его Панз знает. Даже если аудитории у него — одно зеркало. Вот и его привоз гуманитарки в поселения лишь чистой воды фарс, самолюбование, а не милосердие. Панзу смешно даже немного, что для Дрима и раздать еду да лекарства, и своей рукой человека до смерти запытать — всё одно. Панзу смешно, но он вынужден признать — его Дрим очаровывает. Со всем его безумием, прямо такой, равнодушный и озлобленный. Панз думает — вот такого человека я, дурак, люблю. Дрим тихонько суёт что-то мальчишке лет двенадцати на вид. Панз чуть хмурится. Это… с этим ему сложнее всего ужиться. Они вчера с Дримом пятнадцать раз подряд зарезали человека. Неделю назад Дрим был Там, на Другой Стороне. Собственными глазами заглянул в Лимбо, чтобы узнать получше, как работает эта сила. Дрима ничего не пугало, и Панза это притягивало. Дрим был хитрым, отчаянно-смелым — из тех, кого зовут одержимыми; и в нём просто билась эта жажда к жизни, крепла с каждым ударом сердца, и Панз просто… Как он мог не любить такого человека? Они были давно знакомы, и Панз проникся уже каждой из его привычек. Тем, как он курит, как, когда доволен, не может усидеть на месте; то, как Дрим по столешнице выводит узоры кровью, пока диктует Панзу заметки — он сам едва-едва умел писать, а читал по слогам. Панз любил в нём и это. Как он мог не любить его?.. А ещё Дрим лез к детям. И Джорджу, но это такое же исключение, как и сам Панз — у них, правда, до секса не дошло пока что. Это уже было больше, чем Панз мог просить. И всё же, говоря о детях… такая тяга к ним была единственным, что невозможно было просто принять, и Панз, каждый раз глядя на оставленные у него фотографии, снова и снова договаривался с совестью. Пока выходило. — Дрим! — он окликнул его, и тот похлопал мальчишку по плечу. Видимо, сказал уйти, потому что тот вприпрыжку припустился вниз по склону, к окраине деревни. Мысленно Панз отметил это — они с Дримом старались красть людей с окраин, и не сразу, а спустя какое-то время, чтобы никто не связывал их приезд и пропажу человека-другого. — Что такое? — Слушай, на пару слов, — Панз махнул рукой в сторону окраины. — Разве разумно красть ребёнка? Детей-то сразу хватятся. Он на вид не беспризорник. — О, нет, это не для… нашего проекта, — Дрим взял его за руку и переплёл их пальцы, точно уверенный, что никто внимания не обратит. — Хотя, конечно, идея хорошая. Нужно проверить, как возраст влияет. Но касательно ребёнка… Дрим наклонился к его уху. Панз даже задержал дыхание — слишком близко, интимно для них. Это не зашивать Дрима, когда он жопой на проволоку приземлился. Нет, всё иначе. Сейчас в касаниях нет необходимости, но они есть, и Панз, ну… — Малец просто для нас. Внутри обмирает. Это как оказаться вдруг в ледяной воде. Панз тихо и строго говорит: — Отойдём, — он указывает на палатки и на людей. — Тут много ушей, Дрим. Тот кивает и кого-то из своих людей зовёт. Говорит собираться понемногу и грузить телегу, а ещё что они с Панзом в другую сторону, так что останутся и ждать их не надо. Потом машет Панзу в сторону леса — пошли, мол. В зелёной и свежей тени Панзу как-то даже легче на сердце становится. Дрим берёт его за руку. И хотя очень-очень хочется поверить, Панз знает, что сейчас с ним играть пытаются. И такой расклад ему не подходит. — Что с ребёнком? — Ну, я его к нам позвал, — Дрим делает паузу. — Не в лабу, ты прав, детей опасно просто так красть. Просто… почему бы нам не остановиться тут на ночь? Проведём время вдвоём. — Ты позвал ребёнка, — Панз тяжело вздыхает, стараясь сдержать злость. Дрим качается на носках, держа руки в карманах, и вид у него такой, как будто он ничего такого и не предложил. — Какое вдвоём? Какое для нас, Дрим?! Тот молчит. — Дрим. Дрим, объясни, чтоб тебя!.. Пальцы касаются ремней. Панза немного бьёт дрожь внутри, но он умудряется всё же сдержать её под рёбрами и твёрдыми ладонями аккуратно снимает с Дрима маску. И когда их взгляды пересекаются, сердце Панза, если честно, пропускает пару ударов. Дрим кривится, но не противится. И начинает объясняться: — Малец мне приглянулся. Я ему сказал, что денег дам, и позвал ко мне ночью зайти. Куплю выпить, уложу в койку. Пойдём со мной, а?.. — Вот как, — медленно цедит Панз. От слов Дрима у него мурашки бегут. Это звучит мерзко и… и страшно. Реально страшно. — Какого хуя, Дрим? — Ну а что, — у него очень удивлённый и немного даже ошарашенный вид. Как будто он на самом деле не понимает, что не так. Панз стискивает зубы. Дрим знает, что не так. Знает. — Ты просто собираешься позвать мелочь и… — Панз осекается. — Ты не пробовал ну там дрочить, например?.. Дрим, ты перегибаешь. Хватит. — Я же не собираюсь его калечить. Остынь, — он протягивает руку, чтобы похлопать по плечу, но Панз отклоняется. — Не трогай меня, — он на секунду останавливается, пытаясь собраться с мыслями. — Какого хрена у тебя сейчас зачесалось?.. — Но ты же давно знаешь, — говорит Дрим. Он прав, да, Панз видел альбом, он знает, что было за закрытыми дверями, когда решался вопрос о перемирии с Л’Манбургом. Но просто… — Или ты ревнуешь? К детям-то? Бросить в лицо провокационное что-нибудь, постараться выбить из равновесия. О, это тоже было в духе Дрима. — Какое, нахуй, ревную? Ты меня зачем впутываешь в свою хуйню? — Панз позволяет себе перебить. Видит, как Дрим открывает рот, чтобы ответить — и говорит сам, всё больше и больше злясь и на Дрима, и на самого себя. — Мне что, ему руки подержать? Может, начать вместо тебя пиздюков звать? Доставка, блять, прямо в постель! — Ты боишься? — Чего? — Панз осекается. — Ты знаешь, в чём дело, прекращай глазами хлопать. Делай тут, что хочешь, я с гуманитаркой уеду. Зачем ты вообще?.. Дрим достаёт сигареты. Панзу на мгновение кажется, что он выглядит смущённым. — Мне казалось, делиться… важным для тебя с кем-то — романтично. Панз не находится с ответом. Вообще с какой-то реакцией. Он не знает, как с Дримом разговаривать, когда тот выдаёт такую хуйню. Панз просто садится под дерево. И думает — может, Дрим реально не понимает? Они вместе творили много вещей, которые обычного человека напугают; хоть бы Книга, чтоб её — а это ведь только новый этап, они за годы знакомства делали вещи если не хуже, то точно где-то наравне с экспериментами. И, может, для Дрима его замашки — тоже не из ряда вон?.. Когда Дрим садится рядом, Панз вытягивает его сигарету и затягивается сам. Морщится от привкуса — Дрим курит какую-то химозную мерзость. Ещё Панз думает — романтично? Серьёзно, Дрим? Это ты что-то проверяешь, ловишь очередное обострение или действительно хотел какое-то внимание проявить?.. — В целом-то ты прав, — неловко начинает Панз. — Но как бы тебе сказать… предложить посмотреть, как ты лезешь к детям — это пиздец, если честно. — Хорошо. — Я не буду тебе мешать, но и оставаться тоже не стану. Это… для меня это перегиб, Дрим. — Хорошо, — он наклоняет голову, опираясь щекой о плечо Панза. — Со мной сложно, да? — Не то слово, — он отдаёт Дриму маску. Тянет его сигарету. Панз говорит себе — никаких дел с детьми он иметь не будет. Он прямо сейчас поднимет задницу с травы, поможет собрать палатку с гуманитаркой, уедет, а с Дримом они снова встретятся только в лаборатории, когда тот натрахается и успокоится, и тогда Панз сможет снова сделать вид, что он никакого отношения к этим детям не имеет. Панз говорит себе это много-много раз, но в итоге идёт выяснять, где Дрим остановился. — Ты говорил, что уедешь. — Как видишь, — Панз разводит руками. — Я здесь, и не смей меня дёргать, что я упарываюсь, я твои похождения не перевариваю по трезваку. — Хорошо, — Дрим кивает. — Я вина купил. Хочешь? Панз плюхается на лавку в углу избы и достаёт самокрутки. В воздухе — пыль и запах плесени, дом кажется заброшенным, но Панз уверен, что минут через пятнадцать ему будет похуй и на пыль, и на плесень, и на выебанного ребёнка. Он курит много, оказываясь аккурат между невероятным кайфом и бэдтрипом. И в этом состоянии он, как сквозь вуаль, наблюдает за тем, как самый дорогой ему человек спаивает и трахает мальчика. Ребёнка, блять. Панз не принимает участия в этом всём, но ощущает себя не менее причастным, чем Дрим. Эта мерзость лезет ему под кожу и пускает там корни, и Панз пытается вытравить это из себя дымом хуаны, но никак не получается. В каждой клеточке его тела отпечатывается — ты сидел и смотрел, ты ничего не сделал, не попытался Дрима остановить, ты даже не сбежал подальше от этого пиздеца. Ты сидел и смотрел. Это пиздец, Панз. Ты ужасный человек, Панз. Но Дрим шепчет на ухо, потом, когда уже обмытого и одетого мальца выставляет на улицу с деньгами: — Мне нравится, когда ты смотришь. Панзу кажется, что он делает непоправимое, отвечая на поцелуй — но ему не хватает сил отказать, когда очень-очень на самом деле хочется.