Укажи на...

Пальцы на руках начинают покалывать от волнения. Оказалось, что ждать почти полгода было намного сложнее, чем ожидалось изначально. Паша не знает, как можно описать свое состояние. Горящая голова приклоняется к стеклу такси и каждые минут пять он судорожно проверяет телефон на наличие сообщений от знакомого пользователя. Самолёт из Москвы должен приземлился через полчаса, а он уже находился практически на парковке аэропорта Каира. Даня, вредный и настырный, заверил его, что ждать его в Москве не стоит, и лучше ему сразу лететь одному и поверить бронь на отель и все остальное. Один день разницы их прилета не сделает им погоды, сказал он. А для Паши один лишний день оказался ещё в пущем ожидании, чем могло бы быть. Кожа на губах практически покусана до крови, но он не замечает этого, идя по коридорам полных людей, катящих чемоданы. Зал ожидания самолёта из России оказался достаточно людным, и Мелёшин решил остаться не далеко от выхода. Он пишет об этом Дане, чтобы тот сразу шел туда, и блокирует телефон, тяжело выдыхая. Полгода не видеть Зорина в живую было огромным испытанием для него. Он так и не разу не съездил к нему на игру, даже на награждение в честь выигранного чемпионата, потому у самого были игры, да и Даня не хотел, что бы он там был. Сказал, что он будет постоянно отвлекаться на него и желание побыть с ним подольше. Каждый созвон он уверял, что если Паша приедет хотя бы на один матч, то все мысли Зорина будет только о том, что Паша оставался с ним как можно дольше и будет забывать напрочь об играх. Зная, на сколько Даня не социален с чужой компании, его прогресс в Минске был просто поразителен. В команде его приняли как родного, будто он там играл с самой академии, и его результаты радовали до безумия. В том, что это чемпионство было достигнуто также и благодаря Даня, было неоспоримо. Но кому, как не Паше знать, через какие эмоции стоило ему пройти, чтобы привыкнуть к абсолютно другой обстановке. С Мелёшиным рядом ему было намного спокойнее. Паша брал на себя практически всю коммуникацию с другими людьми в из тандеме и Дане оставалось лишь оставаться рядом и чувствовать себя в безопасности. И оба даже и не жалеют, что им пришлось как-то время побыть отдельно друг от друга. Как итог, они поняли, что Даня может быть вполне коммуникабельным в одиночку, а Паша все же сложнее, когда лучшего друга нет рядом постоянно. Он облизывает губы и чуть не упускает момент, когда поток людей двинулся из дверей посадочной площадки в зал. Он переминается с ноги на ногу и лезет в телефон. Смотрит в диалог, и видит две отмеченные галочки. Волнение охватывает грудь сильнее, чем раньше. Люди все идут, их становится чуть меньше, но светлой макушки все нет и нет. Он ковыряет обломанным ногтем потрёпанный временем чехол от телефона, пристально следя за выходом с посадочной площадки. Наконец, из дверей выходит Зорин, одетый в просторную белую футболку и джинсы, катя больших размеров чемодан за собой. Паша сдерживается от того, чтобы не двинуться ему на встречу. Даня оглядывается, все ещё идя вперёд, и натыкается взглядом на Мелешина возле выхода из зала ожидания. Он солнечно улыбается, чуть морща свой нос и бодро идёт к нему. Паша замирает на месте, не в силах даже помахать ему рукой. Сердце бешено забилось в груди от чувства радости и стоит Дане подойти достаточно быстро, Мелешин отмирает и порывисто обнимает его за плечи, не позволяя себя задержаться больше, чем на пару секунд. Зорин на это недовольно хмурится, одним взглядом выражая свое отчаянное желание продлить эти объятья, но Паша лишь качает головой, разлепляя свои пересохшие губы. — Не сейчас и не здесь. Много людей. Даня пару мгновений хмурится недовольно, но все же кивает и тяжело вздыхает. — Как долетел? Они медленно выдвигаются к парковке аэропорта: Паша катя чемодан, что отобрал у Дани под его недовольство, а Даня с рюкзаком, что дарил ему Паша на день рождения, на плечах. — Вполне нормально. А вот еда была не соленная. Практически весь перелет проспал. Они заворачивают в туалет, чтобы Даня немного освежил лицо холодной водой. — Закажем еду в номер сразу по приезде. Меню ресторана отеля очень хорошее. — Не стоит. Я бы принял душ и ещё пару часов в спячку. Паша не удерживается и сам зачесывает мокрую от воды челку Дани назад. Это привычный их жест, который после столького времени разлуки посылает знакомые заряды тепла по телу. Зорин прикрывает глаза и тут же отступает назад, стараясь держать себя в руках. — Совсем не хочешь даже перекусить? — До ужина я потерплю. Но в номер заказывать еду нет необходимости. Паша кивает и тоже мочит пальцы в холодный воде, остужая свой порыв прикоснуться к Дане вновь. Арабская речь даже за стенами туалета отскакивает от стен аэропорта и они уже чуть быстрее стремится вниз на парковку. В такси они едут молча. Так хочется многое сейчас обсудить и тишина между ними также создает чувства спокойствия и, наконец, умиротворения. Они лишь соприкасаются своими коленями на заднем сидении машины. Паша со спокойной душой залипает в телефон, а Зорин старается мельком запоминать пейзажи города, пролетающего за окнами авто. — Почему ты надел джинсы? Я же предупредил, что погода здесь станет ещё жарче, чем вчера. — Не подумал как-то. Но ты прав, сейчас в них очень жарко. — Хоть футболку светлую додумался надеть. — В ней тоже так себе. Паша фыркает и блокирует свой телефон, поворачивая голову к Дане, откинув ее при этом на подголовник. Зорин за полгода изменился. Не то, чтобы как-то внешне сильно что-то изменилось: все также прическа с зачесом на правый бок, все тебе щеки с ямочками. Но глаза стали гореть будто ярче, а их цвет стал глубже. Может так повлияла длительная разлука, но Мелешин определенно видит в глазах Дани совершенно другие эмоции, с какими он уезжал в Минск. Паша завороженно скользит по его лицу взглядом, не сразу понимая, то Зорин его окликает. — Паш? Хватит так смотреть, будто оазис увидел. Парень краснеет, и от жары, или от смущения таким вниманием, сказать сложно. Паша улыбается будто пьяно, поражаясь тому, какое влияние Зорин имеет над ним, лишь своим одним присутствием. Отель уже маячит через лобовое стекло и Мелешин чуть оживляется, садясь на сиденье ровно. — Номер находится на седьмом этаже. На стойке сейчас возьмем второй ключ. Вчера мне его не выдали, сказав, что его должен взять лично второй постоялец, зарегистрированный в номере. — А окна куда выходят? — На площадку отдыха. Шума мало, сказали, что шумоизоляция присутствует в номерах. — Замечательно. На стойке регистрации миловидная девушка в белой рубашке с красивым вырезом на груди с улыбкой зарегистрировала парня в номере и выдала личную карту-ключ. Паша же сразу с чемоданом направился к лифту, намереваясь там оказаться быстрее Зорина. Тот приходит в номер минут через десять и устало стаскивает рюкзак с плеч. Он приходит в глубь номера, рассматривая обстановку, пока Паша судорожно открывает балкон и закрывает шторы. — Все нормально? Зорин ставит рюкзак на свободную кровать и оборачивается к парню, тут же практически сталкиваясь носом с его грудью. Паша обнимает так крепко, как раньше никогда не обнимал. Он тяжело дышит в его волосы, прикрыв глаза. Зорин от неожиданности пару секунд стоит как вкопанный, а потом порывисто обнимает Пашу за спину, с удовольствием прижимаясь лицом к его груди. — Я не выпущу тебя из номера, пока не буду достаточно уверен, что наслажусь объятьями. С сильной тоской выдыхает Паша, все же утягивая Даню на его разобранную кровать. Они в номере достаточно большие, чтобы уместить сразу двоих, поэтому в голове проскальзывает мысль, что вторая кровать им и не понадобится. — Пока ты не улетел, надо насладиться каждый минутой. Новости о том, что практически сразу, после их зимнего перерыва в аренду в Минск поедет уже Паша, стали известны ещё до того, как Даня стал собираться домой после чемпионства. Это было так не честно, что так мало даётся времени провести вместе, что любая их свободная минута не должна пропадать зря. Сейчас, Мелешин практически вжимает парня в себя, не желая отпускать даже сходить в душ, все наслаждаясь ощущениями реальности происходящего. — Я пахну самолётом и дорогой. Мне нужно в душ. — Ты пахнешь солнцем и собой. Успокойся и дай себя уже поцеловать. Возмущение блондина тонет в чужих губах и Даня все же затихает, соглашаясь с капитуляцией.