***
Резко открыв глаза, я впервые за несколько лет чувствую, что я снова жив. Я не до конца пришёл в сознание после этого, поэтому пока что не знаю, что думать. Но впервые в жизни я рад невероятно острой боли, которая пришла ко мне вместе со смыслом. Я огляделся, но только ослеп от яркого белого света и закрыл глаза. Моя голова раскалывается, и я кое-как улавливаю незнакомые мне голоса нескольких взрослых: – Клиническая смерть длилась двенадцать секунд… Пациент жив, но находится в тяжёлом состоянии для жизни. Ах, так вот оно что… Я снова оказался в том месте, откуда отчаянно пытался сбежать.***
Спустя несколько дней мне стало гораздо легче. Почти убивающая боль отступила, и осталось только надоедливое, вечно неприятное давление на лоб. Ко мне никого не допускали, кроме разных врачей, которые ни о чём, кроме моего состояния, меня не спрашивали. Я был этому только рад. Не хочу, чтобы родители, родственники, психиатры, кто угодно навещал меня, говорил со мной. Впрочем, я не мог даже руками шевелить, а разговаривал кое-как, совершенно, на мой взгляд, невнятно. Я очень ждал момента, когда я смогу двигаться. Даже если мне дали второй шанс на жизнь, это не значит, что я этого хотел. Я хочу уйти отсюда снова, как можно скорее. Жаль, что я не в том состоянии и положении, что могу просто попросить медсестру или ещё кого-нибудь просто вколоть мне чего-нибудь, чтобы я наверняка умер. Что уж там, у меня даже не получилось попытаться разбить свою голову об стену, помешала жестокая скованность движений.***
Прошло несколько недель, теперь я это знаю наверняка. Родители всё-таки навещали меня, но я этого не хотел. Один раз даже пришли родители Андрэ, рассказавшие мне, что он в тот проклятый день умер на месте, а похороны прошли ещё две недели назад. Я был удивлён, что ещё не получил оскорблений и слов ненависти в свой адрес… В конце концов, разве я этого не заслужил за произошедшее первого мая?***
Третьего июля мне в палату принесли ручку и небольшой блокнот, чтобы я отслеживал своё физическое состоянии. Что-то типа дневника пациента. Как только я снова остался в палате один, я развязал туго обвивающий мою шею бинт, и, про себя посчитав до трёх, воткнул ручку в свою сонную артерию со всей силы. Вряд ли бы ко мне кто-то подоспел в ту же секунду, потому что в палате не было камер видеонаблюдения. Я мог надеяться на спокойную смерть, хоть и чрезмерно болезненную и неприятную.***
В этот раз я снова оказался во тьме. И только в трещинах моего мозга проскользнула мысль, что мне снова не суждено умереть, я услышал голос Андрэ, зовущий меня к нему. Что есть мочи я понёсся к нему, мои ноги быстро преодолевали чёрт знает какие расстояния бездны. Спустя восемь лет бега, я наконец увидел его, Андрэ. Он смотрел на меня с мягкой улыбкой и ждал, когда я подбегу к нему ближе. И я оказался рядом с ним, вплотную. От неимоверного счастья у меня заболело сердце в груди, и я молча обнял его, тихо заплакав в его плечо. Андрэ обнял меня в ответ, прижимая моё тело ближе к себе. Его ласковые прикосновения были единственным, чего мне очень сильно не хватало, что заставляло меня хотеть умереть. Мои слёзы маленькими пятнами остались на его футболке, когда я отстранился и смог посмотреть в его милое мне лицо. Ком в горле. – Я ждал тебя. Как же мне хотелось услышать эти слова. Я терпел столько лет, чтобы наконец это мгновение наступило. Мы снова будем вместе, и неважно где. Пусть он только будет рядом…