LOVE ОтМетки

      — Ну давай же, Санеми, — голос Канаэ не был умоляющим, она говорила скорее ласково, как с капризным ребенком. — Вот увидишь, они очень милая пара! Я познакомилась с ними утром и сказала, что мы вместе зайдем в гости. Нас же ждут.       — Да тут постоянно меняются жильцы, — отмахнулся Санеми. — Я не собираюсь дружиться с каждой приезжей парочкой.       — Госпожа Харука обещала приготовить охаги.       Не переставая фыркать, Санеми через силу согласился. Харука так Харука. Охаги так охаги. Ради любимого угощения можно немного потерпеть.       Канаэ с трудом уговорила его переодеться во что-то более подобающее, чем растянутая домашняя футболка. Закатив глаза до уровня промежуточного мозга, Санеми надел коричневую рубашку и расстегнул пару верхних пуговиц. Все ради охаги. Он даже не планировал разговаривать с соседями, предоставив эту роскошь своей супруге.       Канаэ всегда была ласкова и мила со всеми, Санеми же обычно говорил то, что думал, как бы грубо это не звучало. Если кому и выстраивать дружеские отношения, то точно не ему.       В условленные восемь вечера они постучались в соседскую дверь. Щелкнул замок, дверь открылась, выпуская на бетонный пол прямоугольником света. Санеми замер. Сердце покрылось инеем, потом загорелось, как тело грешника в Дзингоку.       Харука была прекрасна. Невысокая, с добрейшими голубыми глазами и лежащей через плечо длинной черной косой. Но не она заставила Санеми омертветь. Позади нее стоял мужчина, чья улыбка стремительно исчезала с лица. Однако он тут же встряхнулся, пригладил пушистую копну золотых волос и отошел в сторону:       — Пожалуйста, проходите.       — Добро пожаловать, — Харука отошла вслед за ним.       Как и ожидалось, девушки нашли общий язык за считанные секунды. Канаэ, рассказывая об их недавнем отпуске на Хоккайдо, иногда брала Санеми за руку, но тот так и не вставил ни слова. И даже не притронулся к охаги, ради которого пришел.       — Вы уж простите, — с долей вины сказала Канаэ, — он у меня не особенно общителен…       — Ничего страшного, — уверила ее Харука и посмотрела на своего мужа. — Кёджуро, похоже, тоже немного не в духе.       Санеми сверлил взглядом кольцо на безымянном пальце Кёджуро, будто пытался прожечь его, расплавить, чтобы золото стекло на мягкий диван и проделало там отвратительную дыру. Этот гад все-таки женился. Небось даже не скучал по их совместному прошлому, когда торчал в Хоккайдо со своей болтливой дурой. Даже в глаза не смотрит, как какой-то трус.       Санеми был дьявольски зол, так, что даже не обрадовался толком концу визита. Дома он продолжал угрюмо молчать, отмахиваясь от расспросов Канаэ.       Кёджуро женился, подумать только. А ведь еще пять лет назад считал себя геем. Все их совместное будущее тогда перечеркнула эта Харука…       Ночью Санеми едва сомкнул глаз, думая о своем прошлом, а с утра решил снова наведаться к соседям. Ками соблаговолили ему – Кёджуро был один.       Санеми медленно прошел в прихожую и снял обувь, не сводя взгляда с лица хозяина. Кёджуро мрачно смотрел на него. Напряжение между ними походило на клубящиеся грозовые тучи.       — Ну, что скажешь, Кёджуро? Хорошо устроился? – в голосе Санеми проскочил намек на угрозу.       — Не жалуюсь.       — Подумать только, а ведь раньше ты был другого о себе мнения. И какого тебе было вышвырнуть меня из своей жизни?       — Ты знаешь, почему я ушел от тебя, — Кёджуро сложил руки на груди.       — Я любил тебя, чертов подонок, — крикнул Санеми.       — Ты меня бил! Я сказал, что еще раз – и я ухожу.       — Это твоя шлюха на тебя так повлияла!       Кёджуро не выдержал и с размаху ударил его. Санеми отшатнулся и врезался в комод. Потом медленно провел по разбитой губе указательным пальцем и слизал с него кровь.       — Не смей оскорблять мою жену, сукин сын. Она помогла мне, когда…       — Вот видишь! — торжествующим криком оборвал его Санеми. — Ты ударил меня, потому что в тебе взыграли чувства. Со мной было то же самое. Я горел тобой, поэтому…       — Поэтому разбил мне нос, когда я шел вместе с другом домой? — Кёджуро старался не сорваться на крик, но голос подводил. Забытая боль ненавязчиво уколола в груди.       — Ты сам знаешь, как он смотрел на тебя!       — У него была невеста!       — Плевать! — Санеми бросился на Кёджуро, умело перехватил выставленные в защиту руки и скрутил их, вынуждая его согнуться. — Я знаю, что твои чувства ко мне не угасли. Сейчас я докажу тебе.       Кёджуро рывком освободил одну руку и схватил Санеми за лицо, пытаясь оттолкнуть. Тот в ответ ударил коленом в живот и толкнул оппонента в сторону кровати.       — Не смей!       — Кёджуро, как думаешь, я тебя люблю или ненавижу? — Санеми оказался у него за спиной и обхватил за шею удушающим приемом. — Как еще мне показать свою любовь, если ты постоянно этому сопротивляешься?       Он опрокинул Кёджуро на кровать и придавил своим телом.       — Отпусти меня немедленно!.. Тех… тех, кого любят, силой не берут!       — Но ты не понимаешь по-другому.       Санеми сжал руки Кёджуро под локтями правой рукой, левую попытался просунуть ему между ног. Чувство утоленной наконец жажды завладело им. Хотелось сполна получить от этого тела все доступные удовольствия и начать с безоговорочной власти.       Однако Кёджуро не собирался сдаваться ему так просто. Резким движением он поднял таз, роняя Санеми вперед, и перевернулся на бок. Санеми пришлось выставить вперед обе руки, он потерял равновесие и едва не упал с кровати. Такое возмутительное поведение несостоявшегося любовника не шло ни в какие ворота.       Однако сюрпризы на этом не закончились.       Когда Санеми, исторгая ругательства, развернулся, его настиг удар в лицо такой силы, что он все же упал с кровати. Пользуясь случаем, Кёджуро грубо прижал его к полу, почти вывернув руки из плеч.       — А теперь слушай меня, абъюзивная сволочь, — начал он. — Ты сейчас встанешь, уберешься из моего дома и забудешь сюда дорогу. Наши жены подружились, но я тебя терпеть не намерен. Я люблю Харуку, а твое место в прошлом. Никогда больше не смей касаться меня или будешь иметь дело с полицией.       Выгнав Санеми в подъезд, Кёджуро запер дверь, прислонился спиной к стене и сполз на пол. Все это было слишком. Эти постоянные перепады между любовью и ненавистью, выданный за любовь постоянный контроль и вспышки агрессии ожили в памяти, словно поднятая со дна водоема взвесь.       Теперь у него новая жизнь, проработанный с годами травмирующий опыт больше не ранит так, как раньше. И Санеми больше не причинит ему боль.