Глупый. Дерзкий. Мой.

      Проснулся Цзян Чэн в тепле и уюте, прижатый щекой к горячей груди. Он медленно моргнул, приходя в себя и слушая, как ровно бьётся сердце бессмертного, и лишь потом воскресил в памяти события прошлого вечера и ночи.       Вэй Усянь будет в порядке. Бессмертный согласился помочь ему. А он, Цзян Чэн, не иначе как свихнувшись от недоёба, практически напросился к нему в постель, согласившись, чтобы тот сделал его своим. И сейчас, когда сознание не плыло в лихорадочном мареве наслаждения, слова бессмертного вызывали куда больше опасений, чем накануне.       Он приподнялся на локте, разглядывая расслабленное во сне лицо Лань Сичэня и пытаясь сообразить, на что же он такое неосторожно согласился. Тому было не свойственно шутить, но кто знает…       Ему было хорошо вчера. Так хорошо, как не было никогда и ни с кем. И хорошо было так просыпаться в одной постели, чувствуя, как всё ещё переплеталась ци бессмертного с его собственной внизу даньтяня. Он не представлял, зачем бессмертному был хамоватый молодой культиватор, пусть и наследник клана, которого он знал всего шесть дней, но если тот говорил серьёзно… Может быть, он надоест Лань Сичэню гораздо быстрее, чем через вечность, даже более чем вероятно, но перспектива… отношений? Она вызывала в Цзян Чэне волнение одновременно тревожное и приятное.       Цзян Чэн протянул руку, мягко коснувшись чужой щеки, и бесшумно вздохнул, когда Лань Сичэнь перехватил его ладонь и, притянув к своим губам, оставил на её тыльной стороне лёгкий поцелуй.       — Уже передумал? — только теперь открыв глаза спросил бессмертный хриплым и низким после сна голосом, так похожим на тот, что Цзян Чэн слышал вчера совсем при других обстоятельствах.       Цзян Чэн хотел было сделать вид, что не понимает, о чём спрашивает мужчина, но передумал.       — Ты это серьёзно предлагал? — спросил он прямо.       — Мм, — сонно и согласно выдохнул мужчина, а после потянул Цзян Чэна за руку ближе.       — Мы знакомы-то неделю, — Цзян Чэн охотно позволил притянуть себя, теперь слегка нависая над Сичэнем. — Я думал, у бессмертных более… обстоятельные ухаживания?       Мужчина со смешком обнял его за талию.       — Напротив. Когда ты жив уже тысячелетие всё становится очень просто. — Он аккуратно отвёл прядь волос от лица Цзян Чэна и продолжил: — К тому же, я Лань.       Цзян Чэн непонимающе нахмурился, ожидая пояснения.       — Мы любим лишь раз, — всё так же расслабленно сказал Лань Сичэнь, скользя взглядом по его лицу, будто изучая его и стараясь запомнить. И так же невозмутимо, будто не сделал сейчас ошеломляющего признания, продолжил: — Не тревожься по пустякам. Мы успеем узнать друг друга, у нас будет на это достаточно времени.       — Пустякам?? — поражённо переспросил Цзян Чэн, чувствуя, как на последнем слоге неизящно сломался голос. — Нет, погоди. Стой. — Он внимательно и серьёзно взглянул в золотые глаза. — Мне было хорошо. Мне и сейчас хорошо, и я хотел бы продолжить, но что если… если я не смогу обещать тебе любовь до гроба? Без гроба? Что там у бессмертных. У меня это так быстро не работает.       — Я не стану тебя удерживать, если тебя это беспокоит, — спокойно ответил Лань Сичэнь, запуская пальцы в его волосы и теперь неторопливо поглаживая.       Цзян Чэн медленно выдохнул, но всё же настороженно уточнил:       — И то, что ты говорил… Что убьёшь любого, кто ко мне прикоснётся?       — Мм, — расслабленно согласился Сичэнь, словно говорил сейчас о чём-то гораздо более невинном, чем убийство.       — Даже если это с моего согласия, если мы уже не будем вместе? — снова спросил Цзян Чэн, отчаянно пытаясь найти крупицу здоровой логики.       Теперь Сичэнь всё-таки помедлил, прежде чем ответить:       — Зависит от причины. Я не потерплю, чтобы между нами встал кто-то третий.       — То есть что, — неверяще поднял брови Цзян Чэн, — если я полюблю кого-то другого, ты убьёшь его и будешь вечность смотреть, как я тебя за это ненавижу? Так получается?       Пальцы, до того ласкавшие его волосы, замерли, и во взгляде Сичэня появилось откровенное замешательство. Он нахмурился, явно внимательно обдумывая и взвешивая его слова, а после вздохнул.       — Нет. Если это будет твоим решением, если ты будешь несчастлив со мной, и мы… разойдёмся, я не стану вмешиваться в твою жизнь. Обещаю.       Цзян Чэн вздохнул, чувствуя, как напряжение окончательно покидает его плечи. Теперь он повернул голову, чтобы поцеловать ладонь Сичэня и негромко сказал:       — Я не говорю, что это произойдёт. Но даже ты не можешь знать такие вещи наперёд.       — К сожалению, — отозвался тот и прижал ладонь к его щеке. — Я… очень долго был один, Ваньинь. Со мной не будет легко. Но я сделаю всё, чтобы узнать тебя и буду тебе верен. — Цзян Чэн почувствовал, как от этих слов кровь приливает к скулам и хотел было возразить, но Сичэнь продолжил, опередив его: — Да, мы знакомы всего неделю. Это неважно. На то, чтобы выстроить отношения и доверие между нами, потребуются годы. То, что ты мой, я знаю уже сейчас. И ты с этим согласился.       Цзян Чэн слабо улыбнулся, чувствуя, как от этих слов снова, неизменно, замирает в груди дыхание.       — М, — тихо согласился он, глядя в полные уверенной силы золотые глаза, и не смог сказать, только подумал: «Твой».       Было странно понимать и признавать это так прямо сейчас, когда мысли не туманились от жара близости, а всего неделю, да что там, несколько дней назад, он и подумать не мог ни о чём подобном, но Цзян Чэн не привык себе лгать. Он… хотел того будущего, обещание которого видел во взгляде этих завораживающих глаз. А если его и не случится, хотел хотя бы попробовать, несмотря на волнение и смутную тревогу.       — Как мне тебя звать? «Сичэнь»? — уже более расслабленно спросил Цзян Чэн, немного склонив голову на бок. — Не могу же я всё время обращаться к тебе «Бессмертный».       — Сичэнь. Или Хуань, — отозвался тот и теперь снова потянул Цзян Чэна к себе, на этот раз так близко, что тому пришлось лечь ему на грудь, а потом добавил: — В постели Хуань. Хочу услышать, как ты его стонешь.       Цзян Чэн усмехнулся и на мгновение поймал губы Сичэня своими, прежде чем сказать:       — Здравствуй, Хуань. Меня зовут Цзян Чэн.       — Доброе утро, а-Чэн, — Сичэнь потянул его за бёдра на себя, вынуждая лечь сверху, и Цзян Чэн невольно вздохнул, когда к его внутреннему бедру прижался полностью напряжённый член. — Ты проснулся слишком рано, чтобы вставать. Хочешь, чтобы я помог тебе уснуть снова?       — Да, — ответил Цзян Чэн мгновенно севшим голосом, а затем хмыкнул. — Раз уж ты не смог достаточно утомить меня вчера вечером.       Усмехнувшись, мужчина притянул его бёдра сильнее, потираясь членом о мошонку, прослеживая горячими ладонями его бока и поясницу.       — Кое-кто отключился прямо в процессе. Мне пришлось помогать себе рукой, и я рассчитываю на полноценную компенсацию, — сказал он, обжигая Цзян Чэна взглядом, когда тот приподнялся, упираясь ладонями ему в грудь.       — Я не привык к такой сильной… ци, — на мгновение смутившись, сказал Цзян Чэн, потираясь своими бёдрами о чужие и прикрывая глаза.       Он чувствовал, что его золотое ядро и сейчас переполнено яркой духовной энергией, которую не успевало усвоить, но желание было сильнее, и когда Сичэнь подал ему смазку, лишь смочил ладонь, затем приподнявшись, чтобы поймать ею горячий член, который так бесстыдно хотелось почувствовать в себе снова.       — Привыкай, — отозвался Сичэнь, помогая направить себя внутрь, а затем Цзян Чэн начал медленно опускаться и от настойчивой растяжки и первых искр удовольствия, у него из головы вылетели все лишние мысли.       Неторопливо опустившись полностью, он почти судорожно выдохнул и замер, немного ёрзая и подрагивая, пытаясь привыкнуть к новой позе, хоть проникновение и было гораздо легче после вчерашнего секса.       — Хуаня устроит… — Цзян Чэн медленно приподнялся, а затем тихо застонал, опускаясь вновь. — Такая компенсация?       — Вполне. — Сичэнь мягко коснулся ладонью его груди, провёл вниз, к уже полностью налившемуся члену и поймал его в ладонь. — Продолжай.       — М… — одобрительно вздохнул Цзян Чэн, немного откидываясь назад, чтобы упереться руками за спиной, и начал двигаться быстрее.       Он чувствовал, как Сичэнь и сейчас задействует свою ци, но делает это так мягко, что такое касание отзывалось в теле лишь удовольствием и теплом. Даже непривычная тяжесть золотого ядра как будто бы стала меньше, и Цзян Чэн позволил себе отдаться удовольствию, двигаясь ритмично и уверенно, всякий раз опускаясь до конца под тем углом, который ему нравился больше всего, и постанывая от этого.       Он видел, как Сичэнь прослеживает горячим взглядом его тело, чувствовал дразнящую крепость чужой ладони, в которую было так приятно подаваться при каждом движении. Очень скоро его глаза закрылись сами собой и вокруг не осталось ничего, кроме горячего наслаждения, постепенно скапливавшегося в паху, звуков сбивавшегося у них обоих дыхания, тихих шлепков от соприкосновения бёдер друг с другом. Это было интимно, и горячо, и идеально, и Цзян Чэн позволил себе отпустить любую тревогу, чувствуя себя как никогда хорошо.       Он так и кончил, двигаясь на горячем члене, не став сдерживаться, потому что, как показал опыт вчерашнего вечера, Сичэню нравилось продолжать брать его и после, а самого Цзян Чэна такое лишь заводило ещё сильнее. И всё-таки он замер, сжимаясь вокруг члена и тяжело дыша, пока Сичэнь мягко додрачивал ему рукой, испачканой спермой.       — Ты очень красивый, когда кончаешь, — впервые за всё это время подал голос Сичэнь и теперь сел, удерживая его рядом и прижимаясь губами к его шее. Его губы казались прохладными на контрасте с горячей кожей. — И вообще всегда, — добавил он, а затем одним движением снял Цзян Чэна с себя и потянул перевернуться.       Он так быстро поставил его в коленопреклонённую позу, что Цзян Чэн ещё даже не успел это осознать, а Сичэнь уже наполнил его снова, теперь двигаясь сам, вбиваясь, заставляя подрагивать, стонать, прижаться грудью к постели, когда оказалось, что руки его уже не держат.       — Да, вот так. Отдайся мне, а-Чэн, я о тебе позабочусь, — хрипло прошептал он, нависая над ним и вбиваясь быстро и жадно, подстёгивая удовольствие, удивительно быстро захватившее Цзян Чэна снова. И, может, всё дело было не только в движениях тел, но и в том, как ци бессмертного теперь гораздо активнее переплелась с его собственной, растекаясь по телу жаркой патокой.       Цзян Чэн не мог ответить внятно, вообще не мог говорить, не мог думать, и лишь стонал, бесстыдно прогибаясь в пояснице, подставляясь каждому новому толчку и отзывчиво подаваясь навстречу. Он чувствовал, как копится в паху Сичэня энергия ян, чувствовал, как его член подрагивает внутри него, как близок он уже к разрядке, и ни за что не хотел пропустить этот момент, и потому цеплялся пальцами за одеяло, сжимал их почти до боли, чтобы отсрочить собственный оргазм.       — Хуань… — глухо простонал он в мягкую ткань. — Не... мм…       Тот сжал его бедро пальцами крепче, наверняка, до синяков, и жадно подался ближе.       — Ещё, — требовательно выдохнул он, продолжая жадно вбиваться с такой силой, что комнату наполнили звуки шлепков.       — Хуа..ань… — Цзян Чэн и хотел бы сказать, что очень хочет, чтобы Сичэнь кончил первым, но его сил хватало только на то, чтобы снова и снова, захлёбываясь стонами, звать того по имени, и на удивление этого оказалось достаточно, чтобы, задрожав, мужчина в конце концов с силой вжался в него, делая несколько особенно сильных толчков, а затем Цзян Чэн почувствовал, как энергия ян наполняет его золотое ядро своей обжигающей силой.       Ему самому требовалось совсем немного и, дотянувшись до собственного паха, Цзян Чэн обхватил себя подрагивающими пальцами и за несколько быстрых, отчаянно рваных движений довёл себя до разрядки и совсем обессиленный обмяк на постели, тяжело дыша.       Он не знал, сколько приходил в себя после двух оглушительных оргазмов, но в какой-то момент почувствовал, как Сичэнь придавливает его к кровати своим весом, даже не выходя из него. Мужчина был приятно тяжёлым, и Цзян Чэн чувствовал себя так настолько укрытым и защищённым, настолько его, что только выдохнул, окончательно расслабляясь и сдаваясь мгновенно накатившей усталости. Он ещё успел почувствовать, как горячие губы коснулись его плеча, а затем соскользнул в уютную дрёму, убаюканный чужим теплом и дыханием.       То, что он заспался гораздо позже обычного, Цзян Чэн понял сразу, стоило открыть глаза. Он лежал в кровати, обнажённый и укрытый одеялом, разнеженный и всё ещё откровенно затраханный, при этом Сичэня рядом уже не было. Постель хранила лишь его запах, который теперь напоминал о жаркой тяжести чужого тела, сплетении ци и до ломоты сладком удовольствии. Всё ещё сонный, Цзян Чэн невольно закрыл глаза, позволяя себе ещё несколько минут провести в объятиях безмятежной дрёмы, а затем сел, с трудом принимаясь приводить себя в порядок.       Сначала ему всё же пришлось сходить в душ и только после этого облачиться в чистую свободную рубашку и брюки. Он невольно почувствовал укол вины от того, что позволил себе забыться, когда брат был так близко и всё ещё не пришёл в себя, но сил сожалеть о проведённой ночи не было. К тому же, Лань Сичэнь сказал, что обо всём позаботится, и Цзян Чэн, хоть и не привык опираться на чужие обещания, на этот раз действительно верил ему.       Найти Сичэня оказалось легко: он по-прежнему был в зале, где хранилась печать, и сейчас аккуратно устраивал Вэй Усяня на полу внутри расчерченного знаками и усиленного талисманами круга.       — Сичэнь, — несколько неловко обозначил своё присутствие Цзян Чэн, которому теперь было странно обращаться к бессмертному без преувеличенного почтения.       — Выспался? — выпрямившись, обернулся тот, и, хотя сейчас на его губах не было улыбки, взгляд по-прежнему был тёплым, а ещё знающим и немного лукавым. — Полагаю, на этот раз я утомил тебя в должной мере?       — Можно сказать и так, — смущённо хмыкнул Цзян Чэн и подошёл ближе, не затрагивая работу Сичэня, и кинул на Вэй Усяня внимательный взгляд. — Как он? Я могу помочь?       — Стабильно, — ответил Сичэнь, возвращаясь к столу и проверяя свои записи, а затем снова посмотрел на Вэй Усяня. — Нет, дальше он должен сам. Отойди как можно дальше.       Цзян Чэн сделал несколько шагов назад, обратно к двери, озадаченный и встревоженный повисшим в комнате напряжением, а затем Сичэнь подошёл к Тигриной печати и сорвал талисманы, прикреплённые у её основания, после чего на мгновение комнату наполнили предгрозовой полумрак и звенящая тишина, а затем та взорвалась гомоном голосов и криками неупокоившихся душ. Цзян Чэну почудилось, что комната наполнилась неясными силуэтами, каждый из которых был обращён к Вэй Усяню, тянул к нему свои руки, о чём-то просил, а затем всё исчезло так же внезапно, как появилось и эта тишина оглушила его настолько, что он покачнулся.       Сичэнь каким-то образом успел оказаться рядом и поддержал его, уверенно положив ладонь на поясницу, но его взгляд был прикован к Вэй Усяню, который всё ещё не двигался, и несколько долгих секунд Цзян Чэн даже не дышал. Мысли в его голове неслись с ужасающей скоростью. Что бы ни говорил Лань Сичэнь, печать могла навредить Вэй Ину, сделать ситуацию хуже. Что если прямо сейчас его брат вовсе не придёт в себя, а напротив, впадёт в ещё большее забытье, или…       К счастью, его тихую панику прервало короткое, едва заметное движение, а затем Вэй Усянь сделал шумный долгий вздох и распахнул глаза.       Теперь Цзян Чэн метнулся к брату через всю комнату, ещё не до конца веря своим глазам. Он упал на колени рядом, внимательно осматривая его, но не решаясь прикоснуться.       — Вэй Ин? — позвал он, пожалуй, громче, чем следовало.       — …А-Чэн, — хрипло, будто после долгого сна откликнулся тот. Усянь нахмурился, растерянно заморгал, словно никак не мог сфокусировать взгляд, а затем с трудом начал подниматься, и теперь Цзян Чэн подался ближе, помогая ему сесть. — Какого… где мы? — он всё так же непонимающе огляделся, а затем его взгляд остановился на Лань Сичэне, так и стоявшему поодаль, и Усянь замер, напрягся всем телом, глядя на того во все глаза. — Ц… Цзэу-цзюнь? — почти беззвучно выдохнул он.       Сичэнь медленно сделал шаг вперёд, тоже не отводя от него взгляда, но ничего не говоря.       — Глава клана Лань, — повторил Вэй Усянь уже увереннее и поспешил с помощью Цзян Чэна подняться на ноги, пусть тот и пытался его удержать. — Как… откуда? Мы разве не… — он прикоснулся ко лбу, на мгновение прикрывая глаза снова.       — Прижми жопу, ты живым еле остался, — сердито удержал его на месте Цзян Чэн, помогая стоять, хотя, говоря по-честному, больше всего он сейчас хотел обнять своего непутёвого брата, но стеснялся и только фыркнул. — Старпёр Илинский.       Вэй Усянь вскинул на него взгляд так резко, что чуть не потерял равновесие.       — Что? Я… — он теперь цеплялся за предплечье Цзян Чэна так сильно, что тот на всякий случай удержал его крепче. Вэй Усянь смотрел на него, не моргая, а затем снова перевёл взгляд на Сичэня и обратно, а затем шумно выдохнул и привалился к плечу Цзян Чэна всем весом. — Я всё помню.       Сичэнь подошёл ближе, собранный и невозмутимый. Сейчас он держал одну из рук за спиной и, поймав взгляд Вэй Ина, склонил голову в знак приветствия.       — Вэй Усянь.       — Лань Сичэнь, — тот попытался выпрямиться и сложить руки в церемониальном поклоне, но был слишком слаб и снова пошатнулся.       Сичэнь перехватил его за предплечье и прижался пальцами к запястью, вновь начиная передавать свою ци, и Вэй Ин задрожал, невольно наваливаясь на Цзян Чэна сильнее. Тот крепко удержал его, а через какое-то время потянул сесть, ворча:       — Отдохни давай, куда подскочил уже.       — Ты должен помочь Ванцзи, — одновременно с ним сказал Сичэнь, удерживая Вэй Усяня на месте, и Цзян Чэн почувствовал, как от одного этого имени тот окаменел, а затем дёрнулся из его рук вперёд.       — Лань Чжань? — кажется, ци бессмертного ощутимо придало ему сил, потому что Усянь выпрямился, теперь уже стоя самостоятельно. — Что с ним? — и было удивительно, насколько цепким тут же стал его взгляд, будто он был готов отбросить и замешательство, и недомогание, и все вопросы, которых у него явно было немало, лишь бы убедиться, что этот таинственный Ванцзи в полном порядке.       Совершенно сбитый с толку, Цзян Чэн вскинул на Сичэня сердитый взгляд:       — Может, хоть выдохнуть ему дашь? Он только очнулся.       — Нет-нет, я в порядке, я… Где Лань Чжань? — настойчиво переспросил Вэй Ин, а когда Сичэнь красноречиво перевёл взгляд в сторону двери, за которой лежал второй Нефрит, Усянь торопливо высвободился из хватки Цзян Чэна и направился к ней. Цзян Чэн уже поднялся и готов был пойти за ним следом, когда замер, увидев, что печать плывёт по воздуху следом за его братом.       Он поёжился, выругавшись себе под нос, и сдвинулся с места, лишь кинув на Сичэня ещё один недовольный взгляд, но тот, кажется, не заметил его вовсе. Хотя когда он встал позади Цзян Чэна в дверях комнаты, то успокаивающе опустил ладони ему на бёдра.       — Тигриная печать уже признала его своим создателем. Для того, чтобы пробудить Ванцзи, Вэй Усяню нужно всего лишь забрать оставшуюся в нём часть силы себе, — тихо сказал Сичэнь ему на ухо, и по какой-то причине от интимности этого, от того, как уверенно бессмертный держал его рядом, Цзян Чэн невольно начал успокаиваться. Но недовольство всё ещё ворочалось в груди, и он тихо ответил, слегка поворачивая голову:       — Мог с этого и начать.       Сичэнь на это только тихо усмехнулся, опаляя его шею дыханием, и вдруг прижался поцелуем к чувствительной коже за ухом, отчего Цзян Чэн невольно бросил взгляд в сторону брата, по старой привычке проверяя, что тот не смотрит в их сторону.       К счастью, Вэй Усяню сейчас точно было не до них. Он застыл на границе энергетического купола, не отрывая взгляда от лица Ванцзи, а потом, отмерев, начал внимательно рассматривать талисманы. Не говоря ни слова, он обошёл комнату кругом, иногда дотрагиваясь до какого-то из них, а после, так и не задав Сичэню ни одного вопроса, прошёл прямо к Лань Ванцзи и опустился на колено у его постели.       — Лань Чжань, — тихо, почти нежно сказал он, но в тишине комнаты это прозвучало отчётливо.       Вэй Ин осторожно взял руку Ванцзи в свою, и Цзян Чэн видел, как он прикрыл глаза, сосредотачиваясь, а после замер. Тишина, до того мягкая, вдруг стала тяжёлой, и Цзян Чэн испугался, что сейчас, как и прежде, комнату наводнят голоса и призраки. Он уже готов был шагнуть вперёд, к брату, когда Сичэнь уверенно обнял его за талию.       — Не мешай им, — сказал мужчина, крепко притягивая его спиной к своей груди. — Всё будет в порядке.       Цзян Чэн нахмурился. В любое другое время он бы не позволил так себя удерживать, но сейчас слишком мало понимал в происходящем, чтобы чего-то требовать.       — Ты откуда знаешь? — пробормотал он.       Сичэнь не успел ответить. Вэй Усянь задрожал, теряя равновесие и осел на пятки, тяжело дыша. Его рука уже готова была бессильно соскользнуть вниз, когда пальцы Лань Ванцзи дрогнули и поймали её в крепкой хватке. Цзян Чэн, в очередной раз попытавшийся шагнуть вперёд, пусть даже Сичэнь явно не собирался его отпускать, замер, когда прозвучал тихий, но отчётливый голос:       — Вэй Ин.       — Лань Чжань! Лань Чжань, ты в порядке? — тут же отозвался тот, с явным усилием выпрямляясь снова.       Ванцзи не стал отвечать. Приподнявшись на локте, он смотрел на Вэй Усяня, не отрывая взгляда, а затем, когда тот взволнованно подался ближе, опять спрашивая о самочувствии, поймал его за плечо и притянул к себе, накрывая губы Вэй Ина своими.       — …ань Чжань? — потрясённо выдохнул тот, отстраняясь на мгновение, но Ванцзи поцеловал его снова, и на этот раз Вэй Усянь сам подался ему навстречу, шепча что-то совершенно неразборчивое.       — Пойдём, — тихо сказал Сичэнь, шагая назад и утягивая остолбеневшего Цзян Чэна за собой.       Он бесшумно прикрыл дверь, а после, поймав его за руку и подвёл к дивану, где усадил к себе на колени. Тогда только, опомнишь, Цзян Чэн отмер.       — Что это, блядь, такое было??? — спросил он, махнув рукой в сторону комнаты, где остались их братья. — У вас какие-то дохуя приворотные чары что ли ланевские врубаются, как нормальных людей видите?       Он не ожидал, что в ответ Сичэнь насмешливо улыбнётся, обнимая его за талию и склоняя голову на бок.       — И как, работают мои приворотные чары? — спросил он, не отпуская взгляда Цзян Чэна. — Я буду вовсе не против, если ты в меня влюбишься. Если ещё не успел влюбиться.       — Перестань ерунду болтать, — смутившись, отвёл взгляд Цзян Чэн, а затем попытался пересесть, потому что в последнюю очередь хотел, чтобы Усянь увидел его в таком положении, но мужчина только довольно усмехнулся, притягивая его ближе.       — Им будет не до нас, — сказал он, поглаживая бедро Цзян Чэна пальцами. — Ванцзи влюблён в Вэй Усяня с пятнадцати, когда они ещё вместе учились в Облачных Глубинах. А Усянь, если и не понимал своих чувств тогда, сейчас без труда в них разберётся. Они ждали этой встречи больше тысячи лет.       К концу фразы голос Сичэня дрогнул, и это заставило Цзян Чэна посмотреть ему в лицо. Во взгляде мужчины было что-то неуловимо болезненное, и Цзян Чэн, справившись со своим смущением, коснулся его щеки.       — А ты?       — Я? — Сичэнь улыбнулся, и болезненность исчезла, будто её и не было, но Цзян Чэн по опыту общения с братом отлично знал, что этому вовсе не стоит верить.       — Ты сказал, что Лани любят только однажды, — он почувствовал, что снова краснеет, но продолжил: — И ты за столько сотен, тысяч, даже не знаю сколько лет умудрился никого не встретить? — он всё же прикусил язык, чтобы не сказать «до меня», потому что эту часть понимал меньше всего.       Сичэнь с видимой невозмутимостью пожал плечами.       — Теперь встретил, — просто ответил он. — И благодаря приворотным чарам, этот прекрасный юноша даже остался в моей постели, — добавил мужчина, явно пытаясь его поддеть.       — Не меняй тему, — нахмурился Цзян Чэн, успевший насмотреться таких ужимок ещё у брата. — Если не хочешь об этом говорить, то скажи прямо.       Сичэнь помедлил, не переставая, впрочем, поглаживать его бедро, а иногда проводить пальцами по обнажённой коже, прямо над кромкой брюк, отчего Цзян Чэн всякий раз невольно задерживал дыхание.       — Ради спасения брата ты пошёл искать неизвестный артефакт, хотя знал, что у тебя есть одна тысячная шанса его найти, — ответил он на этот раз гораздо серьёзнее. — Ты как никто другой можешь понять: я не мог оставить Ванцзи одного. Тигриная печать подчинила бы его себе, а потом уничтожила. Вэй Усянь был достаточно силён, чтобы создать её, и всё равно погиб чудовищной смертью, из-за которой его душа смогла вернуться в мир живых только сейчас. Думаешь, я бы смог обрести покой на смертном одре, зная, что брата ждёт та же участь?       Цзян Чэн помедлил, переваривая новую информацию. Он не мог даже представить себе, каково это: жить столько лет, когда ты даже не хотел этого бессмертия. О том, что брат тогда умер «чудовищной смертью», он вообще не хотел сейчас размышлять.       — Ты думаешь, теперь Вэй Усянь сможет обуздать силу печати? — Он нахмурился от мысли, что брат и в этой жизни связан с этой дрянной реликвией. — Может быть, даже уничтожить?       Сичэнь кивнул.       — С нашей с Ванцзи помощью — да, он сможет её уничтожить, — уверенно ответил он. — Если захочет, конечно.       — Я ему незахочу, — недовольно хмыкнул Цзян Чэн. А затем спросил то, что его подмывало узнать ещё со вчерашнего вечера: — Слушай, а у него тогда был брат?       — Нет, — отозвался Сичэнь. — Тогда родители Вэй Усяня погибли, и он вырос на улицах Илина. Его нашёл один из культиваторов Цинхэ Не, когда тому было уже десять.       — Вот будь я и тогда его братом, сразу бы этому дятлу мозги вправил, — заявил Цзян Чэн, втайне чувствуя облегчением. Он был вовсе не уверен, что хочет знать, что умудрился натворить в прошлой жизни. — И не пошло бы у вас всё по пизде.       Сичэнь улыбнулся немного грустно и одновременно тепло, и теперь даже его прикосновения, перестав быть игривыми, превратились в нежную, почти осторожную ласку.       — Хорошо, что ты есть у него сейчас, — мягко ответил он.       — А, теперь он Нефритом своим занят будет, — Цзян Чэн закатил глаза, хотя и говорил не всерьёз.       — Что ж, в таком случае очень удачно, что ты тоже будешь занят своим Нефритом, — Сичэнь засмеялся тихо, светло, и это было удивительно, как сильно он в это мгновение отличался от самого себя, каким Цзян Чэн встретил его впервые.       — И какие теперь планы у… моего Нефрита? — Цзян Чэн улыбнулся, чувствуя, как взволнованно замерло дыхание.       Конечно, ему нравилось, его даже заводило, когда Сичэнь звал его своим, но то, что и он сам мог сказать такое о целом бессмертном казалось нереальным и одновременно дико льстило. — Хочешь со мной в Лотосовую Пристань?       — Хочу, — Сичэнь проследил кончиками пальцев его скулу и, обхватив за талию крепче, мягко потянул на себя. — Я не собираюсь куда-либо отпускать тебя одного, а-Чэн. Я только тебя нашёл.       — По всем клановым встречам со мной таскаться будешь? — Цзян Чэн охотно подался ближе, сам обнимая его за шею.       — Мм. Должны же у меня быть привилегии. — Сичэнь остановился взглядом на его губах, и когда Цзян Чэн, заметив это, невольно смочил их языком, потянулся вперёд, но замер в самый последний момент, позволяя их дыханиям смешаться. — Я сделаю всё, чтобы со мной ты был счастлив, — прошептал он, и Цзян Чэн сам сократил расстояние, которого между ними и так уже почти не осталось, принимая это обещание бессмертного и доверяясь ему, как доверился надёжным объятиям и настойчивой ласке предыдущей ночью.