Особая философия

      Для Чуи последние две недели прошли в огромном напряжении. Он злился на идиотское расписание в университете, на свои «хвосты» по нескольким предметам, на друзей, на родителей, на финансовую ситуацию, на себя или на весь мир целиком и полностью, если говорить проще.        Казалось, что он потерялся в пространстве, а его жизнь вовсе не принадлежит ему самому. Будто последние месяц, два, три, пять, семь… год? он был в какому-то трансе, совершенно не контролируя ничего. Даже свои мысли и чувства.        Очень хотелось привести свою жизнь в порядок, но не было ни капли понимания, а как именно это нужно делать? С чего начать, когда в голове только «Бесит-бесит-бесит»?        И вместо того, чтобы заниматься «полезными» делами, Чуя решил, что прекрасно можно провести время, устроившись на мягком диване в гостиной перед телевизором и изредка отвлекаясь от этого занятия на подходы в университет.        Он не хотел разговаривать с Дазаем, потому что в очередной раз понял, что погорячился со своими словами и действиями. Не нужно было ни что соглашаться, хорошенько всё не взвесив, ведь было столько сомнений, которые и не планировали разрушаться. Чуя ждал, что тот сделает что-нибудь. Может, у университета подкараулит или домой приедет сюрпризом. И тогда он поломается немного, но согласится на свидание. Только этого почему-то не произошло. А ещё хуже было прийти в аудиторию и увидеть там какую-то занудную бабку за преподавательским вместо самого очаровательного преподавателя.        И в этот момент ядерная бомба внутри взорвалась, а дальше рыжий вскипал сильнее и сильнее с каждой секундой, пока Дазай наконец-то не ответил на грёбаный звонок.        Разговор вывел из себя окончательно.        Чуе казалось, что он никогда в жизни ещё не ненавидел кого-то настолько сильно, как его в этот момент. И он был вынужден с психами вернуться домой, потому что был не в состоянии продолжать учиться.        Чуть позже под горячую руку попал Тачихара, который явно не ожидал встретить дома древнее зло вместо своего соседа, последнее время изображавшего из себя ленивое комнатное растение. Он оказался немного умнее и предусмотрительнее Дазая, поэтому обрубил диалог сразу, как только почувствовал неладное.        Так Чуя остался наедине со своими необъяснимыми эмоциями, а его рука наконец-то потянулась к таблеткам на тумбочке, потому что он понял, что не вывозит сам себя.        Стабилизаторы настроения начали прояснять разум с каждым днём всё сильнее, и до рыжего наконец-то дошло, что именно он успел натворить, пока был в плену у своих сиюминутных и необъяснимых желаний. Локация с гостиной сменилась на спальню.        Он думает о Дазае снова и снова. Всё лучше понимает, что в груди что-то щемит от одного воспоминания о нём. Тяжело принять ситуацию, в которой его нет рядом. Постоянное присутствие стало уже такой устоявшейся привычкой, что сейчас внутри разливается незримая тоска от того, что тот неожиданно пропал.        Чуе кажется, что Дазай был единственным человеком, хоть как-то державшим его на плаву. Он всегда появлялся в самые нужные моменты и помогать навести порядок в жизни, получая в ответ только раздражение и…  «Боже, какой же я мудак» — думает он про себя, вспоминая, как с самого начала очевидно выглядела его симпатия и переживания.        Он сделал вид, что не узнал его в клубе. Он не стал обсуждать детали ночи в университете, сохраняя тайну. Он забрал с ненавистной работы и повёз отдыхать. Он смотрел такими горящими глазами, полными обожания. Слёзы начинают копиться в глазах, когда Чуя вспоминает, как Дазай спорил со своим лучшим другом из-за парня, с которым знаком всего ничего — так не хотел никому отдавать. Он так упорно хотел всё обсудить и извиниться, но не получил этой возможности. И каким выглядел разбитым на случайной встрече в кинотеатре.       Чуя хватается руками за голову, а слёзы капают с щёк на штаны. Блять, он и правда нравился Дазаю всё это время. И только поэтому тот вёл себя, словно сумасшедший, пытаясь закрыть от всех ужасов мира, позаботиться и помочь во всём.        И это чувство было настолько сильным, что он согласился не только отпустить его, но и сорвался посреди ночи, чтобы отвезти к Фёдору.  — БЛЯТЬ! — вопит Чуя, вытирая слёзы. — Нет, этого просто не может быть! Почему я воспринимал его, как неадекватного ублюдка?!  — Ты в порядке? — тихо спрашивает Тачихара из-за двери, постучав несколько раз.  — Только не заходи, — отвечает Чуя, быстро вытирая слёзы.  — Если ты решил вскрыться, то тебе лучше сказать об этом, — отвечает он. — Я просто в ахуе.  — Это звучит не очень, — говорит он, приоткрывая дверь и просовывая в неё голову. — Дазай так и не вышел на связь после того разговора?  — Нет. Я звонил ему и всё без толку, — говорит он. — Да и кто в здравом уме стал бы со мной говорить после таких слов. Это полный пиздец. Просто полнейший, понимаешь? Я сорвался на него. Ему и так плохо наверное было…  — Как бы ни было сложно, и что бы ты ни натворил, я на твоей стороне, Чуя, — говорит Тачихара и усаживается на край кровати. — Позаботься сначала о себе, а потом уже разбирайся с проблемами. И я понимаю, что их наличие и твоё состояние взаимосвязаны, но сейчас ты и правда ничего не можешь сделать. Хочешь, я съезжу с тобой к врачу?  — Да нет никакого смысла к нему ехать. Мне выписали таблетки и сказали следить за своими эмоциями, а я сделал что? Хер положил. Решил, что могу всё проигнорировать, и потом как-нибудь всё само разрулится.  — Родителям сказал?  — Мама примчится первым же поездом и заберёт меня домой быстрее, чем мы успеем договорить. И стану я деревенским сумасшедшим, а не городским, — скулит Чуя. — Мне просто нужно немного времени. Совсем чуть-чуть. Дазай поправится, и… Он — единственный человек, который так долго и упорно добивался меня. Я не могу оставить ситуацию такой, какая она есть.  — Чуя… — тихо говорит Тачихара, глядя на стекающие по щекам слёзы.  — Я… я… — хнычет он. — Я просто смеялся и издевался над ним. Использовал. Рассказывал, почему мы никогда не сможем быть вместе. И я… сказал ему что… БОЖЕ!  — Я понимаю, как тебе сейчас обидно и неприятно, но всё уже сделано, а прошлое не изменить, — отвечает друг. — И да, это звучит нихрена не успокаивающе, но по тебе видно, что ты не в порядке. У вас сложились очень трудные отношения, но это не значит, что не получится всё исправить.  — Он хотел… хотел, понимаешь?! — плачет Чуя. — Говорил, что верит и в меня, и в то, что мы сможем быть вместе. Блять… даже узнав, что я болен, предложил переехать к нему, чтобы позаботиться обо мне! Я грёбаный идиот! Я всё проебал! ВСЁ! Ты понимаешь?!  — Вам нужно поговорить, — отвечает Тачихара, подвигаясь ближе и обнимая его за плечи, успокаивая. Чуе хочется верить в то, что у него ещё есть возможность всё исправить.       Но ему становится хуже, когда он понимает, что после того короткого разговора в университете ему ничего не светит. Дазай больше ему не пишет. Дазай больше ему не звонит. Дазай ведёт себя так, будто его не существует в аудитории. Относится так же безразлично, как и к остальным студентам. Дазай уходит сразу после пар и не даёт возможности его перехватить. Дазай всё время занят работой. Дазай так близко и одновременно так далеко. Дни идут, сливаясь в одну мучительную пучину, и Чуе кажется, что он сходит с ума от чувства вины и сожалений.       И он не выдерживает, останавливаясь в дверях после одного из семинаров. Он смотрит на Дазая, готовый снова разрыдаться. Умоляет поговорить и, не видя никакой реакции, начинает извиняться, пока его одногруппники ещё выходят в коридор.  — Чуя, тебе не кажется, что это разговор не для университета? — тихо спрашивает Дазай. — Ты не оставляешь мне других вариантов! Я устал и больше не могу! Если не хочешь разговаривать, то просто послушай то, что скажу я! — отвечает он. — Ты небезразличен мне, понимаешь? И ты так резко пропал, что я начал переживать за тебя! Я знаю, что бесконечно виноват перед тобой, но умоляю…  — Ладно, ты прав. Успокойся немного, пожалуйста, — прерывает его Дазай. — Нам нужно поговорить, но не здесь.        И это происходит: они наконец-то выходят вместе из университета и в молчании едут до ресторана, недалеко от дома рыжего. И случается тот самый важный диалог, в котором Чуя рассказывает обо всём. Он объясняет все свои мысли, эмоции и причины поступков. Он извиняется десять миллионов раз и просит дать ему последний шанс, постоянно перебивая его и даже не давая вставить хоть одно слово. Он выглядит так потеряно и безнадёжно, будто стоит сейчас на грани пропасти. Нужен лишь небольшой толчок, чтобы полететь вниз и разбиться вдребезги.  — Чуя, да послушай! Я всё понимаю и не злюсь на тебя. Дело не в этом, — отвечает Дазай. — У нас уже ничего не получится, потому что я уезжаю, когда закончится семестр.  — Уезжаешь? В смысле? — удивляется Чуя.  — Я увольняюсь из университета и уезжаю дальше учиться в Европу. Если и буду преподавать, то уже там.  — Стоп, — мотает головой рыжий. — Блять, то обещание, которое ты мне дал?!  — Успокойся, пожалуйста, это не из-за тебя, — отвечает он. — Не из-за ситуации и не из-за того, что ты сказал. Я бы в любом случае принял это решение.  — Даже если бы мы были вместе?  — Но мы не вместе, а история не знает сослагательных наклонений. Всё сложилось так, как сложилось, — говорит Дазай. — Поверь, я бы дал тебе последний шанс, который ты просишь, но зачем начинать отношения, заведомо зная, что они закончатся через несколько месяцев? Это будет очень больно для нас обоих в итоге и совершенно бессмысленно.  — Но если ты едешь ненадолго, то… — Я еду надолго. Не на месяц и не на полгода, а на несколько лет, как минимум. Не люблю слово «навсегда», но вполне возможно, что я уже не вернусь в Японию, — отвечает Дазай. — Не знаю, как дальше пойдёт.        И внутри Чуи рушится мир, когда он слышит эти слова, а пульс бьёт по ушам.  «А как же… А как же… я?» — скулит голос в голове, который не может поверить в то, что прямо сейчас происходит.  — Я просто идиот, — говорит он. — Мы потеряли столько времени…  — Разве потеряли? — улыбается Дазай. — А мне кажется, что это была удивительная и интересная история. Насыщенная, эмоциональная и очень яркая, как вспышки фейерверков.  — Почему ты говоришь сейчас так, будто прощаешься со мной? — спрашивает Чуя, чувствуя, как на глазах наворачиваются слёзы. — Мы разве больше не увидимся? Больше… не поговорим?  — Мне жаль, — отвечает он и встаёт из-за стола. — Нет… Дазай, не надо, пожалуйста!  — Чуя, — говорит Дазай и наклоняется, чтобы смахнуть слезинки с его щёк. — Я не стою твоих слёз.  — Это не тебе решать, — мотает головой Чуя и начинает плакать ещё сильнее.  — Прости. Мне пора идти, — отвечает он. — Увидимся на парах.  — Дазай… — тихо говорит он, видя уходящий силуэт сквозь пелену слёз.  «Я не могу поступить иначе» — успокаивает себя Дазай, сжимая зубы и выходя из ресторана. Он сделал это ради Чуи, но искры боли не перестают съедать душу изнутри, каким бы правильным ни было это решение. Его вечер сегодня снова закончится в баре, где на дне стакана с виски он будет искать причины не считать себя последней тварью. — Это было слишком тяжело, — скажет он Фёдору. — Знаю, Дазай, — тихо ответит он. А Чуя пропадёт из университета на целый месяц после этого разговора.