Планы и числа

— Почему странно? — нахмурился Акк, почувствовав себя взволнованно и неуютно. — Потому что посреди семестра увольняется учитель, которым очень многим нравился, без объяснения причин, без предпосылок к этому. Я не так близко знаю Айяна, но мне известно, что его компания — главный инвестор школы. Потому странно уходить с места, в которое ты многое вложил и где ты занимаешь не последнее место, туда, где никто тебя не знает. — Своя компания у учителя? — Семейный бизнес. Строительная компания его матери, в которой работает она, дядя Айяна, он сам. Поэтому я и подумала, что он уволился, чтобы работать только там или вообще не работать. Мне всегда казалось, что он может себе это позволить, — Сани отпила немного вина. От её внимательного взгляда не ускользнул вид задумавшегося Акка. — Акк, если ты беспокоишься за своего ребёнка, могу с уверенностью сказать, что это беспочвенно. Он потрясающий преподаватель, как человек хороший. Айян не раз мне помогал, в том числе, наверное, и занять кресло директора. К его работе никаких претензий не было, он ушёл по собственному желанию. Наверное, были на то какие-то причины. Акк хмыкнул. Причины. Интересным человеком был новый директор. Не то чтобы это касалось Акка напрямую — он лишь надеялся, что эти причины никак не были связаны с его профессиональной деятельностью. Она всегда подкрадывалась незаметно. Её холодные руки, поначалу лишь ласкающие кончики волос, перемещались ниже, сдавливая грудную клетку по бокам. Она приносила смазанные дурные сны, заставляющие просыпаться в холодном поту, и тупую головную боль в висках. Акку незачем было её бояться, он понял её до мелких костей скелета, но, живя вместе с ней больше пятнадцати лет, он всё ещё при рецидиве надеялся на лишь плохое настроение. Или что дурно спал. Не поел вовремя. Устал на работе. Надеждам из раза в раз не суждено было сбываться — депрессивный эпизод приходил, заставляя колени подкашиваться от бессилия. Акк знает, что так и будет, и каждый раз от этого хочется спрятаться где-то подальше. Акк знает, что ему до какого-то момента будет только хуже, а ещё Акк знает, что ему не на кого положиться. Он просыпается утром, в которое не хочет просыпаться, будит сына, который как любой другой ребёнок не хочет вставать и идти в школу, раздражённо цыкает на него, когда Тим путается под ногами или задаёт идиотские вопросы, а потом содрогается от боли, обнимая его и прося прощения. Тим не обижается на него, как минимум, с виду. Только спрашивает, хлопая своими шоколадными глазками, почему папе плохо. А папа не может ответить — проблема была только в нём самом. Он чувствовал себя узвлённо, особенно перед сыном, видевшего в нём несокрушимый идеал и защиту, чувствовал себя недостойным такого светлого ребёнка, и это заново движило порочный круг из боли и раздражения. Но хуже становилось тогда, когда приходилось звонить ещё одному отцу его ребёнка. Акк отдал бы руку на отсечение, лишь не делать этого, но Тим всё ещё продолжал ждать и скучать. Скучать по человеку, который по нему не скучал. Ждать того, чьё слово ничего не стоит и не стоило. Через неделю день рождения, времени всё меньше и меньше, и Акк больше не может откладывать звонок на более дальнюю полку. — Да, алло, — сонно произнёс Тонг. Время уже было к трём ближе. Значит, он всю ночь проторчал в играх и уснул под утро. — Привет. Когда у Тима день рождения, помнишь? — Конечно. Двадцать третье ноября. Ну у тебя и вопросы, Акк, к чему это? — Двадцать второе, — Акка не заставляло уже это приходить в бешенство. Привык. Тонг плохо помнил даты. — Двадцать второе ноября. Тим будет тебя ждать. Не хочешь приехать? Он давно папу не видел, не думаешь? — Блин, двадцать второе?.. я буду в командировке на Пхукете, прости, не могу. — И как мне это сыну сказать? — Акк, придумай что-нибудь, ты же раньше что-то говорил. У меня не всегда будет получаться к нему приезжать. Он уже должен понимать, что взрослые часто заняты. Акк осмотрелся — ребёнка рядом не было. Прислушался — его шагов слышно не было, значит, всё ещё наверху, в своей комнате. Как бы то ни было, Акк никогда не хотел посвящать Тима в суть разборок с его отцом. — Тонг, я больше не собираюсь тебя выгораживать. Тим тебя год не видел, год, для ребёнка это целая жизнь, понимаешь? Если ты не хочешь видеться с ним… ладно, твоё право. Только не вздумай появиться в его жизни, когда он уже повзрослеет и ты резко вспомнишь, что вообще-то когда-то был отцом. Я всё сделаю, чтобы у тебя этого не вышло. — Акк, не надо мне угрожать, — хмыкнул мужчина. На той стороне послышался хлюпающий звук. Тонг что-то пил. — Не веди себя как ребёнок. — Ты меня услышал? — Давай без истерик, я приеду как-нибудь. — Не надо, — ответил Акк, отключив звонок. Его тело тут же сковало рыданиями. Он, кажется, больше не любил этого человека и не понимал, как мог его любить. Отвращение поднималось всё выше и выше, по ощущениям схожее с тошнотой и следующей за ней рвотой. Его таким и нашёл Тим: уткнувшегося в собственные ладони, бесшумно дрожащего без слёз. Он залез на папины колени и обнял за шею, уткнувшись куда-то в плечо. Тело Акка обмякло, расслабилось, мысли отошли на второй план, дав немного пространства для пришедшего сына. — Ты расстроен из-за папы? — Откуда знаешь? — произнёс Акк, запнувшись на втором слове от гипервентиляции. — Ты так сильно грустишь или когда я болею, или когда папа говорит что-то обидное. Я угадал? — Тим... Да. Он не сможет приехать на твой день рождения. И, наверное, вообще не сможет навестить тебя в ближайшее время. У него много работы. — Он просто не хочет видеть меня! — обиженно выпалил Тим, ударив кулачком по отцовской груди. Его рука, хоть и небольшая, была уже сильной, и Акк поёжился от боли. Однако после этого больше ничего не последовало, Тим ни плакал, ни пытался узнать что-то ещё — почему, как, за что. Он просто крепче обнял Акка и пообещал, что больше не подарит ни одного рисунка Тонгу. Акк солжёт, если скажет, что в этот момент его сердце не было разбито окончательно. Произошедшее днём перестало так давить на плечи только к вечеру. Жизнь шла дальше — Тиму нужно было выучить стихотворение на урок литературы и сделать домашнее задание по английскому языку. Они сели за большой стол в гостиной, занятый, по большей части, книжками Тима; на углу стоял ноутбук Акка с открытым месячным отчётом и парой вкладок в Excel. Сам он неторопливо рисовал что-то на полях блокнота, ожидая, когда скачается нужный файл. — Пап? — Мм? — Акк поднял глаза на сына. Тот, думая о чём-то, жевал кончик ручки. — Мне нравится девочка. Акк хмыкнул. Разговор обещал быть интересным. — И как её зовут? — Элли. — Элли? Эта та самая, которую ты напугал страшно? Навыками флирта, ты, конечно, пошёл в меня, — последнюю фразу Акк скорее пробурчал под нос, чем сказал. Тим местами был копией отца, чем в некотором роде заставлял его задаваться вопросом, а не был ли он случайно зачатым когда-то по пьяне у кого-то на тусовке. Но тут, к счастью, не приходилось даже задумываться. Акк примерно никогда не был пьян настолько, чтобы не контролировать собственные действия. И у Акка также примерно никогда не было секса с женщинами. Ухаживания и флирт не были для него чем-то страшным. Просто, наверное, он самую малость переживал, что это вовсе не нужно объекту его симпатии и в их глазах он будет выглядеть надоедливым и смешным. С Тонгом отношения вышли как раз потому, что именно он был настойчивым и пробирался раз за разом через стены Акка, заставляя его раскрываться с совершенно другой стороны. Он, может быть, и был не самым хорошим человеком, но в перспективе брак с ним помог Акку пересмотреть себя, собственную сексуальность и взгляды на жизнь. И возвращаться в ту скорлупу больше не хотелось. — Как мне ей понравится? Я никак не могу с ней помириться с того момента… А я даже купил её любимую шоколадку! — Нашёл, конечно, у кого спросить совета, — тоже под нос, негромко. В последний раз девушка приглянулась Акку в подростковом периоде. И то это с натяжкой можно посчитать за влюблённость — Вилланель была интересна скорее как квирная женщина, которая для Акка была не отражением сексуального интереса, а больше собственного опыта. — Ну, может быть, пригласишь её на свой день рождения? Вряд ли её сердце не растопит вкусный торт и твои искренние извинения. — Не знаю, пап. Она, наверное, не согласится. — А ещё кого-то пригласить хочешь? — Нет, только Элли, — фыркнул Тим, подперев голову кулаками. Про папу он даже не пытался завести разговор, хотя годом раньше не затыкался, прося Акка уговорить Тонга приехать. Акк ощущал его обиду, но не мог ничего конкретного с этим сделать. Да и не хотел, если честно. — О, кстати! На занятиях учитель Айян спрашивал о тебе! — Да? — Угу! — И что он спрашивал? — Ну, мы говорили о семье. Я не знаю, как называется твоя работа, я сказал, что ты складываешь числа и подписываешь бумажки. А ещё долго со всеми разговариваешь. — Довольно точно, — хмыкнул Акк. — Economist, запомнишь? — Наверное, — Тим пожал плечами. — А ещё мы говорили о бабушке с дедушкой, что ты любишь к ним ездить. Учитель Айян спросил, как называется то место, но я не совсем помню, пап. Ты же меня туда отвозишь на машине. — Ага. Хочешь съездить к ним на Рождество? — Хочу! Воскресенье было наполнено запахом шоколадного торта и детским смехом. Двадцать второе ноября — день, когда появился едва ли не самый важный для Акка человек. Тим родится недоношенным и проведёт в роддоме пару месяцев, прежде чем они познакомятся — двое неловких отцов в одноразовых медицинских халатах, по очереди держащие младенца как фарфоровую куклу. Палата отказников будет выглядеть холодно и пусто, она будет неуютно большой для маленького человека — но вскоре он окажется дома, пищащий и кричащий. Акк уже привычно просыпается не позже половины восьмого. Он осторожно заглядывает в комнату сына — тот, если не беспокоить, проспит до двенадцати, — пьёт утренний кофе и спускается к парковке. Маршрут ведёт к кошачьему приюту. Детству всё равно, насколько тебе не хочется видеть, слышать и чувствовать. Оно идёт, срываясь на бег, утекает сквозь руки, как песок, переливающееся калейдоскопом событий и чувств, и вскоре у бывшего ребёнка ничего не остаётся, кроме воспоминаний. Тёплых, нежных, если кто-то взрослый и любимый был рядом, или печально-тоскливых, если ты никому не был нужен или кто-то не приложил достаточно усилий. Поэтому Акк старается для Тима и его сокровенных желаний. Он забирает котёнка — тёмно-серого, как мокрый асфальт, с белыми пятнышками на кончиках ушей и лапках. Он заваливает задние сиденья всем необходимым для него, от корма до игрушек, и слушает, как правильно ухаживать за животным. Он заезжает в кондитерскую и покупает любимый торт Тима, с шоколадной начинкой и глазурью, которую можно съесть первой, сковырнув пальцем. А ещё Акк говорит своим друзьям не приходить без подарков. Тим, перепачканный тортом, смеётся до слёз, играясь с котёнком. Ему почему-то, как многим взрослым, не нравился день рождения, и Акк старался сделать этот день самым радостным и счастливым вопреки всему и несмотря на мелкие — или крупные — пакости судьбы, что случались. У друзей Акка тоже получалось чем-то радовать. Среди подарков были и дорогие игрушки, и вкусные конфеты, которые папа не разрешал в большом количестве из-за сыпи, и тайком сунутые деньги, но на ушко Тим шептал Акку, что у него был подарок лучше. Соревнованием это, конечно, было необъективным. — Пап? — Что такое, солнце? — Акк выключил воду, закончив мыть посуду. Себе он пообещал высказать всё недовольство пи`Сани, чью помаду он долго оттирал с бокалов. — Я тут подумал. Мне никого не захотелось приглашать на день рождения, но можно я отнесу кусочек торта учителю Айяну? С ним так интересно учиться, и он меня в пятницу заранее поздравил. Представляешь, знает, когда у меня день рождения! — Конечно. Только сам всё не съешь, пока дождёшься урока английского? — Нет, — протяжно произнёс Тим, потерев живот. — Я его уже объелся. Акк сделал перерыв на кофе, когда на его телефон пришло новое сообщение с незнакомого номера. Вначале он хотел смахнуть уведомление и ответить позже, но узнал в отправителе директора школы. «Добрый день, кхун Акк. Уже поблагодарил Тима, теперь вас. Торт вкусный, я поделился с учителем Дэем. Ещё раз передавайте Тиму поздравления», — гласило оно, заставляя Акка едва усмехнуться. «Добрый. Передам. У вас есть мой номер?» «Надеюсь, вы простите мою дерзость, я взял контакты родителей из личного дела вашего сына». «Какое варварское злоупотребление собственными полномочиями», — торопливо напечатал Акк и отправил. Секундой позже ещё и смайлик, чтобы сообщение не восприняли всерьёз. «Вы ещё были и старостой, я должен был это угадать», — пришло через пару минут. «?» «Соцсети», — поддерживая такой же стиль общения «сообщение плюс смайлик», ответил учитель Айян. «Без вашего инстаграма могу точно сказать, что вы им точно не были». «Вы правы». Акк поймал себя на улыбке от чужих сообщений. Он отставил кружку в сторону — пора уже было работать. Каждый рабочий день Акка начинается в девять утра, но в офисе он появляется гораздо раньше, чтобы в тишине разложить всё по своим местам и расписать планируемые задачи на розовом листочке-стикере. Иногда он приезжает гораздо позже — когда Тим болеет или просит отвезти его к бабушке с дедушкой в апрельские дни. С часа дня до двух офисные служащие обедают — кроме Акка, переставившего свой обед на три часа дня, чтобы забрать Тима со школы и вернуться вновь. Иногда обедов не бывает вовсе — когда Акку нужно было уехать раньше, чтобы заехать к сыну в школу и поговорить с учителями или директором. Сегодня, например. У Акка не было близких приятелей на работе, но каждый знал, насколько трепетно он относится к отцовству, как и ответственно к рабочим обязанностям. Акк не брал лишних выходных, иногда перерабатывал, потому никому и не приходило в голову попрекнуть его плавающий график или второй за полгода больничный. Акк мог во многом урезать себя, наступить на собственное потребности и эго, но никогда, если это что-то касалось Тима — его голос сразу становился жёстче, а слова куда хлёстче. С приходом ребёнка в Акке раскрылась какая-то особенная сила, которой ранее не было почвы для взращения, она врезалась-вшилась заботой и любовью, нежной и сломающей шею одновременно — если потребуется. Так будет не всегда, конечно. Тим станет старше и самостоятельнее, ответственность за домашнее задание и возвращение домой после уроков ляжет на него самого. Акку это тянет сердце — чтобы почувствовать сына взрослым, потребуется, кажется, не меньше тридцати лет. И, кажется, и того будет мало. Яркое солнце режет по глазам. Акк надевает солнцезащитные очки, пытаясь проморгать резь. Он трёт ладони друг о друга, чувствуя тень беспричинного волнения, давящего в желудке, и кроме него ощущение поистине дерьмового настроения. Тим его не разделяет — он широко распахивает дверь кабинета английского языка, вываливаясь в коридор счастливой массой детского смеха. Улыбка от уха до уха и сверкающие глаза. За ним, посмеиваясь, выходит учитель Айян. Акку это кажется чудом — Тим не с восторгом принял дополнительные занятия по нелюбимому предмету, как только Акк о них предупредил, но теперь, кажется, искренне им радуется. — Здравствуйте, учитель, — Акк приветственно сложил руки, на что директор, едва улыбнувшись, кивнул. — Привет, пап, — Тим рос долговязым, с тонкой кожей и частыми синяками от глупых падений; обнимающий отца, он утыкался ему в живот, оплетая руками чуть ниже талии. Оторвавшись от Акка, он требовательно вытянул маленькую ладошку. Акк несильно подкинул ключи вверх, заставив Тима неловко их ловить. Иногда поймать не получалось, и Тим дулся, что папа делал так специально. — Чем вы его подкупили? — спросил Акк, проводив взглядом убегающего к парковке сына. — Что вы, я просто хороший учитель. С вкусными конфетами, — из кармана пиджака директор вытащил одну — шоколадно-сливочную. Акк едва усмехнулся. Тим обожал шоколад даже больше мармеладных мишек, так что это было неудивительно. — Доверяете ему автомобиль? — Самое страшное, что он может сделать, — повернуть руль и испугаться щелчка. Учитель едва кивнул, распахнув для пришедшего дверь школьного кабинета. В этот раз они не оказались с глазу на глаз на территории директора — видимо, это было не столь важно. Акк прошёл к среднему ряду парт, стоящих так же ровно в три линии, как он помнил, и сел за первую напротив учительского стола. — Как дела? — спросил он, откинувшись на спинку стула. Тот был небольшим и неприятно впивался в костлявую акковскую спину. — У меня? Акк поднял взгляд на директора — он стоял рядом, в полуметре, опираясь одной рукой о край парты. От его хитроватой ухмылки по спине пробежали мурашки. Уверенный в себе, обходительный, вежливый и одетый вызывающе правильно. Акк бы точно сделал замечание, будь он всё ещё старостой. Всё по уставу, но так небрежно: рубашка расстёгнута больше положенного, рукава пиджака закатаны, на шее серебряная подвеска. И мягкий шлейф травянисто-цитрусового парфюма — Акк солжёт, если скажет, что это его не зацепило ещё при первой встрече. Ему шло, бесспорно, и здесь он был хозяином положения. Времена менялись. В сказанном не было ничего такого, лишь лёгкая провокация на пару минут беседы не по делу, но Акк, кажется, спокойно бы принял, будь это даже флиртом или намёком на него. Айян преподносил себя приятно, а он был больше никому ничем не обязанным. Акк решает принять игру. — А мне спросить? И это, кажется, нравится им обоим. Учитель, усмехаясь, занимает своё место напротив. — Мы говорили о путешествиях, любимых мультфильмах и его новом друге. — Новом друге? — не понял Акк, нахмурившись. — Да. Kitten. Меня радует, что вы не запрещаете животных в доме, а учите заботиться о живом существе и показываете, что это может быть довольно трудно. Что нельзя поиграться и забыть, как о игрушке. Хотя, наверное, простите, это не совсем моё дело. — Ничего страшного, спасибо, — Акк потупил взгляд на свои руки, перестав улыбаться. И та улыбка стала казаться лишь спазмом мышц. Нехорошо не было с чем-то конкретным. Нехорошо было чувством, и оно давило тисками и резало чем-то острым, заставляя тебя чувствовать себя уязвимым на грани истерики. От тревоги стало покалывать в животе. — Кхун Акк, вы в порядке? — спрашивает директор, и его голос кажется Акку режуще-горьким. Акк смотрит ему в глаза, от солнца они почти медовые, печальные, и в них нескрытое сочувствие. Акку хочется ответить, что нет, ничего не в порядке. Он чувствует себя паршиво, как на неустойчивой льдине, которая вот-вот перевернётся, стоит только надавить посильнее. Он не может контролировать свою жизнь, ему больно за сына и самого себя, и он не может перестать вести себя как ребёнок, чтобы не чувствовать неутихающую обиду и чувство потерянности. Туманно, сумрачно. Ему некому пожаловаться, уткнувшись в плечо в приступе горьких слёз, и мама не придёт, чтобы успокоить и помочь решить проблемы. Он сам уже давно родитель и позволить может разве что уткнуться в собственные колени на приёме у психотерапевта. — Понимаю, — негромко произносит директор. Акк запоздало осознаёт, что его голос звучит в отдалении после долгого молчания. — Я что-то сказал вслух? Простите, ради… — Нет, нет, вы ничего не ответили. Просто выглядите уставше и потерянно, — учитель, подойдя ближе, протянул Акку кружку чая. — Возьмите, пожалуйста. Только осторожно, горячий. Может быть, вам станет немного лучше. День сегодня ещё такой тяжёлый, дышать сложно. Откуда я родом, в такое время обычно льёт дождь и немного холодает. — Спасибо, — едва произносит Акк, неловко поведя плечами. Чай и вправду был горячим, но от него приятно пахло черникой. — Не обращайте внимания. — Хорошо. Получилось справиться с домашним заданием? — учитель Айян сразу же сменил тему, и Акк облегчённо выдохнул. Его тактичность успокаивала. — Да, вот, — Акк достал из своей сумки две папки и отдал директору. Тот удовлетворённо кивнул и протянул в ответ идентичную с новыми заданиями. Случайное касание их рук заставило Акка чувствовать себя ещё хуже — его кожа была нежной и очень тёплой. И, кажется, Айян не стремился прекращаться телесный контакт. — Хгм… У вас есть какие-нибудь замечания к Тиму на уроках? Учитель будто неохотно отстранился, отрицательно помотав головой. — Нет, повторюсь, он очень ответственный и способный. Только невнимательный. В последней контрольной он допустил четыре одинаковых ошибки, куда-то торопится постоянно. Возможно, влюбился мальчик. Акк улыбнулся и отпил чай. Директор и в этом был как никогда прав. — Я поговорю с ним. — Подскажите, кхун, он самостоятельно выполняет домашнее задание? — Конечно. Я уже самоутвердился много лет назад и не пытаюсь делать это за счёт ребенка, — Акк недовольно поёжился. Всё-таки обжёгся. — Тим может что-то спросить у меня, но в основном я только проверяю, сделана ли домашняя работа или нет. — Здорово, — учитель улыбнулся. — Приятно видеть среди моего поколения осознанных родителей. С некоторыми пообщаешься — и в дрожь бросает, сколько потом их ребёнок потратит на психотерапевта. — Это так неэтично, учитель Айян, — Акк на секунду изобразил осуждение, потом рассмеявшись. Чёрт с ней, с этикой. Он время от времени читал родительские чаты, в которых неизбежно приходилось состоять, и жалел каждого ребёнка неадекватной мамаши или агрессивного отца. Акк не то чтобы считал себя идеальным родителем, но всё же не пытался переделать своего ребёнка и любил его таким, каким он был. — Гиперопекают? — Не только. Довольно часто они безразличны ко всему, что происходит с их сыном или дочерью, приносит хорошие оценки — и на том всё. И если что-то происходит с ребёнком — приходят ко мне скандалить. — Сочувствую. И вам, и детям. Встреча оставила после себя что-то лёгкое. Акку не перестало быть плохо, но эта боль будто немного притупилась и стала меньше по площади. Попрощавшись с директором, он взял из школьного автомата пару напитков — те самые, что он покупал себе, когда сам был учеником, — и торопливо направился на парковку. Тим уже, наверное, заждался. До парковки оставался небольшой пешеходный переход. Задумавшийся Акк не ступил и шага, прижатый к чьему-то телу лёгшей на его талию рукой. Он не успел почувствовать недоумение — пронёсшийся рядом автомобиль обдал его волной горячего воздуха. Спаситель, в котором Акк узнал учителя Айяна, оказался так кстати вовремя; может быть, не произошло ничего смертельного, но Акк явно бы сломал себе не одну кость из-за джипа на такой скорости. Акка обнимал красивый мужчина, спрашивал, не ушибся ли он, но Акк не подумал об этом в первую очередь: — Неужели так сложно у школы снизить скорость, урод? Вдруг бы ребёнок был на моём месте?! Чтобы тебе пусто было, — смешок директора привёл Акка в чувство. Ситуация после осознания оказалась довольно щекотливой — между их лицами было не больше десяти сантиметров. Отстранившись, учитель поправил вывернутый ворот на рубашке Акка. — Будьте осторожны, кхун Акк.