Утро ясное и солнечное, что уже стало привычным за этот месяц. Май наступил так быстро... Сонхун по привычке оставил свой мотоцикл дома, и теперь вынужденно шагал вверх по склону к школе, чувствуя, как широкую выправленную рубашку раздувает ветер. Для самого себя ощущалось странным то, что он шёл сейчас очень даже вовремя, и сегодня, вполне возможно, даже не получит от учителя за опоздание. Даже минутная гордость за это брала, неужели он встанет на путь исправления?
Но, кажется, не сегодня. Потому что на одной из развилок уже почти у самой школы он видит странно шумную компанию, громко смеющуюся и мешающую остальным ученикам проходить. В такое время поток учащихся всегда достаточно большой, и все хотят прийти вовремя, чтобы в конце концов не всхлопотать от учителей. Но эти парни... Стоят прямо на развилке, одна из которых ведет в старшую школу Хуна, а вторая – в другую, название которой даже не всплывает сейчас в голове из-за своей неважности, и самое раздражающее – вся эта компашка слишком громкая. Причём орут какую-то дрянь.
Но это же не касается Сонхуна, верно? Он просто оттолкнет их сейчас, потому что те мешают, и пойдёт дальше. Однако, как только он подходит ближе, всё меняется кардинально. Потому что среди компании этих парней в чужой школьной форме маячит слишком уж знакомая макушка. Слышится слишком уж знакомый голос. И хоть Хун и пообещал Сону, что больше не будет разговаривать с ним в школе, и это даже удавалось делать всё время, сейчас он не может оставить это вот так. Потому что обрывки фраз из странного разговора доносятся до ушей и абсолютно не радуют.
– Сону, ну что ты молчишь? Как ты мог вот так вот оставить всех нас и перевестись? – с наигранной печалью в голосе громко говорит один из парней, с прической, похожей на петушиный хохолок. Сонхун с таких плевался всегда.
– Как ты мог вот так оставить меня? Я уже соскучился по своей шлюшке, не хочешь это исправить? – смеётся ещё один, скаля зубы в самодовольной ухмылке и кладя свою тяжёлую руку на кимово плечо, отчего тот даже пошатывается.
– Говори тише, – стойко прыскает Сону, хотя по его лицу и видно, что панический страх и тревога начинают брать верх.
– С каких пор у тебя голос прорезался? – меняет тон первый парень, внезапно хватая Кима за лицо рукой, сжав его щёки. – Да если я захочу, то каждый из здесь проходящих и каждый из твоей новой школы будет знать, что и с кем ты делал, пока учился у нас.
Сонхуна просто вымораживает. Он не может спокойно пройти мимо, как это делают все остальные, боязливо оглядываясь на отвратительную компашку. Хун не может. Потому что внутри всё сжимается от слов отморозков, которые сейчас доебались до человека, который ему действительно нравится. Которого он, должно быть, правда любит. И даже несмотря на то, что Пак перестал общаться с ним на время, он всё ещё не отпустил. Сону для него всё ещё самый интересный человек во всей школе, и он всё ещё хочет помочь ему хоть как-то. Именно поэтому он решительно шагает к компании парней и с силой отталкивает чужую крепкую руку от симпатичного лица.
– Правда? Ты можешь рассказать? Можно я буду первым на очереди? – выпаливает Хун первое, что пришло в голову, и загораживает собой Сону, сталкиваясь лицом к лицу с парнем с петушиной челкой. Вблизи он выглядит ещё хуже, чем казался издалека.
– Эй, ты кто вообще такой? Откуда здесь взялся? – повышает голос петушиная челка, и Пак невзначай бросает взгляд на нашивки на его рубашке. Кан Хёнсик. Ниже находится эмблема старшей Синъёп, и Хун только качает головой, засовывая руки в карманы. К сожалению, знакомое название, ничего не скажешь. Ещё пара парней рядом с Хёнсиком хмурятся и что-то шепчут друг другу на ухо. Одно их присутствие напрягает.
– Тебя ебёт? – грубит в ответ Пак, понимая, что нормального диалога у них не выйдет. – Вы тут орёте какую-то хуйню на всю улицу и своими тупыми головами не думаете, что вас слышат? Совсем уже мозги атрофировались?
– Сону, что это? – смеётся парень, что положил до этого руку Киму на плечо, и, пользуясь моментом, встряхивает его, заставляя нахмуриться. – Кто этот крашеный? Ты нашёл себе нового хахаля вместо нас? Совсем страх потерял, да?
Сонхун оборачивается и видит, как Сону поджимает губы, долго молча, но в итоге скидывает с себя чужую руку одним резким движением плеча, после чего всё же произносит то, что так долго обдумывал.
– Сонхун, уйди. Не связывайся, – негромко говорит он, пытаясь вытолкнуть Хуна из этого бесформенного месива, встав на его место, однако тот не позволяет. Слишком стойко держится на месте.
– Сонхун, значит? – переспрашивает Хёнсик, улыбаясь. – Так ты реально его новый хахаль? Вау, удивительно, как кто-то мог клюнуть на такого, как он, – смеется он, опуская голову на секунду и тут же поднимая её. – Ты хоть в курсе, чем этот парнишка прославился у нас? Думаю, ты точно передумаешь хоть как-то с ним контактировать, если я расскажу.
– Хёнсик, замолчи, – почти умоляя бормочет Ким, пытаясь выйти перед Сонхуном, но тот настойчиво отталкивает его обратно.
– А что так? Не хочешь, чтобы я сказал, чем ты занимался весь прошлый год, и под кем ты хныкал, как шлюха? Он ведь ещё не в курсе, я прав?
– Закрой рот! – срывается Сону, всё же отталкивая Хуна и подходя ближе к обидчику, чтобы толкнуть его в плечо, заставив пошатнуться.
Хёнсик только смеется в ответ на эту жалкую попытку себя заткнуть, выводя этим Сону ещё больше. Казалось, он готов прямо сейчас разрыдаться от бессилия. И Сонхун это прекрасно видит. Наклоняется к его уху и тихо шепчет, в попытке помочь.
– Сону, успокойся. Своей реакцией ты только выводишь его ещё сильнее, – и тут же выпрямляется, улыбаясь. – Слушай, парень, ужасно некрасиво кричать о таком на всю улицу, ты не подумал?
– Эй, а ты что, в рыцари заделался? – грубит в ответ Хёнсик, хмурясь. – Съеби отсюда, достал уже. Ты мешаешь развлекаться с нашей игрушкой. Давно тебе твои побрякушки из ушей не выдёргивали?
– Нет? А что, если я не хочу уходить? Что ж ты замолчал и тему перевёл, когда я так хочу послушать побольше о том, что ты говорил до этого.
– О чём? Об этом пидоре, что ли? – хмыкает парень напротив. – Окей, давай об этом. Думаю, ему тоже понравится наш разговор, да, Сону? Боже, посмотрите на его мордашку, да он ужасно счастлив, – остальная компания хихикает, словно стая гиен, заставляя Кима сжаться на месте. – Что расскажем сначала? Про то, как мы узнали, что ты гей? Про наши веселые перемены? Нет, дай подумать... – Кан вроде бы и обращался к Сону, но его речь всё равно была нацелена на Хуна. Он прекрасно знал и видел, что Пак совсем не в курсе всех событий, и ужасно сильно хотел пристыдить младшего перед ним. – О, давай начнем с того, как смешно ты ныл каждый раз, когда мы всей компанией развлекались в той раздевалке в старом спортзале, да?
Пак поворачивается на Кима, но на том буквально лица нет. Он побледнел до жути, пустым взглядом прожигая дыру в мерзком парне перед собой. Становилось даже жутко от того, что это выражение лица стало настолько разочарованно-безразличным. Прямо сейчас Сону предпочел бы умереть, чем пережить это снова. Он бы лучше убил себя в один из тех дней, когда реально задумывался об этом, чем стоял бы сейчас здесь и понимал, что Сонхун постепенно погружается во всё то дерьмо, что сейчас мелькает у него перед глазами так ярко. Хун точно отвернётся. Точно плюнет, даже не задумавшись, и посчитает отвратительным и мерзким до ужаса.
– Сону, уходи, – едва слышно говорит он, подталкивая парнишку к дорожке, ведущей к зданию их школы, и провожает нечитаемым взглядом, но Ким всё ещё стоит в ступоре. Однако Паку время терять нельзя, и он разворачивается к петушиной чёлке снова. Даже если Сону не уйдет сейчас, он должен отбить у этих выродков желание трогать его снова. Даже если это произойдет на его глазах. – Так весь этот цирк из-за ориентации? Вам реально настолько неймётся? Так, может, это вы тут пидорасы, а не он?
– Ты за словами следи, долбоёб, – выходит из себя один из компании, тот самый, что позволил себе положить руку на Сону с самого начала.
– А что, задело? Значит, я попал, м? Вы просто кучка неуверенных в себе пидоров, которым хочется мужского внимания, да? – улыбается Сонхун, не отводя взгляда он Хёнсика.
– Ему просто надоело ходить с этими блестяшками в ушах, – недовольно вываливает Кан, мерзко сплёвывая слюну под ноги Паку, почти попав на чистые белые кросовки, и вытаскивает руки из карманов брюк. – Слушай, тебе больше всех надо? Сейчас исправим.
После этих слов чужая рука тянется к уху Сонхуна, явно пытаясь схватиться за кольца и вырвать их из мягкой ткани к чертям, но Пак уже научен опытом. Слишком много было попыток так сделать. Потому он и успевает уклониться, быстро отправляя кулак Хёнсику в челюсть. Очевидно, сегодня он опоздает в школу. Они оба.
От звуков ударов толпа, до этого идущая по своим делам, встормошилась. Девочки с криками и охами ускорили шаг, разбегаясь в сторону школы, а парни, в основном, тормозили, чтобы разглядеть драку получше. И Сону тоже застыл на месте, боясь пошевелиться. Каждый раз, когда Хёнсик всё же попадал Сонхуну по лицу, Ким вздрагивал так, будто били его. Но всё же он не мог даже просто-напросто оторвать глаз. Было ужасно жутко. Помочь смог только сам Хун, в один момент пошатнувшийся от удара по носу, из которого тут же закапала кровь. Его взгляд случайно прошёлся по Киму, и его присутствие тут до сих пор не радовало.
– Сону, почему ты всё ещё здесь, блять? Быстро свалил в школу, что ты встал? – почти рявкнул Пак, тут же выпрямляясь и видя, как парнишка испуганно заморгал, но всё же сдвинулся с мертвой точки. Сначала нерешительно обернулся пару раз, отступая маленькими шажками, и в конце концов рванул с места, пока не стало поздно.
Один парень из компании попытался побежать за ним, но Сонхун вовремя успел перехватить его, зарядив по щеке. И если раньше он дрался один на один с Хёнсиком, то теперь подключились оставшиеся трое парней. Ну ничего, он справится. Три на одного же было? Живой же вышел? Значит, и сейчас должно получиться. Хоть и больно. Хоть и голова уже едва соображает от бесконечных ударов. Четыре на одного тоже выстоять должен несмотря ни на что, ведь это ради него.
Сону забежал в школу в жутчайшей панике. До звонка на первый урок оставались считанные минуты, но за временем, конечно, никто не следил абсолютно. Потому что было слишком страшно. Потому что он не знал, что делать и к кому обращаться первым. В конце концов, первая мысль – близкие друзья Сонхуна. Ким буквально почти пулей поднялся по лестнице на третий этаж, ища глазами кабинет класса 3-3. Хисын же староста, да? Он же должен знать, что делать?
Сону резко тормозит у нужного кабинета и пытается отдышаться, параллельно ища глазами нужное лицо. И он находит. Точнее, сам Хисын первым обращает на него внимание, отрываясь от бессмысленного разговора с одноклассником, и подходит почти тут же, растерянно глядя на испуганного друга. Он не понимает, что происходит, не понимает, в чём вообще проблема, но всё равно осторожно берёт Сону за плечи и отводит с прохода в коридор, чтобы никому не мешать. Ким всё ещё не может прийти в себя и отдышаться, хотя уже давно должен был. Кажется, теперь он задыхается не от того, что бежал, а от того, что ужасно напуган. Наверное, ещё секунда, и он рухнет прямо на пол.
– Сону, что такое? – растерянно спрашивает Хи, слегка встряхивая его за плечи, чтобы привести в себя. – В чём дело? Ты можешь объяснить? Успокойся, ничего страшного же не происходит, эй...
– Сонхун... – всхлипывает парнишка, сводя брови к переносице в тревоге и цепляясь ладонями за хисыновы руки, чтобы не рухнуть окончательно. – Он в драку ввязался, Хисын...
– А ты-то чего такой напуганный? Эй, ты плачешь? – ещё больше теряется Ли, хлопая своими оленьими глазами, когда видит капельку, упавшую с длинных ресниц на бледную щёку. – Сону, я ничего не понимаю. Вы же с Сонхуном даже не разговаривали в последнее время...
– Блять, да он... Он идиот, ясно? Хисын, их четверо, а он один. Они прямо перед школой, это же опасно...
– Четверо? Да где он вообще такие приключения находит, – начинает тревожиться парнишка, выглядывая в окно и пытаясь разглядеть толпу, ибо она всегда формировалась, когда начиналась драка. – Где они? Надо сказать Джеюну, чтобы мы пошли и посмотрели...
– Развилка прямо перед школой, – быстро выдаёт Сону, всё ещё не опуская дрожащей руки от запястья Хисына. Будто мертвой хваткой вцепился, ей богу. – А если они ему что-нибудь сломают? Сережки вырвут? Ему уже нос разбили, и из-за меня всё... – в перерыве на судорожные вздохи говорил Ким, оглядываясь.
– Сону, успокойся, слышишь? Скорее Сонхун им что-нибудь сломает, чем они ему. Я сейчас пойду зайду за Джеюном, а ты иди к Чонвону. Сейчас уже звонок будет. Ты в таком состоянии на уроке сидеть не сможешь, отпроситесь к медсестре, хорошо? Всё будет нормально, обещаю, – его слова подтверждает звонок, благодаря которому Ли буквально срывается с места и бежит к классу Джейка.
Он знал, что у тех урок английского. Потому и подлетел быстро к учителю Паку, объясняя всю ситуацию. Чонсон моментально нахмурился и подозвал Джейка, объяснив, что им с Хисыном лучше бежать к нужному месту прямо сейчас и не терять времени, а сам он подойдёт к ним позже. Парни быстро кивнули, согласившись, и действительно бегом вылетели из кабинета, спускаясь по лестнице, а совсем скоро и выбежали из школы. Джей обеспокоенно вышел из класса, попросив старосту класса 3-2 проследить за порядком, и покрутил головой. Сону попался на глаза тут же, ибо он один всё ещё стоял в пустом коридоре, вглядываясь в окно и будто бы ища там спасение.
– Ким Сону, правильно? – уточняет Чонсон, подошедший к нему совсем близко и осторожно коснувшийся плеча. Парнишка испуганно вздрагивает, переводя на него широко распахнутые глаза, и быстро и стыдливо стирает влагу с щёк. – Всё в порядке, не беспокойся, я не ругаться пришёл.
– Извините, учитель Пак, я сейчас... Сейчас же пойду на урок, мне не следует... – начинает оправдываться он, кланяясь, и уже отступает назад, но Чонсон ловит его за запястья.
– Какой тебе урок? Ты выглядишь очень напуганным сейчас. Пойдём к медсестре, хорошо? Хисын сказал, что ты был там, где всё началось, я правильно понял? – мужчина осторожно берет парнишку за плечи и легонько подталкивает, чувствуя, как он крупно дрожит всем телом. Его становится просто ужасно жаль.
– Да, можно сказать, всё вообще из-за меня началось, – кивает Сону, медленно шагая за учителем в нужном направлении. – Сонхун просто за меня вступился, это не он начал драку, правда. Это не его вина, пожалуйста, не надо его наказывать, его ударили первым, учитель, – затараторил Ким, поворачиваясь на преподавателя.
– Успокойся, всё будет нормально, я поговорю на этот счёт. Не паникуй раньше времени, хорошо? – успокаивающе говорит Чонсон, открывая дверь медкабинета и заводя парнишку внутрь. Медсестры там не оказывается, и потому приходится действовать самостоятельно. – Сону, оставайся тут, договорились? Может, медсестра скоро подойдёт... Полежи пока, успокойся, не накручивай себя. С Сонхуном всё будет нормально, и если что, Хисын с Джеюном придут сюда. Я поговорю с твоим учителем, скажу, что забрал тебя, чтобы он не ставил тебе прогул.
– Хорошо, спасибо вам большое, – кланяется Сону, ещё не пришедший в себя до конца, и провожает улыбающегося в поддержке Чонсона взглядом, пока тот выходит из медкабинета.
У него буквально земля уходит из-под ног. Только сейчас Сону начинает замечать, как сильно у него дрожат руки и подкашиваются ноги. И сложно даже сказать, почему всё так: из-за того, что Сонхуна сейчас буквально избивают четверо хулиганов, или из-за того, что Пак услышал такое количество подробностей о прошлом году обучения Сону, которые он пытался скрыть всеми силами. Хотя, нет. Больше всего он испугался того, что встретился с Кан Хёнсиком и всей его компанией, которую не шуточно боится до дрожи в коленях и тошноты. Они сломали ему жизнь и даже не одну кость в прошлом году. Это вспоминать-то страшно, не то что сейчас встречать этих людей снова. Но всё же, приходится взять себя в руки. Сону проходит к самой дальней кушетке и садится на неё, вытаскивая из рюкзака телефон. Первым же делом пишет Чонвону, ибо тот, вероятно, действительно перепугался. Сону попросил не бежать к нему первым делом на перемене, а просто дождаться, когда он сам придёт в класс, и Ян понимающе согласился.
Хисын и Джеюн к этому времени уже успели найти Сонхуна. Это было не так сложно, учитывая гомон собравшихся вокруг драки школьников. Ли поначалу замялся, боясь расталкивать народ, но Шим решил, что тормозить у них времени нет, и бесцеремонно распихал толпу руками, пробираясь к центру. И Хи последовал за ним по проложенной дороге, переступая через чужие ноги и даже иногда сумки.
Картина, увиденная ими, конечно, не обрадовала. Хисын даже отвернулся поначалу, ибо слишком уж много крови было на земле и чужих лицах. Он в принципе боялся одного только её вида, что уж говорить о таком количестве. Но глаза всё же пришлось поднять, чтобы оценить ситуацию. От драки "четыре на одного" осталось только название, ибо один из заявленных драчунов сейчас валялся на полу в позе эмбриона, обхватывая руками живот и постанывая, двоих и след простыл, и ещё один, самый крепкий, видимо, всё ещё стоял напротив Сонхуна со сжатыми кулаками. Ровно через секунду сократил расстояние между ними, схватился рукой за крашеные волосы и собирался было ударить Пака лицом о собственное колено, но Джеюн успел вовремя среагировать. Он просто бездумно влез в драку, толкая незнакомого парня, отчего тот отпустил чужие волосы и рухнул на землю, бесконтрольно ударяясь плечом и почти уже головой об асфальт.
– Разошлись все к чертовой матери! – выкрикнул Шим так, чтобы услышал каждый олух, стоящий сейчас в толпе. – Не на что здесь смотреть, ясно? Сейчас сюда придет учитель, и всем вам знатно прилетит за прогул первого урока. Достаточно внятно объясняю? – так же громко произносит Джеюн, тут же отворачиваясь от толпы к Сонхуну.
Тот растерянно поднимает глаза, до сих пор не понимая, что происходит. Голова всё ещё болит из-за постоянных и достаточно сильных ударов, в ушах стоит звон, а в глазах влага, скопившаяся автоматически от одного из ударов в бровь, задевшего нерв. Всё ещё кажется, что подошедший Джейк – галлюцинация, побочка от затуманенного разума, и потому Пак, игнорируя присутствие Шима рядом, движется с места, прожигая взглядом Хёнсика и направляясь вместе с тем к нему. Хватает его, лежащего до этого на земле без сил, за шиворот и усаживает, заставляя посмотреть на себя. Садится на корточки сам, чтобы быть наравне с избитым парнем, и наконец выдаёт:
– Если ты не понял, то к Сону подходить у тебя больше нет права. И шавкам своим сбежавшим то же самое передашь, понял? Иначе я лично позабочусь о том, чтобы ты испытал все прелести, которые терпел от тебя Сону весь прошлый год.
– А что мне за это будет? – усмехается в ответ Хёнсик, пытаясь сохранить хоть каплю гордости в себе. Но он уже проиграл. Окончательно и бесповоротно.
– За это я не приложу тебя башкой об асфальт со всей дури прямо сейчас. Пойдет?
– Вполне, – хмыкает Кан, пытаясь улыбнуться, но получается только скорчиться. – Теперь он твоя игрушка.
– Ветеринары сказали, шансов нет, – вздыхает Хун и собирает слюну, чтобы через секунду сплюнуть её на чужую белую рубашку, оставив мерзкое красное из-за крови пятно. – До тебя ещё не дошло? Он человек, блять. В отличие от тебя. Надеюсь, ты испытаешь то же, что чувствовал Сону, в троекратном размере. Пошёл нахуй, понял?
Сонхун хотел было зарядить ему финальную пощёчину, но не получилось. Остановил Хисын, который, оказывается, всё же не галлюцинация. Он схватился за поднятую для удара руку и потянул Хуна с корточек на прямые ноги. Если честно, у Пака просто не хватает слов, чтобы выразить свою злость сейчас. Он хотел бы запинать этого ублюдка Хёнсика до победного, чтобы выбить ему к чертям все зубы, и тот не смог больше даже имени Сону произнести никогда. Однако останавливает уголовная ответственность за "особо тяжкие" и предстоящие пиздюли от отца. Хотя, судя по тому, что Джеюн-не-глюк сказал, что сюда идёт учитель – второй вариант будет в любом случае.
– Сонхун? Ты вообще соображаешь, что делаешь сейчас? – спрашивает Шим, перехватывая его свободную руку и закидывая себе на плечо через шею, чтобы у друга появилась опора. А то, судя по его состоянию сейчас, он готов рухнуть с минуты на минуту.
– Вполне, – кивает он, осматриваясь вокруг. Кроме них четверых больше никого не осталось. Вся толпа слиняла моментально, стоило услышать об учителе. – На урок я уже опоздал, да? – вдруг хмыкает Хун, поднимая мутный взгляд на Хисына.
– Ты совсем идиот, да? – спрашивает Джеюн, уже начиная шагать в сторону школы и заставляя Пака делать то же самое вслед за ним. – Конечно, блять. И ты не пойдёшь на него уж точно. Хоть бы в больницу ехать не пришлось, еблан, какой урок?
– Да не всё так плохо, – выдыхает он, только сейчас почувствовав на языке вкус железа и поморщившись. – А с Сону что? Он как? Нормально?
– Напуганный был очень, – отвечает Хисын, начиная шагать с ним рядом, поравнявшись. – Но сейчас должен быть в порядке.
Хун только кивает в ответ, и продолжает идти молча. Почти у школьных ворот их перехватывает учитель Пак, и от одного только вида Сонхуна у него округляются глаза. "Что, неужели так плохо?" – проносится в голове, но так и остаётся неозвученным. Чонсон помогает Сонхуну дойти до медпункта, подхватывая с другой стороны, ибо ноги уже стали подкашиваться под конец. Хисын этого сделать не мог, так как был единственным, кто вспомнил про сумку Сонхуна и забрал её со злополучного места побоища, и руки теперь были заняты.
В конце концов, Пака заводят в почти пустой медкабинет под обе руки. Тот всё же выворачивается, заявляя, что до кушетки уж дойти сможет самостоятельно. Он как специально проходит к самой дальней, чтобы доказать всем свою правоту, и неожиданно для самого себя сталкивается глазами с Сону. Увидеть его тут он хотел бы меньше всего, если быть честным.
А у Кима в этот момент буквально кровь от лица отливает. Потому что то, что он видит перед собой... Мягко говоря, херово. Честно говоря – полный пиздец. У Сонхуна в крови все ладони, разбит нос, кровь из которого уже размазалась по правой нижней части лица, стёсана щека, то ли от удара, то ли от асфальта, со лбом та же история. Это даже выглядит ужасно, а Сону страшно представить, насколько болезненно ощущается на самом деле. И всё ведь из-за него. Ким подлетает с кушетки так, будто его столкнули, и испуганно усаживает на свое место Хуна, не дав ему даже слова сказать. Парнишка выглядывает из-за занавеси, ограждающей кушетку от остального пространства, и почти сталкивается с учителем и взволнованными лицами Джеюна и Хисына.
– Сону, тебе получше? – уточняет беспокойно Чонсон, но ответ у парнишки теперь буквально на лице написан. Отрицательный. – Понятно... Видимо, ты останешься тут ещё на урок. Я сходил и узнал: у медсестры сегодня отгул, поэтому справляться придется самим. Сонхун, если тебе станет совсем плохо, то скажешь мне, понял? Я вызову скорую в случае чего. Хотя в больницу тебе в любом случае ехать придётся, – он переводит взгляд на часы на своей руке, после чего оглядывает всех оставшихся в комнате. – Нам срочно нужно бежать по кабинетам. Всем, кроме тебя, Сону. Сможешь помочь Сонхуну обработать этот кошмар? Просто тебя я уже отпросил, а вот с вами, – он кивает Хисыну и Джейку, – проблемки. Хисын, я сказал географу, что забрал тебя не на весь урок, так что поторопись в класс. Джеюн, тебе придётся со мной пойти. Сону, ты же справишься? Прости, что всё так сумбурно, по-другому не могу...
– Я постараюсь, учитель, – кивает Ким, слегка кланяясь, и дожидаясь, пока все, кто должен, выйдут из помещения, оставив и сказав всё, что нужно.
После хлопка дверью парнишка быстро оборачивается на Сонхуна, в растерянности осматривая каждый сантиметр его тела. Выглядит правда больно, без преувеличений.
– Прости... – вдруг выдаёт он, сдвинув брови домиком и прикрыв рот рукой, чтобы выдыхать не так шумно.
– За что? Я же сам спровоцировал их и ответил на удар. Тебе не за что извиняться, – хмыкает своим мыслям Сонхун, глядя на парнишку в ответ.
– Всё равно прости... Нужно промыть всё сначала, да? Сильно болит? – начинает суетиться Сону, стараясь отвлечь себя от навязчивых мыслей в голове.
Он помогает Хуну встать и пройти до маленькой раковины. Включает воду, в которую Пак без раздумий суёт руки, позволяя теплым струйкам воды смывать со светлой и ужасно нежной кожи кровь, унося в сток ржавого цвета разводы. Он шипит болезненно, но ладони всё равно не убирает, понимая, что по-другому никак. Сону же хмурится так, словно разбитые костяшки промывают ему, а не парню, с которым он недавно сам решил не общаться. Стыдно. Ужасно стыдно, и чувство вины гложет изнутри, заставляя сейчас поджимать губы и искать в стеклянном стеллаже что-то вроде спирта или перекиси, чтобы обеззаразить чужие ссадины. Сонхун только осторожно промакивает руки бумажным полотенцем, рулон которых висел рядом с раковиной, и кидает красноватую теперь бумажку в урну, тут же возвращаясь к кушетке и шумно падая на неё.
– Почему ты стоял и молчал, пока они доёбывались до тебя? Мог бы нахуй послать и уйти, как со мной делал первое время, и не слушать этих животных, – спрашивает Хун, поднимая глаза на Кима и видя, как он замирает на секунду с перекисью и ватой в руках, глупо глядя на них и что-то обдумывая.
– Их больше. Они крупнее меня в несколько раз, – начинает перечислять он, смачивая вату раствором и поднимая глаза на Сонхуна, чтобы понять, с чего ему стоит начать обрабатывать. – Я... Привык? Я просто не могу заставить себя что-то сказать им в ответ.
– Да ладно, меня же посылать ты мог. А их что, нет? – но Ким не даёт Сонхуну закончить мысль, касаясь ватой уголка губ, который тут же начинает щипать, заставляя парня нахмуриться и почти вскрикнуть на весь кабинет. Раньше он не чувствовал, зато теперь начинает ощущать, как сильно ему прилетело сегодня.
– Ты бы меня не тронул, по тебе было видно с самого начала, – тихо говорит он, отрываясь от раздумий и наклоняясь, сложив губы в трубочку, чтобы подуть на рану и Хуну не было так больно. – Просто их я знаю. И возможности их знаю тоже.
Такая запредельная близость с Сону ужасно смущает, заставляя с трудом сдерживаться, чтобы не уклониться. Даже дыхание перехватывает от подобного.
– Про что этот еблан там говорил? Какие весёлые перемены? Какая раздевалка? – всё же решает спросить он, хоть и догадывается уже приблизительно. Не настолько он глуп, чтобы не понять всего сразу, но уточнить всё же хочется.
– Давай не будем об этом, – почти шепчет Сону, ибо голос срывается уже на первом слоге. Он пытается отвлечься, концентрируется на том, чтобы стереть кровавую дорожку на чужом лице, даже не отрывая от неё взгляда. – Просто не говори никому об этом, умоляю.
– Нет, подожди, почему не будем? Смысл сейчас откладывать всё это, если я уже в курсе? Разве не глупо? – хлопает глазами Хун, поднимая брови в удивлении. – Они издевались над тобой, да? Я же прав?
Ким не говорит не слова, только меняет ватку, так как прошлая уже совсем пропиталась кровью, и осторожно касается новой ссадины на лбу. Хуну приходится зажмуриться, потому что щиплет жутко.
– Прав, – после долгого молчания всё же сдаётся Сону, проглатывая скопившийся в горле ком.
– Из-за того, что ты по парням? – снова спрашивает Пак, получая нерешительно-положительный кивок в ответ. – Уёбки, блять. Какая им нахуй разница вообще...
– Не знаю... Они меня каждую перемену вытаскивали из класса и устраивали цирк: то полай, изобрази собачку, то целуй обувь, потому что такие, как ты, не должны жить, как нормальные люди, – он говорил это так, будто всё это происходило вовсе не с ним. Будто это не ему приходилось делать всё, что скажут. – Хёнсик всё начал, а остальные подхватили. Ладно бы, если б на таком всё остановилось, я бы пережил, и никто бы даже не узнал. Но в один прекрасный день они мне руку сломали, когда я попытался вырваться и пойти к учителю.
– Какого хера вообще? И им ничего не было? – буквально выпал Сонхун, распахивая глаза шире и повышая голос, пока чужая рука методично продолжает стирать с его лица следы драки.
– Не было. Хёнсик сказал, что если я кому-нибудь расскажу, то он мне и вторую сломает, поэтому маме пришлось выдать версию, в которой я просто неудачно упал, – спокойно говорит Сону, пока не слышит следующий вопрос.
– А что за раздевалка? Что ещё? Неужели этого дерьма им не хватило? – видимо, решает окончательно добить Хун, и видит, что попал чётко в цель.
У Сону срывается рука, и он просто не может поднять её снова. Потому что перед глазами вновь мелькают яркие воспоминания, а в горле встаёт ком. Потому что вот снова Хёнсик зажимает его в углу, снова ручка от старого шкафчика для вещей больно впивается ему в спину. Снова ему в рот толкается чужой язык, пытаясь изобразить что-то похожее на глубокий поцелуй, и снова Сону начинает тошнить. Снова чужие руки срывают с него форму, снова расстёгивают ремень и связывают запястья им же, да ещё и так, что они начинают болеть и неметь. Снова он начинает плакать и что-то невнятно кричать, надеясь, что в этом старом и давно оставленном спортзале, в этой раздевалке его может кто-то услышать и помочь. Но никто не может. Потому что тут никто не ходит, никому этот хлам не сдался. Снова ощущается, как через ткань трусов к нему прикасается отвратительно холодная и чужая ладонь, и снова чувствуется боль в глотке от того, что в неё только что до упора толкался чужой
орган.
Ким не может даже мысли в кучу сейчас собрать. Ему натурально страшно, будто он опять возвращается туда и терпит это всё снова. Он молчит и не двигается уже настолько долго, что Сонхун даже не выдерживает и зовёт его.
– Сону? Ты чего?..
– Они... Они сказали, что если я встречаюсь с парнями, то мне должно доставлять такое, – невнятно начал он на одном дыхании, будто бы боялся, что если остановится, то продолжить уже не сможет. – Но я тогда ни с кем ещё не спал, честно. Я не понимал, каково это, а они уже прикрепили ко мне клеймо шлюхи и решили, что я буду стонать под каждым из них, понимаешь? Но мне было больно, блять, я буквально рыдал после этого ещё часами, потому что мне было мерзко от самого себя. Я не хотел всего этого, я... – у парнишки просто-напросто кончается воздух в лёгких, и он больше не может сказать ни слова, только часто дышит и не может прекратить, пустыми глазами смотря куда-то сквозь Сонхуна.
Когда в чужих стеклянных глазах уже становятся заметны слёзы, Пак просто не выдерживает и вскакивает с места. Он не знает, что нужно говорить в такие моменты. Не знает, как ему поддержать в такой ситуации, но он правда пытается сделать всё, что может сейчас. Например, подхватывает Сону за секунду, когда ноги уже перестают держать от нервов, и осторожно убирает руки в сторону сразу, как только Ким начинает ровно стоять на ногах. Теперь он понимает, почему всё так. Теперь совсем ясно становится, почему парнишка так сильно боится и сторонится чужих касаний.
– Никакая ты не шлюха, понимаешь же? Ты не виноват в том, что тебе нравятся парни, так же как и я не виноват в том, что они мне нравятся, так же как и любой человек на планете не виноват в том, что ему нравится кто-то. Эта компашка... Они моральные уроды, просто твари, блять. Я жалею, что не запинал их до комы сегодня, блять, да если б я знал...
Сону пораженно поднимает глаза на жутко злое лицо Сонхуна и действительно не понимает. Не понимает, почему ему вообще до сих пор не противно стоять с Кимом рядом. Почему он так злится, будто это ему жизнь испортили, а не Сону. Не понимает, почему так сильно хочется разрыдаться в его плечо сейчас, будто это спасёт от всего.
– Можно... Можно я обниму тебя? – спрашивает Ким, сам от себя не ожидая, и даже не успевает услышать ответ.
Сонхун притягивает его к себе ближе моментально, зарывается пальцами в темные волосы и кладет подбородок на плечо, наклоняя голову, ибо разница в росте позволяла. Чувствует, как Сону утыкается ему носом в шею и смущается слегка, ибо от него наверняка пахнет пылью и потом после того месива. Беспокоится о том, что белая рубашка Кима окрасится кровью от соприкосновения с его. Сонхуну больно слегка от того, что Сону при объятиях костлявыми руками давит ему на ребра, по которым прилетало до этого, но говорить об этом даже не думает. Не время.
– Теперь понятно, почему ты так испугался, когда я полез к тебе тогда, в поездке, – тихо говорит Пак, будто боялся спугнуть, и осторожно поглаживает чужую спину, ибо чувствует, как она начинает едва заметно подрагивать. – Прости. За то, что так сильно напугал тогда. У меня серьезно никогда в мыслях даже не было делать с тобой что-то такое, клянусь.
– Я уже понял, когда ты влез сегодня, – бурчит ему в шею Сону, щекоча кожу теплым дыханием. – Ты тоже прости. Мне нельзя было говорить тебе столько гадостей тогда. Я совсем не знал о тебе ничего.
– Всё нормально, я понимаю. Сначала было правда обидно, но теперь это можно объяснить.
– Я тебе правда нравлюсь? До сих пор?– вспоминает вдруг чужие слова Сону, отрываясь от теплых и странных объятий и глядя прямо в темные глаза Хуна, хлопающего ресницами. На удивление, глаза остались целы, хотя в остальном его лицо оставляет желать лучшего. Слишком уж много ссадин, которые Ким всё ещё не успел обработать.
– Да. Почему ты спрашиваешь? Если бы не нравился, я бы не полез в драку из-за тебя, – хмыкает он, наконец приподнимая уголки губ. Хоть и больновато слегка.
– Даже после того, что я... Ну... Что я только что рассказал? Тебе там... Не мерзко? Не противно от меня? – нерешительно уточняет парнишка, заламывая пальцы от нервов.
– Нет. И никогда не будет. Потому что это не твоя вина. Ты не мог ничего сделать, и мне правда жаль, что я не знал тебя ещё тогда, чтобы помочь, когда это было нужно.
– Мне и сейчас... Сейчас тоже нужно, – смущённо говорит он, опуская глаза вниз и только сейчас замечая окровавленную вату на полу, которая выпала из его рук при внезапном вопросе.
– Я понимаю. Ты можешь позвать меня когда угодно. Написать, позвонить, если хочешь поговорить, и я отвечу. Кто-то ещё об этом знает? О том, что... – он не стал заканчивать, ибо не знал, какие слова подобрать, зато понимал, что Сону догадается о том, что он имел в виду, очень быстро.
– Нет. Только ты. Я никому не говорил. Даже мама не знает про то, что происходило в той раздевалке столько раз. Она знает только про то, что мне ломали руку, и синяки под одеждой видела, хоть я и старался свести на то, что всё нормально... Как видишь, она всё-таки перевела меня.
– К счастью, – улыбается Хун, завершая чужую мысль. – Я правда единственный? Ты всё это время молчал и держал всё в себе? Даже не выговорился никому? Жесть, как ты вообще смог... Это очень сильно, Сону. Ты очень сильный. Но, знаешь... Иногда правда надо дать слабину. Нет ничего плохого в том, что ты расскажешь близким.
– Если честно, я просто боюсь, что меня не поймут, – вздыхает парнишка, снова вооружаясь ватой, смоченной перекисью, и подталкивает Пака, чтобы тот сел на кушетку. – Я ещё не закончил, присядь пока, – в проброс говорит он о ссадинах, будто и не плакал пару минут назад, и тут же переключается на другую тему. Выдают его только покрасневшие глаза и периодические шмыганья носом. – Просто, знаешь же, что не все воспримут это так легко, как ты сейчас. Не все скажут такие теплые слова. Могут разболтать, а я этого очень не хочу. Поэтому молчу. Делаю вид, будто ничего не было. В любом случае, дальше же надо как-то жить.
– Если боишься, что не поймёт Чонвон – глупости. Он же хороший парень, да и вы с ним общаетесь уже достаточно, разве не так? Джеюн тоже поймёт. Он принял меня с моими заскоками, а тебя уж подавно. Он буквально растопил ледяного Хисына, это же что-то, да значит? Вообще, у тебя столько вариантов, выбирай любой. Но только в том случае, если ты правда хочешь. Не заставляй себя. Пока знаю я, никто больше не узнает. Обещаю, не расскажу никому, пока ты сам не разрешишь.
– Спасибо. Я подумаю... Мне тебе-то сказать было тяжело, не думаю, что так скоро смогу это повторить ещё раз. Пусть это будет нашим общим секретом, ладно?
– Как скажешь, – улыбается Пак, приподнимая уголки губ. – А что насчёт... Ну, мы же не разговаривали с тобой столько времени... Я же могу снова начать это делать? Ты не против, если я буду болтать с тобой на переменах там, касаться иногда?
– Конечно. Я буду рад, – легонько изгибает он губы в улыбке, заставляя Хуна едва ли сдержаться от того, чтобы запищать от радости и милоты. Когда Сону так близко, он чувствует себя лучше всех на свете. – Если честно, я скучал по твоим шуточкам.
Пак смущённо опускает глаза на разбитые руки и крутит ими в разные стороны, пытаясь оценить степень ужаса, случившегося с ними. По десятибальной шкале на семерочку, могло быть и хуже. Несмотря на то, что, кажется, всё вроде и закончилось, и самое сложное они уже обсудили, слова Сону не выходят из головы. Наверное, только теперь Сонхун может понять выражение "сердце разрывается", потому что сейчас (ещё и из-за физической боли) казалось, что от осознания всего произошедшего с этим солнечным лучиком сердце может разорваться в клочья. Больнее вдвойне. Хун всё ещё молчит, о чём-то думая и рассматривая свои руки, только изредка хмурясь от того, что свежие ссадины щиплет из-за соприкосновения с перекисью.
– Знаешь, Сону... – через время тихо выдает Пак, обращая на себя чужое внимание. – Мне кажется, тебе очень нужно было рассказать обо всём ещё тогда. Чтобы их наказали, чтобы они не имели больше возможности приблизиться к тебе...
– А мне кажется, что тебе не стоило влезать в драку из-за меня. Но ты же влез. Вот и я... – парнишка вздыхает, вдумчиво моргая и чуть прикрывая глаза, будто бы снова о чем-то размышляя. Рука всё ещё на автомате касается чужой щеки, заставляя ранку едва ли не зашипеть от внезапного контакта с обеззараживающим раствором. Лицо Хуна кривится на секунду от неприятных ощущений.
– Я, конечно, не самый умный человек, и не могу сказать наверняка, правильно ли я всё понял, но... Знаешь, сексуальное насилие – самое ужасное, что может случиться. Но ещё хуже то, что ты переживал это один. Мне правда так жаль, что я не мог тебе помочь. Я бы сделал всё, только бы ты забыл то, что было, – сердце сжимается, а к горлу подступает ком. Может, это из-за многочисленных ударов по голове, но в ушах начинает пищать, а в затылке болезненно давит. Отвратное чувство. – Я слышал, ты был очень открытым раньше. Я бы отдал что угодно, только бы ты снова стал таким.
Сону долго молчит, многозначительно поджимая губы и стараясь не хмуриться, чтобы не подавать виду, что его это задело, но тщетно. Конечно, он тоже жалеет, что молчал всё это время. Жалеет, что было так тошно, но все продолжали думать, что он в полном порядке, ведь это делало только хуже. Только отвратнее. Да даже сейчас ему стыдно признаться, что хочется сесть на пол и разрыдаться, не утирая слёз. Ну почему с этим так тяжело... Ещё и Сонхун. Он правда думает так, как и говорит? Правда готов отдать всё, чтобы ему стало лучше? Это о многом говорит и многое значит. И такой факт только нагоняет чувство вины сильнее.
– Откуда ты знаешь, каким я был раньше? – сдавленно переключается на самую отдаленную из возможных тему он и вместе с тем фыркает, стараясь сделать вид, что может ещё держаться, но с каждой минутой становится только хуже. – Мы же не были знакомы. Я ещё в поездке понял, что ты знаешь, но так и не догадался, откуда.
– Я поступил неправильно, – стыдливо пробубнил Пак, пряча глаза. – Можно я не буду говорить, откуда...
– Мне уже плевать. Ты знаешь больше, чем кто-либо ещё, поэтому мне уже всё равно на то, как ты это узнал, просто интересно, – голос внезапно стал такой спокойный, действительно внушающий доверие. И Хун правда поддается ему.
– Хисын сказал мне. А он знает, потому что с бумажками и делами чужими часто возится. Ну, сам поймёшь дальше, наверное, – глаза поднять всё ещё стыдно. – Это я попросил, не думай о нём плохо. Просто мне было слишком интересно узнать о тебе больше.
– Вот как, – хмыкает Ким, снова занимая себя делом и меняя очередную использованную вату на новую. Ноги уже устали от долгого нахождения в вертикальном положении, да и этого особо не требуется больше, ибо с лицом он закончил, так что парнишка садится на кушетку прямо рядом с Хуном, осторожно беря его ладонь и притягивая ближе к себе. – Значит, Хисын видел моё личное дело? Там должны быть все справки от врачей и снимки, – он хмыкает своим мыслям, но тут же возвращается мыслями в этот медпункт, стараясь забыть о том, из-за чего вообще их получил. – Думаю, он тоже уже понимает. Ну, может предположить, из-за чего я такой.
– Он первым предположил, что это был буллинг, – сдаёт с потрохами Хун, даже не подумав. – Я не хотел верить. Но он как будто правда знал всё с самого начала. Надо было слушать его и не трогать тебя. Прости.
– Что было, то было. Просто мне тошно от внезапных прикосновений. Не важно чьих, просто сразу ком к горлу подкатывает и блевать тянет, – Сону снова замолкает, однако ненадолго. – Они часто могли просто зажать меня в каком-нибудь углу в коридоре, чтобы им скучно не было, и облапать везде. Может, поэтому. А может, это из-за раздевалки. Не знаю.
– Извини. Я постараюсь не трогать тебя, – его рука внезапно вздрагивает в кимовых ладонях, на что тот только перехватывает её покрепче и касается содранной кожи ватой, тут же складывая губы в трубочку и начиная легонько дуть, чтобы щипало чуть меньше.
– Успокойся. Скоро привыкну, если это будешь ты. Только со спины не подходи, а то по носу получишь.
– Ему и так досталось сегодня, – смеётся Пак, заставляя улыбнуться и Сону, после чего спрашивает нерешительно. – А обнимать можно? Ну, если очень хочется...
– Не наглей, а, – недовольно морщится Ким, но, видя, как смущённо и разочарованно уводит взгляд Хун, чуть смягчается. – Только когда никто не видит. И нечасто.
– А сейчас можно?.. – как-то подозрительно тихо произносит Пак, слегка косясь на парнишку исподлобья. – Сейчас же мы одни, тут больше никого.
– Просто дай мне закончить с твоими побоями, Сонхун, – выдыхает Сону, хотя у самого сердце готово разорваться от того, как разочарованно и недовольно Хун промычал в ответ.
– Да ладно тебе, ты можешь сделать это на минутку позже, я не убегу никуда, – бурчит он, слабо сжимая чужие пальцы, поддерживающие его ладонь, по которой всё ещё методично проходилась вата с дезинфицирующим средством. – Пожалей побитого, м?
– Боже, ладно, – делая вид, что сжалился, выдыхает Сону и придвигается к Хуну чуть ближе.
Тот только лыбится довольно, как самый счастливый человек на свете, и тянется к Киму, который позволяет обвить грудную клетку руками и положить голову на своё плечо. Дыхание Сонхуна приятно обжигает теплом, заставляя мурашки бежать по спине табуном. С ним... Правда не так, как с другими. Возможно, он правда особенный, и как бы Сону не отталкивал его изначально, всё равно добился своего. Но почему-то замолк надолго, а дыхание стало каким-то сбивчивым и слишком шумным.
– Сонхун, всё хорошо? – он чуть отстраняется, чтобы взглянуть на чужое лицо, но Пак недовольно мычит в ответ, словно кот сжимая ладошку на спине, захватывая чужую рубашку. Сону пугливо замирает, боясь, что сделал больно. – Эй, я серьёзно, я же не знаю, насколько сильно тебе досталось, мало ли...
– Голова кружится. Не двигайся, пожалуйста, хотя бы пару секунд, сейчас... – он вновь выдыхает, а Сону действительно ждёт. Боится даже дышать, пока Сонхун сам не разрывает объятия, выпрямляясь и накрывая глаза ладонью. Тошно. Будто вывернет с минуты на минуту. Ну почему именно сейчас? Почему в такой приятный момент?
– Сонхун, это не шутки, – беспокойно тараторит Ким, совсем забывая про какие-то там ссадины. – В ушах не звенит? Не тошнит?
– Уже не звенит. Но тошно, – выдыхает он, опуская руку от лица и замыленным взглядом прожигая Сону. – Да всё нормально, успокойся, сейчас отойду. Бывало и хуже, не нервничай ты так. Главное, что с тобой всё хорошо.
– Идиот, – парнишка моментально вскакивает с места, озадаченно окидывая Хуна взглядом и хмурясь. – Ты хоть в курсе, что у тебя первые признаки сотрясения? Сиди тут, я за учителем Паком, – словно в подтверждение его словам слышится звонок, пронесшийся эхом по коридору. – Вот и замечательно, как раз урок закончился.
Сону говорит всё это не просто так. Он слишком хорошо знает это мерзкое чувство, когда кажется, будто ты застрял в какой-то вязкой и мутной субстанции, а выбраться из неё самостоятельно не можешь. Знает, почему возникает звон в ушах и голова идёт кругом. Знает, потому что с ним такое случалось, и даже не раз. И не два. Потому и беспокойно сейчас за Сонхуна до ужаса, ибо не хочется, чтобы ему было так же плохо, как и Киму когда-то. Тем более, чувство вины не отпускает.
– Да всё нормально, можно без учителя обойтись, серьёзно, – всё ещё возражает Сонхун, но, видя его полузакрытые глаза, уже хочется напрямую закрыть этот дурной рот, чтобы не нервировал. Боже, он правда не понимает?
Сону не выдерживает и сгребает всё лишнее, что он понаставил на кушетку, убирая на тумбочку рядом, и тянет Хуна за плечи, чтобы тот улёгся головой на подушку. Сил нет больше терпеть это дурное "я в порядке", когда это очевидно не так.
– Лежи и не выёживайся, понял? Я сейчас приду, и не дай бог ты подскочишь за мной. Придурок, себе же хуже делаешь.
Хун только недовольно оттопыривает губу и следит взглядом за Сону, удаляющимся с недовольным лицом. М-да, было бы из-за чего переживать, ну серьезно. Просто можно было дать время отлежаться, да и всего, к чему весь этот шум?
Стоило только Киму выбежать из медпункта и пройти пару шагов в сторону класса Джеюна, в коридоре тут же слышатся торопливый топот лакированых туфель. Учителя Пака он перехватывает очень быстро, и с запинками объясняет всю ситуацию, стараясь не забывать дышать, чтобы окончательно не рухнуть прямо в коридоре от переизбытка беспокойств. Чонсон слушает так внимательно, будто от этого зависит его жизнь, и в конце концов разворачивается назад, чтобы сказать Джеюну, который всё это время стоял за ним, а Ким даже этого не заметил, чтобы тот возвращался в класс. Лишняя толкучка в и без того тесном медкабинете им ни к чему. Стараясь не выдавать своей нервозности, Джей подталкивает Сону в спину в сторону медпункта и шагает вслед за ним.
С первого взгляда кажется, что у Сонхуна все действительно всё не так плохо: он вытащил телефон из своей затоптанной в драке черной сумки и листал соцсети, лежа на боку, когда Сону и учитель вошли. Однако его заторможенная и ленивая реакция на вошедших заставляет сильно насторожиться. Хотя, может, так просто кажется? Но Чонсон всё не может успокоиться.
– Сонхун, как ты себя чувствуешь? Мне стоит вызвать скорую?
– Боже, всё правда в порядке, – выдыхает Хун, поднимаясь из лежачего положения и садясь на кушетке удобнее. Его взгляд стрелой мечется к Сону, который уже открыл рот и нахмурился, чтобы возразить. – Если вы вызовете скорую, возникнет слишком много вопросов. У школы будут проблемы из-за меня, так что не нужно. Сам перебьюсь, тем более, мне правда не так плохо.
– Ты из-за проблем школы переживаешь, или за свое здоровье? Сонхун, это правда важно. Смысл сейчас строить из себя героя, с которым "всё нормально", если ты буквально избит, и просто очевидно, что это не так. Мне в любом случае нужно будет удостовериться, что ты был в больнице, и оповестить твоих родителей.
– Нет, – внезапно резко и громко возражает Хун, тут же стыдливо кусая губу, осознав, что это было чересчур, так еще и неожиданно для всех. – Если вы действительно хотите, я сам посещу больницу, хорошо. Но, пожалуйста, могу я попросить об одолжении? Можете не сообщать родителям? Они сами узнают, когда я вернусь домой, так что это не нужно.
– В чем дело? Почему? Разве они не будут волноваться, что ты пострадал?
– Не будут. Просто, пожалуйста, не говорите им и не поднимайте шумиху, – Сонхун внезапно задумывается, хмурясь и опуская взгляд. Что-то тут явно не то, и Сону прекрасно видит это. В голове мелькают обрывки слов, сказанных Хуном в том номере отеля. Всё так сложно и непонятно. – То, что я сделал, сильно повлияет на школу? Отразится на моем деле? Есть возможность как-то замять это и... Ну... Чтобы по педагогическому составу сильно не распространялось?
– Я постараюсь замять всё это, но не обещаю. Парни, которые наблюдали за дракой, уже обсуждают это на весь коридор, сплетни разлетаются очень быстро. Я поговорю с учителями, что драку затеял не ты, но...
– Но они не поверят. М-да, на что я надеюсь вообще... – он тяжело вздыхает, закидывая голову назад, и прожигает взглядом белые плитки на потолке.
Его могут отчислить окончательно и бесповоротно. Осознание пришло только сейчас, ударяя по голове, словно кувалдой. Причины ведь действительно есть: начиная с первой драки, произошедшей на первом году обучения и закончившейся больницей для троих идиотов, продолжая курением на заднем дворе школы (досталось за это только Сонхуну, хотя народу было куча), и заканчивая вот этим. Пострадало даже меньше, чем в первой драке, всего двое, но, вероятно, увечья у них такие же, как у Хуна, а у ублюдка Хёнсика, может, даже хуже. Будет просто ужасно, если они пожалуются. Потому что тогда дома отец добавит ещё и клюшкой для гольфа, если это не дай бог отразится на репутации их фамилии.
– Если это важно... – внезапно нерешительно и очень тихо произносит Сону, впервые обратив на себя внимание за всё время. – Старшая Синъёп неконфликтная школа. Хёнсик, он... – парнишка тут же запинается, боязливо кидая взгляд на Чонсона, который уже заинтересовался чужим именем. – Ну, тот, с кем Сонхун схлестнулся. Он очень часто попадает в драки со всей компанией, как сегодня, и школа старается максимально не афишировать всё это, так что жалоб быть не должно. Они всегда закрывают глаза на то, что происходит и внутри, и за пределами, поэтому...
– Это, конечно, кошмарно, – вздыхает учитель, – но нам на руку. Как того парня зовут, говоришь? Хёнсик? А фамилия?
– Кан Хёнсик. А зачем вам?..
– Чтобы найти информацию и доказать нашим любимым учителям, что вины Сонхуна в этом конфликте меньше, чем этого вашего... – Чонсон не договаривает и быстро переводит взгляд на Пака, теперь уже внимательно следившего за ходом их с Сону диалога. – С чего всё началось вообще? Почему ты-то в это ввязался?
– Да потому что эти ублюдки начали к Сону доё... – Хун тут же осекается, осознавая, что от внезапных эмоций переходит черту и уже почти не следит за речью. Или это не от эмоций, а от того, что сконцентрироваться на чем-то становится всё сложнее и мысли разбегаются. – Простите... Потому что эти... Не самые приятные, адекватные и вменяемые личности начали оскорблять Сону на ровном месте, вот я и влез, а то они уже руки начали распускать. Я не мог всё так оставить, потому что тогда бы пострадал не я, а Сону, вот и вышло...
– Горе-герой, господи, – устало улыбается Чонсон и кладет руку Хуну на плечо. – Я могу тебя понять. И постараюсь оправдать перед другими, хоть ничего и не обещаю. А теперь собирай вещи. Учиться дальше ты всё равно не будешь, а у меня два окна до последнего моего четвертого урока. Поедем с тобой в больницу. Если не успеем, попрошу поставить замену. Всё понятно?
– Учитель, могу я с вами?.. – удивляет этим вопросом Сону, заставляя всех повернуться на него, поставив в неловкое положение.
– Не нужно, Сону, всё правда нормально, – не дает учителю ответить Хун, прожигая Кима взглядом. Он, сам того не замечая, закусывает нижнюю губу, но тут же хмурится, ибо вспоминает, что ту безжалостно разбили кулаком.
– Сону, он прав. Больницы – лишняя нервотрёпка. Лучше просто останься в школе и поговори с Джеюном и Хисыном, они тоже беспокоятся, – подхватывает Чонсон, и Киму приходится расстроенно и разочарованно кивнуть в ответ. – Пойдём, Сонхун. Хотя нет, через пару минут: сейчас в коридоре слишком много людей, лишнее внимание. Я пока пойду за ключами от машины, а ты выходи сразу к воротам, когда прозвенит звонок. Сону, тебе придётся пойти на уроки, хорошо?
Ким только послушно кивает снова и ждёт, пока Чонсон выйдет из помещения. Как только дверь закрывается с характерным хлопком, он всё же осмеливается развернуться на Сонхуна, расстроенно встретившего чужие ореховые глаза своими. Сону разрывает от беспокойства. Если у Хуна не просто сотрясение, но и более серьезные повреждения, возникшие из-за этой драки, Ким просто умрёт от чувства вины. То, что этот придурок сейчас храбрится, – только один из показателей того, что ему хреново. Не хочет заставлять беспокоиться, но делает только хуже.
– Сонхун, пожалуйста, напиши мне, как только скажут, что с тобой, – расстроенно выдаёт Ким, слегка хмурясь.
– А что? Переживаешь? – хмыкает тот, расплываясь в самодовольной улыбке.
– Если скажу: "да", то ты напишешь?
– С огромным удовольствием, – казалось, он лыбится ещё сильнее, чем раньше, хотя сильнее, наверное, просто невозможно. Парень смолкает на секунду , о чём-то задумавшись, и следом задаёт вопрос. – Сону, знаешь что?..
– М? – беспокойно хлопает глазами тот, стоит только услышать своё имя из чужих уст.
– Я так сильно хочу курить...
– Идиота кусок. Какой тебе курить, ты хоть с кушетки встать сможешь?
– Да как два пальца обоссать, – гордо заявляет Сонхун, подскакивая с места тут же. У Сону глаза моментально становятся размером с монету. И правильно, потому что стоило только Паку встать на ноги, в глазах тут же начало темнеть, а ноги подкосились, и пришлось подхватывать его, чтобы горе-герой не шлёпнулся на пол по своей же глупости.
– Херово метишь, – подмечает Ким, убедившись, что Хун встал на своих двоих достаточно устойчиво, чтобы не рухнуть.
Какой же идиот этот Сонхун, но как же сильно он хотел защитить вредного парнишку, с которым не говорил уже почти полмесяца, раз ввязался в такое.
•••
День стал ещё тревожнее, когда Сонхун уехал. Беспокойства били по голове буквально из-за всего: из-за того, что Хун не пишет, из-за того, что он мог пострадать в три раза сильнее, чем кажется, из-за того, что Сону теперь остался один. Ему пришлось сразу же после звонка бежать в класс и садиться на место, и даже с Воном, беспокойно косящимся, но молчащим, побеседовать не вышло. Только на перемене он моментально подскочил с места и пулей подлетел к другу с миллиардом вопросов. Но Сону попросил не торопить события и взял за руку, выводя из кабинета, чтобы позвать и Джейка с Хисыном тоже. Пересказывать одно и то же тысячу раз будет ужасно муторно и сильно ударит по состоянию, это он знает совершенно точно. Пока Ким бегал меж кабинетами 3-2 и 3-3, Ян смотался за Нишимурой. Перемена большая, так что все по привычке уже через минуту торчали на крыше, буквально окружая Сону с немым вопросом в глазах.
Ники знал меньше всех. Можно сказать, он вообще ничего не знал, и потому молчал, ожидая, пока кто-то скажет хоть слово. На деле он правда очень стеснителен и неразговорчив в таких ситуациях. Когда вокруг витает напряжение, он просто не может заставить себя вести так же, как это делает Чонвон, например. Не может озвучивать всё, о чём думает, ибо побаивается, что может задеть и сделать хуже, даже тогда, когда задать прямой вопрос просто необходимо. Вроде это и хорошо, а вроде и жить мешает. Но замечательно, что в таких случаях есть друзья, верно?..
– Сону, что с Сонхуном? – не выдержав, беспокойно спрашивает Хи, по своей излюбленной привычке садясь к бетонному ограждению крыши и опираясь на него спиной. – Судя по тому, что здесь его нет, он больше не в школе, да?
Хисын, казалось, переживал больше остальных, и даже не скрывал этого. Потому что он, как никто другой из здесь присутствующих, был в курсе того, насколько сильно Сонхуна терпеть не могли учителя за проблемы, которые он доставляет. Потому что сопоставить пересказ Джеюна и то, что он регулярно слышал в учительской столько раз, было очень легко. И теперь страшнее всего было услышать, что Пака забрали в участок или, того хуже, напрямую к директору, потому что это могло значить только то, что за этим последует последнее и финальное предупреждение перед отчислением.
Да и состояние Хисына тоже сказывалось на его реакции. После того, как он сказал отцу о мамином письме и впихнул его в крепкую мужскую грудь, прошло предостаточно времени. Но письмо так и не вернули, хоть и дома стало в разы спокойнее, чем было раньше. Отец ещё ни разу не сказал ему ни слова с того самого дня. Вроде, это и должно безумно радовать, однако такое затишье перед бурей... Пугает. До жути. Не ясно, чего можно ожидать от отца, но ничего хорошего – так это точно. Потому Хисын и ходил мрачный в последнее время: не знал, в какой день всё станет хуже, и от того тревожило до жути. Помогал только Джеюн. Который даже сейчас крепко держал за мизинчик, стоя рядом, чтобы у Ли не сдали нервы окончательно. Только он настолько трепетно мог заботиться о Хисыне. Только он...
– Учитель Пак поехал с ним в больницу. Я, конечно, не врач, но мне кажется, у него сотрясение мозга, – тяжёлый вздох. Говорить всё сложнее с каждой минутой. Но Сону внезапно вспоминает важную деталь, и потому быстро мечется взглядом меж Хисыном и Джейком.– Вы же видели драку, да? Ему сильно досталось?
– Драку?! – восклицает внезапно Чонвон, которого пытается сдержать Рики, схватив за рукав рубашки. – Сонхун что, подрался? До того, что в больницу поехал? Да что происходит вообще, я не понимаю!
– Ты всё правильно понимаешь, – кивает в задумчивости Джеюн, садясь на зеленое покрытие прямо рядом с Хисыном и задумчиво утыкаясь глазами в свои руки. – Он же подрался с парнями из старшей Синъёп? Эмблема на рубашке была похожа.
– Угу, – мычит Сону и внимательно следит за реакцией.
И видит в чужих глазах то, что искал. Подтверждение того факта, что Хисын действительно в курсе всего. Пазл в голове Хи складывается моментально, и это видно по тяжёлому вздоху в сопутствии с закусанной губой. Очевидно, что Ли всё понял, и сейчас только нашел подтверждение своим мыслям. Но из солидарности говорить вслух не стал, и только ответил на вопрос, заданный Кимом ранее.
– Прилетело ему сильно, но без очевидных переломов – это точно. Насчёт рёбер только не могу утверждать, не видел, били по ним или нет...
– Боже, вы говорите так жутко, мне аж плохо, – хнычет только сильнее Ян, бегая глазами от одного парня к другому. – Сколько их хоть было? Неужели правда всё так ужасно?
– Четверо... – выдыхает Ким, уже до жути разочарованный этим числом.
– Когда мы пришли, было только двое, – поправляет Джеюн, и тем самым сглаживает углы. Сону, очевидно, становится чуть спокойнее, чем раньше. Это радует.
– Сколько, блять?! – тут же снова кричит Чонвон, прикрыв рот ладонью. – Но это же нечестно! Пизда котенку, срать не сможет...
– Пф-ф... Что? – тут же прыскает в ответ Джеюн, поднимая глаза на Яна, стоящего перед ним со слишком уж серьезной миной, чтобы говорить такое. Он тут же накрывает глаза ладонью и смеётся снова, заставляя остальных тоже переосмыслить последнюю фразу и хихикнуть. – Боже, Чонвон, ты правда...
– Ну что? А как ещё сказать? – разочарованно хнычет он и недовольно топает ногами, словно обиженный маленький ребенок. – Ну что вы ржёте?! А если Сонхун правда сильно пострадал?!
Сону только улыбается ещё сильнее, глядя на то, как Ники делает то же самое. Джеюн хохочет уже в открытую, пытаясь развернуться ради приличия, чтобы не делать этого прямо Чонвону в лицо, но выглядело это всё равно не очень культурно, если так посмотреть. Но это не так уж важно, потому что Ян тоже начинает тихонько усмехаться, пряча улыбку, и теперь абсолютно все хихикали над его глупой, но разряжающей обстановку фразой. И только Хисын ответственно решил ответить на чужие беспокойства.
– Я не думаю, что всё так плохо, как кажется. Ходить он может, да и руки целы, ничего не сломано, иначе так долго и стойко не продержался бы, так что жить будет. Давайте просто не будем думать о плохом, ладно? Он сообщит нам всё при необходимости, – единственная остужающая разум мысль за последние несколько минут звучит, словно глоток свежего воздуха.
Сону кивает первым и садится рядом с Хисыном, занимая место слева от него. Вздыхает тяжело и всё же молчит, обдумывая то, что сказал ему Хун, прежде чем уехать с учителем. Рассказать кому-то ещё... Кажется почти невозможным. До такой степени, что дрожь берет. Но если серьёзно рассматривать такой вариант, то... Первым из возможных людей, которым позволительно это доверить, наверное, станет именно Хисын. Учитывая ещё то, что он догадывался и что говорил с Сону совсем недавно, советуя всё обсудить с этим белобрысым придурком. Ли – идеальный вариант, который, скорее всего, не осудит, но как же, блять, страшно. Просто до ужаса. А вдруг он всё-таки не поймёт? Нет, слишком тревожные мысли. Избавиться бы от них...
– Хисын прав. Как там говорят, верим в лучшее, но готовимся к худшему?.. – неловко произносит Нишимура, приглаживая рукой выбритый затылок. – А этим идиотам, которых угораздило с Сонхуном подраться, хоть нормально досталось? Сильнее, чем ему?
– Ну, у того, который последний остался... – начал Шим пояснения, но был прерван.
– У которого ещё чёлка такая?.. – внезапно спрашивает Сону, подставляя расправленную во все стороны пятерню ко лбу, изображая причёску Хёнсика.
– Ага, именно. У него точно проблемки будут. У него всё лицо разбито, не узнать в нем человека, если честно. Правый глаз точно заплывёт синяком страшнейшим. Мерзость, короче, даже вспоминать не хочется, бр.. – Джеюн ведёт плечами и вздрагивает, пытаясь выкинуть картинку из головы.
Однако Ким только жутковато хмыкает, улыбаясь краешком губ. Он хотел бы на это посмотреть. У него нет садистских наклонностей, правда, просто... Хёнсик столько раз бил и доводил его, столько раз смешивал с грязью и уродовал тело и ментальное здоровье, что хотелось бы хоть сейчас увидеть результат стараний Сонхуна. Хоть раз увидеть, как жалко может выглядеть этот человек, когда его тоже, наконец, опустили с небес на землю. Столько раз Сону грезил о мести, столько раз ему снилось, как он всё же дал отпор, и в конце концов эту мечту исполнил тот, от кого он ожидал меньше всего. Иронично, однако. Но многое значит.
– Давайте не будем об этом, а... Мне правда не по себе уже, – хнычет Ян и стискивает рукав Рики в кулаке, чуть встряхивая. – Лучше уж я пожалуюсь, что Сону пропустил тест по математике! Так не честно, я же вообще в ней тупень, на него была последняя надежда, а он... Так не поступают с друзьями!
Ким только хихикает, а за ним и остальные. А Чонвон действительно был буквально рожден для того, чтобы разряжать обстановку, не поспоришь даже.
•••
После трёхчасового (Чонсон всё же попросил поставить замену на его урок) времяпровождения в больнице выяснилось, что помимо сотрясения мозга Сонхун заработал ещё трещину в ребре и незначительное растяжение двух пальцев левой руки. Всё-таки то, что Хун позволил со всей силы наступить на неё, не обошлось без последствий, и теперь придётся ходить с перевязанной рукой. Мило. А ещё без последствий не обошлись удары в грудь и живот, ибо когда при осмотре он чуть не заорал на весь кабинет от боли, было совсем
немного стыдно. Так что грудную клетку тоже пришлось закрепить бандажом. М-да, видок, конечно, словно он в какое-то ДТП попал, а не подрался. Только содранные костяшки пальцев и выдают. Хотя, может, оно и к лучшему.
Хуну выписали горсть какого-то обезбола, сказали наведываться на протяжении пары-тройки недель, выписали полное освобождение от физры на ближайший учебный год (что, однако, прискорбно, потому что делать рефераты по этому предмету Пак хотел меньше всего), однако решение самой основной проблемы сейчас ему никто не дал. А что с родителями-то делать?
Чонсон, как самый лучший учитель на Земле, как его уже успел прозвать Хун, подвёз покалеченного парня до дома и даже предложил пойти с ним, чтобы помочь разъяснить ситуацию. И кто Сонхун такой, чтобы отказываться от этого жутко заманчивого предложения? Это и удар от родителей в его сторону смягчит, и избавит от необходимости лишний раз напрягаться, чтобы рассказывать всё с тупой болью в груди. Потому на пороге перед мамой он появился вместе с учителем, положившим руку ему на плечо, и с пакетом таблеток и пластырей из аптеки в руках. Ну, и с жутко страдальческим лицом, заклеенным пластырями во всех необходимых местах, кроме уголка губ, ибо неудобно было бы говорить. А у мамы, видимо, чуть сердечный приступ не случился...
– Боже... Боже, Сонхун, что случилось?! Ты
опять подрался?! Юнхи! Юнхи, иди сюда, скорее! – моментально кричит женщина, оборачиваясь назад и хватаясь за свою дорогую блузу в области сердца.
– Госпожа, успокойтесь, всё в порядке, – моментально пытается сгладить углы Джей, услужливо подхватывая чужую руку, которая уже начала шарить по стенам в поиске опоры. – Всё в порядке, не стоит так переживать, позвольте мне для начала всё объяснить. Постарайтесь не нервничать, пожалуйста.
Где-то из глубины коридора слышатся тяжелые мужские шаги, и Сонхун только молча смотрит в темный проход, ожидая, пока в нём появится отец. Говорить ему нечего, да и не хочется вовсе, что уж там. Зато мама приходит в себя сразу же, стоит только Пак Юнхи явиться позади неё, оправив черную лаконичную рубашку и окинув взглядом сына. И взгляд этот, отнюдь, не самый приятный.
– Здравствуйте, – моментально представляется мужчина, протягивая Джею руку в знак приветствия, которую тот моментально пожимает с поклоном. – Я Пак Юнхи, отец этого бездаря, – он снова бросает взор на Хуна и только хмурится. – А вы, я так понимаю...
– Пак Чонсон, я учитель в школе Сонхуна. Как вы видите, Сонхун сегодня, мягко говоря, пострадал, и... – однако чужой голос, полный решимости, заставляет его прерваться.
– Он ввязался в драку снова, как я понимаю, – тяжко вздыхает мужчина. – Мне очень жаль, что вам приходится возиться с моим... – он хотел было выразиться грубее, но сдержался, хоть и с трудом. – Сыном.
– Не стоит жалеть, это моя работа. В любом случае, можно сказать, вы правы. Сонхун пытался дать отпор четверым хулиганам из соседней школы, и при этом достаточно сильно пострадал. Не беспокойтесь, я уже отвез его в больницу, лист с рекомендациями по лечению, рецептом и диагнозом лежат вместе с таблетками, так что...
– Это сильно отразится на школе? Попадет в его личное дело? – единственные вопросы, которые звучат сразу после слов Чонсона.
Знакомые слова, не так ли? Как говорится, яблоко от яблони... Хун спрашивал то же самое, слово в слово, и Джея это даже напрягает. Отец не поинтересовался ни самочувствием сына, ни обстоятельствами, в которых он мог вступить в драку. Ему плевать. Ну, в принципе, а чего Хун вообще ждал...
– На школе отразиться не должно, и я постараюсь сделать так, чтобы в его личное дело ничего не попало, – тут же отвечает Джей на поставленные вопросы, однако по его лицу видно, как сильно он ими разочарован. Не такого он ожидал, вовсе нет...
– Это просто замечательно, учитель Пак. Просто отличные новости, – даже улыбается отец, сжимая мамину руку в своей. – Я проведу с ним воспитательную беседу, не беспокойтесь об этом.
– Не думаю, что это так необходимо. Просто убедитесь, что он будет соблюдать рекомендации врача и обеспечьте ему покой хотя бы на сегодня. У Сонхуна трещина в ребре и сотрясение, так что это ему действительно необходимо.
Со стороны женщины снова слышится вздох и её уже фирменное: "боже", а мужчина только приподнимает брови в удивлении, косясь на парнишку у входа. Кажется, такие новости его правда поставили в ступор.
– Вот как. Хорошо, как скажете, мнение учителя превыше всего, – тут же улыбается Юнхи, снова пожимая чужую крепкую ладонь. – Приятно было познакомиться, учитель Пак, хоть и при таких неприятных обстоятельствах. Надеюсь, следующая наша встреча будет по более позитивной причине, а не из-за очередной драки моего сына.
Чонсон только улыбается и кивает, снова кланяясь и прощаясь с сонхуновыми родителями. Он кидает последний взгляд на парнишку, шепча добрые пожелания напоследок, прежде чем выйти и дома и хлопнуть за собой дверью. А вот теперь начинается настоящая и искренняя реакция. Отец меняется в лице моментально и строжайшим тоном отправляет Сонхуна к себе в комнату, а на маму кричит, чтобы та позаботилась об ужине и не лезла. М-да, а что ещё можно было от него ожидать? Хун только вздыхает, стаскивая обувь, и, тяжело постанывая, поднимается по лестнице к своей комнате. Осторожно садится на кровать, стараясь не делать лишних движений. Однако быстро вспоминает о своем обещании, когда чувствует вибрацию телефона в кармане. Тут же выхватывает его и, игнорируя весь мир вокруг, жмёт на первый контакт с самой красивой и милой аватаркой из всех возможных.
Сону!!
Ты молчишь слишком долго. Неужели всё так плохо?? [16:21]
Нет, я в порядке, просто даже времени не было телефон в руки взять [16:21]
А ты переживаешь, да? Так сильно беспокоишься обо мне, как мило ♡︎ [16:21]
Блять, Сонхун, имей совесть, меня сейчас вырвет [16:22]
То, что ты додумался влезть в это мество из-за меня правда меня волнует, меня интересуешь не только ты [16:22]
Пак манерно закатывает глаза и улыбается, когда читает это сообщение. Стоит только взглянуть на него, как всё забывается моментально: недовольства отца, боль и дискомфорт, всё выходит из головы.
Сону!!
Так ты можешь объяснить, что тебе сказали врачи? [16:23]
Сону, а ты сам случаем не врач? [16:23]
Что? О чем ты? Я был прав? У тебя сотрясение?? [16:23]
Нет, просто когда я разговариваю с тобой, это лечит лучше всех профессионалов в больнице [16:23]
Придурок блять, у тебя точно сотрясение, иначе б ты такую херь не нёс [16:23]
Неправда, я всегда такой [16:23]
Сонхун только улыбается и глупо хихикает, перечитывая последние сообщения снова. Как же ему нравится Сону. Спасибо всем силам, благодаря которым он сегодня снова стал достоин хотя бы слова от Кима, хоть и такой ценой. Плевать на всё, когда сердце так колотится от одних только сообщений. Однако это совсем ещё не всё: буквально через секунду на экране телефона высвечивается милейшая фотография, а сам он вибрирует в руках, ибо после больницы беззвучный режим никто не убирал. Конечно, Пак без раздумий берет трубку.
– Соскучился, да? – с усмешкой спрашивает он в трубку, опираясь локтями на свои колени. Так хоть чуть менее дискомфортно.
–
Какой же ты слащавый, это кошмар. Идиот, – слышится вздох по ту сторону трубки, а Сонхун только смеётся. –
Или ты сейчас скажешь, что с тобой, или я завтра опять не буду разговаривать с тобой.
– Эй, что за странный ультиматум? И знаешь же, на что давить, блин, – бурчит в трубку он и выставляет перед собой руку, на которой два пальца плотно закреплены эластичным бинтом, и начинает считать, загибая пальцы. – Там по мелочи, реально. Всего-то сотрясение, трещина и растяжение, – он загибает большой палец, а следом за ним указательный и средний, усмехаясь. – На большее мне пальцев не хватило, прости, оставшиеся два забинтованы.
–
Трещина? Где? – моментально оживляется Сону, стоит ему только услышать чужие слова. И как бы Хун не мечтал ответить "в стене", ему совесть не позволила бы. –
Всё настолько плохо? Сильно болит? Прости, из-за меня же всё, мне так жаль... – единственное, что может он сказать сейчас. Действительно, больше ничего...
– Да в порядке я, просто небольшая трещина в ребре, заживёт как на собаке, не беспокойся. Поболит и перестанет, – с улыбкой фыркает Пак, не поднимая взгляда от ноющей руки. Ким всё ещё тревожно молчал. – Это не твоя вина, всё нормально. Зато после этого... После этого я буду прощён за то, что сделал в поездке?
–
Ты уже давно, вообще-то. Хисын сказал, что ты тоже мучился, поэтому я давно уже смягчился к тебе, – хмыкает Сону в трубку, –
но больше собой не жертвуй, я не выдержу ещё одной такой нервотрёпки.
– Как скажешь, твоё слово – закон, – смеётся он, чувствуя, как боль отдаёт в грудную клетку. Надо бы выпить обезболивающие после этого разговора. – Надо же, мама так переживала, что я расшибусь на своём мотоцикле, а в итоге расшибся о чужие кулаки. Смешно, – успевает он подметить, пока ручка двери не дёргается и в комнату не входит отец. Класс, его только не хватало. – Прости, позже поговорим, окей? Я перезвоню тебе, – говорит Хун чуть тише в трубку.
И только после того, как слышит послушное и растерянное "ладно", осмеливается бросить трубку, ткнув на экран почти вслепую. Но проблем от этого не меньше. Настороженный взгляд мечется к отцовскому лицу и даже не может уловить его настроение. Паку остается только сесть ровнее, выпрямив спину и вновь ощутив вспышку боли в груди.
– И сколько их было, раз ты даже не смог дать отпор? – строго и без вступления произносит мужчина, оглядев парнишку, сидящего на кровати, с ног до головы.
– Четверо... – тихо и нерешительно бубнит Хун, заметно испугавшись чужого тона.
– Боже, и этому я учил тебя?.. Ох, даже силы на тебя тратить не хочу, – недовольно хмурится глава семьи и прикрывает глаза. – Из какой они школы хоть? Проблем точно не будет? А то если тебя, придурок, из школы отчислят? Это будет страшнейший позор для нашей семьи. Не дай бог меня вызовут к директору, я тебе самолично это ребро доломаю, – голос снова повышается, и приходится готовиться к худшему.
– Старшая Синъеп. Они правда очень проблемные, так что никаких заявлений или чего-то подобного...
– А, это та, что рядом с вашей? Знаю, наслышан. Они там всё, что могут, скрывают. Действительно заведение для отбросов, – вздыхает он уже более облегчённо. Кажется, на крики даже больше не настроен. Такая внезапная перемена заставляет задуматься о том, что предыдущие оры – только игра в строгость.
– Ты много знаешь про эту школу? – тут же оживляется Хун, поднимая на отца глаза впервые за всё время. – Много слышал?
– Зависит от того, зачем спрашиваешь, – в более привычном и домашнем тоне говорит тот, и начинает причитать, как любил это делать всегда в силу возраста. – И вообще, лучше поторопись лечь в постель, а то от болтовни рёбра заболят, – на удивление заботливо бурчит отец, вглядываясь в пакетик с таблетками, который Хун оставил на полу у своих ног. Не долго думая, подходит ближе и с кряхтением садится на корточки, начиная рыться в коробочках, заинтересованно щурясь и читая названия.
– Пап, а ты сможешь... Сможешь помочь мне кое с чем? Нужно помочь найти всё, что есть, на нескольких человек, чтобы у них появились проблемки. Не хочу оставлять эту драку вот так, они действительно просто кучка моральных уродов без ценностей в жизни. Я очень не хочу, чтобы они ещё хоть раз отсвечивали в моей жизни. Сможешь? – казалось, в глазах Хуна даже загорается огонек, норовящий разрастись в пламя. А благосклонность папы только усилилась, когда он прочёл знакомое название сильных обезболивающих, которые были выписаны сыну.
– Думаю, можно попробовать, – задумывается он всего на секунду, и тут же хмыкает, довольный своими умозаключениями. Он берет коробочку и вкладывает её в ладошку Хуна, до этого расслабленно лежащую на его же колене. Пак только сжимает три функционирующих пальца, чтобы её удержать. – А в тебе есть толк. Хочешь отомстить?
– До жути. Они искалечили жизнь одному человечку, а я хочу вернуть это всё, – хлопает глазами он, задумчиво кусая разбитую губу. В голове правда начал созревать план.
– Хорошо, я помогу. Только при условии, что в школе у тебя не будет проблем с вот этим всем, – он окидывает взглядом все пластыри и бандажи и хмурится. – Понял? А теперь посиди и подожди маму, она сейчас поднимается и поможет переодеться. Я тут тебе не помощник, у меня руки грубые, только хуже сделаю, – вздыхает мужчина и встаёт на ноги, опираясь на хрустящие колени. – Она принесет ужин и воду для таблеток, а то по лестнице будет неудобно спускаться. Ладно, пойду я, не отвлекаю, ты там по телефону говорил...
– Па, стой, – торопливо говорит Сонхун, пока Юнхи не успел выйти за дверь, хлопнув ею и оставив в одиночестве. – Это... Спасибо тебе. За понимание. Что не ругаешься за это...
– Не могу я ругаться, когда ты так пострадал, Хун. Мне совесть не позволит, потому что я знаю, что тебе и без того тошно. Тем более, сам же говоришь: в школе проблем быть не должно. Так что просто выпей таблетки и отдыхай сегодня, больше трогать тебя не буду. Попрошу водителя отвезти тебя завтра к школе, а то в автобусе будет проблематично толкаться, – вздыхает он, мягко приподнимая уголки губ. – Теперь могу идти?
Теперь кажется, что до этого он ругался и кричал только из заботливого беспокойства. Так странно. И почему Сонхун раньше не мог предположить такой вариант? Странно понимать, что папе не всё равно?
– Угу, – тихо мычит Хун, растерянно наблюдая за тем, как отец выходит из комнаты, осторожно прикрывая дверь за собой.
В груди почему-то внезапно жжёт. И это не боль от трещины в кости, нет, другая. Вроде и не кричал никто, не ругал, так почему... Почему такое странное чувство? Словно облегчение, смешанное с чем-то не очень приятным. И почему глаза так жжёт? Почему... Почему вдруг слёзы начинают капать на бинты, оставляя серые пятна? Это так странно. Больно, конечно, но не настолько ведь. Больно, но не до слёз, так почему вдруг он разрыдался, как ребенок? Из-за папы? Да не такой уж он и страшный.
Точно. Не такой уж и страшный. Не такой уж и строгий, как мерещилось. Так может, и дальше всё будет не так паршиво? Сону... Сону ведь больше не ненавидит его, да? Хочется верить в это всем сердцем, стучащим сейчас до жути сильно. Всё правда к лучшему.
