— Скейтбординг был придуман сёрфингистами. В 1959 году активно начала распространяться первая модель скейтборда: Roller Derby. И только уже в 1963 году был создан именно профессиональный скейтборд, благодаря чему стали проводиться первые соревнования. В этот период времени данный вид спорта вырывается в массы, появляются журналы для любителей и фанатов, — рассказывает Юнги, прерываясь иногда на собственные думы, чтобы вспомнить побольше детали той истории, которую он вместе с Чонгуком изучал. — 70-е года назывались золотым веком, поскольку тогда скейтборды стали совершенствовать, появились колеса из полиуретана, подвески, широкие доски. Около ста скейт-парков было построено в США, а это достаточно много, учитывая, что у нас в Корее имеется только один развитый и популярный. Не спорю, в Пусане и других городах существуют имитации, но это совсем другое дело.
— Я не слышал, чтобы там действительно сохранилось так много скейт-парков, — задумчиво произносит Тэхён, слушая рассказ с детским интересом в глазах.
— Конечно, их уже там и нет. В начале 1980-х годов интерес у людей пропал, внимание поутихло, а большинство скейт-парков закрыли. Тогда райдеры сами стали строить себе трамплины из подручных средств. Они были недовольны, поскольку прикипели всей душой. Олли Гелфанд и Родни Маллен – запомни их имена. Они сделали скейтбординг таким, каким он является, с собственными трюками, любовь к виду спорта распространили не только по маленьким деревушкам, но и по большим городам. Это вызвало ажиотаж в столицах, и люди разделились на два фронта: одни, назло обществу, вытворяли дурость на улицах, портя достопримечательности, а вторые пальцем тыкали, орали на них, не одобряли и усмирить пытались.
— Скейтбордисты, можно сказать, особая секта, — подхватывает рассказ своего друга Хосок, расплываясь в тёплой улыбке. — Это тоже самое, как субкультуры в духе эмо, готов, гранжеров, металлистов и других. Почему-то многие сравнивали в своё время граффитеров со скейтбордистами только из-за того, что те скрывались с места преступления на доске. Полная дичь! — эмоционально восклицает, хлопая ладонями по своим коленям.
Тэхён понимающе кивнул, поскольку спустя несколько лет многие молодежные субкультуры смешались из-за того, что представители перестали получать общественный отклик. Изначально группы подростков объединялись, чтобы выделиться среди «всех», пытались идти против правил для получения признания у старшего поколения. Подростковый максимализм сыграл свою роль в этом деле. А сейчас общество изменилось, оно, скажем так, само стало субкультурным, более терпеливым и толерантным. Сейчас преобладают иные требования к человеку и его подаче окружающему миру. Это в очередной раз говорит о том, что рано или поздно всё умрёт, а на место старому придёт новое, более подходящее.
Свою роль сыграло и распространение интернета, ставшего неотъемлемой частью жизни. Люди начали больше закрываться от мира, поэтому редко можно увидеть сборище неформалов, а своего рода тусовки и вовсе сошли на нет. Если можно так сказать, сейчас все проявляют себя через виртуальный мир.
— Несмотря на то, что явные субкультуры канули в лету, они всё равно время от времени проявляются в мелочах, а некоторые их правила влились в наши жизни, — подмечает Юнги и откидывается на спинку дивана, блаженно прикрывая глаза. Перед глазами стояла мутная пелена из-за количества выпитого алкоголя, но контролировать себя парень умел. — Например, если брать металлистов, то от них в моду вошли кожаные куртки, пирсинг, татуировки.
— Или от панков Тэмину досталось пренебрежение душем, — гогочет Хосок, подкалывая своего друга. Тот ругается бранно и кидает в парня попкорн.
Тэхён приподнимает уголки губ и тянется за кусочком пиццы. Откусывает немного, пачкая пальцы в жире и растекающемся сыре. Давно не ел что-то подобное, обычно перебивался доставками или перекусывал в кафетериях, а сейчас ловил истинное удовольствие от употребления чего-то настолько простого, но безумно вкусного.
Они решили не расходиться после похода в магазин, завалились обратно к Юнги, и Хосок по доброй воле помог новому другу разобраться со скейтом: поменял колеса, проверил их на прочность, подтянул подвески. Конечно, чувствовалась пустота из-за отсутствия Чонгук и близнецов. Первый уехал по делам, а вторые отправились домой на семейный ужин. Как они высказались по этому поводу: «Мама встретила какого-то классного мужчину, вот и решила познакомить нас, испекла обалденную курочку и приказала явиться ровно к назначенному времени, а кто мы такие, чтобы спорить с этой властной женщиной». И Тэхён искренне порадовался за младших, по крайней мере они не были расстроены тем фактом, что в их семье намечается пополнение.
Они сидели в своём скромном углу, наслаждались вечером. Тэхён заинтересовался в принципе скейтбордингом, ничего в нём до этого не смыслил, поэтому попросил рассказать историю. А Юнги и не против был похвастаться своими знаниями, посему большую часть времени монотонно читал целую лекцию о том, как появился скейтбординг, что из себя представлял, называл известные имена, а Ким и не запоминал, но внимательно слушал. Ему не хватало очков, тетради и ручки под рукой – был бы вылитым отличником.
Юнги немного устало прикрывает глаза и еле заметно вздрагивает, когда рука рядом сидящего Хосока проходится по коленке и поднимается чуть выше. Это действие было легким, вряд ли имело сексуальный подтекст, но отчего-то кожа покрылась маленькими мурашками, а в горле моментально пересохло. Взгляд пробежался по длинным и аккуратным пальцам, по выступающим венам на тыльной стороне, мозолям на подушечках пальцев и тёмным маленьким волосикам, скрывающимся за рукавом толстовки. Язык пробегается по нижней губе, смачивая её слюной. Уж больно хочется прикоснуться и ощутить тепло на своём теле, но парень сдерживает себя в очередной раз, выдыхает тихо в напряжении, стараясь никак не выдавать волнение.
— Покурим? — предлагает Хосок, поворачивая голову к Юнги и даря ему свою самую мягкую улыбку, на которую был способен.
— Ты же не куришь, — Тэмин любит влезать в чужие разговоры, его брови в удивлении вверх взмывают, а голова поворачивается в сторону друга.
— Боже, закройся уже, — стонет обречённо Хо и поднимается с места, слегка хлопая по плечу Мина, чтобы не отставал.
— А чего сразу «закройся»?! — восклицает подвыпивший парень и шипит неодобрительно, получая пинок по бедру от Тэхёна. Тот молчаливо просит заткнуться, кажется, впитывая всю интимность ситуации, которая происходит между двумя скрывающимися парнями. И это не кажется чем-то отвратительным, наоборот, следует пожелать им приятного времяпрепровождения наедине. А компанию болтуна Тэхён уж как-нибудь потерпит.
— Лучше расскажи мне…
Голоса заглушаются дверью и прохладным ночным ветром. Юнги чуть отходит в сторону и достаёт сигарету, моментально поджигая и затягиваясь. Вторую он не отдаёт, знает, что отказ получит, а предложение покурить было лишь поводом остаться наедине. Привычное положение дел, когда алкоголь в голову ударяет, шум бьёт по барабанным перепонкам, а желание чего-то большего усиливается. Иной раз кажется, что Хосоку и компания не нужна, чтобы наслаждаться. Но тот почему-то всегда тащит за собой Юнги и разделяет своё одиночество вместе с ним.
— Тэхён чем-то тебя напоминает, — подаёт голос Юнги и вытягивает губы в полуулыбке. — Теперь понятно, чего ты к нему приклеился как пиявка. Тоже в своё время с интересом слушал мои истории, начинал с развлечения. Считаешь, что он сыграет какую-то важную роль? — задаёт вопрос и поднимает глаза к небу, но привычных звёзд из-за туч не видит.
— Может быть, — уклончиво отвечает Хосок и подходит почти вплотную, опаляя чужие волосы своим горячим дыханием.
Юнги слишком низкий для своего возраста и вида деятельности, по генам не вышел высоким, брутальным красавцем. В школе были насмешки со стороны сверстников за худое, маленькое тельце, сравнивающееся с женским, а потом приходилось натыкаться на комментарии касательно маленьких зубов, действительно кошачьих. Да и разрез глаз был узким, а уж если улыбался, то на лице появлялись две тёмные полоски. Не сказать, что Юнги ненавидел свою внешность, что-то в нём действительно было привлекательным. Но и не считал себя красавцем. Стандартен в своих данных, поэтому и любовного опыта не имел за спиной. Кому-то действительно приглядывался, но хватало этих людей ненадолго. Неразговорчивость и отчужденность делали своё дело – люди скучали рядом с ним и уходили к кому-то более интересному и энергичному. К этому парень привык уже очень давно.
— Ты пьян, — шепчет Юнги и сглатывает вязкий ком слюны, отчего его выраженный кадык поднимается вверх и медленно опускается вниз. Подносит сигарету к губам, да только не успевает затянуться, как чувствует касание пальцев к своим волосам. Чужие пальцы волнистые тёмные пряди перебирают, зарываются в них и слегка сжимают у корней. Волна недоумения и одновременно с тем удовольствия опаляет кончики ушей, те стремительно краснеют.
Никто не касался его
так.
— Ты тоже, раз позволяешь себе долго разглядывать меня, не скрываясь, — тихий голос проникает в самое ухо, и Юнги понимает, что был неосмотрителен. Если Хосок никак не реагировал, не значит, что он не замечал ничего. Он не глупый, всё прекрасно видит, пряча любые вопросы и ответы под неловкими касаниями, смехом и живой речью. Надевает маску любимчика и весельчака, делает то, что от него хотят окружающие люди, освещает путь, и ни разу не заботится о самом себе. Что у него за этой оболочкой? Какую тёмную сущность он там прячет? Юнги так хотелось разгадать, увидеть собственные глазами, но без разрешения не лезет. Мысленно по рукам себя бьёт, мол, нельзя, это ошибка, и они будут жалеть о ней, забыть никак не смогут.
Хосок наклоняется ниже и ведёт кончиком своего носа по чужой скуле, вдыхая запах алкоголя и еды вперемешку с запахом сигарет и кожи. Почти губами касается, сдерживая себя от столь интимного желания, понимая, что остановить себя потом не сможет. Уж больно тянулся к этому мальчику, которого где-то в сердце себе присвоил. Но очевидного признания в чувствах и не следует – их нет. Есть влечение, интерес, дружеская привязанность. А что там дальше – тернии. И не разберёшь, а есть ли что-то запретное, которое позволило бы бабочкам вспорхнуть, ладошки потеть, глаза лихорадочно бегать, а губы покалывать? Любовь – это жертва, которую Хосок не готов преподносить. Не сейчас.
— Заканчивай, — как гром среди ясного неба. Холодный голос отдаёт пощечиной, а острый взгляд – лезвиями. Юнги никогда не церемонится, если чем-то недоволен. И сейчас он намеренно от себя отгоняет, закрывается в своей пещере, лишь бы больше не трогали подобным образом, не приближались, не заставляли поверить. Уж больно сердце хрупкое, а если разобьётся, то Юнги следом падёт ниц.
Хосок в улыбке расплывается и ерошит шутливо чужие волосы. «Прежним» становится, отходя на несколько шагов. Старается выглядеть расслабленным, но нервные движения выдают с головой. Заволновался, понял, что чуть было глупость не сделал.
— Не знаю, что на меня нашло, — чешет свой затылок, понятия не имея, куда деть руки. Отворачивается, поджимая свои губы и зажмуриваясь до боли и выступающих слёз. Наваждение проходит, а реальность отрезвляет, бьёт по макушке и твердит, что парень чертовски туп.
— Не парься, — Юнги своё учащенное сердцебиение успокоить пытается и затягивается глубоко, немного закашливаясь от количества вдыхаемого дыма. Он не думал, что его размажет, не рассчитал свои способности. Чуть было не поддался моменту, благо вспомнил, кто стоит перед ним – предмет обожания, не более. На него смотреть, им восхищаться, но никак не трогать. Иронично, учитывая, что руку протяни, коснись и заполучи своё.
Тяжёлый выдох сопровождается постукиванием подушек пальцев о фильтр. Сигарета медленно тлеет, а затем и вовсе оказывается растоптанной на земле. Курить больше не хотелось. Мин сплёвывает на землю вязкую никотиновую слюну и прячет руки в карманах своей толстовки. Ветер неприятно забирается под ткань, охлаждает опаленную чужим вниманием кожу. Становится прохладней. Хосок рядом мнётся неловко, срывает несколько листов со старого куста во дворе и внимательно их рассматривает, будто бы может найти там что-то интересное в темноте. Понимает, что это безнадёжное занятие, а посему выкидывает зелень и направляется в дом. Начинать разговор крайне неудобно.
Парни, оставшиеся цедить алкоголь, знатно захмелели. Во всю смеялись громко с какой-то глупой шутки Тэмина, обсуждали брендовые вещи, и Тэхён делился своими предпочтениями в моде. За это, конечно, получал нелестные комментарии в свою сторону, поскольку с такой одеждой вдоволь не накатаешься, да и портить её обидно. Предлагает свои варианты стильных шмоток, которые бы подошли для спорта, при этом выглядели бы «по-мажорски», как он сам и назвал. И Тэхён охотно соглашается немного разнообразить гардероб яркими и широкими вещичками, уже мысленно отказываясь от своей аккуратности и солидности.
— Смотрю, вы спелись, — Хосок заваливается на диван, обтирая запотевшие ладони о свои штаны. Тянется к баночке пива и добивает остатки, не оставляя ни капельки. Ему срочно надо напиться до той кондиции, когда тело валиться будет от одного дуновение.
— А ты сомневался? — Тэмин довольно скалится и прижимает к себе разомлевшего нового друга. — Этот парень нравится мне всё больше и больше, — ерошит чужие волосы под тихий смех и возвращается к рассмотрению образов на своём телефоне, показывая наиболее интересные варианты Тэхёну. Тот охотно комментирует, в корзину добавляет некоторые вещи, обещая себе заказать в ближайшее время.
Приятный, немного будоражащий вечер перетекает в глубокую ночь, а затем и в удушливое утро. На улицу с первыми лучами солнца начало парить будто перед дождём. В помещении дышать стало нечем, а из-за выпитого алкоголя к внешнему состоянию прибавилось ещё и недомогание во всём теле, преследуемое чувством тошноты, напряженности и отголосками головной боли. Пробудился первым Юнги, следом Тэмин, а уж Тэхён и Хосок проспали почти до обеденного времени. Последние ощущали себя крайне паршиво из-за неумения соблюдать меру в принятии алкогольных напитков.
Они молча поглощают завтрак, прерываемый звуками из телефона Юнги. Тот в привычной своей манере смотрел новый фильм, и на его лице играла палитра эмоций, начинающаяся удивлением и заканчивающаяся хмуростью. Хоть он никак и не комментировал, но происходящее можно было понять по чужой мимике и оценить, насколько какой-то боевик оказался удачным. Тэхён только понял, что не попросит ни названия, ни рецензию. Ему по душе были философские фильмы без острого сюжета, да и смотрел он что-то крайне редко, предпочитая классическую литературу. Конечно, времени не всегда хватает на свои увлечения, но в особенно тоскливый и ленивый вечер можно было взять с полки книгу и прочитать несколько страниц. Нравилось анализировать прочитанное, смаковать на кончике языка и пытаться понять, чем руководствовался автор при написании. Таким образом мозг не усыхал, подпитывался и развивался. А чего ещё нужно современному человеку?
Тэхён вспоминает свою мать, которая в детстве перед сном читала не сказки, а научные статьи и новости. Тогда это казалось чем-то интересным и захватывающим. Маленький мальчик долго не мог уснуть, желая услышать из чужих уст ещё больше информации. И женщина не отказывала сыну. Она делала свою работу, параллельно занимаясь материнскими заботами, и сына приучала к тому, что нужно уметь совмещать несколько дел. Может, ей просто повезло, что родился такой умный ребёнок, любящий изучать этот мир, а может она и сама воспитала его таким образом, чтобы чадо не мешало «великим свершениям». Тэхён отчетливо помнит чью-то монографию, касающуюся финансирования. Тогда она казалась слишком умной и непонятной, отчего хотелось разгадать её, разобрать. И ребёнок пытался уговорить родительницу помочь ему в этом неловком деле, но та лишь отмахивалась, увлекая чем-то ещё более интересным. И Тэхён попросту забыл, а потом потерялся в повседневности. Но почему-то именно чувства, которые вызвала монография, забыть оказалось сложно.
Чонгук появляется в середине дня как гром среди ясного неба. С громким хлопком заваливается в дом и удивлённо осматривает помятых, сонных и ленивых парней. Особенно долго бегает глазами по Тэхёну, и тот чужой пристальный взгляд чувствует, съёживается от вниманием, но ничего не говорит. Уж больно ему сегодня мерзко.
— Рожи у вас отменные, — изрекает и кидает на обеденный стол несколько листовок с объявлением о предстоящем турнире. — Уже пишут вовсю, времени осталось чертовски мало, — переходит сразу к делу, не собираясь церемониться.
Его настроение скакало от «хуево» до «заебало это всё». Раздражение бурлило где-то под венами, и руки иногда порывались расчесать зудящую кожу. С утра бабушке стало нехорошо из-за удушливой погоды, поднялось давление. Пришлось вызывать врачей, чтобы те проверили, укол поставили. Оставлять её одну было тяжело, но находиться в четырёх стенах на протяжении дня было невозможно. Попросив соседского дедушку присмотреть за любимой родственницей, парень укатал по делам: забежал к знакомому касательно своего скейта, чтобы тот оценил параметры и дал парочку советов, появился в университете и подписал кучу бумаг, поругался с матерью из-за откуда-то появившейся опеки. И в целом ощущал себя куском жареного мяса, чуть было не словил солнечный удар из-за забытого дома головного убора.
— Тэхён, а ты собираешься участвовать? — интересуется напрямую Тэмин, попивая апельсиновый сок, купленный ещё вчерашним вечером. От него, конечно, тошнило сильнее, но не отказываться же от любимого напитка из-за временного недуга.
Все взгляды обращаются к витающему в облаках богатенькому мальчику. И тот приподнимает брови в немом вопросе: «Вы сейчас серьёзно?» Не то чтобы он не хотел участвовать, скорее не видел в этом необходимости. Ему нравилось кататься, изучать мир скейтбординга, но напрямую погружаться в эту круговерть – ну уж нет. Его жизнь размеренна, обыденна, в ней нет места столь острым изменениям. Да и сам мажор к ним определённо не готов. Хватает родительских наставлений и их американских горок в компании отца. Но произнести твердое «нет» никак не удавалось. Преследовало ощущение, что, если сейчас выразит свою точку зрения, упустит ту единственную возможность, которая позволила бы выплыть в целости и сохранности.
— Он-то? — Чонгук удивлённо округляет глаза, а следом скалится диким зверем. — Надеюсь, вы шутите.
Но никакого смеха не следует, и это заставляет напрячься одного из лучших сеульских скейтеров. Чонгук брови хмурит и внутреннюю сторону щеки прикусывает, не желая верить в то, что боится. Да, ему чертовский страшно увидеть этого ламера на турнире. Знает, что обойдёт его на раз два, но отчего-то липкая неуверенность дышит в спину, заставляя покрыться испариной. Не сможет ведь Тэхён научиться многому за столь короткий промежуток времени? Он же в самом деле не вундеркинд. Тогда почему все остальные нахваливают так, будто он побил Мировой рекорд? Значит, есть чего страшиться. И Чон волновался.
— Рано ему ещё думать о турнирах, — вклинивается Юнги, оценивая объективные данные парня. — Пусть попробует себя на разных плоскостях, выберет себе наиболее подходящую местность и там уже тренируется, если всё же решит принимать участие. Что вы хотите от человека, который только недавно попробовал несколько трюков. Прорайдеры его раздавят, как мошку, даже пикнуть не успеет. Гораздо важнее…
Юнги замолкает и поворачивается корпусом к Тэхёну, изучая внимательно его взглядом. Пытается ответить на собственные вопросы по внешним параметрам, да только те не находятся, отчего лицо приобретает задумчивый вид.
— Ты сам-то хочешь развиваться в скейтбординге?
Тэхён ответа не находит.
***
Чимин поправляет свои светлые пряди, стоя перед зеркалом и придирчиво себя осматривая. Сегодня он оделся по-особенному красиво, практически ангельски. Белая свободная рубашка струилась по телу, а не менее светлые брюки обтягивали стройные и длинные ноги. На губах красовался блеск, а уголки глаз были чуть подведены для большей выразительности. Охмурить самого красивого и умного мужчину теперь было вполне возможно. Кто же устоит перед такой красотой? Чимин фотографирует свой образ и отправляет Тэхёну, желая получить оценку. Но и сам ждать более не намерен.
План был до чёртиков прост: случайно столкнуться в кафе, куда объект воздыхания заглядывал каждое утро, завести непринужденную беседу и заполучить номер телефона. А там дело за малым. Сообщение за сообщением, и они уже лучшие друзья, а впоследствии и страстные любовники. Конечно, им удалось и познакомиться, и поговорить немного, но встреча не продлилась дольше получаса. Занятыми были на тот момент. А сейчас вот идеальная возможность для сближения.
Собрав в кулак всю свою уверенность, Чимин выходит из дома и твёрдой походкой направляется на место «неожиданной» встречи.
Сам Пак в отношениях был часто, уж больно влюбчивым оказался. Всегда твердил себе, что этот раз – последний. Да только спустя пару месяцев отношения становились слишком сложными. То партнёр либо приставучий, либо ревнивый, либо скромный и смущающийся постоянно. То самому Чимину либо наскучивает быстро, либо в сексе что-то не устраивает. И это удручало. Хотелось найти того самого человека, который был бы до конца жизни, оберегал и хранил любовь, при этом имел дольку власти и желания по отношению к суженому, перчинку сексуальности и активности и самую малость денег в кармане. Как же без этого, учитывая, что сам Чимин планирует зарабатывать много, связав свою жизнь с медициной. Работа, конечно, не из простых, и парень морально готовился к тому, что сутками не будет спать, но тем не менее была желанной. Практически мечта.
Выждав свою «жертву» около входа, Чимин задерживает взгляд на чужой внешности и тихо сглатывает. Уж больно Намджун был красив, статен, немного неуклюж, но это лишь красило мужчину. Он улыбался мило, отчего появлялись аккуратные ямочки, вежливо заказывал себе перекус и чашку зелёного чая без сахара. Весь такой доброжелательный, милый, учтивый, и Чимин готов наброситься на него прямо сейчас. Сдерживать свои желания оказалось труднее, чем казалось.
Выждав подходящий момент, парень бесшумно подкрадывается сзади и оказывается перед чужим носом как раз в тот момент, когда Намджун разворачивается, чтобы присесть за свободный столик. Столкновения ожидаемо не избежать, и Чимин театрально глаза расширяет в удивлении и рот приоткрывает.
— Oh my god, sorry, — в спешке произносит Джун и чуть наклоняется вперёд, осматривая парня перед собой на наличие разного рода неприятностей на теле.
— Намджун, не ожидал увидеть тебя здесь, — Чимин расплывается в хитрой улыбке и пробегается языком по пухлым губам.
— Давно не виделись, Чимин, — по-корейски произнес мужчина и в приветствии пожал чужую руку. Та оказалась маленькой и немного пухлой, но очень нежной. Идеально помещалась в ладони. — Прекрасно выглядишь, — делает комплимент.
Щеки Пака вспыхивают огнём, а сам юноша в миг тушуется и смущается. Такого рода высказывания оставляли неизгладимое впечатление. Поправив ворот рубашки, неосознанно касается своей открытой тонкой шеи, ведя чуть выше к уху. И это действие не остаётся без внимания чужих глаз.
— Много дел было, — соглашается и заказывает себе круассан и латте. — Не составишь мне компанию? — предлагает, указывая на свободный столик.
А Намджуну и в радость провести время со столь приятным молодым человеком. Чимин скромным не казался, хоть и явно волновался, что ощущалось почти на физическом уровне. Диалог охотно поддерживал, если судить по той единственной встречи, когда собеседник много спрашивал, проявлял интерес к чужой жизни и не жадничал эмоциональными всплесками. Чувствовалось в нём что-то детское и невинное, хотя внешность таковой не казалась.
Они присаживаются за столик около окна, сохраняют молчание в течение нескольких долгих секунд, друг друга оценивают, рассматривают. Длится это до тех пор, пока Намджун не улыбается, раскованно откинувшись на спинку диванчика, и не узнаёт о чужих делах. Плавно завязывается разговор об обыденных и повседневных вещах. Чимин рассказывает о летней сессии, которую сдать было особенно трудно, об отведённом времени для отдыха, которое потратил на волонтёрство. Делился впечатлениями от сегодняшнего утра, конечно, где-то привирал, чтобы показаться интересным человеком. Но далеко в своей лжи не заходил, не хотел покрываться оболочкой фальши. Знал, насколько та может быть хрупкой.
Намджун же в свою очередь делится мыслями об учёбе на медицинском, рассказывает о планах стать высококвалифицированным хирургом, мастером своего дела. Он, конечно, поначалу учился на международные отношения по наводке родителей, но сразу понял, что не его стезя, а потому быстро вернулся на родину и поступил уже туда, куда лежала душа. И ему действительно нравилось углубляться в медицину и впитывать в себя знания, как губка. Ему удавалось слету запоминать большой объём информации и применять на практике. Иной раз казалось, что в его голове не мозг, а целая библиотека. Таким был этот парень: эрудированным и подкованным по всем вопросам.
Но немного неуклюжим. Чимин отметил эту черту, когда мужчина уронил сначала ложку, а потом чуть было не разлил на себя чай. И эта черта не казалась отвратительной, наоборот, привлекала. Хотелось узнать, чем же ещё сможет удивить Намджун.
— Вот ты знал, как в средневековье осматривали женщин? — задаёт вопрос Чимин.
Их разговор медленно перетёк на медицинские размышления, подпитанные философией и историей. Рассуждать и делиться знаниями оказалось увлекательно не только с точки зрения получения чем-то нового или хвастовства своими познаниями, но и с точки зрения разогрева диалога, поджигания интереса между двумя людьми. А где интерес, там и влечение, желание приблизиться к своему собеседнику максимально близко и затронуть струны чужой души.
— У врача обязательно была кукла, на которой женщины показывали, где именно у них болит. И если недуг присутствовал ниже подбородка, а врач ощупывал свою пациентку, та могла скончаться от стыда. Когда узнал об этом, был удивлён. Сейчас люди относятся ко всему гораздо проще, — умничает Чимин, подпирая щеку кулаком и исподлобья посматривая на собеседника.
Намджун недолго молчит, обдумывая полученную информацию.
— Действительно, времена меняются, как и принципы людей, — соглашается мужчина, делая глоток уже остывшего чая. — В средневековье вообще медицина страдала, а лекарями зачастую были служители религиозных культов. У них имелся доступ к рукописям арабских целителей, из-за чего и могли продвигать медицинскую практику. И знания эти оставались под запретом до правления Папы Римского Иннокетия III. Благодаря ему имеющаяся информация передавалась крестьянам, вследствие чего смертность среди рабочего класса значительно снизилась.
— Даже немного обидно, что нельзя вернуться в прошлое и передать все знания. Уверен, удалось бы спасти немало людей, — лепечет Чимин и с грустью опускает длинные ресницы.
— Тогда история бы поменялась. Понимаешь, есть вещи, которых не избежать. Взять, например, чуму. Эпидемия охватила весь мир, затронула каждый угол, от неё невозможно было скрыться. А, как ты и сам знаешь, люди в то время были скверного характера и до безумия религиозными. Сначала молились и просили помощи у Бога, ничего не предпринимая для собственной безопасности. Потом стали проповедовать, что Бог их учит жизни, избавляет от грязных людей. Но разве заболевшие дети – грязь? Их ведь погибло много. И вот тогда концепция изменилась, уже пошла речь о том, что таким образом божество карает за эгоистичность, нарушение божьих заповедей. И что люди сделали? Сплотились, создали лагеря для больных, помогали друг другу. И чума отступила. Но суть то не в этом. Всё дело в изменившемся мышлении людей. Многие, конечно, веру не потеряли, но сомнение заселилось в их сердцах, и им пришлось учиться самостоятельности. Именно этот переломный момент создал историю, и мир стал таковым. Дело не в том, какие обстоятельства нас окружают, а в том, что творится внутри нас самих, — изрекает Намджун, внимательно поглядывая на меняющиеся эмоции своего собеседника.
Чимин удивляется тому, что этот мужчина размышлял не как прагматик, а как человек, далекий от этого мира. Он будто застрял в том макрокосме, блуждал невольным свидетелем всех терзаний и метаний людей, рассматривал проблему с разных точек зрения и выдвигал наиболее объективные решения. Намджун умел развеивать сомнения, мыслил логично, опираясь на разные научные знания. И это делало его уникальным человеком.
— Откуда же ты такой умный взялся? — искрится Чимин, понимая, что бесповоротно влюбился.
— Секрет, — тихо смеётся Намджун, ощущая приятную тяжесть внизу живота.
И если существует идея о том, что души людей связаны ещё до рождения, то Чимин верит. По-другому объяснить вселенскую тягу к этому мужчине невозможно.
***
К вечеру стало немного прохладней. Парням удалось выбраться на скейт-парк. Райдеров оказалось меньше, чем обычно. Может быть это было связано с аномальной жарой, может с рабочим днём. Но дышать отчего-то стало проще. Тэхён лениво раскатывался, проверял новый скейтборд и привыкал к нему. Хосок был прав, новую доску можно было контролировать без особых усилий, она будто сама подстраивалась под человека. Катание теперь ощущалось как парение, когда ты лёгок, словно пушинка, и ветер несёт тебя в неизвестном направлении. Тэхён был доволен.
В голове строчкой появлялся вопрос Юнги, который всё никак покоя не давал. Он бил в ту самую цель, которая отвечала за «сомнения» и «тревожность». Сколько бы раз Тэхён не задавал его самому себе, услышать от другого человека оказалось целый событием. Необходима подготовка, чтобы дать четкий ответ и принять последствия со всей стойкостью. А ведь ещё совсем недавно жил себе на уме, работал, писал научные работы, сдавал сессию и даже не думал о чём-то таком. Как же один день мог изменить целую жизненную систему?
Ким задумывается настолько глубоко, смотря себе под ноги, что пугается громкого зова Чонгука и его последующего появления. Тот за руку хватает и на себя тянет, а на фоне слышится глухой удар дерева. Крепкие руки ощущаются как оковы, и это вызывает табун негодования, отвращения и желания разорвать эти цепи.
— В следующий раз ловить не буду, — хрипят где-то наверху, и Тэхён голову поднимает, сталкиваясь с тёмными глазами. Опасный огонь раздражения блуждает на дне чужих зрачков, и где-то в районе груди неприятно кошки скребут от ситуации, от чужой красоты и от желания спрятаться в «домике».
— Какого… — шипит Ким, вырывая собственную руку и оборачиваясь. Он видит валяющийся скейт и бордюр. Если бы не оказался пойманным, то валялся бы сейчас на земле с разбитым носом или переломом.
Осознание приходит неожиданно. Глаза в удивлении расширяются, а дыхание учащается. Выходит, Чонгук только что спас от чего-то ужасного? Этот засранец способен на такие благородные поступки? Почему вообще словил, не дав разбиться? Мысли, словно тараканы, лихорадочно забегали в голове. Ему явно не помешает очистить её от мусора, иначе жить спокойно не сможет.
Чонгук за свои действия ответить не мог. Во время беседы с Юнги увидел, куда катится этот ламер, и тело само ринулось с места. Благо, удалось поспеть за неспешной чужой ездой, иначе пришлось бы собирать ошметки тела по земле, иметь дело с врачами и пытаться объяснить, что не они виноваты, а этот мажор, поверивший в самого себя. И в который раз Чон убедился, что Тэхён не стоит и гроша. Это бесполезное, потерянное создание, которому дорога только по известному всем пути. Ему среди скейтбордистов не место.
— Шёл бы ты отсюда, от тебя одни неприятности, — рычит в самое лицо, прожигая острым взглядом.
— Не тебе решать, — не сдаётся Тэхён, отходя от пережитого удивления и стараясь взять самого себя в руки.
— Если ты думаешь, что всё это «шутки», то хочу огорчить. Это, блять, спорт, где халатности нет места. Сколько таких, как ты, переломало себе тело и жизни лишилось – не сосчитать, — тычет пальцем в чужое плечо весьма ощутимо и больно. Всё же тело Тэхёна было мягким и весьма чувствительным.
— Переживаешь?
Тэхён, вопреки своему волнению, улыбается сдержанно. Смотрит на «спасителя» и видит в нём испуганного ребёнка, волнующегося за других больше, чем за себя.
— Да срать я на тебя хотел. Сдохнешь – плакать не буду, — сплёвывает Чонгук вязкую слюну и злостью покрывается. Чужая радость задевает за живое.
— А мне кажется, что будешь обливаться горькими слезами.
Чонгук распаляется. И быстрый удар приходится по чужому лицу. Тэхён отшатывается, ощущая тупую боль в районе челюсти и жидкость на нижней лопнувшей губе. Кровь в рот затекла, осела на языке. Ким её сплёвывает на землю и смотрит сначала затравленно, удивляясь больше тому, что смог вывести сдерживающегося Чонгука на такие откровенные эмоции. А следом им овладевает ярость. Кто позволил распускать свои руки? За такое судить мало. Прижав тыльную сторону ладони к пострадавшему месту, Тэхён шипит от боли и жмурится. Останется большая гематома. Удар оказался тяжёлым, будто бы Чонгук пытался выплеснуть всего себя, всё своё недовольство. В глазах на секунду потемнело, показалось, будто тело готово было упасть ничком. Чужие руки позволили остаться в равновесии, поддержали.
Злого и агрессивного Чонгука сдерживал Хосок. В чувства пытался привести, нашептывая сначала успокаивающие, а затем и предостерегающие слова. А Чон не слышал, поддавался своему внутреннему зверю, желающему растерзать жертву, поглотить её. Никто никогда не доводил своим поведением, своей халатностью. И, признаться, пугала перспектива оказаться свидетелем смерти этого глупца, возомнившего себя Богом мира. С какого-то черта тот решил, что сможет сделать абсолютно всё и взобраться на небесную ступень. Кто он вообще такой? Жалкий богач, не знающий техники безопасности и элементарных вещей.
Чонгук на чужие страдания смотреть не хочет, голову отворачивает и считает до десяти, делая дыхательную гимнастику. Ему действительно надо успокоиться, разум в порядок привести, иначе сам доведёт Тэхёна до больничной койки собственными кулаками. На смену агрессии приходит чувство сожаления из-за собственной импульсивности.
Юнги осматривает рану и брови хмурит, говоря, что ничего страшного, заживёт через недельку. Рукавом своей кофты стирает кровь с уголка губ и проводит по небольшой царапине на щеке от кольца. Плевать ему на чистоту вещи, на то, что кровавое пятно не отстирать. Гораздо важнее было предоставить пострадавшему чувство защищенности и спокойствия, иначе драки действительно не избежать. А это меньшее, что хотелось бы лицезреть. Проблем хватало с лихвой.
— Здоров будешь, — говорит и окидывает последним взглядом пострадавшего.
— Я хочу, — выпаливает злостно Тэхён, выпрямляясь в спине и смотря прямо на Чонгука, будто бы ответ был обращен именно ему. — Я хочу развиваться в скейтбординге и участвовать в турнире.
И это, кажется, выбивает последнюю спесь из Чонгука. Он перестаёт дышать.
