Часть 5**
1 июня 2024 г. в 22:35
После недолгих сборов, полицейские увезли Джорджа.
Анна, не находя себе места, в слезах, бросилась к тёте Элизабет.
Там она сбивчиво, прерываясь на рыдания, рассказала всё ей и Элен, которая тоже оказалась дома. Выслушав племянницу, миссис Дарси заявила, что немедленно отправляется к лорду Расселу — кузену покойного мистера Дарси, чья партия хоть и находилась сейчас в оппозиции, но сам он сохранил влияние на министра внутренних дел и его подчиненных. Джорджа нужно было немедленно вызволять из тюрьмы. Тётя Элизабет почему-то была уверена, что арест Джорджа не случаен — мистер Уиндем воспользовался своими связями в правительстве тори, будучи хорошим знакомым сэра Роберта Пиля*.
Девушки вдвоем остались ждать миссис Дарси.
Элен утешала Анну, как могла.
Не прошло и полутора часов, как тётя вернулась. Лорд Рассел принял её, обещал помочь. Он сразу поехал к мировому судье, чтобы договориться о залоге.
Им предстояло подождать еще. Через час лорд Рассел лично прибыл к ним домой с неприятными известиями: Джорджа не отпустили под залог, поскольку преступление судья счел особо тяжким. Ему грозила смертная казнь**.
Анна побледнела и упала в обморок, когда услышала это.
Судья Джонс, по мнению лорда Рассела, действовал явно предвзято и находился под влиянием Уиндема или иных лиц, когда принимал это решение. Обычное нападение, карающееся штрафом, или краткосрочным тюремным заключением, почему-то было квалифицировано, как покушение на убийство. Вместо повестки, обычной в таких случаях, судья сразу выписал ордер на арест, что являлось тревожным знаком: Джорджа арестовали, как особо опасного преступника.
Лорд Рассел заметил судье, что это неслыханно: драки, кулачные бои регулярно случаются между спорящими молодыми джентльменами, делающими ставки на Тотенхем корт роад в заведении Бротона, или на скачках в Аскоте, и даже на обычных вечеринках. Но никто не сажает их за попытку убийства. Ведь все участники драки остались живы и даже не покалечены, холодное оружие не использовалось.
Судья в ответ заявил, что истец утверждал, будто не имел до этого никаких дел с мистером Лоуренсом, и его нападение ничем не спровоцировано, внезапно, а потому — явно злонамеренно. Сам же мистер Лоуренс наотрез отказался объяснять причину своего зверского поступка. Согласно принятым издревле нормам правосудия, отказ обвиняемого от дачи показаний на допросе считается признанием вины.
В данном случае у суда есть все основания усмотреть в его преступлении признаки фелонии — особо тяжкого преступления.
Рассел не смог найти аргументы в пользу Джорджа и вынужден был уехать ни с чем.
Лорд Рассел напоследок посоветовал как можно скорее обратиться к барристеру, чтобы защитить Джорджа. Он обещал лично поговорить с герцогом Веллингтоном и с лордом Пилем по данному делу. Начало ему очень не нравилось.
После его ухода тётя Элизабет горестно посетовала, что виги утратили былое влияние, поэтому тори пользуются сейчас любыми возможностями, чтобы повсеместно расправляться с их сторонниками. Джордж попал в переделку в неудачное время.
Анна вернулась домой совершенно убитая.
Что ей делать?
Лорд Рассел порекомендовал также обратиться к мистеру Уиндему — возможно тот пойдёт на мировую и удовлетворится значительной денежной компенсацией. В случае заключения соглашения между сторонами о возмещении ущерба суду ничего не останется, как признать проступок Джорджа мисдиминором — правонарушением, наказываемым штрафом либо сроком тюрьмы не превышающим сорок дней.
Утром она поехала к миссис Дарси, и они вместе отправились в адвокатскую контору Гордона.
Один из самых дорогих барристеров Лондона выслушав их, нахмурился и долго молчал, размышляя, браться ли за это дело. Он знал Уиндема, и был прекрасно осведомлен о его связях в министерстве внутренних дел.
Участвовать в процессе, заранее зная, что проиграешь его, и слава о твоем проигрыше разнесется по всей Англии вместе со сплетнями о твоем оскандалившемся на весь свет клиенте.
После недолгих колебаний он отказался.
Лишь в третьей по счету конторе они подписали договор. Молодой, начинающий барристер Уильям Треверс взялся за их дело.
Миссис Дарси, желая сразу расставить все точки над i, призналась адвокату, что, судя по всему, его более опытные коллеги считают их дело уже проигранным и отказываются вести его.
— Почему это происходит, как вы думаете, миссис Дарси?
— Уверена, из-за того, что считают истца — мистера Уиндема влиятельным человеком. Он имеет связи в правительстве и в министерстве, и он способен оказать давление на суд.
— Если, как вы утверждаете, речь идёт о фелонии, вашего племянника будет судить суд присяжных.
— Но где гарантия, что и на них не окажут давление?
— Миссис Дарси, у нас нет оснований не доверять фундаментальным принципам английского правосудия. Лучше поясните мне причину нападения. Я не смогу защитить вашего племянника, не выяснив его мотивов.
— Джордж защищал честь своей сестры. Уиндем распространял грязные слухи о ней, и о нём тоже.
— Мотив вполне понятный и для суда присяжных он станет аргументом в его пользу. Вопрос, как доказать это, если он сам отказался давать показания.
— Я могла бы сама выступить в его защиту. Ведь я слышала лично, как мистер Уиндем оскорблял мистера Лоуренса — правда заочно, но он позволял себе клевету в его адрес.
— Вы — женщина, к тому же, вы — близкая родственница обвиняемого. Вашим показаниям могут не поверить. Нам стоит поискать более непредвзятого свидетеля.
— Во первых, мало кто из наших джентльменов захочет ссориться с мистером Уиндемом и по доброй воле участвовать в судебном процессе. Но я постараюсь найти кого-нибудь, кто мог бы подтвердить мои слова. Во вторых, Джордж молчит потому, что не хочет впутывать в это свою сестру. Если имя мисс Лоуренс всплывёт в суде, то на следующее утро все газеты будут писать о ней. Мистер Треверс, нет ли других способов помочь мистеру Лоуренсу?
— Договориться с мистером Уиндемом. Похоже, в его руках сейчас судьба вашего племянника. Конечно, я попытаюсь найти свидетелей их драки. Это поможет доказать, что нападение произошло не внезапно, а всё-таки было спровоцировано Уиндемом. Нам следует также как можно быстрее поговорить с мистером Лоуренсом — узнать у него подробности произошедшего.
Анна слушала их разговор молча, но мысль о том, чтобы самой выступить в суде в защиту Джорджа, не оставляла её.
Через пару часов, вместе с адвокатом они обе — тётя и племянница отправились в Нью-Гейт.
Обстановка на площади, грязь и вонь, виселица — к счастью пустая, возвышающаяся перед мрачным фасадом тюрьмы — всё вокруг внушало отвращение и ужас.
Перед тем, дамы попросили мистера Треверса подождать их — чтобы захватить для Джорджа из дома продукты и смену одежды.
Свидание оказало на Анну страшное действие. Джорджа содержали, как опасного преступника, в кандалах, всего за сутки он осунулся, побледнел, выглядел измученным и грязным. Он казался спокойным, старался не показывать своё душевное состояние, но Анна чувствовала, как он подавлен. Он почти не говорил с ними, не желая жаловаться или просить их о чем-либо.
На вопрос, разрешены ли свидания, служитель ответил уклончиво. Его легко разговорила тётя Элизабет, вложив тому в руку два шиллинга.
Разрешалось многое, но за определенную мзду.
Чтобы Джордж не умер с голоду, им следовало каждый день навещать его в определенные часы и самим кормить во время свиданий, иначе вряд ли хоть крошка еды дошла бы до него.
Адвокату не удалось убедить Джорджа дать показания суду. Тот оставался молчалив и холоден. Дамы ждали в стороне, не слыша его разговор с защитником.
Когда они вместе вернулись в экипаж мистер Треверс заметно помрачнел. Ему не удалось добиться от мистера Лоуренса почти ничего.
— Вся надежда на примирение сторон. Без договора с мистером Уиндемом, боюсь, плохи ваши дела.
Не в силах оставаться дальше в безвестности, Анна
отправилась к Уиндему. Рассел дал им его адрес.
Впрочем, она и так помнила, где его дом, ведь он не раз приглашал её, правда она не успела воспользоваться его приглашением.
Темнело, но она не могла ждать утра.
Дворецкий попросил её подождать на диване у входа, но она осталась стоять. Мистер Уиндем не спешил. Прошло не менее получаса, прежде чем слуга попросил её подняться в гостиную.
Мистер Уиндем сидел в кресле у камина. Он не привстал со своего места, когда она вошла. Просто смотрел на неё непроницаемым взглядом.
Анна, дрожа от страха, вошла и остановилась в нескольких метрах от него, близко ко входу.
Он не предложил ей сесть.
— Добрый вечер.
— Мисс Лоуренс.
Он давал ей возможность самой объяснять своё присутствие. Молча ждал.
— Я пришла по поводу своего брата Джорджа Лоуренса.
— Вот как? Любящая сестра волнуется о своем брате. — он говорил с ней с видимым презрением.
— Прошу вас, мистер Уиндем, согласиться на денежную компенсацию. Я готова заплатить вам любую сумму, которой располагаю. Точнее, буду располагать уже через месяц.
— Возможно и раньше. Надеюсь, что вашего брата казнят раньше, и вы сможете спокойно распоряжаться вашими деньгами.
Анна побледнела и пошатнулась, но усилием воли удержалась от слёз. Насколько же уверенно он говорил о приговоре Джорджа, как-будто не сомневался, что именно так всё и будет! Она постаралась взять себя в руки и говорить спокойно.
— Мистер Уиндем, я понимаю ваши чувства. Джордж поступил ужасно. Он заслужил наказание, и я тоже очень виновата перед вами, но смертная казнь!
— О, это что-то новенькое. Себя вы тоже считаете виноватой?
Уиндем вдруг встал со своего места и подошел к ней совсем близко. Он наклонился к самому ее уху и вкрадчиво спросил:
— В чем вы виноваты, Анна? Скажите мне, не бойтесь.
— Мистер Уиндем, возможно я была недостаточно учтива с вами в нашу последнюю встречу.
— Это просто смехотворно. Мы оба понимаем это, вы и я.
Анна молчала.
Он обошёл её и оглядывал сейчас с интересом.
Она стояла, опустив голову, не смея поднять на него взгляд, почти не дыша.
— Молчите? Молчите. Мы с вами оба знаем, почему вы тоже считаете себя виновной. Вы виноваты. Но этот человек — ваш брат, он заслуживает казни не за то, что сделал со мной, а за то, что сделал с вами, Анна. Он растлил вас!
Анна вздрогнула под его уничтожающим взглядом. Она не смела возразить, не смела поднять глаз. Стояла, как перед страшным судом, трепеща от ужаса и стыда.
— Ваша реакция говорит сама за себя. Этому негодяю мало отрубить голову или повесить. Он обесчестил вас.
— Нет, мистер Уиндем, нет! И я могу доказать вам это. — ей не оставалось ничего другого, кроме лжи, чтобы спасти Джорджа любой ценой. Ведь формально она говорила правду.
Он с недоверием, и с проснувшимся интересом смотрел на неё.
— Думаю, что вы лжете, мисс Лоуренс.
Она отрицательно покачала головой.
— Но даже если нет… — он вдруг задумался. На его лице появилось странное, задумчивое выражение.
— Что ж, мисс Лоуренс. Значит, вы предлагаете мне проверить правдивость ваших слов лично?
Она кивнула.
Он хмыкнул и подошел к ней совсем близко.
— А дальше? Что вы ждете от меня, если вам удастся убедить меня в своей порядочности?
Она съежилась под его пронзительным взглядом.
— Возможно, в этом случае вы согласитесь на компенсацию, мистер Уиндем. Скажите, какую сумму вы хотели бы получить, я заплачу её вам.
— Ваша щедрость, поистине, безгранична. — он усмехнулся. Но его тон был отнюдь не веселым.
Уиндем некоторое время размышлял, глядя на неё со странным выражением, потом слегка коснулся её щеки, легко провел по ней пальцем, и спросил:
— Если бы я удостоверился в вашей невинности, я мог бы жениться на вас, Анна. Согласились бы вы на это?
Она снова вздрогнула. Ей пришлось собрать всё своё мужество, чтобы удержаться от слёз, она крепко сжала губы. Жизнь Джорджа была важней всего.
— Да. — прошептала она.
Он довольно долго смотрел на неё прищурившись, будто взвешивая что-то в уме, наконец, его тонкие губы исказила кривая усмешка.
— Видели бы вы сейчас своё лицо, мисс Лоуренс! — в его голосе слышалась горечь. — Успокойтесь. Я не имею ни малейшего желания жениться на женщине, которая брак со мной считает наказанием более страшным, чем потерю своей чести и состояния.
Мой ответ: Нет! Уходите!
Она, не желая верить, что он прогоняет её, оставалась на месте. Умоляюще смотрела на него, в глазах её стояли горькие слёзы.
— Повторяю: уходите, мисс Лоуренс!
Не скрою, у меня был довольно сильный соблазн поддаться на ваши уговоры. О, если бы только вы пришли ко мне с открытым сердцем! Если бы искренне обратились ко мне за помощью! Тогда я помог бы вам.
Даже если бы вы не любили меня, но искренне просили бы помочь вам начать новую жизнь. С какой радостью я сделал бы для вас всё, Анна!
Но он развратил вас, погубил вашу несчастную душу. Вы прониклись преступной страстью к этому негодяю. И я уже не в силах ничего сделать с этим.
Всё, что я смогу — это наказать его по заслугам. Он заслужил ад. А вы получите возможность искупить свою вину и начать новую жизнь. Если у этого подлеца хватило совести не лишать вас чести, вы выйдете замуж, Анна, и сможете исправить свои ошибки здесь, на Земле.
Прощайте.
Она стояла, беспомощно опустив руки, из глаз её катились слёзы. А губы шептали:
— Прошу вас, мистер Уиндем, не отказывайте мне, пожалуйста!
Но тот был глух к её мольбам.
Он ушёл, а в дверях гостиной появился лакей, который смотрел на Анну, ожидая её ухода.
Совершенно обессиленная, раздавленная, она вернулась домой.
Жизнь её, казалось, кончена. Все её надежды на будущее таяли одна за другой.
Джордж был прав, говоря, что она никому не умеет ответить на обиду, оскорбление.
Анна совсем не умела лгать, притворяться, манипулировать людьми в своих интересах, целенаправленно очаровывать их.
Ни слова не сказав Уиндему, она выдала ему себя с головой. Он читал её, как открытую книгу. Но видел лишь то, что хотел видеть.
Не будучи виноватой, но ощущая свою вину за всё случившееся, она предстала перед ним настоящей распутницей, грешницей, заслуживающей самого страшного наказания.
То же самое в ней — беззащитность, неумение постоять за себя, излишняя прямота — всё, что у Джорджа вызывало стремление защитить, оградить её ото всех, Уиндему казалось лишь признанием вины кающегося грешника. Причем кающегося неумело, неискренне. Пытающегося скорее скрыть свой грех, но так неудачно, что он, проницательный, мудрый Уиндем, легко разоблачил попытки обмана. После этого разговора, кроме омерзения и горечи, он не испытывал к ней ничего.
Он понял сейчас, насколько они чужды друг другу.
Узнав теперь всё об этой семейке Лоуренсов, видя их насквозь, получив доказательства своим подозрениям, горя праведным гневом, он так и не смог, точнее — не захотел разглядеть главного.
Считая себя глубоко порядочным, Уиндем подавил сиюминутное желание воспользоваться её предложением и ей самой. Ведь поступив так, он уподобился бы этому мерзавцу — её брату. Он хотел мести, но не хотел становиться подлецом ни в собственных глазах, ни в глазах света. Стоит ли эта женщина, пусть всё ещё желанная для него, той цены, которую ему в конечном итоге пришлось бы заплатить за связь с ней? Он хотел овладеть её душой, а не только телом. А это сейчас, без сомнения, стало невозможным, вот что он понял, заглянув ей в глаза.
Лучше, если всё произойдет по закону. Эта женщина тоже получит свой заслуженный урок. Бог наказывает нечестивых, а праведников вознаграждает. Недавно она отказалась от руки помощи, которую он от чистого сердца протягивал ей. Её беспутную натуру отвратили чистые чувства, но привлёк порок. Вот пусть и пожинает теперь плоды своих греховных заблуждений. Он умывает руки.
Рассуждая так, искренне считая себя оскорбленным праведником, готовым отказаться от любых соблазнов ради торжества справедливости, он, тем не менее, прекрасно отдавал себе отчет: либо он выбирает месть, либо отказывается мстить.
Он понимал, что любое соглашение с Лоуренсами, стало бы отказом от мести, сколько бы выгод не сулило оно ему, и сколь бы тягостным не оказалось для них.
Он выбрал месть — именно её требовала сейчас его душа.
Довольно изощренный (и надо сказать — очень приятный) способ отомстить Лоуренсу, женившись на Анне, Уиндем, после некоторого колебания, всё же отбросил: сам он не собирался больше страдать. Он еще не оставил надежды жениться на женщине, в браке с с которой обрел бы, если не счастье, то хотя бы радости взаимной симпатии. Анна же разбила все его мечты, полюбив другого, да еще кого — этого извращенца — своего брата, оскорбила Уиндема в лучших чувствах, нет ей прощения.
Оставалась месть.
Он не задумывался о том, насколько далека его жажда мщения от справедливости, и тем более от христианской морали. Всё было ясно ему. Ни сомнений, ни сожалений.
Как по разному люди могут воспринимать одни и те события, одних и тех же личностей. Что же является критерием истины, который останется верен всегда — для любых персон и обстоятельств?
Где тот непогрешимый суд — всевидящий и всё понимающий, милосердный и справедливый?
Правда состояла и в том, что неспособность к обману, к манипуляциям людьми в своих интересах были качествами, которые отнюдь не помогают выжить в высшем свете. В этом социальном слое столетиями шел отбор. Людьми надо уметь управлять и уметь добиваться своих целей во чтобы то ни стало. Цель здесь всегда оправдывает средство. Если ты не умеешь правдоподобно лгать и очаровывать своего оппонента, то умей хотя бы распознать любые попытки обмана, имей достаточно ума, чтобы не просто видеть насквозь твоих противников в игре, но и уметь предсказывать их действия. А если ты не умеешь делать этого, если принимаешь слишком всерьез христианские заповеди морали — ты уже объект управления, а не субъект. Высший свет не для тебя, а для тебя — подчинение тем, кто считает себя выше других, считает, что он вправе распоряжаться чужими судьбами в своих интересах.
Анна попала в светское общество случайно. Её ум позволил бы ей легко овладеть знаниями во многих областях наук, но способностями, необходимыми для успеха в этой среде, она не обладала, увы.
Всё, что у неё было — любящее сердце, которое разрывалось сейчас от боли.
Анна не могла взять себя в руки, ей требовалось что-то делать сейчас.
В кабинете, желая хоть чуть-чуть успокоиться, она стала разбирать пришедшие на неделе письма. Два из них привлекли её внимание, поскольку были из Лондона, а не из Бристоля, как пять остальных.
Первый адресат сообщал, что является сыном Эдварда Нортона Энтони Нортоном и может предоставить информацию о нем предъявителю сего письма за вознаграждение в размере пятисот фунтов.
Ей нужно немедленно отправиться к этому человеку и узнать всё возможное о судьбе своих настоящих родных.
Утром она поехала по указанному в письме адресу. Район оказался бедный и грязный. Вместе со слугой Мэттью они поднялись по булыжной мостовой на пригорок, за покосившимся забором стояла кой-как сбитая серая халупа. Мэттью постучал в калитку.
Им открыла дверь полная, дурно одетая женщина.
— Кто вы?
— Добрый день, мэм. Я пришла по письму, отправленному мне мистером Энтони Нортоном, мне хотелось бы поговорить с ним.
— Ладно, проходите.
Они прошли внутрь хибары.
Хозяйка провела их в комнату. Помещение выглядело бедно: в нем почти не оказалось мебели, стоял грубо-сколоченный деревянный стол и табурет, в углу узкая кровать. В другом углу — небольшой обшарпанный шкафчик.
На кровати сидел мужчина лет сорока пяти, и это не понравилось Анне — её брат должен быть моложе, намного моложе.
Незнакомец поднялся с кровати и подошел к ним.
— Добрый день, меня зовут мисс Лоуренс, я ищу сведения о моем отце — мистере Эдварде Нортоне.
— Слушаю вас, мэм. Я — Энтони Нортон, его сын.
— Простите, у меня нет уверенности, что это так. Скажите, кем была ваша мать?
— Я сообщу вам это, мисс, после получения обещанного вознаграждения.
— Сумма, запрошенная вами, достаточно велика. Я отдам вам деньги, если вы убедите меня, что вы действительно имеете отношение к моему отцу.
— Как я смогу убедить вас в этом?
— Если сообщите нечто, что заставит меня поверить вам: некоторые факты из биографии Эдварда Нортона, знакомые мне, сведения о его супруге — хотя бы ее имя.
— Хорошо, я не знал свою мать, довольны? У меня был только отец, и только он заботился обо мне.
— Кем был ваш отец, мистер Нортон?
— Я не знаю и этого. Меня воспитывали в чужой семье люди, сделавшие меня своим слугой, лишь только я подрос достаточно для выполнения этой обязанности. Отец появлялся изредка и давал им денег, когда мне исполнилось десять, он начал давать деньги мне.
Анна смотрела на незнакомца с недоверием. Он выглядел слишком пожилым для ее брата и ужасно неряшливым, а его взгляд не казался ей искренним.
— Скажите, мистер Нортон, как давно вы в последний раз видели своего отца?
— Недавно. Я могу сказать вам его адрес, если вы отдадите мне деньги.
— До какого возраста он помогал вам деньгами?
— До шестнадцати лет.
— И всё это время регулярно?
— Да, раз в пару месяцев, примерно.
— Он приходил к вам каждые два месяца?
— Да.
— А сколько вам лет, мистер Нортон?
— Тридцать шесть.
Анна в этот момент взглянула на Мэттью, а тот, в свою очередь, показывал ей глазами, что не доверяет ни единому слову этого джентльмена.
Она и сама видела, что хозяину комнаты намного больше тридцати шести лет. Минимум сорок, а скорее — сорок пять. Видимо, она зря потеряла время. Он, скорей всего, не мог быть сыном её отца.
— Мистер Нортон, если я правильно поняла, ваш отец прекратил помогать вам двадцать лет назад?
— Да.
— Не позже?
— Может и позже, я не помню точно.
— Спасибо вам огромное. Мэттью, подай, пожалуйста ридикюль.
Мэттью отдал ей сумку. Анна достала кошелек, вынула оттуда гинею. Протянула мужчине.
— Вот, пожалуйста, мистер Нортон. Скорей всего, ваш отец не тот, кого я ищу. Это вам за беспокойство.
Анна направилась к двери, но мистер Нортон, прихватив монету, тут же резво обогнал её и встал на пороге.
— Вы обещали мне другое вознаграждение, мисс.
— Я обещала деньги тому, кто сообщит мне сведения о моем отце, а этот человек — не мой отец.
— Откуда вам это известно?
— Во первых, вам не тридать шесть, а сорок шесть, не меньше, мой отец не мог стать вашим в возрасте одиннадцати лет. Во вторых, он пропал без вести более двадцати пяти лет назад.
— Я ошибся наверное, именно двадцать пять лет назад он пропадал, но потом, совсем недавно, кстати, появился снова. Мне сорок два, на самом деле мне сорок два года.
— Зачем же вы сказали неправду?
— Я подумал, что вы сразу откажетесь говорить со мной, решив, что вы слишком молоденькая для моей сестры.
— Значит, если вы не солгали мне снова, он стал вашим отцом в пятнадцать лет — суть дела не меняется.
— Еще как меняется. Очень даже мог. И стал.
— Всего доброго.
Но мистер Нортон, если его действительно так звали, продолжал загораживать выход. Мэттью громко кашлянул.
— Выпустите нас, мистер Нортон.
— Выпущу после того, как вы дадите мне, по крайней мере двадцать фунтов.
— Я и так отдала вам золотой. Вы не имеете права требовать с меня деньги.
Он мрачно смотрел на них исподлобья и не двигался с места.
Мэттью подошёл к нему вплотную и аккуратно взял Нортона за лацкан его сюртука:
— Мистер Нортон, пропустите мою хозяйку, прошу вас!
После этих слов, высокий, крепкий Мэттью оттеснил Нортона в сторону, и проход освободился. Хозяин дома, получив достойный отпор, сразу присмирел, поняв, что легкого заработка сегодня не будет, а ввязываться в драку с противником, которого не удалось взять на испуг, он побаивался, чувствуя, что могут и побить.
Анна тотчас выскользнула из комнаты и побежала к двери. Мэттью последовал за ней. Дверь оказалась закрытой на ключ.
Слуга, недолго думая, плечом навалился на неё, деревянная хлипкая дверь слегка покосилась вместе с дверной коробкой. Замок видимо тоже перекосило, потому что между коробкой и дверью образовалась небольшая щель, Мэттью тут же подхватил стоящую у стены кочергу, всунул в эту дыру и легко отжал щеколду в сторону.
Анна стрелой выскочила на улицу, они вместе быстро покинули нехороший дом и явно непорядочных хозяев.
Ей стало не по себе, и даже нервная дрожь охватила ее — она переживала постфактум ужас, оттого, что могло бы с ней случиться в доме у этого мошенника.
Дома Анна вызвала слугу в кабинет и молча отдала ему двадцать фунтов. Мэттью сначала пытался отказываться, но под её укоризненным взглядом, поколебавшись, взял деньги.
Сегодня он оказал хозяйке неоценимую помощь. Если бы не его находчивость, она попала бы в серьезную переделку.
Неудача огорчила её до слёз. Неужели и остальные письма написаны такими же мошенниками?
Она с сожалением отложила второе письмо от некоей миссис Холлоуэй из Лондона, утверждающей, что у неё уже много лет живет постоялец по имени Эдвард Нортон.
Ей нужно еще было успеть к адвокату, чтобы узнать, как продвигаются дела. И к Джорджу она обязательно заедет — завезет ему обед и ужин.
Сначала она отправилась в Нью-Гейт.
Уже зная, благодаря тете Элизабет, кому и сколько дать, чтобы получить свидание, она сразу проскользнула в закуток охранника.
Спустя пять минут к ней вывели Джорджа. Он выглядел спокойным, но она знала, что это не так. Он не хотел расстаивать ее.
Им позволили побыть рядом некоторое время, и Анна прильнула к нему всем телом. Он пропах ужасными запахами Нью-Гейта, но ей до них не было дела, главное, что она могла целовать любимого, смотреть в его родные глаза. Джордж даже не обнял её, молча сидел, как истукан, пока она целовала и гладила его. А у неё слёзы стояли в глазах. Он будто лишил себя права ласкать её, она видела это. Неужели он готовится к самому худшему?
— Ты не должен сдаваться, любимый мой. Мы обязательно найдём выход.
Джордж молчал. И это пугало её.
Анна подъехала к конторе мистера Треверса к полудню, они заранее условились с тетей встретиться тут.
Миссис Дарси привезла добрые вести: она нашла джентльмена, готового стать свидетелем защиты. Этот человек мог подтвердить её показания — он присутствовал на том обеде и слышал, как мистер Уиндем высказывал публичные оскорбления в адрес Джорджа.
Мистер Корбетт имел давний зуб на Уиндема — длившуюся уже несколько лет земельную тяжбу с его поверенным, к тому же, он принадлежал к той же партии, что и Джордж.
Тётя обещала Анне, что не остановится на этом и найдёт еще хотя бы одного свидетеля.
Адвокат повеселел. Он уверил дам, что эти показания способны склонить симпатии присяжных в пользу Джорджа. Имея их, им с большей вероятностью удастся перевести преступление, в котором его обвиняли, в разряд мелких правонарушений, за которые полагался лишь штраф и компенсация пострадавшей стороне.
Анна не знала ничего о политической жизни страны, её нежные ушки брат берёг от политических сплетен. В женском обществе редко обсуждалось подобное. А вот тётя Элизабет, благодаря своей общительности и «всеядности», была в курсе очень и очень многих событий. Сегодня она была в отличном настроении и подмигнув, обещала племяннице рассказать ей кое-что новенькое, что её несомненно порадует. Жаль, что тете срочно нужно было ехать к Элен, чтобы сопровождать ее на очередной вечер.
Они договорились встретиться завтра вечером дома у Лоуренсов и поделиться новостями.
Анна отправилась домой, ее душу раздирало беспокойство, но хоть какой-то лучик надежды мелькнул на горизонте.
На следующее утро она снова отправилась в Нью-Гейт. Свидание с Джорджем прошло почти так же.
Её снедала черная тоска. От вчерашней надежды не осталось и следа — вид Джорджа сводил ее с ума.
Каково же было её удивление, когда всего в сотне ярдов от своего дома, на соседней улице, она встретила мистера Уиндема, который, как и она, следовал в открытой коляске. Неожиданно он приподнял шляпу и вежливо поздоровался с ней, она принужденно ответила ему кивком головы.
Когда их экипажи поравнялись он окликнул её и попросил остановиться.
— Мисс Лоуренс, прошу вас, выслушайте меня.
Анна молча смотрела на него, не зная, что ещё от него ждать. А он выглядел совсем по другому сегодня. Вместо мрачного, оскорбленного и высокомерного выражения, на его лице сияла учтивая улыбка.
— Я много думал о вашем предложении, мисс Лоуренс. С моей стороны было, наверное, жестоко отказать вам так. Поразмыслив обо всём, взвесив все «за» и «против», я согласен оказать вам помощь на ваших или на моих условиях.
Анна смотрела на него — такого свежего, сияющего довольством и покоем. Он был, как добрый самаритянин, протягивающий ей — заблудшей овце, руку помощи.
Что ей делать? Как поступить? Ещё вчера тетя и адвокат подарили ей немножко надежды, но сегодня, взглянув на измученное лицо возлюбленного, она, кажется, потеряла эти крохи.
— Простите, мистер Уиндем, что вы подразумеваете под «моими» условиями и «вашими»?
— Вы прекрасно помните наш разговор, Анна. Я не хочу кричать об этом на улице. Вы согласны проехать сейчас ко мне для обсуждения этих условий?
Анна отдала распоряжения кучеру и в сопровождении лакея перешла в экипаж мистера Уиндема, который поддержал её за руку и помог подняться к нему по ступеньке.
Они вместе поехали к нему домой. Во время их недолгого путешествия между ними не было произнесено ни слова. Анна сидела, ни жива ни мертва, не зная, на что она решилась сейчас. Ее сердце билось так, что она слышала его стук. Почему-то ей стало невероятно страшно. Если бы она послушала в этот миг свой внутренний голос — инстинкт, то на ходу выскочила бы из его экипажа и бегом побежала бы домой или прямо в Нью-Гейт к Джорджу, но долг требовал от неё другого, и она послушно следовала долгу.
Мистер Уиндем точно так же, учтиво подал ей руку при выходе из экипажа. Он держал её под руку всю дорогу — пока они не вошли в знакомый уже ей кабинет.
Столь резкое изменение обращения мистера Уиндема пугало Анну больше всего.
Казалось бы, именно этого она и добивалась не далее, как позавчера? Почему же так тревожно, страшно ей сейчас?
Он предложил ей мягкое удобное кресло, а сам встал в метре от неё. Он смотрел прямо ей в глаза с почти ласковой улыбкой. Почти той же самой улыбкой, что и три года назад, когда делал ей предложение. Что-то в его глазах стало неуловимо другим, а может дело лишь в ее изменившемся взгляде на этого человека? Это неуловимое «что-то» пугало её, но она не смела даже думать о чем-то, что касалось её личного страха. Только жизнь Джорджа имела для неё значение.
Бледная, с осунувшимся, измученным и потерявшим краски лицом, сидела она перед ним.
Со стороны именно так и выглядит загипнотизированный кролик перед лицом голодного удава.
— Так вы помните, о чем вы просили меня Анна?
— Да, мистер Уиндем. — вдруг ей показалось, сердце сейчас выскочит из груди, так ей захотелось стремглав убежать из кабинета и бежать до самого дома.
— Я решил, что удовлетворю вашу просьбу. После долгих размышлений я понял, вы — лишь несчастная жертва обстоятельств и злой воли других людей. Вы заслуживаете христианского милосердия и помощи в исправлении. Мне следует помочь вам вернуться на путь истинный, чтобы не дать безвозвратно погрязнуть в сетях порока. Сегодня я получил специальное разрешение на брак. Мы немедленно отправимся с вами в мое поместье в Эссексе и там обвенчаемся, Анна.
Слёзы непроизвольно брызнули из её глаз. Она молчала, помертвев окончательно, а он продолжал внимательно следить за ее реакцией.
— Вы не рады, дорогая Анна?
— Вы всё понимаете, мистер Уиндем.
— Позже вы поймете, что приняли верное решение. Наверное Бог привел вас ко мне. Значит, он не оставил вас.
— Думаю, дорогая, вам стоит отправить лакея за своими вещами. Мы отправляемся немедленно, уже к вечеру мы будем в Грейт Уейкеринге.
Уиндем улыбнулся. На его лице промелькнуло на миг выражение довольного, только что пообедавшего кота — зеленые глаза усиливали это сходство. Но тут же оно сменилось озабоченной, учтивой улыбкой внимательного к своей гостье хозяина.
— Дорогая, не хотели бы вы позавтракать со мной? Всё давно готово и ждёт нас.
Они молча, рука об руку, прошли в столовую. Всё это время Уиндем оглядывал свою побледневшую от горя визави с видимым удовольствием — теперь уже явно собственническим взглядом.
Анна оставалась прекрасной даже в таком — донельзя подавленном состоянии. Бледность и грусть шли к ней, а глаза на исхудавшем от переживаний лице стали просто огромными.
Она многое не понимала сейчас.
Резкое изменение обстоятельств дела вынудили Уиндема изменить свою тактику. Ему повезло, что миссис Дарси не успела рассказать Анне о тектонических сдвигах, произошедших на самом высоком уровне, но тем не менее, очень значимых для их дела, и эти сдвиги могли в дальнейшем не только оставить Уиндема ни с чем, но при определенных раскладах, даже превратить из истца в ответчика.
Поэтому мистер Уиндем, прекрасно осведомленный о последних веяньях из Бэкингемского дворца, спешил.
Сейчас он хотел совместить удовольствие от мести и от любви, если это можно было назвать любовью.
Себе он свои действия объяснял самыми высокими мотивами и в собственных глазах оставался безупречным. Редко найдешь человека с настолько незапятнанной репутацией и чистой совестью, как у мистера Уиндема.
Они выехали из Лондона на восток уже через час. Через шесть часов они будут в его доме на побережье.
Анна сидела рядом с ним в карете напряженная, с застывшим, белым лицом. Почему ей и в голову не пришло потребовать от него каких-то изменений условий или письменных гарантий их сделки? Уиндем вел себя с ней так, будто она — проситель, а он наконец милостиво снизошел до рассмотрения её просьбы, пошел ей навстречу, ввиду своей высокой порядочности и жалости к ней. Что она могла просить у него в таком положении? Только униженно благодарить за помощь. Но и этого она сделать не могла, а как восковая кукла в его руках, лишь послушно следовала воле своего господина.
Внутри, в душе ее бушевало нечто страшное. То что называется интуицией, заставляло её противиться послушанию, настойчиво требовало немедленного побега.
Она огромным усилием воли подавляла этот голос разума, ибо считала его голосом пустого эгоизма. Она не могла сейчас думать о своем счастье или несчастье, жизнь любимого была намного важней. Эти разнонаправленные усилия: интуиции и воли отражались на ней внешне, и со стороны она выглядела застывшей, бездушной, безвольной марионеткой, почти лишенной движения.
А Уиндем, вдохновлённый близостью давно желанной им женщины, готов был забыть о приличиях, если бы не его воспитание, если бы не та роль благородного джентльмена, которую он не играл — а жил в ней, свято верил сам в свою непогрешимость.
Он только нежно приобнял свою новоявленную невесту за плечи и склонился к её волосам. Он вдыхал их еле уловимый аромат, его всё больше охватывало возбуждение. Он знал, что не выдержит и этой же ночью напомнит Анне о её обещании дать ему возможность удостовериться в её невинности.
Его раздувало от гордости за своё благородство — ведь он в третий раз снизошёл до неё и сделал ей предложение, несмотря на то, что она почти стала падшей женщиной в глазах света.
Когда-нибудь он обязательно (и не раз) напомнит ей о том, чем она ему обязана, но не сейчас. Сейчас он чувствовал немыслимое восхищение, восторг перед чудной красотой, оказавшейся в его власти. Он ощущал свою удачу — ему невероятно повезло, что он успел увезти её из Лондона до того, как до неё дошли новости. И ненависть к ее брату на время отступила. Он готов был даже простить его — позже, если тот окажется паинькой, а Лоуренс теперь никуда не денется и вынужден будет обуздать свой дикий нрав, чтобы не злить мужа своей дражайшей сестры.
Уиндем позабыл сейчас и о том, как совсем ещё недавно здраво рассудил, что участь нелюбимого мужа рано или поздно сделает его несчастным, ведь он прекрасно знал, что она не любит его, ведь он чувствовал, что она влюблена в этого извращенца.
Куда девались сейчас его здравомыслие, его рассудительность?
Сладость мести и сладость обладания прекрасной жещиной, плюс — дополняющее их невероятное восхитительное чувство, что ты опередил своего врага и отнял у него ценный приз. Гремучая дьявольская смесь, не имеющая ничего общего ни со здравым смыслом, ни с благородством души, ведущая поддавшегося ей человека прямиком в ад.
Почему она победила в нём? Слишком просто следовать своим низменным инстинктам и забыть ради них даже о разуме, не говоря уж о совести.
Они всего один раз остановились в придорожном трактире, сменили лошадей, передохнули сами — выпили чаю. К девяти вечера они прибыли в поместье мистера Уиндема Уайтхорн.
Уиндем ввёл Анну в свой великолепный дом, держа её в своих объятиях. Он горел вожделением в предвкушении ночи, которую собирался провести с ней вместе.
Хозяин дома представил Анну прислуге, назвал её своей невестой и проводил в спальню, показавшуюся ей вызывающе роскошной, огромной. Он пригласил её на легкий ужин через двадцать минут. Анна почти ничего не ела утром, аппетита не было, не появился он и вечером.
После ужина мистер Уиндем направился с ней вместе наверх, перед дверью её спальни он ласково обнял её за плечи, наклонился и поцеловал.
Его поцелуй был страстным, глубоким, бесконечно длинным. Но Анна чувствовала лишь ужас и стыд. Он хотел соблазнить её, а добился обратного.
Анна в этот миг потеряла сознание от усталости, многодневного нервного напряжения, недоедания и отсутствия сна.
Нет, этот обморок не был похож на симуляцию, которую Уиндем заподозрил в первое мгновение. Он подхватил её на руки, его удивило, что она оказалась легкой, как перышко, и отнёс в кровать. Девушка не приходила в сознание, даже когда он вылил целый графин воды ей на лицо и на грудь. Дыхание почти не слышно было, а бледность её стала мертвенной.
Вдруг он испугался, что она умерла. Он приложил ухо к ее груди, услышал слабый, редкий стук сердца. Уиндем расшнуровал и снял с нее корсет, стянул платье, оставив ее в одной тонкой батистовой сорочке, тоже промокшей насквозь. Не добившись ответа, он потряс её за плечи несколько раз, похлопал по щекам. Наконец, спустя несколько минут, она очнулась и взглянула на него затуманенным бессмысленным взглядом, который вдруг в одну секунду стал испуганным: Анна вспомнила где она находится.
Она не помнила обморока, не понимала, как оказалась в кровати, раздетая.
— Что со мной? Где я? — спросила она, неловко прикрывая руками грудь. Её бледные щёки вмиг заполыхали от стыда, что не укрылось от его удовлетворенного взгляда.
— Ты очень устала, дорогая, ты в своей спальне. Отдыхай. Утром я зайду к тебе, а сейчас позову горничную. Вот, рядом с кроватью колокольчик, чтобы звать прислугу, когда понадобится.
Уиндем покинул спальню, решив немного подождать, дать невесте выспаться и привыкнуть к новой обстановке. Он мысленно смаковал недавние сцены в спальне, встающие перед глазами. Его суженая прекрасна, поистине прекрасна и целомудренна — видимо, она не обманула его в этом. Завтра он проведет ночь с ней, осталось ждать совсем немного.
Явилась горничная, переодела Анну в сухую ночную сорочку, сменила постельное бельё, принесла на подносе горячего сладкого чаю.
Девушка провалилась в глухое забытье, и проснулась лишь на рассвете — в полпятого утра.
Тяжелая безысходность охватила её.
Она подошла к окну, распахнула дверь на балкон. Впереди, за редкими соснами серело море. Всё сливалось в одно туманное белесое целое — небо и море, лишь тонкая, зыбкая линия горизонта разделяла их, но казалась призрачной, почти воображаемой. Анна словно оказалась на краю мира, а впереди — только туман и мрак неизвестности.
Тем же утром Джордж вернулся домой. Возвращение, отнюдь не радостное. У него, казалось, не осталось надежды на благоприятный исход. Он не мог поддаться на уговоры адвоката дать суду показания о причинах своего нападения на Уиндема.
Нет, он не вовлечет в это дело Анну, лучше погибнет.
В его деле ничего не изменилось, еще вчера адвокат сетовал ему, что не сможет ничего сделать, если он сам не начнет защищать себя своими показаниями. Но его почему-то выпустили на свободу в шесть утра, без всяких объяснений причин.
Анны не оказалось дома. Он спросил у прислуги, но никто не знал, где она — её никто из слуг не видел с прошлого утра. Тут молоденькая горничная несмело выступила вперед и сказала, что после полудня приходил лакей Мэттью за вещами госпожи, она собрала ему их в два чемодана. Куда слуга унес их, горничная не знала и постеснялась его спросить.
Он сбросил всю провонявшую тюрьмой одежду, быстро принял ванну, переоделся в свежее белье, но и это не избавило его от ощущения мерзости. Тюрьма преследовала его.
Джордж заглянул в кабинет и увидел несколько писем на столе. Одно письмо оказалось раскрытым. Он пробежал глазами адрес, строчки письма.
Отправитель представился как миссис Марта Холлоуэй. В отличии от авторов других писем — новоявленнных родственников Эдварда Нортона, миссис Холлоуэй не претендовала ни на родство, ни на обещанное вознаграждение, она писала, что знает человека по имени Эдвард Нортон, он проживает в её доме. Она указала приметы: он отставной военный, одинокий инвалид, возраст около шестидесяти лет.
У Джорджа сердце забилось сильней, когда он прочел это письмо. Возможно Анна вчера поехала по этому адресу и нашла своего отца? Он должен немедленно отправиться туда.