Любовь - волшебная страна, ведь только в ней бывает счастье...

Все ниточки обрывались одна за другой. Поиски родных Эдварда Нортона в Бристоле пока не принесли результата. Деятельная натура Джорджа требовала выхода, просто сидеть на месте и ждать казалось ему хуже смерти. Он решил навести справки об Эдварде Нортоне в Адмиралтействе, узнать всё, что известно о нём. Он отправился в Уайтхолл. Там его ждало разочарование. Доступ к архивам адмиралтейства можно было получить, лишь с разрешения второго секретаря мистера Бэрроу. Мистер Бэрроу принял его только на следующий день и сразу дал отказ, мотивируя его тем, что послужной список офицеров и любая личная информация о них являются секретными документами, доступ к которым может быть предоставлен только их родственникам. Джордж сгоряча заявил ему, что дочь Эдварда Нортона разыскивает сведения о своём отце. На что секретарь ответил, что в таком случае она сама должна явиться к нему и просить об этом. Следовало найти хоть кого-то из родных Нортона, и уже с их помощью продолжать поиски. Замкнутый круг. Джордж решил дать объявление во все газеты, в котором предлагал крупное вознаграждение всем родственникам моряка Эдварда Нортона, способным подтвердить документально своё родство. Он тут же отправился в Сити. На выходе из конторы Таймс Джордж почти нос к носу столкнулся с Уиндемом. Тот отшатнулся и, отойдя на несколько метров, встал, он смотрел на Лоуренса, презрительно скривив тонкие губы. Он не желал снова получить удар по физиономии от этого сумасшедшего. Джордж, у которого чесались кулаки, смотрел на него так свирепо, что Уиндем свистнул слугу, лакей подошел и встал рядом. Бросаться на человека так вот сразу, с налёту, без явного повода, было как-то не в обычаях Джорджа. Но в этот раз он готов был изменить им. Джордж даже не задумывался о причинах своей ненависти к Уиндему. Ненавидел всей душой. Искренне. Самозабвенно. (Он вообще не был склонен к излишней рефлексии, в отличии от своей возлюбленной). А ведь сделай Уиндем с самого начала предложение Элен, а не Анне, наверняка Джордж сейчас тепло пожимал бы ему руку, как лучшему другу. Не было между ними никаких особых противоречий. Не так уж сильно Джон Уиндем отличался от Фицуильяма Дарси. Был он, пожалуй, пожестче, почерствей Дарси. (Ничего себе, критерии оценки — будто это не люди, а батоны какие-то😔). Уиндем, не без оснований, считал себя человеком высокой морали, гордился своими нравственными принципами. Да, чего у него было не отнять, так это самолюбования. Его, как и Фицуильяма Дарси, воспитывали великим господином, истинным аристократом. Он не был чистокровным аристократом по происхождению, хоть и имел в роду несколько титулованных особ. Но большая часть его предков, подобно Питеру Лоуренсу, заработали состояние умом и практической хваткой. В отношении людей Уиндем часто совершал те же самые ошибки, что и Дарси, в свое время. Он слишком был горд, слишком поглощен самим собой и слишком верил в то, что все вокруг должны его обожать уже за то, что он есть. А малейшая благосклонность с его стороны должна вызывать восторг у тех, кому он её продемонстрировал. Впрочем, некоторые ошибки в суждениях о людях, вызванные особенностями его воспитания, не мешали ему неплохо разбираться в мотивах поступков окружающих и считывать эмоции по их лицам. Сейчас он чувствовал себя незаслуженно оскорбленным Лоуренсами и потому безусловно правой стороной. Если до недавнего времени он считал Анну жертвой брата, то после разговора с ней, заметив её враждебность, изменил отношение. Ему показалось странным её поведение. Она словно боялась чего-то, пыталась что-то скрыть от него. Ледяной холод в её глазах поразил его. Как это контрастировало с тем, что он видел в ее взгляде в ту последнюю встречу, которую так безобразно прервал Лоуренс! Тогда Анна с готовностью приняла бы его предложение, смотрела на него с нескрываемым восхищением. Он, как благородный человек, предложил ей руку помощи, решился на это, несмотря на то, что про них с братом болтают Бог знает что, да и происхождение у них не самое лучшее. А она унизила его отказом. Причем сделала это так, будто отмахивалась от назойливой мухи. Сейчас он никому не рассказал бы о своем предложении ей. А вот поведать обществу о её поведении, пожалуй, стоило бы. Анна не была похожа по характеру на миссис Элизабет Дарси или мисс Элен Дарси. Вот они, с их непоседливым, веселым нравом, нашли бы с мистером Уиндемом общий язык. Союз Уиндема с женщиной такого типа наверняка стал бы успешным. А брак с Анной был бы очень приличным, скучным, чопорным и лишенным всякой жизни. Оба страдали бы в этих отношениях. Короткий период взаимного влечения закончился бы разочарованием. Уиндем одаривал бы свою нелюдимую несмеяну жену редкими знаками внимания — словно манной небесной. Та бы их подбирала, глотая слезы, и далеко не всегда радости, чаще — обиды. Сам он тоже не получал бы от неё той энергии счастья, которую мечтал получать в браке от своей второй половинки. Её задумчивость, неумение и нежелание общаться с некоторыми из его родных и друзей, бесили бы его. Никто из них не чувствовал бы себя счастливым, каждый винил бы во всем партнера, но молчал об этом из гордости. Дети страдали бы от несчастья родителей и от их взаимной холодности, и детей тоже регулярно окатывали бы ледяным душем. В таких отношениях всегда виноваты обе стороны, но на самом деле не виноват никто. Люди просто не подходят друг другу. Они женятся, руководствуясь соображениями престижа, корысти, сексуального влечения, удобства — чего угодно, только не тем, чем должны руководствоваться при выборе своей второй половины. Люди гораздо чаще избегают ошибок, когда выбирают себе в раннем детстве друзей, чем когда в разумном возрасте подбирают себе пару на весь остаток жизни. Не странно ли? Почему так происходит? Может быть шести-семилетние дети умнее взрослых? В этих вопросах — да, умнее. Дети выбирают в друзья того, с кем интересно и приятно общаться, притом долгое время. Другие критерии отбора в этом возрасте их не интересуют. Они ещё не важны для них. И правильно! Ну, а взрослые разумные люди подчиняются требованиям матери-природы — проводят друг другу жестокий социальный отбор. Природу ведь не волнует, будут ли люди в браке всю жизнь мучаться от несовпадения темпераментов. Ей важно провести селекцию — отделить агнцев от козлищ — удачные сочетания генов от неудачных. Твой потенциальный лучший друг, с которым ты бы прожила всю жизнь без стрессов и обид, возможно бомж, неуч, непривлекателен внешне, нищий, или пропойца. А человек твоего уровня интеллекта, культурной среды, достаточно для тебя привлекательный и состоятельный, как назло, вызывает у тебя сплошные стрессы (причем взаимные). Природе важно отобрать лучших, и поэтому мы тоже, следуя её указке, стремимся выбрать для себя любимых самое лучшее из возможного — вот мы и сходимся с этим лучшим из возможных, рожаем с ним общих детей, потом всю жизнь мучаем друг друга, либо, не выдержав мучений, разводимся. Но Природе на наши промежуточные страдания плевать, ей важен лишь конечный результат. Интересно, что не все люди идут на поводу у матушки-природы, настраивающей человека на постоянную гонку-первенство за самое лучшее. Некоторые — самые ушлые, или те, кому повезло вовремя прочувствовать, как это приятно — провести жизнь вместе с настоящим другом, выбирают этот, чаще всего не самый престижный и не самый привлекательный внешне вариант. Но все описанные выше неприятности семейной жизни сгустились бы над ними потом — через несколько лет после того, как их брак состоялся. А сейчас уязвленное самолюбие заставляло Уиндема жалеть об отказе мисс Лоуренс, заставляло искать причины этого, искать пути мести Лоуренсу, и даже пути мести той, что им так жестоко пренебрегла. — Мне сказали, что ты распространяешь грязные сплетни о моей сестре. Это не сойдет тебе с рук, мерзавец. — Джордж сверлил Уиндема яростным взглядом. — Тебя обманули. Я никогда не распространяю сплетен. Я лишь говорю людям правду о том, что видел и слышал собственными глазами. — Я заставлю тебя пожалеть о своих словах. — И как же ты это сделаешь? Снова полезешь в драку, сумасшедший? На этот раз у тебя ничего не выйдет. Я приму меры. — Уиндем поигрывал толстой тростью с металлическим набалдашником. Рядом с ним стоял здоровенный слуга, вооруженный дубиной. — Не советую лезть ко мне грязными лапами. — Ты ещё пожалеешь. Я вырву твой мерзкий язык и засуну тебе в задницу. — Вся мерзость находится в твоей голове. Вот где надо бы провести генеральную уборку. Подозреваю, что ты и сестру вовлёк в свои игры. — Не трогай её, слышишь, ты, подлец! Она — невинная девушка. Её единственная ошибка состояла в том, что она имела несчастье близко познакомиться с тобой. И этого недолгого знакомства хватило, чтобы ты успел запачкать её имя. — Знаешь, Лоуренс, тебе уготована дорога прямиком в ад, если ты успел совратить это невинное созданье. Джордж не выдержал последнего замечания, оказавшегося слишком близким к истине, и бросился на Уиндема. Тот не сумел вовремя среагировать на стремительный бросок. Джордж успел вырвать трость из его рук и нанести ему мощный удар кулаком по зубам. Уиндем с размаху плюхнулся на мостовую. Он не был ни трусом, ни слабаком, но в детстве отец не учил его держать удар, как Джорджа. Боевого опыта ему явно не хватало. Но Джордж тоже получил дубинкой по уху от слуги Уиндема. Он обернулся, и его огрели по голове еще раз. У него искры из глаз посыпались, но он удержался на ногах и пристукнул лакея по макушке захваченной тростью. И сразу же дал тростью ему по рукам с такой силой, что дубинка выпала у того из рук и покатилась по мостовой. Бедный парень заорал от боли и отбежал далеко назад. Он не подписывался на такое. Джордж чувствовал себя неважно — у него голова кружилась. Добивать своих противников он не стал. Его злость улетучилась. Лишь плюнул лежащему с закрытыми глазами Уиндему в лицо и пошел, чуть пошатываясь, к своему экипажу. Трофеи — дубинку и трость он захватил с собой. Вокруг, на тротуаре, уже собралось с десяток зевак. Свидетели побоища столпились возле Уиндема, шумно обсуждая происходящее. Тот медленно приходил в себя. Из уголка его рта вытекала тонкая струйка крови. Когда Джордж вышел из кареты у своего крыльца, ему стало хуже. Голова трещала, просто раскалывалась от боли. Он вошел в холл, слуга смотрел на него испуганным взглядом: — Что с вами, сэр? Вы упали или на вас напали грабители? — Всё в порядке, Бен, не волнуйся. Я упал с лошади во время конной прогулки. — Может быть послать за доктором, мистер Лоуренс? — Нет, не нужно. Я пойду к себе в спальню. Если мисс Лоуренс спросит, скажите ей, что меня лучше пока не беспокоить. Джордж с трудом поднялся по лестнице, стараясь не шуметь, прошёл к себе. Но он не успел закрыть дверь в свою комнату — Анна окликнула его. — Джордж, ты вернулся! Пойдём в столовую. Пора обедать. Она подошла совсем близко, желая обнять его. Он попытался повернуться к ней спиной, но она уже обхватила его за плечи, чтобы поцеловать. Он со вздохом обернулся к ней. — Что с тобой, Джордж?! — Анна в ужасе смотрела на его лицо. Он еще не видел себя в зеркало. И не испытывал никакого желания смотреть на свою побитую физиономию. — Не волнуйся, маленькая, я упал с лошади. Катался с Эндрю в парке. Анна недоверчиво качала головой, глядя на него расширенными от ужаса глазами. На лбу Джорджа, слева, вспухла огромная багровая шишка, зияла большая ссадина, с запекшейся кровью. Одно ухо распухло и покраснело. Анна дрожащими пальцами гладила ему волосы, чуть тронула лицо вокруг растекающегося гигантского синяка. В её глазах стояли слёзы. — Ты дрался Джордж, ты дрался из-за меня! — Нет. Я упал. Всё в порядке не волнуйся. — на этих словах он пошатнулся и ухватился за ручку двери, чтобы не свалиться в обморок. Анна тут же обняла его и подставила плечо. — Пожалуйста, милый, пойдем в постель. Тебе надо быстрей лечь. Она вела его к кровати, чувствуя, что он держится на ногах из последних сил. Он обмяк и тяжело опирался на неё. Едва они подошли к кровати, как он рухнул на неё плашмя. Он лежал, закрыв глаза и не двигаясь. Анна с ужасом смотрела на него, пыталась потрясти его за плечи, хлопала по щекам, чтобы привести в чувства, но он, кажется, потерял сознание. Она побежала вниз и позвала слуг: тут же послала Тима за врачом, Джейн отправила в комнату Джорджа, велев принести туда льда, кипяченой воды и чистых тряпок, а Бена — к аптекарю за нюхательными солями, бинтами и примочками. Сама тут же вернулась обратно в его комнату. Они вместе с горничной приложили к его лбу ледяной компресс. Джордж лежал неподвижно, он побледнел, дышал почти бесшумно, не откликался, когда она звала его. Из её глаз потоком хлынули слёзы. Невозможно! Она не могла потерять его! Анна уронила голову ему на грудь, некоторое время прислушивалась к слабому биению его сердца. — Джордж, Джордж, любимый мой — шептала она забывшись. — Не бросай меня, ты один у меня, ненаглядный мой, единственный. Я умру, не смогу жить без тебя. — она шептала бессвязные слова, и сама не знала, что говорила сейчас. Он не слышал её. Доктор Робертс прибыл только через два часа. Тиму пришлось ждать, пока врач закончит визит к другому пациенту и вернется домой. Врач велел перевернуть больного на живот, время от времени менять положение тела, приложить ему лёд к месту удара. Нюхательные соли не дали эффекта. Мистер Робертс сказал, что остается только наблюдать. Если опухоль спадёт, больной очнётся в течении суток, то всё закончится благополучно, в ином случае — возможно всё. Он не стал вселять в Анну ложные надежды. Всю ночь она провела у его постели, отпустив слуг спать. Она легла рядом с ним на кровать и не сводила взгляд с его мертвенно бледного лица. Она целовала и гладила его, шептала молитвы, просила Бога забрать лучше её, сохранив ему жизнь. Несколько раз она сама ходила в погреб, на ледник, и набирала там нового льда. Его шишка и кожа вокруг потемнела, стала почти черной. В семь утра она провалилась в сон. Очнулась Анна через четыре часа. Она подняла голову от подушки. Рядом стояла Джейн, позади неё в дверях маячила фигура Бена. Джордж лежал всё так же — неподвижно. Его дыхание почти не ощущалось. Прошло ещё несколько томительных, страшных часов. Анна не могла взять в рот ни крошки, даже пить не хотелось. Всё это время она сидела у его изголовья, не отнимая рук от его тела, гладя и баюкая его. Вечером, когда начались сумерки, и прошло уже больше суток с момента визита доктора, она не выдержала и отчаянно разрыдалась. Надежда покидала её. Джордж очнулся ночью. На столе в подсвечнике горела одна свеча. Сначала он не понял, как оказался здесь. Почему лежит лицом вниз на кровати. Потом вспомнил, как Анна привела его вечером в спальню. Он попытался встать, но не смог, ему было больно шевелиться. Жутко болела голова. Он тихо застонал. Сзади послышался её голос: — Джордж, любимый? — Анна, всё хорошо, я просто спал. Она плакала от счастья, что он наконец очнулся. — Ты хочешь пить, дорогой? Он вдруг понял, что действительно умирает от жажды. Сейчас мы поможем тебе перевернуться, Джордж, только не теряй больше сознания, пожалуйста! — Я спал. Всего несколько часов. — Прошло уже больше суток. — Не может быть. — Доктор сказал, что если ты не очнешься за сутки, то может быть плохо. Слава Богу, ты пришёл в себя. Они втроем подняли Джорджа и уложили на подушки в полусидячем положении. Он выпил поллитра воды. Все равно, горло саднило от сухости. Джейн принесла ему горячего сладкого чаю. Он выпил и почувствовал, что поплыл куда-то. — Не закрывай глаза, пожалуйста, Джордж! Но он уже провалился в темноту. Когда он очнулся снова, Анна была рядом. Он сразу увидел её глаза напротив, когда открыл свои. Ее лицо выглядело совсем измученным: серым, исхудавшим, под глазами залегли темные тени. — Дорогая, тебе нужно поспать и поесть. — Ничего, я уже спала. Как ты, Джордж? — Мне лучше. Она легла рядом и обхватила его плечи руками, уткнувшись носом ему в шею. — Только не умирай, Джордж, пожалуйста, не умирай! — Тебе надо отдохнуть, любовь моя. Со мной всё нормально. — Зачем ты сделал это, Джордж? Зачем? — Анна… Я… — он только вздохнул, не желая отвечать ей. — Зачем ты дрался из-за меня? Никогда не делай больше этого, пожалуйста, любимый! Я не переживу, если с тобой что-нибудь случится. Он молчал, не имея ни сил, ни желания спорить. А она рыдала, уткнувшись лицом ему в грудь. Всю следующую неделю состояние Джорджа вызывало тревогу: он то приходил в себя, то терял сознание, иногда бредил. Его лихорадило. Врачи ничего не могли сделать. Всё, что они предлагали — опиумная настойка, которая должна была успокоить больного и обезболить его, но Анна, ничего не сказав врачам, убрала её в дальний ящик стола: она знала, что после ее приема человек погружается в длительный сон, а этого она как раз и боялась больше всего: что Джордж однажды заснёт и не проснется. В один из таких страшных дней, когда Джордж снова лежал без сознания, к ним в дом с визитом явилась тётя Элизабет. Анна ничего не сообщала ей о болезни Джорджа, но тётя откуда-то всё узнала сама. Тётя знала о потасовке, произошедшей на днях, знала с кем Джордж дрался и даже оказалась в курсе, в каком состоянии находится сейчас мистер Уиндем — он пострадал не меньше: потерял четыре передних зуба и разбил себе голову во время падения на мостовую так, что лежал и не вставал с постели, так же, как и Джордж. Расспросив с порога о состоянии здоровья племянника, затем она попросила Анну об уединенной беседе, чтобы слуги не слышали. В библиотеке тётя, обняв племянницу за плечи, увлекла за собой на уютный диванчик, и доверительно наклонившись к ней спросила: — Анна, ты должна рассказать мне правду. Что вообще здесь происходит? Творится что-то страшное, я чувствую это. О вас с Джорджем болтают черте-что, Джордж чуть не убил Уиндема и сам, похоже, совсем плох. Ты что-нибудь понимаешь? Ты должна знать, ведь ты видишь Джорджа каждый день, однажды ты чуть не вышла замуж за этого Уиндема, значит и его ты знаешь достаточно хорошо. Анна, смертельно уставшая после очередной бессонной ночи, измученная страхом и неизвестностью, не выдержала и бурно разрыдалась у тёти на груди. Груз, который она носила в своем сердце, стал слишком тяжек для неё одной. Она хотела поделиться с кем-то болью, разрывающей сейчас её душу. — Тётя Лиз, я должна сказать вам одну вещь. — Анна говорила тихо, пытаясь подавить рвущиеся из груди всхлипы. — Мы с Джорджем не родные брат и сестра. Я приемная дочь Джорджианы и Питера Лоуренсов. Миссис Дарси смотрела на неё округлившимися от удивления глазами, видимо не веря ни одному её слову. Она, похоже, начала сомневаться в здравом уме племяннице. — Когда мама умирала, она перед смертью обо всём рассказала Джорджу. Я ничего не знала до последнего времени. Джордж рассказал мне правду совсем недавно. — Этого не может быть, Анна, милая, мы бы наверняка знали об этом, если бы это было правдой. — Вы как раз были в Италии в тот год. Папа не хотел, чтобы кто-то ещё знал, что я не его родная дочь. — О, Боже! Неужели такое возможно? Они так любили тебя, девочка. Я и подумать не могла… Анна залилась новыми слезами, нахлынувшими от воспоминаний о родителях. — Мой настоящий отец — Эдвард Нортон. Он тоже моряк, офицер — друг папы. Он пропал без вести, когда его супруга была беременна. Папа помогал ей. Они жили в Бристоле. Вскоре после родов она умерла. Меня крестили в Бристоле, как Анну Дженифер Нортон, и второй раз папа окрестил меня в приходе у дяди Хьберта, уже как свою дочь. Мы с Джорджем видели крестильную книгу в Бристоле, но не нашли пока ни одного родственника моих настоящих родителей. Грейс — старая служанка моей мамы, она одна из слуг осталась, кто знал с самого начала, что я не родная их дочь. Мы говорили с Грейс и она подтвердила мне всё. Элизабет смотрела на племянницу ошарашенным взглядом, не находя слов. Через некоторое время она спросила тихо: — Но зачем Джордж рассказал тебе, Анна? Зачем было мучать тебя? И Джорджиана, царствие ей небесное, зачем она сделала это? Вот что я не понимаю. Я ни за что ни поступила бы так с тобой. Анна опустила голову, боясь встретиться с тётей взглядом. — Дело в том, что мы с Джорджем поссорились. Я собиралась уйти от него. Мне хотелось вырваться из-под его опеки, наконец выйти замуж и зажить самостоятельной жизнью. — И что? — в глазах Элизабет появился испуг и проблеск понимания. Все эти мерзкие слухи, казавшиеся ей чьей-то бессовестной клеветой… Неужели?! Анна кусала губы, не находя слов, не решаясь сказать то, о чем они обе думали сейчас. — Джордж не хотел отпускать меня, потому что полюбил. Он признался мне во всём, тётя. Она ещё ниже склонила голову, опустив худенькие плечи. Элизабет стало ясно всё. Она какое-то время молчала, потом спросила: — А ты, Анна? Ты любишь его? — Да. — тихо ответила девушка, не поднимая глаз. — Но вы живёте под одной крышей, вдвоем в этом доме. Вы не сможете пожениться, пока не найдете свидетелей и твоих родных, Анна. Скажи мне честно, вы близки? — тётя доверительно обнимала девушку, и смотрела без всякого осуждения, с теплотой. Анна поняла, что не может лгать ей. — Джордж не лишил меня невинности, тётя. Но мы близки с ним. — Как давно он рассказал тебе правду? — Больше месяца назад. — А как давно он сам влюблён в тебя? — Он говорил, что осознал свои чувства в тот момент, когда мне делал предложение мистер Уиндем. Джордж устроил тогда скандал, дал ему затрещину, и мы уехали домой. — Но мистер Уиндем делал тебе предложение сколько лет назад, я даже забыла, когда это было. Уже наверное два или три года прошло с тех пор. Бедный мальчик! Бедные мои дети! — Если с Джорджем что-то случится, я не вынесу этого, я тоже умру. — Анна снова горько рыдала, и тётя ласково гладила её по головке, целуя в макушку. — Он не умрет, девочка моя! Не бойся, дорогая. Всё будет хорошо. Я помогу вам, чем смогу. Всё, что в моих силах, я сделаю для вас. Никому не скажу о нашем разговоре, можешь быть спокойна, Анна. В следующую неделю Джорджу стало чуть легче. Он уже не впадал в беспамятство, и не бредил по ночам, просто подолгу спал. Его страшные синяки местами пожелтели, опухоль спала. Анна каждый день молилась о его здоровье. Она верила и не верила своему счастью. Всё другое стало неважным сейчас. Лишь бы Джордж поправился. Сначала Джордж не вставал с постели. И лишь через несколько дней он сам пошёл в ванную. Его поддерживали с двух сторон Анна и Бен. Джордж просил её выйти, и она без звука подчинялась. Ну да, ведь для слуг она оставалась его сестрой — невинной девушкой, которой нельзя смотреть на обнаженного мужчину. Ему становилось всё легче, он уже ходил по дому, обедал в столовой. Странное спокойствие появилось у Анны: после пережитого ужаса неважным стало то, что скажут другие, как общество отнесется к их связи. Ей хотелось по настоящему принадлежать ему. Он был ещё слаб, едва держался на ногах, и в нём проснулись похожие чувства. Будучи на грани жизни и смерти, в бреду и во сне, он мечтал о своей возлюбленной. Словно на земле у него не осталось других важных дел, кроме одного — овладеть ей, заронить в неё своё семя. Он не мог дольше противиться своему основному инстинкту — тому, что делает нас бессмертными, дает нам будущее, смысл и цель существования. Часто именно на краю гибели люди вдруг осознают, как важна жизнь, как важно продолжить её во что бы то ни стало, любой ценой. Почти всё время они проводили сейчас вдвоем в его спальне. Джордж смотрел на любимую — в её измученные, родные глаза и не мог насмотреться. Страшная вина перед ней и желание боролись в нём. Сейчас он почти готов был сделать это с ней, оказался на волосок от того, чтобы нарушить своё слово. Он понял, что самое главное и единственное, что есть у него — это она, и единственное будущее, которое может быть у них — это их дети. Другого им не дано. Погибнет он или нет, но их судьбы связаны воедино навек. Он ни в коем случае не должен допустить, чтобы её имя смешивали с грязью такие, как Уиндем — лишь это удерживало его в границах здравого смысла. Сейчас он усилием воли избегал близости с ней, под предлогом болезни. Но долго бы он смог продержаться, если бы она стала намеренно соблазнять его? Она поняла, что хочет оставить себе частичку Джорджа, что бы с ним ни случилось. Только это сейчас было для неё важным. За несколько прошедших дней им пришли ещё письма из Бристоля, и письма по данных им объявлениям в газетах. Предстояло проверить их все. Анна настаивала на том, чтобы Джордж оставался пока в постели. Она боялась, что ему внезапно станет плохо в городе. Он и верно чувствовал себя неуверенно, с трудом вставал на ноги. Дурные вести пришли к ним через две недели после инциндента с Уиндемом. Утром раздался звонок в дверь. На пороге стоял констебль, за его спиной маячили ещё двое полицейских. Лакей проводил их в холл, позвал хозяев. Анна, заслышав шум внизу, уже сама спешила к лестнице. Вместе с ней спустился и Джордж. — Мистер Джордж Лоуренс? — Да. Чем могу быть полезен? — Постановлением мирового суда округа вы арестованы. Прошу следовать за нами, сэр. — В чём я провинился? — Вас обвиняет мистер Уиндем. В покушении на его жизнь. Судья выписал ордер на ваш арест. — полицейский протянул Джорджу листок бумаги. — Сэр, куда вы собираетесь отвести мистера Лоуренса? — с волнением спросила Анна. — До суда в тюрьму Нью-Гейт, мэм. Суд состоится через две недели в суде магистрата.