Веришь в чудеса?

Сегодня Антон шёл в школу в каком-то странном настроении. Впервые в голове не было никаких стратегий на будущее. Он просто шёл, слушал музыку в потрёпанных наушниках и наслаждался моментом, совершенно не представляя, что он будет делать в школе, на работе, дома и вообще в дальнейшей жизни. Очень странное ощущение. Поднимаясь в кабинет информатики, он не думал о том, как помирится с друзьями, которых со вчера равнодушно игнорировал, не думал, что они будут обсуждать в переписке с Ирой, да и про блудного истинного своего тоже не думал. – Шастун! – и про то, что он вчера не остался после уроков отбывать своё справедливое наказание в классе русского и истории Антон также благополучно не думал, – Быстро ко мне в кабинет! У Павла Алексеевича очень красивый кабинет. Широкий деревянный стол посередине просторной комнаты со светлыми стенами, разные награды и благодарности на полках и гигантское панорамное окно прямо за спиной дорогого кресла, отделанного светло-коричневой кожей. Уютно и стильно. Отлично передаёт пиздатую ауру их пиздатого русиста. Вот об этом думал Антон, когда стоял столбом в кабинете директора, а не о том, как оправдаться и не получить пиздюлей за очередной проёб. – Шастун, скажи мне, ты издеваешься? – Воля смотрел как-то через чур строго, Антону аж показалось, что он так подъёбывал, – Решил меня в могилу свести, так сказать, запомниться на последок? – а, нет. Не подъёбывал, – то, что ты в одиннадцатом классе, не даёт тебе право творить всякую хрень направо и налево. – Павел Алексеевич... – хотел было всё же начать оправдываться Шаст, но, видимо, поздно он очухался – прервать лекцию злого русиста теперь мог разве что инсульт или инфарк у Шастуна. – И не смей валить всё на свой пубертат! В той четверти им ещё и не пахло, а Елену Сергеевну ты таки довёл до сердечного приступа! – Не я виноват в том, что она терроризировала все старшие классы! Я просто это обнародовал. – О-ох, Шастун, намучаюсь же я с тобой до конца года... – взвыл в потолок директор и только собрался продолжить свою поучительную тираду, как: – Паш, ну у меня ж сейчас урок будет. Ты без меня не сможешь пацана наказать? Антона развернуло на месте раньше, чем он вспомнил кому принадлежит этот потрясающий хриплый баритон; и его тут же обдало волной того самого феромона, что вчера выбросил Шастуна из реальности своим незабываемым ароматом дубовой рощи. Господи! Это он! Его истинный альфа! Сердце зашлось бешеным темпом, отбивая все рёбра, а дыхание сбилось в тот момент, когда светящиеся диким блеском сапфиры встретились с яркими изумрудами, широкими от изумления. Антон даже не успел понять, кто перед ним стоял, и что вообще происходит. Всё, что он чувствовал: пропитывающий лёгкие и мозг древесный запах, отдающий полным умиротворением и сладостным ощущением одновременной защищённости и уязвимости перед альфой. Его альфой. Только это он успел понять за секунду до того, как разум, убаюканный ласковым феромоном истинного, решил устроить себе минутку релаксации, отправляя Шастуна в поистине крепкий (впервые за долгое время) сон, даже не беспокоясь за своё бренное тело, мешком с костями повалившееся прямиком на кофейного цвета плитку в кабинете директора. Повалившееся бы. Если бы машинально среагировавший Арс не подхватил на удивление лёгкую, для своего роста, тушку омеги. Он, глядя на подростка совершенно растерянно и с некоторым детским восторгом, посмотрел мельком на такого же охуевшего с этой немой сцены Пашу и, поняв, что рациональной помощи от него сейчас не дождётся, в гробовой тишине наступившего таки урока проговорил: – И искать даже не пришлось. *** Сука, как же Антону хотелось спать. Какие-то внешние атрибуты настойчиво пытались растолкать недовольный мозг Шастуна, только запустивший медлительное восстановление нервных клеток, впервые за столько времени успокоившись во всех отношениях. Ну, нет. Сосите жопу. Антон ни за что в жизни не проснётся. – Дава-ай, Шастунец, открывай глазки, спящая красавица. Сука. Да, что это за смертные посмели потревожить такой шаткий покой в кои-то веки умиротворённого Шастуна? Не люди, а хуй на блюде. Антон всё же проснулся. Но вот открывать слипшиеся веки уж точно не собирался. Хоть так полежит немного. Пока валялся, решил принюхаться. Любимый запах дерева так и витал в воздухе, оседая блаженной улыбкой на губах омеги. Так хорошо ему ещё никогда не было. Хотелось зациклиться в этом моменте примерно навсегда и забить болт на всю остальную хуйню, которую люди обычно называют жизнью. Зачем это всё нужно, если есть этот аромат? Антон отчётливо представлял себя посреди густого, непроходимого леса, состоящего из многолетних крепких дубов, во время поздней весны, когда отступает зимняя промёрзлость, и вся природа начинает кипеть жизнью и счастьем первых тёплых деньков. И вот скажите. Нахера Антону открывать глаза? – Эй. Я вижу твою лыбу, Шастун. Вставай, кому говорю, – даже разбираться в этом, еле слышном сквозь пелену дрёмы, голосе не было никакого желания. Где-то глубоко в подсознании Антон сравнил его с жужжанием надоедливых мух, и только. – Воль, отвали от него, пусть мальчик поспит, – а вот к этому голосу Шаст как-то неосознанно прислушался, чуть ли ушами не подёргивая, лишь-бы не пропустить ни единой нотки убаюкивающего низкого баритона. – Ещё чё, а на уроки кто пойдёт? – Ну ты и изверг. – Бля-я-я... – своеобразно прервал Шастун тихую перепалку учителей, с трудом разлепляя килограммовые веки. – А за такое можно и по губам получить, Антошка, – с усмешкой, но всё же строго промолвил слегка смазанный мутным взглядом Шастуна директор. И только Антон хотел было сообразить что-нибудь ехидное, как Воля тут же, капитулирующе подняв кисти рук, отошёл от него на пару шагов, с опаской поглядывая на испепеляющий взор историка, стоящего у изголовья, а потому перевёрнутого в глазах омеги. Красивый. Даже перевёрнутый. Точёный профиль, изящный изгиб скулы, тонкие губы, сжатые в строгости. Глубокий вдох. Смоляные пряди свисающие со лба и холодный взгляд аквамаринов, метающий молнии в альфу, посмевшего угрожать пухлым розовым губкам, принадлежащим только ему и никому более. Что там после вдоха обычно делают? Казалось, Антон забыл. В таком случае, красиво умереть, задохнувшись от великолепия божества, нависающего над поплывшим либидо Антона, – лучшая смерть, что могла сотвориться с ним. – Ты дышишь хоть, ванильный? – а вот теперь Антон точно умер! Альфа перевёл взгляд, с перевёрнутой снисходительной нежной улыбкой и влюблёнными васильковыми глазами. Заглядывал прямиком в душу и сердце парня, пытаясь найти ответ, и находил, одновременео с ним выдыхая, медленно и свистяще. Они смотрели бы так друг на друга вечность, но у Павла Алексеевича, который на некоторое время впал в восхищение, очарованный картиной установления прочной связи между новоиспечённой истинной парой, очевидно были какие-то не требующие отлагательств, чуждые возвышенных духовных стремлений дела. – Голубки мои новоявленные! Давайте трахаться взглядами будете не в моём кабинете, у нас пожарная инспекция через два дня. Арсений тут же вскинул гневно голову, уничтожая друга в миг ставшими ледяными глазами, а Антон, залившись киноварью, подскочил на небольшом диванчике, располагающемся напротив стеклянного шкафа, спуская ноги на пол и смущённо потупив взгляд зелёных кристаллов. – Антон, ты нормально себя чувствуешь? – якобы не обращая внимания на возмущённого Арсения, участливо поинтересовался русист перед решающим выбором: выставить мешающую работать парочку за дверь, или оказать ещё какую-либо помощь своему ученику. – Д-да, – нервно заикнулся омежка под пытливым взором двух взрослых альф, один из которых, между прочим, его истинный, – а сколько я спал? – Второй урок уже закончился, – усмехнулся Павел Алексеевич на небывалую у Шастуна робость. – Бля..и-ин, – не совсем вовремя спохватился Антон, снова покрываясь румянцем от смешков учителей, – можно я тогда на уроки пойду? – Ты точно в порядке? – омега видел в голубых глазах брюнета вселенскую заботу и волнение, и лицо его тут же покрылось пятнами смущения, к чему он вообще не привык, до сего момента считая своей сигнатурной песней "Слышь, ты чё такая дерзкая?". Антон лишь дёргано кивнул, лишённый способности говорить р̶а̶з̶д̶е̶в̶а̶ю̶щ̶и̶м̶ пожирающим взглядом альфы с умопомрачительным запахом, и медленно поднялся с дивана, гулко сглотнув и робко отведя глаза. Тут дверь чуть-чуть приоткрылась и в дверной проём просунулась очкастая голова кареглазого парня. – Павел Алексеевич, а вы не знаете, где Антон? – из-за двери Дима не заметил друга, и голос его был весьма взволнованным, а за его спиной, видимо, стояла Суркова, тоже щебечущая что-то неразборчивое, – он со вчера не отвечает на звонки и сообщения, а сегодня не пришёл в школу. Мы переживаем, что его дядя мог с ним что-то сделать и... В тревожном порыве Позов полностью прошёл в кабинет, оставляя Оксану стоять в дверях, и наконец, заметил оцепеневшего Антона, тупо пялящего на обеспокоенных друзей. – Тох, так ты здесь? Мы чуть с ума не сошли, когда ты не явился на уроки, придурок, – вспылил Дмитрий и, всё же облегчённо выдыхая, двинулся в праведном гневе на в конец оробевшего омегу, с явным намерением либо придушить, либо дать справедливого пенделя. И то, и другое было нежелательным, поэтому Антон, годами выдрессированный уворачиваться, отскочил в сторону, прячась за очень удачно находящуюся поблизости широкую спину. Арсений Сергеевич на сие действо лишь сложил на груди руки, слегка надменно вскинув подбородок, без слов и с едкой усмешкой показывая молодому альфе, кто здесь главный, мол "ну давай, щенок, попробуй тронь мою собственность". Позов на этот жест нахмурился, а Оксана удивлённо вскинула брови, с интересом наблюдая за жалкими потугами Димы показаться крутым и сильным альфой. – Ребят, со мной всё хорошо, можете не переживать, – поспешил подкорректировать ситуацию Антон, смотря на одноклассников из-за спины историка своим самым жалостливым взглядом Кота из Шрека, что присутствовал у него в арсенале. – Так, ладно, – неожиданно подал голос встрепенувшийся Павел Алексеевич, вспомнив, что находится он не в кинотеатре, и попкорна у него нет, решил всё же не дать другу испепелить взглядом своего ученика, – с Шастуном всё даже лучше, чем хорошо, так что валите-ка все из моего кабинета. Да, и ты Арс тоже. Зайдёшь ко мне, как окно будет. Завершив свой краткий монолог, Воля, не особо церемонясь, вытолкал всех посторонних из тесного, для такого количества народа, пространства и захлопнул дверь за слегка прихуевшими одиннадцатиклассниками и раздражённым Арсением, обломавшимся в тихом и спокойном разговоре со своим истинным. По коридору разнеслась трель звонка, объявляющего начало третьего урока и немногочисленные школьники начали сновать мимо замершей посреди коридора компании. – Эм-м, ну мы побежали на урок. До свидания, Арсений Сергеевич, – затароторил Шастун, хватая обескураженных друзей за рукава и утягивая в сторону класса биологии. Смущение и растерянность не отступали, и единственным правильным решением для Антона казался побег от всего непонятного и пугающего. На Арсения он старался не смотреть, обещая себе подумать на досуге о том, что его истинным являлся, блять, учитель истории! Новый красивый голубоглазый, сексуальный и обаятельный, сука, учитель! Старше на хуй-знает-сколько лет! Учитель, по которому вздыхала вся омежья составляющая школы! Пиздец! Почему всё шло не так, как задумывал Антон даже в этом плане?! Арсений их останавливать не стал, рассудительно решив дать мальчику, да и себе, время, чтобы всё обдумать. Сам он за два урока едва успел смириться с тем, что его истинным оказался несовершеннолетний ребёнок, но теперь у него появилась новая пища для размышлений. *** – Шаст! П-с-с, Ша-а-аст! – Оксана с Димой уже минут пять донимали Антона, сидя сзади него на биологии. Н-да, то, что он специально сел впереди них, не останавливало поглощающего любопытства друзей и парень недовольно закатывал глаза, пытаясь отвлечься на биологию и не думать об учителе истории. Пока не получалось от слова нихуя. Окс ткнула ручкой в спину с такой силой что Шастун сдавленно зашипел. Он искренне надеялся на то, что училка таки заметит беспредел на последних партах, но она совершенно не обращала на них внимания, как, собственно, и на целую половину класса, галдящую похлеще их троицы. – Да блять, ну что? – таким же громким шепотом крикнул Шастун, оборачиваясь с самым недовольным выражением ебала после сотого тычка в спину. – Заебал игнорить! Рассказывай уже, чё это за херня была в кабинете Павлика, – Суркова нетерпеливо заёрзала на стуле, довольная своей удачной выходке, наклонилась максимально близко к высокому омеге. Позов же скопировав движение подруги, красноречиво выгнул брови, не оставляя Антону и шанса отвертеться. – Перед первым уроком меня позвал в кабинет Воля, и там к нему зашёл историк, и я ебанулся в обморок. – В обморок?! А с какого хуя то? – сразу взволнованно встрепенулся Дима, подумывая уже отправить Шастуна на медосмотр, ввиду его странного состояния то-понос-то-золотуха. – Потому что Арсений Сергеевич оказался моим истинным, – неуверенно пролепетал, будто боясь реакции лучших друзей. А бояться и вправду стоило. – ЧЕГО БЛЯТЬ? – весь класс обернулся, а учительница задохнулась от возмущения. Где-то такое уже было... У Антона дежавю? – Эй! Троица на Камчатке! Быстро в кабинет директора! Совсем уже обалдели, матом орать на весь класс! – предсказуемая реакция биологички тоже не заставила себя долго ждать. Через три минуты Антон снова стоял в кабинете Павла Алексеевича и смотрел, как Суркова и Позов налетели на классного с вопросами о подробностях утреннего инцидента, даже не оглашая причину своего возникновения на ковре у директора, и тем более, не обращая внимания на недовольно ворчащего Шастуна, которому вся эта катавасия была уже поперёк глотки. Воля же, глядя на прекислое ебало ученика, издевательски усмехался и подробно описывал всю киноленту, свидетелем которой стал. Ему эдакая история была развлечением в этой заурядной бытовухе, и он этого даже не скрывал, засранец. Антон показательно страдальчески вздохнул на очередное мечтательное оханье Оксаны. – Ладно, гадёныши. Раз уж вас выгнали, шуруйте в столовую, пока там никого нет, – наконец, произнёс русист, спустя десять минут болтовни, – А ты, Шастун, – ухмыльнулся так гаденько, – не забудь, что тебе после уроков дежурить в классе русского и истории, – ещё и подмигнул, падла. Бля, точняк. Попадос. Друзья захихикала, а Антон, заливаясь краской, вытолкал их в коридор под смешки Воли. *** – Паш, – в дверь кабинета директора в очередной раз за день просунулась чья-то голова, но, к счастью, голова эта принадлежала Арсению, который, как и обещал, заглянул к другу во время своего окна на "кое-что обсудить". А обсудить было что. И много. – Так, давай по порядку, – откинулся на своём месте Воля, как только Попов приземлился в кресло напротив, – Вчера ты сбежал от меня и от поисков твоего истинного, потому что тебя срочно вызвали, – то, как он выделял некоторые слова, навевало явно непростой разговор, – обещал позвонить и всё объяснить, но так, сука, и не позвонил, – зыркнул так осуждающе-обиженно, будто Попов скрыл от него какую-то невьебически ахеренную тайну. А, ой. Так и было. Хотя, не то чтобы Арс что-то мог от него скрыть. Воля волей-неволей (ха-ха) участвовал во всей этой хиромантии, будучи заинтересованной стороной. – А сегодня ты заявился весь взъерошенный, будто с будуна, и из-за Шастуна, о котором мы ещё поговорим, так нихрена и не рассказал. – Паш, давай я...– Попов уже честно собирался всё выложить другу, но в его возмущённую проповедь по плану, видимо, не входили арсовы вставки. – Подожди, – Воля активно начал копаться в своём телефоне, ища нужный ему новостной заголовок, – а теперь у меня к тебе ещё больше вопросов, – с этими словами экран резко повернулся к Арсению, мерцая ярко-красным заголовком утренней статьи, – "Вчера было найдено тело пропавшей восемь месяцев назад десятиклассницы Камилы Стрельнецкой!" – процитировал директор, взволнованно вглядываясь во в миг посеревшее лицо альфы. – Да. Вчера я ездил в морг. Не думал, что журналюги так быстро всё пронюхают, – вспоминать о вчерашнем не хотелось от слова совсем. Особенно после того, как Арсений, наконец, нашёл своего истинного. Но страшные мысли ненароком всё же закрадывались, шепча воспалённому от количества информации мозгу ужасные цепочки теорий и предположений. Антон – его омега. Антон – омега. Антон – школьник-омега. Антон мог оказаться на том столе в морге. Плевать на разницу в возрасте. Плевать на секреты и ужасные подробности жизни Арсения, о которых придётся рассказать Антону. Плевать на всех, всё и вся, кроме Антона. Нужно защитить его. Оградить от всего, что могло бы с ним случиться. Сердце билось, как бешеное, стоило только представить эту леденящую кровь картину в голове. Что с Арсением будет, если Антона заберут. Что с ним будет, если Антон погибнет, такой же страшной смертью, как и та девушка. Этого нельзя допустить.Попов почти не знал своего истинного, но уже твёрдо был готов пожертвовать ради омеги всем, что у него есть. Даже собственной или чужой жизнью. Это одновременно пугало и завораживало. Все эти чувства были для Арсения новыми, и это будоражило кровь в жилах. Осознание, что, наконец то, спустя столько лет, обрёл квинтэссенцию смысла своей жизни, то, из-за чего Арсений вообще жил, во плоти. – И.. какие подробности? – Паша нервничал. Ёрзал в своём кресле с того момента, как на лице Арсения отобразилась вся серьёзность увиденного ужаса. Сглотнул дёргано так, будто сейчас должна была огласиться судьба всех юных омег, пропавших за последние два года. – Ты уверен, что хочешь знать? – видимо взгляд Попова говорил сам за себя, если в ту же секунду Воля заметно поник, выдыхая так горестно, будто он был знаком с убитой девушкой. – Нет.. но не могу сидеть и ни сном, ни духом не видать о том, что может угрожать моим ученикам. – Резонно, – Арс очевидно не горел желанием сильно развивать больную тему, но выбора у него, естественно, не было.

Flashback

Арсений уже говорил, что ненавидел морги? Да? Ничего, послушаете ещё раз. Арсений ненавидел морги. Презирал эти холодные, пропахшие спиртом и смертью помещения. Воронежский морг, увы, не стал исключением. Альфу встретила миловидная администраторша и даже проводила до самого кабинета судмедэксперта, где его уже поджидал щуплый (Арсений бы сказал "дохленький") мужчинка средних лет. Они вместе спустились в помещение морга и зашли в прохладный зал с сотней холодильных камер. Попов поёжился, поджав губы и неприязненно оглядываясь. Судмед подошёл к одному из ящиков и открыл, выдвигая на холодный свет тело, полностью закрытое белым полотном. Арсений втянул побольше воздуха, морально готовясь в очередной раз встретиться со смертью. – Готовы? – схватился за край ткани врач, вопросительно глядя сквозь толстые линзы очков. – Давай уже, не тяни, – рыкнул всё ещё злой альфа и подавился воздухом, когда из под покрывала появилось тело совсем молоденькой девушки, сплошь покрытое синяками и ссадинами. Труп был совсем худющим, скелет в некоторых местах отлично просматривался: рёбра, ключицы, руки, ноги, скулы. Со стороны казалось, что она умерла от тотального истощения. Мраморную кожу портили ужасные гематомы, рассыпанные с лихвой на разных частях тела, даже на некогда миловидном личике. Господи, на фотографии в личном деле она была совсем другой. Счастливо улыбающейся с задором в светло-карих глазах шестнадцатилетней Камилой Стрельнецкой. А сейчас... Измученный, забитый, бесчеловечно погубленный и выкинутый на пригородную трассу труп похищенной восемь месяцев назад юной омеги. Несколько минут Арсений изо всех сил пытался вернуть себе самообладание, прибывая в яростном аффекте глубочайшего чувства несправедливости и горького сожаления. Совсем ещё девочка. У неё была впереди целая жизнь. Встреча со своим истинным, который до конца своих дней теперь будет гадать где же она. Собственная семья. Детки. Возможно, даже карьера. Какая же чудовищная тварь сотворила с маленькой хрупкой школьницей такое страшное зло? Когда Арсению позвонили и сообщили о находке, он и не думал, что это будет выглядеть так ужасно. И это он ещё не слышал заключение судмеда, который стоял по ту сторону стола с такими же сожалеющими глазами. С этой секунды Попов больше не сомневался в том, что не зря подписался на это задание. Какая бы мразь это не сделала, Арс найдёт эту скотину и либо прикончит своими руками, либо оставит гнить в тюрьме до конца своих дней. – Причина смерти? – холодно и чётко, с абсолютно непроницаемым выражением лица, будто не собирался сейчас разнести весь морг к чертям собачьим, будто плевать на эту бедную девушку, которую так долго искали родители, а получили бездыханное истерзанное тело. – Закрытая черепно-мозговая травма. Предположительно: из-за сильного удара о бетонную стену или пол. Некоторое время она была в коме, возможно, около пары часов. Но отёк и дислокация головного мозга при полном бездействии сделали своё дело, – негромко проговорил судмед, посматривая на реакцию, казалось, абстрагировавшегося Арсения. – Ещё повреждения, помимо гематом и царапин? – хотел бы он запереться в мирке своего заёбаного разума, но сейчас он не имел на это никакого права, бесконечно коря себя за гибель несчастной омеги, хотя в случившемся не было ни грамма его вины. – Вскрытие и некоторые анализы показали факт неоднократного незащищенного изнасилования: сильнейшие травмы половых органов, сифилис, остатки спермы во влагалище, анусе и ротовой полости, – с каждым словом Арсению всё труднее было себя сдерживать. Казалось, ещё секунда и он взорвётся и растерзает первого попавшегося под руку человека (то бишь до неприятного равнодушного судмедэксперта), но он продолжал слушать, лишь с силой сжимая зубы и кулаки, оставляя на ладонях царапины-полумесяцы, – Следы явно непрофессионального аборта: омегу несколько раз, буквально, выскребали, причём уже на приличном сроке. А также девушка была на втором месяце беременности, – судмед остановился, поднимая взгляд и как бы спрашивая нужно ли продолжать. Но Арс не мог даже пошевелиться, целиком сосредотачиваясь на самоконтроле. Захотелось кого-нибудь избить. Выместить всю злость и обиду на сучливую и всецело несправедливую судьбу, позволяющую совершаться таким чудовищным деяниям. – Кроме прочего: многочисленные гематомы разной степени давности, неправильно сросшиеся переломы двух рёбер. Также у неё было сильное истощение и обезвоживание. Либо её кормили очень редко, либо перестали кормить вообще, и тогда, она всё равно умерла бы от голода через несколько... – Достаточно! – всё же не сдержался. Рявкнул так резко и яростно, не сдерживая волны феромонов, что, буквально, отшвырнула судмеда на несколько метров, заставляя зажать нос от пронзительного запаха горелого дерева, – вышлите остальной отчёт о вскрытии мне на почту. – К-как скажете, Арс-сений Сергеевич, – слегка заикаясь от волнения, пролепетал мужчина, судорожно накрывая хрупкое тело покойной омеги тканью и закрывая ящик холодильника. Попов в этот момент уже широким шагом поднимался по лестнице, размышляя над тем, как бы нечаянно не убить какого-нибудь незадачливого прохожего. Дикая ярость бурлила в жилах подавленного альфы. Совсем не так давно отпустившая жажда мести вновь всколыхнулась в неспокойной душе мужчины. Арс не знал, почему так сильно переживал за убитую девочку. Может, потому что дети для него всегда были чем-то святым, чистым, неприкасаемым. Это ведь дети! Тем более омеги! Арсений не впервые видел ужасные вещи, не впервые видел трупы. Но нечто покусившееся на то, что Арс считал священным, превосходило грани простительного в его голове. А может, потому что совсем недавно Попов почти встретил свою истинную омегу. Ему страшно было подумать, что бы с ним стало если с его парой случилось бы что-то подобное. Не был уверен, что пережил бы такую трагедию. Найти свою истинную пару осталось для него единственной целью в жизни, и лишиться её, значило бы конец всего. Страшно даже представить. Сколько же ужаса юная девочка натерпелась за эти кошмарные восемь месяцев? Никто не узнает до тех пор, пока Арсений не найдёт ту мразь, что начала этот кошмар.

F̶l̶a̶s̶h̶b̶a̶c̶k̶

– Пиздец. Погружённый в воспоминания альфа не заметил, как Паша мрачно закурил, достав из ящика стола свои Sobranie Black Russian. Очнулся только после удручённого комментария и, сфокусировав взгляд, бессловесно отказался от предложенных жестом сигарет мотком головы, припоминая ту половину пачки, выкуренную вчера вечером вслед трём стаканам чистого виски. Не, ну а что? Какая там поговорка? Душу лечим – гробим печень. Вроде так. Сейчас Арсений просто молча сидел и ждал новой порции вопросов от до пизды любознательного друга. – Ты ведь не будешь накручиваться из-за Шастуна? – немного не тот вопрос, что ожидал Попов, но так даже лучше. Мысли об истинном успокаивали на интуитивном уровне, хоть Арс ещё не до конца разобрался во всех этих чувствах и симпатиях. – В плане? – То, что, теоретически, это может случиться и с ним тоже, – К счастью, но для Попова в его случае – к сожалению, Арсений не был эгоистичным имбицилом, поэтому все его сегодняшние уроки каким-то образом прошли мимо него, поглащённые внутренними метаниями по поводу Антона. – А ты как думаешь? – естественно, он не мог не накрутиться до степени панического ужаса за своего истинного – забота и переживания о нём заложены в альфе природой, и этого не отнять. – Думаю тебе не стоит сильно переживать, а тем более рассказывать ему обо всём сразу. Антон весьма экспрессивный мальчик, пусть сначала привыкнет к тебе. – Я так и собирался, – задумчиво нахмурился Арсений, размышляя, как бы лучше подобраться к омеге, который, наверняка, ещё не свыкся с мыслью об обретённом истинном. За то время, что Антон лежал на диване без сознания, альфы успели сообразить, что Попов не с первого раза учуял Антона, потому что он сам и спровоцировал его пубертат. Тоша омегой то пробыл меньше недели, а тут ещё и альфа истинный нарисовался с прибабахом, о котором парень даже не подозревал. А до чего мог додуматься драматичный мозг подростка никто из них двоих не знал, поэтому Арс решил действовать потихоньку, чтобы не спугнуть свою эмоциональную пару. – Вот и чудненько. Сегодня он дежурит у тебя в классе. Намёк понят, Попов? – заговорщически заиграл бровями Воля, выдыхая эффектные клубы дыма у сторону вытяжки, на что Арс лишь подкатил глаза, всё же улыбнувшись уголком губ. – Понят, Воль. Понят. *** Антон не был уверен, что готов к новой встрече со своим истинным. Но выбора у него, так то, не было, а потому попрощавшись со взбудораженнными друзьями-сводниками, которые за весь день вытрахали Шастуну мозг тем, что сегодня Шастуна вытрахает Арсений-истинный-альфа-Тохи-Сергеевич, он с предвкушающим вздохом направился на подгибающихся ногах в кабинет истории. Телефон брякнул уведомлением. Ира спрашивала про домашку. Сегодня она не пошла в школу по каким-то семейным обстоятельствам, но уже успела в переписке выпытать у Антона имя его истинного. Потом, конечно, посыпался спам из восторженных смайликов, а Шаст просто смеялся с её бурной реакции. Вчера они до самого вечера гуляли по парку, болтая на самые разные темы и Антон впервые за несколько дней расслабился. Кузнецова его и надоумила не расписывать свою жизнь, а жить моментом, принимая все повороты судьбы какими бы они не были. И Антон был ей благодарен за это, ведь и не представлял, что так в разы легче существовать, не расстраиваясь из-за несбывшихся прогнозов и ожиданий. Поэтому сейчас он шёл, старательно выкидывая из головы все варианты развития событий, которые могли произойти, как только он переступит порог кабинета истории. Небольшое волнение всё ещё присутствовало, но Шастун уже не пытался понять его причину, отписавшись Ире о своём крестовом походе в исторический класс. Вообще его не особо напрягала разница в возрасте и ещё хуева туча всяких противоречий, с которыми Антону, наверняка, предстоит столкнуться в будущем. Он наоборот даже был рад, что его истинный – взрослый самодостаточный мужчина. Наверно. Шаст слишком плохо его знал, чтобы заглядывать наперёд. Всё могло быть. Бередить своё шизанутое воображение, которое могло бы довести и до паранойи, не особо хотелось, так что, всё, что ему оставалось, это пойти п̶о̶п̶и̶з̶д̶е̶т̶ь̶ ̶з̶а̶ ̶ж̶и̶з̶н̶ь̶ ̶с̶о̶ ̶с̶в̶о̶и̶м̶ ̶и̶с̶т̶и̶н̶н̶ы̶м̶ дежурить в классе Арсения Сергеевича, которого могло там и не оказаться. Ира, 15:24 Только не неси херни! И не мямли Ира, 15:25 И столбом не стой Поговори с ним нормально Шастун, ты там умер?

Шаст, 15:25 Да понял я Постараюсь не вести себя как дебил

Ира, 15:26 Поставлю за тебя свечу в онлайн церкви

Шаст, 15:26 🙄

Так, ладно. Вот дверь. Постучался. Тишина. Зашёл. Никого нет. Оно и к лучшему, наверно. Взял тряпку, начал вытирать доску, услышал приятный лесной аромат. Он здесь. Стоял на другом конце класса, возле лаборантской. Антон не спешил оборачиваться. Замер с тряпкой в руках, бессмысленно втыкая сквозь доску, и буквально на пару мгновений окунаясь в ощущение спокойствия и защищённости, к которым так не привык. Кайф конечно, но.. Он всё ещё сзади стоял, вообще то, алло! – Привет, Антон, – сквозь сопротивление дрожащих коленок Шаст всё же убедил себя повернуться лицом к обладателю этого божественного голоса, предварительно сглотнув комок неуверенного вожделения. Альфа, видимо, собирался уходить, так как стоял в незастёгнутом чёрном пальто поверх того же цвета рубашки. Эстетично, тут не поспоришь. – З-здрасьте, Арсений Сергеич, – "Да блять, не заикайся ты, придурок! Он не крокодил, а твой истинный, кретин!" – дал себе мысленный подзатыльник за своё неразборчивое мямленье Антон. То, что осталось у него в голове после появления альфы вряд-ли можно было назвать мыслительным процессом, но Шастун искренне старался не уронить остатки своего бунтарского подросткового достоинства. – Как дела? – Арсений Сергеевич смотрел так прямо и непринужденно, будто они знакомы уже несколько лет и просто встретились за чашечкой английского чая. Как бы Антон не пытался не растечься розовой лужицей, он не мог глядеть на историка, как на незнакомца. Рядом с ним он чувствовал себя, как за каменной стеной, а с незнакомцами нормальные люди себя так не чувствуют. Или все истинные так? Или он ненормальный? В любом случае, сейчас Шастуну было на это откровенно насрать. – Ну.. нормально, – "Шаст, ты можешь сказать хоть что-то адекватное, а не тупо пялиться, как дурачок?" – мысли почему-то звучали в голове раздражённым голосом Ирины. – Хорошо, – учитель улыбнулся. Мягко так, успокаивающе. Обнять захотелось. Так, стоп. – Арсений Сергеевич, а... – вот, прям кровь из жопы, нужно было срочно собрать себя в относительно однородную кучу, и хоть что-то человеческое выдать, – раз мы истинные... мы теперь должны, ну.. встречаться? – "Вопрос тупой, но хотя бы целое предложение высрал, молодец!" Арсений, видимо, тоже так решил, потому что рассмеялся так нежно и посмотрел так снисходительно ласково, будто Антону было пять лет, и он ляпнул какую-то милую инфантильную ахинею. Шаст невольно засмотрелся. Красивый. И смех у него красивый. Антону казалось, что на фоне Арсения он был гадким утёнком, хотя себя абсолютным уродом не считал. Вот настолько красивый. – Нет, Антош, это вовсе не обязательно, – он приближался так незаметно, что заворожённый омега не понял, когда это между ними осталось каких-то три метра, – Мы можем сначала просто общаться и постепенно узнавать друг друга. А уже потом...– сделал неоднозначное движение головой, мол, сам поймёшь. – Я понял. Хорошо, – неловкость во всех действиях Тоши читалась громадными буквами прямо на лбу, и, судя по ласковой, даже подбадривющей, улыбке, Арсения это явно умиляло. – Раз мы всё решили, то может расскажешь мне что-нибудь о себе? – Ну-у... Антон Шастун, семнадцать лет, в апреле будет восемнадцать. Родился в Воронеже. Планирую поступить в СПбПУ, это в Питере. Эм-м... Всё? – посмотрел на учителя вопросительно так, будто отвечал у доски домашнее задание и не до конца был уверен в правильности сказанного. Историк на лепет Шастуна лишь усмехнулся и, забрав у него из рук тряпку (это когда это он так близко подобрался?) и вернув её на законное место за спиной Антона, пробежался нежным взглядом по красному от смущения личику омеги. Не успел Антон сделать забытый в лёгких выдох, он отпрянул как-то резко, что младший вздрогнул, облизывая губы от фантомных прикосновений. – Хорошо, моя очередь, – альфа опёрся задницей на первую парту среднего ряда, задорно улыбаясь и повторяя языком за Антоном, глядя прямо на розовые пухлые губки. Жарковато здесь, – Арсений Попов, двадцать восемь лет, в марте двадцать девять. Есть своя компания в Питере, в Воронеж приехал по делам и решил устроиться ненадолго учителем, – Шаст бы подумал, что он издевается, но как будто бы врождённое доверие к этому человеку не давало сомневаться в его искренности. Антон даже невольно хмыкнул, вспоминая димкины причитания про питерского пижона. – Так вы из Санкт-Петербурга? – Нет, я тоже родился в Воронеже, – Арсений заметно оживился, стоило омеге немного расслабиться, – Когда мне было шестнадцать отца перевели в Питер, поэтому учиться я поехал туда же, а потом и жить остался. – Вау... Всегда хотел жить в Питере, – чистая правда. Антон даже мечтательно улыбнулся, робко глядя на умилённого альфу исподлобья. – Значит будешь, – Попов бросил это так, будто невзначай, и с плохо скрываемой ухмылочкой прошёл мимо него к своему столу, забирая сумку и айфон (хуя себе струя!). Повернулся к остолбеневшему от такого заявления Шастуну и несколько секунд просто смотрел, казалось, любуясь оробевшим в край парнем. – Подвезти тебя? – Антон, наконец, отвис, промаргиваясь и с секунд пять обдумывая предложение альфы. – Нет, – выдал он, силой воли возвращая себе привычную дерзость, сложил руки на груди, делая вид, что сердце и колени предательски не трепещут от одного только взгляда глубочайших океанов мужчины. Завидев в удивлении выгнутую бровь, самодовольно вздёрнул нос и брякнул с таким видом, будто его родная сестра Мэрилин вос Савант – А если вы маньяк, который убивает омег у себя в подвале? – почему-то Кузнецова в голове сделала смачный фэйспалм. Историк на такой аргумент сначала вылупился на Шастуна, как на очевидно умственно отсталого, а после, считав с его лица абсолютную серьёзность, засмеялся в голос, распаляясь ещё больше со сконфуженной физиономии оскорбившегося таким пренебрежением одиннадцатиклассника. Он тут, вообще то, насущный вопрос поднял о стремительно растущем, по словам обэжешника, проценте населения с маниакальными наклонностями, а к нему так неуважительно отнеслись. Арсений же, насмеявшись, подошёл к насупившемуся мальчику и, приобняв рукой за талию, повёл к двери, заставляя Тошу в очередной раз покрыться красными пятнами. – Я рад, что ты такой осторожный, – в голосе, однако, насмешки совсем не было, так, что Антон подчинился рукам альфы, выходя в коридор, – но клянусь всем, что у меня есть, не причиню тебе никакого вреда. Так что поехали, Чудо. – Я не чудо! – праведно возмутился омега, хотя в глазах альфы он выглядел капризным ребёнком. Антон даже затормозил, для пущего эффекта, нахмурившись на явно развеселённого Арсения Сергеевича, тоже остановившегося через пару шагов и либерально игриво усмехнувшегося. Заебал смущать! Бес. – А пахнешь именно, как ванильное чудо. Оскалился белозубо, развернулся и двинулся к лестнице, даже не проверяя, идёт ли за ним в сотый раз за двадцать минут оторопевший Антон. Козёл. Он одновременно и бесил, и обвораживал. Они вместе спустились к гардеробу, где настала очередь возмущаться Арсения при виде прохладной для такой погоды куртки, на что Антон феерично отмазался ленью доставать зимний пуховик из шкафа. Ну, может не так уж феерично. Под пристальным взором голубых айсбергов истинного п̶и̶з̶д̶е̶т̶ь̶ искусно приукрашивать правду было немного сложнее. Хотя историк вроде поверил. Или сделал вид. Уже, в принципе, похуй. – Ахренеть, а бизнес у вас плодотворный, да? – восторженно-удивлённо уставился Шастун на приветственно пиликнувший лексус учителя. Арсений Сергеевич на реакцию омеги лишь усмехнулся и галантно открыл пассажирскую дверь. – На одинокого меня хватает с головой. Всю дорогу до дома Антона они разговаривали на всякие нейтральные темы по типу любимого цвета, блюда, животного, наличия аллергий и так далее. Даже обменялись номерами. Омега окончательно расслабился, чему Арсений не мог нарадоваться, и теперь счастливо дышал ароматным лесом, любуясь своим истинным за рулём. Напряжения не было совсем, и Антону искренне казалось, что с этим мужчиной он знаком по меньшей мере несколько лет. Давно он не ощущал такого спокойствия, и было бы всё идеально, если не тот омрачающий синее небо в прекрасных глазах учителя факт, что ехал он к себе домой, где его ждал "любимый" дядюшка. Приятная поездка продлилась всего двадцать минут, и вот уже машина плавно припарковалась возле десятиэтажки в весьма (спасибо и на том) благополучном районе, на что Арсений Сергеевич удовлетворённо кивнул своим мыслям. Покидать уютный салон дорогого автомобиля, пропахший потрясающим запахом весеннего дуба, вообще не хотелось, а потому Антон решил максимально потянуть время, завозившись на сидении, якобы запутавшись в ремне. Понял, что это дебильная идея, когда мельком глянул на еле сдерживающего смех Попова, и с (да, сука, опять?) пунцовыми щеками тут же потянулся к ручке двери, но остановился, услышав тихий оклик альфы. – Антош, – ласковое прозвище из его уст звучало совсем не так, как от друзей. Это было что-то личное, сокровенное, тёплое, интимное, согревающее душу, близкое сердцу и ещё дохуя дифференциальных эпититов, для которых у Шастуна не хватало словарного запаса. Арсений тем временем аккуратно взял в руку его ладошку, слегка сжимая и смотря своими Байкалами глубоко в душу через призму изумрудов юного омеги. У парня перехватило дыхание, а сердце в грудной клетке забилось с такой силой, что Антон невольно уже отдал его мужчине напротив. В задницу все его выебоны и мнимую дерзость, когда можно вот так, искренне, неподдельно и без обиняков делить такие личные моменты со своей истинной парой. Очень сильно хотелось прижаться к альфе всем телом, уткнуться в крепкое плечо и до конца жизни дышать его запахом, позволяя делать с собой всё что угодно, потому что доверял. Такие чувства немного пугали, но Антон решил думать, что так происходит со всеми истинными парами, и больше не ебать себе мозг. Он устал. Устал бояться этой жизни и её преград, а с Арсением он ощущал себя, как у Христа за пазухой, сколь бы дурацки и детски это не звучало, – Я хочу, чтоб ты знал, – невозможно было не доверять такому откровенному, влюблённому взгляду. Арсений улыбнулся мягко, поглаживая большим пальцем тыльную сторону ладони и завораживая одним своим образом, – Найти свою истинную пару было моим смыслом жизни последние лет семь, – от признания у омеги сжались все внутренности, а душа запела какой-то свадебный мотивчик, – И я очень рад, что, наконец, встретил тебя. Арсений правда был очень счастлив. Настолько, что хотелось позвонить всем друзьям и родственникам и растрепать о своём личном счастье на весь мир, но ревностные инстинкты альфы диктовали забрать омежку в свою холостяцкую берлогу и спрятать от разврата посторонних глаз и запахов. Дикий собственник взыграл в мужчине и маленького Тошу захотелось уберечь от всех опасностей этого гнилого мира, в котором Арсений варился всю свою жизнь. – Я... Мне пока сложно разобраться в своих чувствах, – решился на чистую правду Антон, нервно выдыхая, но руку не выдёргивая, наслаждаясь нежными касаниями альфы, – Для меня всё это ново, – осторожно посмотрел на учителя, боясь увидеть злость или обиду в голубых глазах, но успокоился, стоило Арсению отозваться подбадривающей улыбкой и ласковым взглядом, – Но мне очень хорошо с вами. Спокойно так, – Тоша тоже улыбнулся, буквально ощущая, как между ними рухнула первая стена. На душе снова стало легко и беззаботно. Они просидели так, молча любуясь друг другом, наверно, минут пять, не желая расставаться даже на минуту, но понимая, что выбора, к сожалению, нет, – Мы завтра увидимся? – Обязательно, Чудо. Арсений дождался, когда за его мальчиком закроется подъездная дверь и, счастливо вдохнув остатки ванильного аромата, тронулся в участок. Хорошего понемногу, нужно было ещё заехать к следователю, а потом сообщить новости, как минимум, отцу. Поднимался в квартиру Антон не пешком, а на крыльях неопознанных им ещё чувств. Копаться в своей голове хотелось в самую последнюю очередь, поэтому парень решил сфокусироваться на своём прекраснейшем настроении и предстоящем походе на работу. Однако сучливая вселенная, видимо, сочла сегодняшний день Шастуна через чур позитивными, потому что, переступив порог, судя по запаху, не пустой квартиры, до Антона донёсся на удивление трезвый голос Ильи: – Эй, напяль чё-нибудь поприличнее, мелкая шалава! Мы едем к твоему жениху. Пиздец.