Весна в Игл-лейк, округ Арустук, штат Мэн

      Сарай (курятник) Олдона Кентона       02.19.2024 9:47PM       Жизнь моя летит под откос. Сердце сжалось жгучей жалостью. В душе томится и скребет такая депрессия, которой еще никогда не было, и точит ее червь сомнения, словно стадо грустных бобров старую сосну.       Но обо всем по порядку.       Если вы читаете мой дневник с этой страницы, то знайте, что меня зовут Чарльз Мартин Паркер (как джазмена), я писатель прозаик (пока не публиковался) и мне тринадцать лет (почти четырнадцать). Так же знайте, что у меня есть другие дневники и даже парочка рассказов, и если вы попросите, то я дам вам их почитать, и, если вы человек с литературным вкусом, то вы их, конечно же, очень оцените. Наш новый учитель литературы мистер Оллерман говорит, что я пишу легко, что слог у меня природный, и точно есть талант, вот так! Мистер Оллерман — настоящий журналист, он был обозревателем в газете «Харвестер», в местном издании для Арустука. Он обозревал сельскохозяйственную технику — молотилки, трактора, прицепы и всякое такое. Короче, в литературе он толк знает!       Но если вы читаете эти строки, потому что я умер, тогда что же…       В таком случае, передайте моему старику, что я хочу быть похоронен по-простому, без лишних почестей, только пусть обязательно пригласят всех моих друзей и знакомых и еще хорошо бы позвать парочку писателей, например, Гарри Гаррисона (если он еще жив) или Стивена Кинга, или, на худой конец, хотя бы Джорджа Мартина. Мне было бы приятно, если бы коллеги-писатели сказали над моей могилой пару добрых слов. В остальном же пусть похороны будут достойными, но без лишнего пафоса. Я хочу лежать в гробу в том белом костюме из джерси, который бабушка купила мне на вырост. Он мне очень идет, бабушка сказала, я в нем хорошенький, как Дон Джонсон в сериале «Полиция Майами». Памятник пусть будет в натуральную величину или побольше, но пусть ноги мне сделают подлиннее, как у персонажей аниме — так красивей. И пусть волосы не зачесывают назад, я это ненавижу! Челка должна падать на лоб и закрывать левый глаз, так загадочнее и девчонкам больше нравится.       Хорошо бы, чтобы кто-нибудь (например, Гарри Стайлз или Адель) спел песню «Sorry seems to be», и чтобы все плакали. И еще передайте моему другу Скуби Финчеру, пусть он после похорон, но пока еще все не разбежались по домам, подойдет к моему старику и скажет: «Ты еси муж, сотворивый сие» — это из Эдгара По. Обличительное. Очень эффектно. Потому что это, конечно, папа виноват, что я сижу теперь в сарае Олдона Кентона, мерзну и пишу дневник при свете фонарика, и зад мой горит и ноет после ремня. И если я от всего этого умру, то это будет на его совести!       А случилось вот что.       Я, конечно, догадывался, что папа ходит тайком от меня на свидания с Джиной Голдсмит, потому что должна же у него быть какая-то своя личная жизнь. Я его за это не осуждал. В интернете написано, что у мужчин без женского внимания портится характер, а мне такого не надо, чтобы у моего старика характер портился, вот уж спасибо. Так что я закрывал на это глаза — так, знаете ли, мудро и прагматично.       Тем более, что эта Джина Голдсмит очень милая! Каждый раз, когда мы случайно встречали ее в городе, она улыбалась мне и спрашивала, как дела, и всякое такое. У нее длинные, красивые волосы и большие глаза, она очень добрая и давно живет одна в доме на Второй улице. У нее есть кошка без одного глаза и мелкая противная собачка — чихуахуа. Она держит магазин со всякими товарами для животных. Ну, знаете — шлейки, поводки, корма для кошек, попугаев, собак и всякое такое прочее. Она собирает деньги для фонда, который помогает больным зверям. У нее большое сердце, все так говорят. Скуби Финчер однажды устроился к ней в магазин помощником на каникулы, и она заплатила ему за неделю шестьдесят пять баксов, хотя он работать так ни разу и не пришел! Короче, вы поняли, она — Диснеевская принцесса. Честное слово, будь я на месте своего старика, я бы сам с ней закрутил! Но это чисто теоретически, конечно, потому что она меня почти в три раза старше.       В общем, я не был против, что они потихоньку встречаются. Но именно встречаются и именно ПОТИХОНЬКУ, понимаете? Так забавно было смотреть, как он собирается на свидание — бреется, причесывается, вытряхивает в машине коврики, надевает белую рубашку, а потом такой: «Чарли, я поеду навещу мастерскую Джо Таннера, вроде у него прокладка клапанной крышки на дизель была. Тебе купить что-нибудь в городе?»       Потеха!       Так целый год продолжалось: то головки цилиндров надо посмотреть, то свечи поменять на нашем Шевроле, то еще чего. И каждый раз он наряжался и прихорашивался, а однажды даже спросил, не сильно ли у него брови разрослись, не стоит ли их подровнять. Брови подстричь! Представляете? Чтобы в автомастерской движок перебирать! Короче, тут и слепой бы все понял.       Черт! Если бы вы знали, как неудобно сидеть на деревянном ящике после ремня! Я тут огляделся, и в сарае у Кентона нет ничего мягче ржавой мотыги! Просто ужас. А на земле сидеть очень холодно. Самая нищая ферма во всей округе, и угораздило же меня сюда залезть! Можно было пойти ночевать к Финчерам, они бы меня приютили. Да кто угодно не прогнал бы! Но мне, по правде сказать, не хотелось ни с кем говорить, а ведь если попроситься на ночлег, то вопросы будут обязательно.       Короче, мы поссорились с моим стариком из-за этой Джины Голдсмит. Здорово поссорились. Так поссорились, что мне теперь сидеть больно и я из дома ушел.       В общем, дело было так. Погодите, я схожу отолью… Всё.       У этого Олдона Кентона раньше была птичья ферма, а в этом сарае он держал перепелок, тут до сих пор полно клеток из проволоки, и я в ней запутался и, кажется, порвал штаны. Короче, перепелки — это такие смешные маленькие курицы, которые несут смешные маленькие яйца, серые и с пятнами. В них якобы полно всяких витаминов, но на вкус они как подмышка. Мой старик одно время покупал у Кентона эти яйца и заставлял меня их есть сырыми, потому что они для меня дико полезные, а сам он их не ел. Чего только эти взрослые не придумают!       Впрочем, я отвлекся. Так вот, как я оказался ночью в чужом сарае…       У нас с моим стариком так заведено, что когда приходит весна, он начинает как заведенный мотаться к поставщикам, закупать семенной материал и удобрения, готовить технику и землю, нанимать людей и всякое такое — короче, хоть он и дома, а где-то все равно не дома, а на ферме, и каждую минуту чем-то занят. Мы весной всегда едим замороженную лазанью или пиццу из Волмарта и всякие консервы, потому что ему готовить некогда. Меня это вполне устраивает. Зато зимой он вечно хозяйничает по дому и заодно, кстати, лезет ко мне — с учебой и всяким таким. И, конечно, готовит.       Обычно, ему удаются два блюда — гамбо и пастуший пирог, и вот бы ему на этом остановиться, так нет — очень ему нужно что-нибудь этакое приготовить! У нас в такие дни типа праздник — папа делает новое блюдо.       Прошлый раз это был луковый суп, и боже, до чего же это была гадость! Будто кто-то целую тарелку соплей насморкал, и сверху сухариками присыпал. А тут ведь еще такое дело — ругать сразу нельзя, потому что от этого у моего старика тоже характер портится будь здоров, и он запросто может начать интересоваться, как у меня дела в школе, не слишком ли я много играю по сети и не пора ли мне заняться спортом. Короче, вы поняли.       В эту субботу он стал готовить лазанью, и все бы ничего, но она была веганская! У меня уже в тот момент, как я этот жуткий запах почувствовал, появились нехорошие мысли. Я у него спросил, отчего это мы перешли на подножный корм, как кролики, а он мне: «Чарли, мы живем в двадцать первом веке, пора нам пробовать новое. Надо идти в ногу со временем». Ну, представляете? Что это, если не самая беспомощная на свете отмазка?       Короче, черт бы с ней, с этой лазаньей, но у меня уже сердце чувствовало, что все это неспроста. Так и вышло. Собираю я на стол — как раз половина пятого была — и вдруг звонок в дверь. Мой старик засуетился страшно, стал метаться по гостиной, все поправлять — даже на мне рубашку застегнул до самого ворота — и бежит к двери, открывает, а там — Джина Голдсмит. Ну, думаю, приехали. Шагнули в ногу со временем.       Короче, я сам не понимаю, почему я так рассердился. Я против нее ничего не имею, честное слово, но мне отчего-то стало не по себе. Жили ведь вдвоем нормально, зачем все менять? И вообще! Мог бы и предупредить, что будут гости!       Настроение у меня стало паршивое, а тут еще и за стол сели, и папа раскладывает по тарелкам свою лазанью. Боже! Вы бы видели, на что это было похоже — будто в обойный клей кетчупа плеснули! Я деликатно молчу. Джина тоже деликатно молчит, хотя видно, что ей нравится не больше чем мне. На вкус будто мокрые бумажные полотенца.       Наконец Джина говорит:       — Чарли, а ты что, не ешь мясо?       И смотрит так удивленно на меня и на моего старика.       — Я мясо не ем? — возмущаюсь я. — Очень даже ем, что за новости! С чего бы мне становиться тупым веганом?       Папа пинает меня ногой под столом, кашляет так смущенно и спрашивает у Джины:       — А ты разве не веган?       — С чего ты взял? — говорит она.       И смеяться начинают: «Я думал, это ты», «А я думала, это ты». Потеха!       Ой, ну надо же как смешно! Веселятся! А меня будто вообще за столом нет! И начинают про всякое свое говорить — про образовательный кредит, про Трампа, про помидоры и картошку.       Я вилку швырнул. Многозначительно! Не подумайте, что я невоспитанный и грубый, но у меня было настроение такое, что не трогайте меня! Что это, — думаю, — за дела? Привел в наш дом свою подругу, ужинаем сидим, как будто так и надо!       Мой старик смотрит на меня тоже МНОГОЗНАЧИТЕЛЬНО, Джина Голдсмит это как будто понимает и спрашивает: «Чарли, а как у тебя в школе дела?»       Нет, вы представляете?! Нашла время!! Про школу! Не знаю, может быть, она не понимает, насколько это дурацкий вопрос. НЕУМЕСТНЫЙ. Но я вспыхнул. Вскочил из-за стола и убежал к себе…       Слушайте, у меня от всех этих переживаний такая депрессия, что глаза закрываются. Я тут вроде согрелся, так что попробую поспать. К тому же у меня садится фонарик.       P.S. Хорошо, что я убежал без телефона, пусть папа помучается!       P.P.S. Я устроился на полке, где раньше стояли клетки с перепелками. Запах, конечно, не очень…       P.P.P.S. А если он меня и не ищет?! А если он не знает, что я сбежал? Спит себе спокойно!?       P.P.P.P.S. Вдруг ему вообще все равно?! Вдруг я ему больше не нужен? Конечно, нашел себе эту Джину Голдсмит. Как же я ее ненавижу!!!       P.P.P.P.P.S. Я немного поплакал, и мне полегчало. Попробую поспать. Расскажу завтра, как так вышло, что все кончилось ремнем.       P.P.P.P… тьфу черт, запутался. Как же хочется есть! Будь проклята эта веганская лазанья!