Зима повсюду

Когда пришло время омовения трупа, они не были готовы – ни он, ни она. Тем не менее, они подошли к столу и начали процесс. Осторожно они расстегнули броню Локи – застежку за застежкой. Прежде чем приступить к работе с нагрудником, они сняли все, что могли. Даже прекрасно зная, что причинить больший вред Локи уже нельзя, процесс был мучительным, и Один, в конце концов, применил магию, чтобы извлечь металл из тела. Они по-прежнему тревожили Локи больше, чем им хотелось. Но никаких подергиваний, никаких вздрагиваний, конечно, не было. Лицо оставалось неподвижным, застывшим в усталости и печали. Глаза оставались закрытыми. Морщины боли вокруг них остались прежними. Голова от движения просто качнулась в сторону, приняв положение, которое было бы неудобным, если бы Локи был жив. Под нагрудником масштабы повреждений становились все более заметными, и Фригга предположила, что даже если бы помощь пришла раньше, они, скорее всего, не смогли бы его спасти. Вся правая часть груди Локи была… слишком мягкой и впалой. Кожа опухла, стала пурпурной и черной от синяков. Фригга осторожно протянула полоску сейдра и тут же отдернула его назад, когда ее магия сообщила о разорванных и лопнувших органах, кусках костей, пронзивших его внутренности. Лопнула артерия рядом с сердцем. Повсюду свернувшаяся кровь. Правая рука была раздроблена, и в итоге они с помощью магии отрезали рукав. Иначе раздеть его, не оторвав полностью нижнюю часть руки, было невозможно. Несмотря на это, открытые переломы порвали кожу на локте так, что казалось: предплечье может отвалиться в любой момент. Тогда Один извинился и на некоторое время вышел из комнаты. Она едва осознавала это. Наконец она заплакала, но слезы ее лились тихо и без ее участия. Она посмотрела на искалеченную руку, точно поняла, почему она так искалечена, моргнула и пошла дальше. Один вернулся. Они закончили раздевать мертвого сына, а затем принялись его мыть. Губка прошлась по серой коже, синякам и открытым ранам. Она очистила засохшую кровь. Фригга долго мыла руки и пальцы Локи. Они были такими мягкими и всегда двигались так быстро. Она знала жесты, которые Локи делал этими руками, она знала, каково это — чувствовать их прикосновение, знала, как они плели заклинания, знала, как Локи сжимал эти руки, как и сама Фригг, когда он нервничал. Она тщательно чистила ногти, как это делал Локи. Она вымыла ему ноги и нашла на его подъеме ту самую родинку, которую она знала еще с тех пор, как он был ребенком. Она очистила его ноги и была осторожна с линиями йотунов, к которым она не привыкла. Вместе они осторожно перевернули его на неповрежденный бок, чтобы почистить спину. Конечности были тяжелыми и вялыми, голова слабо двигалась вместе с ними, шея слишком натягивалась. Ничто не сопротивлялось, и казалось тяжелым, потому что их усилиям ничего не помогало. Она вымыла ему волосы, и мягкие пряди были так знакомы на ощупь. Настолько знакомы, что она почувствовала странный разрыв между осознанием того, что она делает, и чувством, подсказавшим ей, что она просто купает сына. Хотя он не позволял ей это делать очень и очень долгое время. Как если бы все было нормально. Она отметила, что Локи снова похудел, вероятно, потому, что стресс из-за коронации Тора лишил его аппетита. Его длинные ноги были слишком худыми, колени слишком выступали вперед. Ребра, там, где они еще были целыми, были слишком видны сквозь кожу. На мгновение она подумала, что нужно уделять больше внимания привычкам Локи в еде. А затем вспомнила, почему эти планы устарели, и ее пальцы снова задрожали в его мокрых волосах. Что-то в ней хотело растянуть этот момент, говорило ей, что скоро она потеряет это, потеряет все, хотя рационально она понимала, что уже потеряла Локи, и что это была всего лишь плоть, всего лишь оболочка Локи. Брошенная и оставленная, поскольку он ушел в неизведанные земли. Он выглядел уязвимым, беззащитным и в то же время недостижимым. Даже если он действительно был обречен на вечный сон, эта мысль не принесла ей облегчения. Возможно, так и должно было быть. Ведь это означало бы, что, несмотря на всю видимость, душа Локи все же каким-то образом была связана с этим телом. Но так ли это работало? Фригга вообще не была уверена. Она знала, что вечный сон — это всего лишь еще одна форма смерти. И хотя йотуны утверждали, что некоторые люди вернулись из него, она никогда не слышала ни о чем подобном, происходящем при ее жизни или при жизни ее родителей. Это было похоже на опасную, коварную надежду. Они не должны сжечь его тело: вот что она посчитала самой важной частью этих легенд. Им придется вернуть останки в Йотунхейм. Все остальное… Она услышала, как Один задохнулся рядом с ней, и обнаружила, что он тяжело опирается на стол. - Тебе следует сесть, - сказала она и поднесла губку к шее Локи. На синяки было трудно смотреть. Даже больше, чем на те, что остались на его груди. Синяки в форме пальцев Тора. Ей пришлось подумать о больших, сильных руках Тора, выжимающих жизнь из младшего брата. Мир снова качнулся. Возможно, ей тоже стоит сесть.