Сердцебиение

Солнце стояло в зените, плавя бескрайние пески пустыни Сирии. Воздух настолько раскаленный, что при вдохе ощущаешь, как невидимые частички песка липнут на стенки горла. Соуп сегодня был на нервах. На столько, что Гоуст не мог не замечать и не реагировать на это. Коротко взглянув на сержанта с вопросом, он получил неопределенный кивок, говорящий: «всё окей». Но лейтенант чувствовал, что не всё окей с МакТавишем. Засев в полуразрушенной хижине среди мертвой пустыни, Гоуст скинул с плеч рюкзак и встал у окна с выбитыми стеклами. -Гоуст на связи, мы на месте. Тихий треск в рации и короткий ответ Прайса. -Принято. Оставайтесь на точке до дальнейших указаний. -Так точно. Рация замолкла, и лейтенант взглянул на притихшего шотландца, что осматривал руины когда-то бывшей гостиной: Перевернутый стол, разломленный напополам, разбитая ваза и посуда, грязные и покрытые алыми каплями занавески, свисающие на пол. Атмосфера не из самых уютных. Саймон молча прошел по комнате и присел на пол, согнув одну ногу в колене. Сухой климат Сирии не был по душе британцу. В принципе, только Роуч кипятком писался при упоминании жарких стран на планерках новых миссий. Горло отчаянно нуждалось в влаге. Пошарив по рюкзаку, набитому различными приборами, сухим пайком и медикаментами, рука наткнулась на пластиковую бутылку. Гоуст одним заточенным движением подвернул маску, оголяя нижнюю часть лица. Тёплый воздух приятно коснулся кожи. Провернув пластиковую крышку, мужчина поднес бутылку к губам и сделал пару глотков. Так то лучше. Даже дышать легче стало. Рядом послышался шорох: Соуп сел рядом. Видимо его тоже мучила жажда, и сейчас он попросит у британца бутылку. -Эл-ти, не убивай меня, пожалуйста., — ещё прежде чем Гоуст успел переварить эту фразу и понять её смысл, на оголенный подбородок легли два пальца, настойчиво поворачивая голову вбок. И ещё прежде чем успеть среагировать и скинуть наглые пальцы сержанта, его влажные губы накрыли чужие-сухие, нуждающиеся во влаге. Испуганный взгляд синих глаз-последнее, что увидел Саймон прежде чем оцепенеть в беспомощности. На мгновение ему показалось, что собственные мышцы ему не подчиняются, отказываются его слушать. Отказываются отталкивать сержанта, который явно забыл один из пунктов военного кодекса, за нарушение которого его ждал бы позорный трибунал и отстранение от армии. В следующее мгновение тяжелая рука Гоуста с силой прилетает по лицу шотландца, а затем бьет в грудь, прибивая того к стене. Удар выбивает из лёгких остатки воздуха, а макушка до рези в глазах сталкивается с нагретой палящим солнцем стеной. Ещё мгновение, и жесткая хватка пальцев на дрогнувшей загорелой шее заставляет подняться на ватные ноги. В карих глазах бурлит ярость и непонимание. В глазах напротив-синих как глубокие воды Тихого океана-испуг вперемешку с отчаянием, а затем и с печальным смирением. -Ты что мать твою творишь, МакТавиш?! — Ледяная ярость натыкалась на взгляд побитого щенка. Из разбитой губы сочилась кровь, а покрасневшая щека пульсировала болью. Гоуст усилил хватку на горле ни на секунду не сопротивляющегося парня, заставляя того захрипеть и прикрыть глаза. Маска-череп плыла перед его глазами, а лёгкие были готовы взорваться от необходимости кислорода. -Ты блять совсем из ума выжил?! Ещё один удар головой об стену, и Соуп едва не теряет сознание, чудом оставаясь в жестокой реальности, в которой у него боль разливалась по телу жидким металом, а перед глазами плясали цветные пятна. Обессиленное тело сержанта падает наземь, когда тяжелая хватка на горле исчезает. Мозг Джона пульсирует дикой болью, и его свернутый судорогой желудок просил извергнуться, но спасло отсутствие в нем еды. Гоуст тяжело прошагал к выходу из хижины, оставив МакТавиша в давящей тишине мертвой пустыни в полуразрушенном доме и с раздавленным тяжелым армейским ботинком сердцем. Выйдя наружу, Саймон прикрыл глаза, восстанавливая дыхание. Руки била мелкая дрожь, а сердце непривычно сильно било о рёбра. Саймон был зол. И растерян. И он отчаянно не хотел думать о том, как его тело отреагировало на неожиданный поцелуй. Как внизу его живота завязался тугой узел, а сердце болезненно сжалось.

***

Миссия шла по пизде. Группа разведки подвела с данными. И «подвела»-это мягко сказано. Они жестко обосрались, кинув с неверными данными отряд из дюжины человек в логово вооруженных до зубов террористов, коих было не меньше ста. Соуп, будучи в группе штурма с ещё несколькими бойцами, попали в эпицентр пиздеца. Прайс кричит в рацию отступать, а в ответ приемник трещит, с сильными помехами выдавая обрывки фраз: «.эп, их н.ного бол. чем .ы ож.дали», «Дон.ан мер.в», «я попы.аюсь отойти с….» Шипение в рации прекратилось. Означало это только одно. Приемник МакТавиша был одномоментно выведен из строя. Сердце Гоуста гулко упало вниз. -МакТавиш, прием! -Злость и беспомощность исказили голос лейтенанта до неузнаваемости. -Соуп! Приемник душераздирающе молчит, а в голове калейдоскоп мыслей и страшных догадок мешали здравому смыслу. -Джонни, твою мать, ответь сейчас же! -Теперь Гоуст не мог узнать свой голос из-за отчаяния и страха, которые он даже не пытался скрыть. -Гоуст, остановись, -Прайс подавлено, но серьезно взглянул на подчиненного, отводя взгляд в сторону. -Он там, я иду вытаскивать эту тупую шотландскую задницу.-Лейтенант уверенно поднялся на ноги, поудобнее перехватив винтовку в напряженных руках. Тяжелая ладонь, ударившая в грудь, остановила бойца. -Саймон, очнись. Мы сейчас ничем не сможем ему помочь, нас-с десяток, их- не меньше сотни. Слова давались капитану с трудом. Он сам едва сдерживал себя, чтобы не схватить автомат и не пойти напролом к чертовым арабам, лишь бы выудить у них одного неугомонного и вечно позитивного солдата, который для Прайса давно стал больше чем просто солдат. Увидев гнев и растерянность в глазах вечно-ледяного лейтенанта, Джон переместил руку на его плечо. -Они взяли его в заложники. Сейчас мы можем только зализывать раны, готовиться к большому захвату и…молиться. Молиться, чтобы Соуп продержался и дождался нашей помощи. Ещё раз заглянув в немигающие карие глаза, капитал убрал руку и обошел неподвижную фигуру, оставляя Гоуста одного. А в его голове отчаянно билось одно единственное: «нет. нет. нет, нет, нет» Злость на самого себя и на всех вокруг испепеляла все человеческое, что осталось в его душе. Мир будет безмолвно гореть, а Гоуст в бесконечном одиночестве будет стоять на его руинах, если он не услышит хотя бы ещё раз это чертово «эл-ти».

***

Гоуст злился. Он превратился в жестокую машину без чувств. Сослуживцы шарахались от его ледяного и безжизненного взгляда, вжимая головы в плечи. Гоуст злился на себя. Бесконечное чувство вины пожирало его, не давая спать, есть и спокойно существовать, пока штаб продумывал операцию по высвобождение сержанта Джона МакТавиша. Саймон винил во всем себя. Он мог пойти в группе штурма и предотвратить такой расклад событий. Он мог предугадать, что ситуация намного сложнее, чем её описала группа разведки. Он мог попытаться вызволить Соупа своими силами. Нет, не мог. И Гоуст это прекрасно понимал. Но больше всего он злился за то, что сделал с Джоном в тот же день ранее. Миссия была запланирована в тот же день в полночь, когда МакТавиш решился нарушить все уставные рамки, позволив себе слишком неправильную близость. Лейтенант несколько раз приложил того головой о стену, и он видел, как тот после пошатывался, стоит ему мотнуть головой. И он не помешал Прайсу, когда тот определил Соупа в самое пекло. Он не помешал, хотя видел, что сержант был в плохом состоянии. И он до конца своих дней будет жалеть, что промолчал в тот чертов момент.

***

Шел восьмой день, как Соупа никто не видел. Они даже не знали, жив ли он. Арабы не шли на переговоры, загородившись в своём укрытии и готовые к нападению. Гоуст медленно сходил с ума. Этой ночью он попытался сомкнуть глаза и дать телу набрать сил, но проснулся ночью в поту и крупной дрожью. Ему снился Джон. Истощенный, изувеченный почти до неузнаваемости. С пустым как никогда взглядом. Он молча и осуждающе смотрел в карие глаза, пока Гоуст, вырывал ногтевые пластины парня плоскогубцами. Ни один мускул на лице сержанта не дрогнул, взгляд черных как смола глаз въедался в сетчатку, лез в душу, царапал черепную коробку изнутри. Струйка темной-багровой крови змеей поползла к подбородку, по шее. Губы Джона растянулись в до боли тёплой улыбке. Сердце лейтенанта пронзило кинжалом. -Эл-ти, я никогда не прощу тебя за это, — полоса слез размыла кровь на щеке истерзанного МакТавижа. Этот полный боли и презрения взгляд стоял у Саймона перед глазами весь оставшийся день. Когда он едва ли не ругался с капитаном, злясь на то, что он медлят, он видел эту кровавую улыбку, полную боли и страданий. Гоуст хотел умереть. Если он больше никогда не увидит это глупое лицо с огромными синими глазами, лейтенант не задумываясь приставит дуло дробовика к своему открытому рту.

***

-Альфа-один на связи, все на позициях? -За четким голосом капитана в рации последовали утвердительные ответы. -Так точно, сэр, — Гоуст прильнул глазом к прицелу винтовки, выглядывая ненавистные арабские головы. Он был серьезен и сосредоточен как никогда. Каждая мышца находилась в постоянном напряжении, четко контролируясь сигналам разума. -Тогда вперёд, ребята.

***

Захват шел не идеально, с большим уроном со стороны противника, силы бойцов были на исходе. Но они оказались в сердце логова гребаных террористов, половина из которых сейчас лежала где придется, истекая кровью. Прайс и Гоуст уверенно продвигались вперед по коридору, имея прикрытие со спины. Одна дверь, вторая-пусто. Волнение начало мерзким комом сдавливать горло лейтенанта, но он задушил это чувство на корню, не давая себе расслабиться ни на секунду. Не сейчас. Сейчас он нужен Соупу. Нет. Джонни где-то здесь, переживает в одной из комнат ад на земле, и сейчас он нуждается в сильном и хладнокровном Гоусте. За одной из дверей слышалось рычание разъяренного пса и отчаянный, полный страданий хриплый крик. Крик, от которого всё в Саймоне оледенело. Рывок. Дверь выбита тяжелой ногой. Открывшаяся картина заставила сердце болезненно сжаться. Гоуст не медля ни секунды, пнул дикое животное со всей силы, попутно простреливая его череп. -Сынок, мы здесь. Мы нашли тебя, -Прайс склонился над исхудавшим и истерзанным МакТавишем. Гоуст судорожно выдохнул. Джонни. Его Джонни жив. Он дождался.