***
Следующие полчаса Феликс провёл как на иголках. Дядя ушёл сразу после того, как они позавтракали, и потому он остался один на один со своим страхом. В голову лезли всякие нехорошие мысли, и оттого ему становилось только хуже. Дабы хоть немного отвлечься, он вернулся обратно к себе в комнату и начал разговаривать с Венерой. Обычно это помогало ему справиться со стрессом, и он надеялся, что в этот раз будет так же. Отчасти он даже не ошибся: от монолога с Венерой ему действительно стало чуточку легче. Негативные мысли, наводнившие голову, постепенно рассеивались, как и охватившее его волнение. Он даже смог продумать небольшой свод правил для Беннетта, которые собирался озвучить сразу же, как только тот придёт. Он не был уверен, имело ли это вообще смысл, но так он сам чувствовал себя пускай и совсем немного, но всё-таки увереннее. А потом он наконец услышал заветную трель дверного звонка. В этот момент его сердце на секунду остановилось, а потом забилось в груди с бешеной силой. Казалось, оно было готово вот-вот проломить рёбра. Ладони моментально вспотели, голову вновь заполонили различные нехорошие мысли, и Феликс, дабы хоть немного успокоиться, сжал руки в кулаки. Сделал один глубокий вдох, затем выдохнул, потом опять вдохнул, и снова выдохнул. Дыхательная гимнастика наконец дала свои плоды, и он смог немного расслабиться. Только после этого он наконец направился в прихожую, чтобы открыть дверь. На пороге, как и ожидалось, стоял Беннетт. В реальности он оказался довольно высоким, и Феликсу пришлось немного запрокинуть голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Смотрел он заинтересованно, даже как-то пытливо, как маленький ребёнок. И улыбался. Так по-детски открыто, даже как-то по-доброму, что у Феликса невольно всколыхнулось что-то в груди. В голове непроизвольно промелькнуло сравнение с солнцем, и он тут же дал себе мысленную пощёчину. Нет, сейчас не время, чтобы думать о всяких глупостях. — Приве-е-ет, — первым поздоровался Беннетт. Он приветливо помахал рукой, очевидно, таким образом пытаясь расположить его к себе. Только вот Феликс Хониккер уже давно выстроил между собой и другими людьми огромную толстую стену, и этого жеста было недостаточно, чтобы её сломать. — Ага, и тебе не хворать, — стараясь звучать как можно безразличнее, отозвался Феликс. Он хмыкнул и скрестил руки на груди, после чего окинул его оценивающим взглядом. — Значит так, слушай меня внимательно. Есть три правила, и если ты не хочешь оказаться на столе для препарирования, я советую тебе их выполнять. Правило первое: никаких уменьшительно-ласкательных прозвищ. Терпеть их не могу. Правило второе: не прикасаться ко мне. Если сократишь дистанцию больше приемлемого, я всажу тебе вилку под рёбра. И, наконец, правило третье: никакого панибратства. Я тебе не друг, не брат и не кто-то ещё, и всё, что нас связывает, — это химия. Я понятно объясняю? — Э-э-э, звучит как-то жестковато, но ладно, — Беннетт озадаченно почесал затылок, явно обескураженный подобным заявлением, и пожал плечами. Кажется, подобная грубость ни капельки и не удивила, и не оскорбила его. Феликс отметил это про себя, однако вслух лишь сказал: — Ну вот и славненько. Пошли.***
Как ни странно, Беннетт оказался человеком понимающим и поставленные ему правила соблюдал. Он не придумывал ему каких-то дурацких уменьшительно-ласкательных прозвищ, от которых Феликса тошнило, старался держать дистанцию и в общении был относительно сдержан. Феликс на мгновение даже подумал, что, возможно, всё не так уж и плохо. Однако продлилась радость его недолго. Потому что всё то время, что они шли в его комнату, Беннетт не умолкал. Он постоянно крутил головой, заинтересованно осматривая квартиру, и нёс какой-то бессвязный бред. Феликс слушал его вполуха и даже не пытался разобрать, о чём именно он говорил: понимал, что в его словах всё равно нет никакого смысла. Он даже успел пожалеть, что не придумал правила, запрещающего болтать о чём-то, кроме непосредственно химии. Впрочем, жаловаться уже было поздно, и потому он только терпел. Надеялся, что Беннетт скоро сам заткнётся. И действительно, когда они наконец прошли в комнату, он резко замолчал. Феликс мысленно с облегчением выдохнул, но потом ощутимо напрягся. Он заметил, что взгляд Беннетта был направлен на стол, туда, где стояла Венера. Внутри всё невольно сжалось, и он насторожился. Он помнил, как раньше другие дети отзывались о его Венере. Они говорили, что она — чудовище, а он, Феликс, — чудак, раз находит в ней что-то красивое. Так происходило неоднократно, и он не сомневался, что сейчас будет точно так же. Именно поэтому он крепко сжал руки в кулаки так, что ногти неприятно впились в кожу, и уже приготовился обороняться. Однако, к его огромному удивлению, Беннетт ничего не говорил. Он не смеялся, не обзывался, не шутил едко и ядовито про его растение, он просто молча смотрел. Разглядывал, изучал, но не более. Про себя Феликс этому поразился. Он уже привык к тому, что его вместе с Венерой постоянно кто-то оскорблял, а тут он видел совершенно спокойную реакцию. Оттого он чувствовал себя странно. С одной стороны, ему с трудом верилось, что нашёлся человек, который не считает Венеру страшилой, а с другой… А с другой, ему в какой-то степени было даже приятно, что Беннетт, который ранее его толком-то и не знал, не стал ничего говорить ни о нём самом, ни о его растении. Но ещё больше Феликс удивился, когда он всё-таки задал вопрос. — Мистер Хониккер, а что это у тебя за растение? — поинтересовался он и перевёл взгляд с Венеры обратно на него. В его голосе, казалось, не было ничего, кроме чистой искренности, и оттого внутри у Феликса вновь что-то всколыхнулось. Однако он быстро взял себя в руки и, хмыкнув, сухо ответил: — Венерина мухоловка. — Ого… — Беннетт удивлённо похлопал глазами и вновь взглянул на растение. — Это получается, она мух ловит или как? — Ловит, — Хониккер утвердительно кивнул. — У неё есть специальные ловушки, и когда мухи в них попадают, они захлопываются. Но она питается не только ими. Ещё она ест муравьёв, жуков и пауков, — объяснил он и махнул рукой в сторону небольшого террариума с маленькими паучками, которых специально выращивал для Венеры. Он всё ещё ждал нападения, пытался найти какой-то подвох, однако ничего подобного не видел, и это лишь ещё больше вводило его в недоумение. — Ничего себе… И что, ты самых разводишь? — с нескрываемым в голосе восхищением пролепетал Беннетт. Получив в ответ ещё один утвердительный кивок, он аж просиял. — Как здорово! — Тебе… не кажется это странным? — с подозрением переспросил Феликс и заглянул ему прямо в глаза, будто пытался отыскать в них ответы. — Разве ты не считаешь, что это ненормально? — Не-а, — Беннетт отрицательно помотал головой, отчего и без того неаккуратно уложенные светлые пряди ещё больше растрепались. — Мне кажется, это круто. Я бы, к примеру, не смог вырастить ни эту твою венерину мухобойку, ни пауков. Мне на это мозгов не хватит, — он улыбнулся. Так искренне и солнечно, что у Феликса внутри отчего-то сделалось по-необыкновенному тепло. Говорить он, однако, ничего не стал. Вместо этого только отвёл взгляд и пониже натянул рукава водолазки: всегда так делал, когда смущался. Он чувствовал, как по грудной клетке растекалось нечто необычное, но такое приятное и согревающее. В какой-то момент ему даже начало казаться, будто внизу живота запорхали бабочки. Их было совсем немного, всего пара-тройка штук, однако он всё равно отчётливо ощущал каждую. Ощущал, как они летали, едва соприкасаясь крылышками, как щекотали его изнутри. И он бы, наверное, солгал в первую очередь самому себе, если бы сказал, что ему это не нравилось. Нет, это определённо доставляло ему некоторое удовольствие, пускай и казалось каким-то странным. И тем не менее, задерживаться на этом чувстве слишком долго он не стал. В конце концов, Беннетт здесь для того, чтобы помочь ему с химией, а не о всяких глупостях говорить. И Феликс поспешил об этом напомнить. — Ладно, проехали. Если ты не забыл, ты здесь только из-за химии. Так что пошли. Чем скорее начнём, тем скорее закончим, — пробормотал он и, схватив Беннетта за рукав толстовки, потянул его к рабочему столу.***
Последующие полтора часа они провели за изучением и повторением некоторых химических формул, решением задач и проведением небольших экспериментов. Во время всего процесса Беннетт находился неприлично близко к Феликсу, так, что иногда они практически соприкасались плечами. Таким образом он нарушал одно из поставленных ему правил, однако им обоим по большому счёту было уже всё равно. Даже Феликсу, Который изначально эти правила и придумал. Поначалу, конечно, он отодвигался от него и смотрел укоризненно, но потом даже как-то попривык. Теперь нахождение Беннетта рядом с ним не доставляло ему абсолютно никакого дискомфорта. Напротив, в один момент он даже поймал себя на мысли, что ему с ним нравилось. Нравилось слушать, как он по-простому объяснял сложные формулы, нравилось решать вместе с ним примеры и задачи, нравилось, в конце концов, просто сидеть близко друг к другу. Феликс не знал, в чём конкретно дело: то ли в его тёплой ауре, которая так и располагала к нему, то ли в чём-то другом, да и, в общем-то, не особо хотел знать. Он просто наслаждался пускай и странными, но необыкновенно приятными ощущениями, и параллельно с тем старался ничем себя не выдать. Сейчас же они оба сидели на кровати, откинувшись на стену, и молча смотрели в окно. С химией они на сегодня уже закончили, и потому оба не знали, чем теперь себя занять. По-хорошему Беннетту стоило бы уйти, так как его дело было сделано, однако он почему-то не спешил собираться. Феликс, впрочем, и не торопил его. Он бы никогда себе в этом не признался, но ему бы не хотелось, чтобы Беннетт так скоро уходил. Он и сам не мог объяснить, почему, ему просто хотелось, чтобы он остался здесь подольше. Возможно, потому, что он — единственный, кто разделял его, Феликса, взгляды. Или, быть может, дело в чём-то другом. Во всяком случае, Феликс сейчас не хотел разбираться. Он просто сидел на кровати рядом с ним, без особого интереса глядя в окно, и мысленно молился, чтобы он никуда не ушёл. Тишина между ними продлилась ещё некоторое время, а потом Беннетт вдруг решил начать диалог: — Слушай, мистер Хониккер, — на удивление нерешительно заговорил он, — я понимаю, правила, все дела, но могу я задать тебе один довольно личный вопрос? — Смотря, насколько он личный, — Феликс глянул на него и подтянул колени ближе к груди, после чего обхватил их руками. Отвечать на личные вопросы он ненавидел ещё больше, чем общаться с людьми, но отчего-то не смог ему отказать. — Ну… Мистер Хаксли сказал мне, что у тебя совсем нет друзей. Почему так? Феликс на мгновенье вздрогнул, услышав его вопрос, и прикусил нижнюю губу. Отвёл взгляд, покрепче вцепился ногтями в колени. Это действительно было нечто очень личное. Он не особо любил распространяться о подобном, но сегодня почему-то решил рассказать. Возможно, потому, что он уже устал и ему необходимо было выговориться хоть кому-нибудь. А, быть может, дело во всё той же пресловутой ауре Беннетта. Впрочем, это уже не так важно. — Не понимают они меня, — помолчав где-то с минуту, наконец заговорил он. После он ненадолго замолк, однако потом всё же продолжил: — В детстве я ещё пытался завести с кем-то дружбу, но потом бросил это дело. У меня никогда не получалось. Я был слишком прямолинейным, и другим детям это не нравилось. К тому же, как ты сам успел заметить, характер у меня не сахар. Да и увлечения у меня, мягко говоря, специфичные. Вот и думай, почему у меня нет друзей. — Ох… — Беннетт глубоко вдохнул и понимающе кивнул. После, подумав немного, он вдруг придвинулся ближе и осторожно обхватил его плечи руками. Феликс вздрогнул, но отстраняться не стал, хоть это и было очередным нарушением. — Ну, характер у тебя и правда паршивенький. Но, знаешь, мистер Хониккер, я не думаю, что ты такой уж плохой. — Да ну? — Хониккер подозрительно зыркнул на него. — Агась, — Беннетт активно закивал и уже в который раз за день солнечно улыбнулся. — Я думаю, ты крутой, и мне было весело с тобой, хоть мы ничего такого и не делали. К тому же, мне кажется, будь ты плохим человеком, у тебя бы не выросло такое замечательное растение, — он указал кивком на Венеру и хихикнул. — Так что ты замечательный, мистер Хониккер. А обращать внимание на этих дураков не надо. Они просто тебя не знают. — Ну спасибо, — Феликс беззлобно усмехнулся и наконец прижался к нему, прикрыв глаза. В этот момент он отчётливо почувствовал, как стена, которую он так тщательно выстраивал, впервые за долгое время дала трещину.