Алекситимия

      Говоря откровенно, Эйми зла лишь на саму себя. За всё.       Ввиду последних событий, больше всего Корнел осуждала себя за тревожный взгляд отца, за беззащитно опущенные плечи нетипично потерянной матери, за дребезжание агрессивно захлопнувшейся двери, с внутренней стороны которой осыпался старый рисунок. Почти без ностальгии Эйми прокручивала в голове, как она со стариком Эдом в ее редкие визиты лет в десять рисовала розовые, фиолетовые и голубые цветы. Теперь же, по воле её несдержанности, на месте некоторых фиалок и незабудок зияла серая от старости и краски древесина.       Спальня Эйми в их прежнем доме была отделана по последнему требованию дизайнерской моды. Она почти ни разу с момента переезда не вспоминала место, где выросла. А сейчас… Сейчас буквально вся обстановка комнаты, которая перестала подходить по возрасту еще лет в четырнадцать, словно бы кричала, в какое ущербное положение Эйми загнала и себя, и родных.       И здесь сразу можно перейти ко второй, основной причине, почему Эйми Ванесса Корнел зла на саму себя. Только переместившись из уютной постели на диван в гостиной для основательной беседы, Эйми окончательно проснулась и вспомнила события минувшей ночи. Вместе с картинками прошлого, вопросами родителей и небольшим пятном рвоты на пижаме пришло осознание: она — дура. Самая настоящая, пугливая дура. «Это же надо было додуматься, — рассуждала мысленно Эйми, переодеваясь в нормальную, опрятную одежду, — так легко поверить в неоправданный шантаж и собственными руками создать реальный компромат!»       Неожиданное появление Теренса просто сбило девушку с ног. Она потерялась, отключила голову и наломала дров с горяча. Как бы ей ни угрожал Лоу, в первую очередь, она не должна была ему подыгрывать в переписке, создавая видимость вполне любовного разговора. И уж тем более, ей ни в коем случае нельзя было так легко поддаться панике и отправить ему незаконное фото своего тела.       Эйми, прекрасно представляя, что её ждет, разблокировала телефон и пробежалась глазами по переписке. «Ну конечно!»       Провокационные сообщения Теренса Лоу стерты, то, где он требует фото — отредактировано на невинный лад. Эйми готова поставить на кон все свои сбережения на самостоятельную жизнь в колледже, что ублюдок еще ночью сделал удобные ему снимки экрана, где Эйми по дурости ласково зовет его «папочкой» и отправляет недопустимый материал. Вот теперь у него действительно есть для нее угроза. И если слова в адрес Рэймонда могли быть чистым блефом, то что же Лоу мешает шантажировать Эйми скриншотами переписки? Что мешает ему отправить этот материл тому же Рэю? Ничего! — Ну какая же идиотка! — визгливо кричит Корнел и швыряет телефон на пол. Нет никакого смысла теперь удалять этот диалог с её стороны. Тот, кто хотел — уже всё зафиксировал. А она еще десятки раз перечитает чат, пускай и каждое слово намертво отпечаталось в памяти.       Новых сообщений не поступало, звонков — тоже. «Что дальше?» — Эйми запоздало поняла, что грызть на пальцах больше нечего и раздраженно всплеснула руками. Девушка лихорадочно прокручивала в голове ключевые моменты минувших суток, расхаживая по комнате в точности, как её отец, когда злится. Неизвестно, как долго она пыталась построить в голове хоть сколь логичную цепочку событий и выходы из нее, когда в дверь спальни постучались. — Черт возьми, они мне сегодня весь мозг по чайной ложке вычерпают, — мрачно шептала Эйми, всецело осознавая свою несправедливость в отношении родных. Но умерить эмоции никак не могла. — Да? — более резко и холодно, чем хотелось бы, спросила Эйми, открывая дверь и тут же притихла. По ту сторону проема на неё изучающе уставились черные глаза.       Рэй оглядел девушку с ног до головы, затем нашел глазами валяющийся на ковре телефон в углу комнаты и… — Что ты творишь?! — ошеломленно зашипела Корнел, когда пол и потолок поменялись местами, а её туловище оказалось подвешенным на мужском плече. Стоит отдать должное, что ей хватило рассудка не закричать. — Тебе бы проветриться, — преувеличенно спокойно подчеркнул Рэй, перехватывая стройные бедра поудобнее, чтоб шокированная девчонка не ушиблась в попытках слезть на землю. — Там же, — шепотом, — мои родители внизу! — Не-а, — ровным голосом ответил Уилсон, — они на кухне. У вас сантехника барахлила. Я разобрался. Чаёвничают, — Эйми была готова задохнуться от непринужденности слов своего почти похитителя.       О том, что её по-настоящему похитили, Эйми поняла, лишь когда оказалась абсолютно босая, без телефона и кошелька, на пассажирском сидении пикапа. Корнел осталась настолько поражена выходкой мужчины, что забыла даже людскую речь. Она успокоилась и только спустя пару минут молчаливой езды, само собой, задала справедливый вопрос: — А мы куда едем? — Я, знаешь ли, сегодня на работе, так что… — Рэй бросил взгляд в сторону растерянной пассажирки, намекая, что она сама должна была бы уже обо всем догадаться. — Но я не умею… — на мгновение задумалась Корнел, подбирая верное слово, — чинить. Я не умею ничего чинить.       Рэй скомкано захихикал и покачал головой: — Ну, чинить ты правда вряд ли умеешь, но зато неплохо можешь поддержать беседу, — пикап завернул в чужой двор, и Эйми начала беспокоиться, что всё происходящее — сумасшествие, и она наверняка себе разбила голову с горя и сейчас бредит на больничной койке. — Послушай, Эми, — Уилсон стал в достаточной мере серьезным и всем корпусом развернулся к собеседнице, — этот человек очень важен для меня. В своё время он стал мне заменой отца. Сейчас у него страшные проблемы со зрением, он может окончательно ослепнуть, а его дом… — Рэй кивком головы указал на небольшое одноэтажное здание перед ними, выкрашенное в белый, — Его дом не подходит для слепого. Там нужно многое поменять, пока Святой Отец Оливер еще может запоминать расположение вещей: убрать пороги, снять двери, заменить острую и опасную мебель. Ты понимаешь? — мужчина доверительно заглянул в глаза напротив, и заключил чужие ладони в свои.       Эйми лишь молча кивнула, не до конца определившись со своей позицией насчет сложившейся ситуации. С одной стороны, она могла оценить его желание познакомить Эйми со своим другом, попросить её составить человеку компанию, пока сам Уилсон будет занят ремонтом. Но, с другой стороны, обязательно ли было её так внезапно вырывать из собственной спальни без каких-либо предупреждений? Эйми не на шутку беспокоилась, что пока она здесь, на её мобильный могут поступать звонки и сообщения от Теренса с совершенно отвратительным содержанием. А она не будет даже знать!       Когда Эйми босыми ступнями оказалась на мелком камне подъездной дорожки, на пороге их уже ожидал невысокий состарившийся мужчина, с редкими седыми волосами и очень дружелюбными морщинками. Бывает, что у людей, которые всю жизнь злятся и негодуют, морщины остаются в характерных местах и создают образу еще более хмурый вид. У Оливера же, как назвал его минутой ранее Уилсон, лицо сияло неподдельной добротой и нежностью. — Рэй-Рэй, ты быстро вернулся! Ох, — взгляд помутневших глаз остановился на Эйми. Мужчина подслеповато попытался рассмотреть гостью и тут же заулыбался больше прежнего. — Юная леди не признает обувь или очень рассеяна от природы?       Вопрос прозвучал с таким невинным интересом, будто Оливер озвучивал доброго волшебника в театре кукол. Старческий голос уютно обволакивал, и в его присутствии Эйми просто постыдилась вести себя так же агрессивно, как десятью минутами ранее в своей спальне. Как бы там ни было, она сейчас здесь, с этими мужчинами, и нет никакого Теренса, который мог бы позвонить на оставленный дома мобильный. — Одну минутку, — рассмеялся старик, а затем с удивительной для его лет скоростью убежал в дом и вернулся с мягкими тапочками. — Конечно, они не по размеру такой миниатюрной девушке, но будьте уверены, мисс, они совсем новые и никем не ношены.       Эйми зарделась от такого радушного приёма. Мужчина, с которым они знакомы меньше пяти минут, мгновенно сумел расположить к себе своей искренней непосредственностью и заботой. Корнел осознала, почему Рэй говорил об этом человеке с таким трепетом. — Эйми Ванесса Корнел, — слегка поклонилась шатенка, не будучи уверенной в том, что рукопожатие уместно, — рада знакомству. — Эйми значит, — на лице Оливера прослеживалось удовлетворение и, быть может, девушке лишь показалось, гордость. — Рэй о тебе рассказывал, и ты даже не представляешь, как рад этому знакомству и я! Так ты все-таки последовал моему совету, парень, — священник расхохотался и шутливо толкнул Уилсона локтем. Тот, в свою очередь, сконфуженно отводил взгляд не в силах как-то противостоять воодушевленному старичку. Сцена показалась Эйми практически семейной — так всегда ведут себя отец и сын в самом добром кино. От осознания, насколько для Рэя, вероятно, ценно это знакомство, Эйми ощутила груз ответственности. Она ни в коем случае не должна ударить в грязь лицом и испортить сегодняшний день своими эмоциональными метаниями. Раз уж ей предстоит провести какое-то время в этой чудесной компании, Теренсу Лоу в её голове не место!

***

      Оказалось, что главная красота скрывалась на заднем дворе дома Оливера Джонса, как он уже успел представиться девушке. Они умиротворенно нежились в плетеных креслах на задней веранде, попивая травяной чай с лимоном и мятой вприкуску с домашним овсяным печеньем. Эйми ощутила себя маленькой девочкой в гостях у бабушки с дедушкой по материнской линии. Вся атмосфера и теплота общения напоминали ей детство. Оливер рассказывал гостье о цветах, высаженных между старыми деревьями вишни и сливы. Каждый куст, каждую отдельную клумбу мужчина на протяжении всей жизни высаживал сам. И пускай родной семьи у него не состоялось, священник сладостно вспоминал обо всех мальчишках и девчонках, которых родители доверяли ему, как человеку своей профессии. Он часто принимал у себя чужих детей, рассказывал им библейские истории на манер сказок и просто гармонично проводил с ними время. — А какая у Рэймонда была любимая история? — поинтересовалась девушка, поднося дымящуюся чашку к губам. — На самом деле он не признает религию, — опечаленно признался священник. — Его отец навязал мальчику крайне негативное мышление своим фанатизмом.       Эйми вспомнила темнеющие очертания распятия на старых обоях в гостиной Уилсонов, и любопытство, какое она не осмеливалась выказывать перед Рэймондом, вырвалось наружу. — А вы можете подробнее рассказать о его детстве? Дело в том, что он однажды очень плохо отреагировал, а я боюсь его побеспокоить этой темой.       Старик с участием кивал. Он на какое-то время ускользнул в молчание, и Эйми даже успела пожалеть о своей несдержанности, как вдруг, обреченно вздохнув, Оливер начал рассказ: — Теодор — так звали отца Рэя и Рене — при жизни был очень сложным человеком. Религиозным фанатиком. Вечно бегал ко мне со всякими глупостями, ожидая, что я стану поддерживать его утрированные идеи и взгляды. Я знал его практически всю его жизнь. Сначала относился к нему снисходительно. Ну, по крайней мере, старался таким быть. А когда он заставил пятнадцатилетнюю Роуз забеременеть и запер её дома, не позволив даже школу окончить, целиком в нем разочаровался. Он ведь был старше нее лет на десять.       Эйми пораженно ахнула, не в силах сохранять спокойствие от ужасного открытия. Ей вдруг стала очевидна реакция Роуз Уилсон в их первую встречу на то, что Эйми еще не поступила в колледж. Слова женщины о том, что Корнел еще достаточно молода и у неё всё впереди, приобрели совершенно новый смысл. — Да-да, у многих была в то время такая же реакция, как и у тебя. Но Роуз и сама вышла из неблагополучной семьи. У неё был только вечно пьяный отец, и когда девочка принесла в подоле, он просто… — Оливер умолк, негодующе поджимая тонкие губы. — Он от нее отказался, выбросил, как прокаженную. Никто за неё не заступился, вот что! А ты представь, какой это был позор на то время. Это сейчас люди стали лояльнее друг к другу. А в те года… В общем, она и сама не стала бороться с судьбой. Родила сына, а после и дочь. Теодор был душевно болен, как мне кажется. Он сам вынудил девочку родить, а потом всю жизнь презирал её за это. Всюду ходил и говорил, что жена его — посланница дьявола, грешница, развратница, — последнее слово Оливер буквально выплюнул, как яд. — И что сын у него такой же — отродье дьявольское. Бил их иногда, а может и постоянно — этого не могу точно сказать, Рэй мне так до конца и не признался. Просто замечал у него иногда следы побоев. Пытался вразумить Теодора, призвать к благоразумию — всё тщетно. Он просто перестал приводить ко мне детей и жену, чтоб я их не видел. Когда Рэй подрос, ему оставался где-то год до совершеннолетия, у них случился страшный скандал. Город у нас маленький, и каждый пересказывал эту историю на свой манер, поэтому я бы не хотел тебе говорить того, в чем сам не уверен. Рэй об этом говорит с трудом, а я и не спрашиваю. Но вот, что знаю — наш мальчик тогда сам чуть не умер. Врачи ему голову зашивали, в реанимации долго лежал, еле откачали. — Шрам на затылке, — сопереживающе прошептала Корнел. — Да, верно, — закивал священник. — Он самый.       Тяжелый разговор горьким осадком остался на языке. Оба погрузились в свои мысли, нарушая создавшуюся тишину лишь звоном чайных чашек о блюдца. — Ты спроси у него сама, — неожиданно оживился Оливер, — вдруг тебе он откроется. Ему бы стало гораздо легче.       Эйми не успела обдумать слова мужчины и дать ответ, когда в дверном проеме выросла стройная фигура Рэймонда в рабочем пыльном комбинезоне. Он на протяжении нескольких часов не выходил к ним, всецело поглощенный работой. Но судя по бусинкам пота на порозовевшем лице и шее, Уилсон достаточно утомился и хотел, если не закончить на сегодня, то хотя бы взять перерыв. — Как вы тут, все косточки Иисусу перемыли? — ехидно уточнил Рэй с легкой одышкой. «Чем он там таким занимался?» — Рэй-Рэй! — возмутился тут же Оливер такому грубому отношению к Святому. — Говорить такие вещи — грех, мальчик мой! — Прости-прости, — оправдываясь, вскинул Уилсон руки вверх, демонстрируя тем самым свою невинность и безоружность. — На сегодня, думаю, хватит. Я приму у тебя душ, если не возражаешь, и отвезу Эйми домой.       Лицо у Рэймонда при детальном рассмотрении выражало крайнюю степень утомленности. Он прятал её перед Оливером за шутливой ухмылкой, но на деле, каждое его движение кричало об истомленности. Еще примерно через две трети часа они собрали инструменты Уилсона, немного прибрали в доме и попрощались с Оливером. Перед тем как отпустить нового друга, он приобнял Эйми на прощание и еле слышно напомнил о своей просьбе. Будучи уже готовой к этому, Эйми незаметно кивнула. Слова священника её безмерно тронули, и Корнел всё же набралась смелости спросить у Рэймонда про его самый знаковый шрам.       Как только пикап двинулся по улицам безмятежного спального района, девушка попросила Рэя о маленькой услуге: побыть еще немного наедине. Когда эмоции поутихли, Корнел не была готова вернуться домой и смотреть в глаза родным, которых так сильно расстроила утром. Уж кто-кто, но точно не они были виноваты в том, что их дочь так легко поддалась глупейшей провокации. К тому же, её всё еще не покинула идея откровенно поговорить с Рэймондом о его отце. Просить дважды не пришлось — Уилсон свернул на главную дорогу к выезду из города. Стоило только Эйми решить, что заданный маршрут ей знаком, как пикап перестроился в новом направлении и уже спустя недолгое время перед глазами молодых людей расстилались широкие просторы лесного озера. Небольшой берег был усеян сухим песком и редкими пучками дёрна. Только ступив на землю в ожидании ощущений теплого песка между пальцами, Эйми поняла, что случайно украла домашние тапочки у старика Оливера и неожиданно рассмеялась. В приступе простосердечного смеха Корнел запрокинула голову и задорно сощурилась от прямых лучей солнца на безоблачном небе.       Рэймонд стоял в стороне, боясь разрушить хрупкое мгновение, в котором Эйми, пусть и ненадолго, смогла отпустить себя от всех тягот, рвущих душу. Он не знал, когда она решит окончательно доверить ему свою историю, но понимая чувства девушки, как свои собственные, не торопил. Вскоре мужчина извлек из кузова строительную клеенку и, сложив до нужного размера стандартного одеяла, расстелил на земле совсем близко к границе между сырым и сухим песком. Когда Эйми уселась поудобнее, мужчина беззастенчиво уложил голову на её колени и прикрыл глаза. Хотелось спать.       Незначительный отрезок времени Эйми перебирала его волосы, но, в конечном итоге, отбросив всякие формальности, задала вопрос в лоб: — Рэй, откуда у тебя шрам на затылке?       Мужчина приоткрыл левый глаз, боясь быть ослепленным солнцем, но Эйми весьма удачно закрывала его своей тенью от наклоненной к нему головы и копны пышных каштановых волос. — Что рассказал тебе Оливер? — понимая, откуда у этого вопроса растут ноги, уточнил Рэй. — Кое-что… — уклончиво призналась девушка. — Нехорошие вещи про Теодора и твою маму.       Рэй неопределенно хмыкнул, и лицо его сделалось задумчивым. — Откуда-откуда… Поубивать мы друг друга пытались. — Эйми боялась даже пошевелиться, чтобы не спугнуть порыв откровения, а мужчина продолжил спокойным голосом рассказ. — Полагаю, ты уже знаешь, что он поднимал на нас руку. Да и ты ведь видела мои шрамы на спине, точно, — сам себе кивнул Уилсон. — Во мне копилось это всё очень долго. Я терпел — отец всё-таки. Какой бы ни был — мой родитель. Я всегда был одет, обут, накормлен, в отличие от многих других моих знакомых, — «и избит» — подумала Эйми, — я был ему благодарен за это. А побои… Знаешь, когда живёшь с этим всю жизнь, подобное не кажется чем-то ненормальный. Я так вырос и всё. Просто в один момент… Он начал слишком часто заикаться о том, что Рене в свои шесть лет ведет себя как взрослая распутная женщина…       Эйми округлила глаза, но сдержалась от комментария. — А она всего-то, когда кружилась под какие-нибудь песни, любила, чтобы платьице в воздухе поднималось. Ей это казалось волшебно красивым. Я тогда очень боялся за неё. Когда он говорил подобные вещи о маме, то неизменно за словами шли избиения. Я в тот день выпил, наверное даже впервые, и пришел домой вечером с четким желанием его просто убить. Ничего меня не волновало в тот момент. У нас завязалась драка. Я это, знаешь, — тяжело вздохнул Рэй, — как в замедленной съемке помню. Странно, конечно, что от моих травм память не отшибло… Рене в пижаме смотрит на всё из коридора и громко плачет, мама пытается оттащить от меня этого увальня. Я пытался дотянуться до его шеи или хоть как-то ударить, а он меня душил. Потом, когда матери всё же удалось нас разнять, я не мог подняться, а он сорвал крест со стены, который там всю мою жизнь висел, старинный был, кованый… И начал колошматить меня по затылку. Врачи говорили, что меня чудо спасло. Бог от креста своего погибнуть не дал, — презрительно скривился мужчина. — А у него от взбучки сердце прихватило и остановилось.       Рэй замолчал и закрыл ладонью глаза. Губы его дрожали, так же, как и весь он. Эйми отвернулась, понимая, что не каждый мужчина захочет показывать свои слезы. Она аккуратно убрала его голову со своих ног и тихо легла рядом, устроившись на часто вздымающейся груди. В ту минуту, безмолвно успокаивая Рэймонда, она ощутила внутри себя небывалую до этого дня силу и поняла один очень важный момент.       Человек рядом с ней на протяжении всей своей жизни ужасно страдал, перенёс поистине невероятные события, но нашел в себе мужество жить дальше, взял на себя ответственность за семью. Ради тех, кого любит, был готов пойти на самый отчаянный шаг. Так неужели, если Рэймонд преодолел такое страшное горе, справился, пережил, она не сможет справиться с каким-то озабоченным гадом из прошлого?       Сможет. Она растопчет Теренса Лоу, словно надоедливого таракана, чтобы в будущем больше никто не помешал ей строить счастливую жизнь рядом с теми, кто ей дорог.