Алекситимия

—Ну надо же, а я думала, что этот крест ещё мои дети увидят, — неловко рассмеялась Рене, глядя на то, как брат собирает настенную полку.       Рэй знал, что смех его сестры вызван больше растерянностью, чем искренней забавой. Ей было всего лишь около шести лет, когда над Теодором Уилсоном закрылась крышка гроба. Она не успела, как следует, узнать этого человека. А Рэймонд знал его так хорошо, что и человеком не назвал бы. —Давно пора, сколько лет можно на эти разводы смотреть, — мрачно произнёс мужчина, всем своим тоном давая понять, что он не настроен разговаривать об этом.        По-хорошему, надо сделать ремонт, а не закрывать след прошлого новой мебелью. Однако, они совсем недавно рассчитались с многолетними долгами и мать твёрдо настояла, что прежде всего Рэймонд должен наконец открыть полноценную автомастерскую, а они подождут. Столько лет без ремонта прожили и ещё поживут. У Рэймонда такие разговоры вызывали злость и чувство вины. Он словно недостаточно старался. Его муки совести вполне объяснимы — единственный мужчина в семье. Конечно же, он ощущал ответственность каждый раз, когда им не хватало средств на что-то. —Разводы, конечно, не красивые, да... — Прервала его мысли сестра. — Но мы могли бы просто повесить новый крест и...       Рэймонд за мгновение изменился в лице и яростно вскинулся, глядя прямо в глаза, которые были так похожи на его собственные. Рене в такие моменты его боялась, хоть и знала, что брат ни за что её не обидит. И глупый страх, само собой, старалась скрыть, чтоб не расстроить его ещё больше. Девочка тут же замолчала, не стала заканчивать свою мысль. Ладно с тем крестом, главное, чтобы брат успокоился. Она его в чем-то не понимала, но никто от Рене этого и не требовал. Пока ещё была возможность избежать нежеланной ссоры, девушка наскоро попрощалась и ушла к ожидающей её у ворот подруге. Сегодня вторник, Эйми всё равно не придёт с ней позаниматься, зачем же тогда дома сидеть и надоедать злому бро в его выходной?        Вскоре послышался шум отъезжающей машины. Это говорило о том, что мужчина остался наедине со своей агрессией.       Рэймонд не мог винить Ренни в том, что её детское сознание сохранило выборочные воспоминания о прошлом, а он до сих пор спасался от кошмаров. Если останется такая возможность, он и не станет ей ничего рассказывать про отца. Пускай мнение Рене ввиду детской наивности и ошибочно, но так даже лучше. Ни к чему ей забивать себе голову вещами, которые больше ни за что не повторятся. У нее и так, оказывается, проблемы с учебой из-за детской травмы, а мёртвые всё равно не воскресают. Теодор Уилсон не гребаный Иисус, в которого он так фанатично верил при жизни.       Рэймонд ядовито оскалился своим мыслям. Он бы назвал своего отца дьяволом, если бы верил, что ад и рай существуют. Возможно, маленького Рэя ещё можно было водить за нос, заставлять молиться и верить, что на все воля Божья. Вот только с годами он понял, что нет никакого Бога. Будь он хоть где-то, в какой-то заоблачной дали или в сердце, как их учили на воскресных службах, то он не допустил бы того, через что прошли Роуз Уилсон и её старший ребенок.       Когда Рэй был ещё совсем мальчишкой, он всему этому даже подыгрывал. Еженедельно Теодор заставлял его ходить в церковь на исповедь перед Святым Отцом, посланником Бога на земле. Однако, никто не объяснил мальчику, что у него может и не быть грехов, которые так тщательно хотел из него вытравить больной на голову ублюдок с его фамилией, называющий Рэймонда своим сыном.       Первыми моментами Рэй искренне каялся перед священником за то, каким непослушным был, какие плохие слова говорил, как на маму ругался, когда она его заставляла есть ненавистную морковь. А потом...       Спустя время ему стало обыкновенно нечего рассказывать. И тогда Рэймонду пришлось придумывать. Перед каждой исповедью он сочинял новые проступки, чтоб было о чем поведать священнику. Спустя около десятка странных и нелогичных историй Святой Отец понял это и объяснил мальчику, что если он хорошо себя вёл, то ему не обязательно что-то говорить, он может просто помолиться за благополучие семьи и всё.       Но Теодора Уилсона такое вряд ли устроило бы, он считал своего сына порождением Сатаны, самым греховным существом на земле, не считая Роуз, родившую его. Если бы Рэй перестал ходить на исповеди, отец мог избить его маму за недостойное воспитание. На то время она носила под сердцем его сестричку, а Рэй, хоть и был ребенком, но не мог допустить беды. Поэтому он продолжал ходить на исповедь, но зато больше не лгал о несуществующих провинностях. Он приходил к Святому Отцу, пока его родной наблюдал за мальчиком издалека, и молчал.       Мальчик был готов простоять в церкви хоть четырнадцать часов: от заката до рассвета, если это избавит Роуз Уилсон от стресса и побоев за недостойного сына. Как же Рэй ненавидел отца за эти оскорбления в сторону любимой матери. Жалкая, порочная сволочь, он ведь сам взял ее в пятнадцать, сам заставил родить Рэймонда на свет! Лишил ее образования и будущего, закрыв за стенами своего дома. И для чего? Чтобы потом до конца жизни попрекать Роуз в ее греховности и невежестве?       Но недолго Рэймонду оставалось наблюдать за родительскими скандалами со стороны. Как только юношеское тело достаточно окрепло, тяжелая рука Теодора взялась за него. Всё начиналось с пощечин и выкручиваний запястий, пока однажды не дошло до действительно серьезных увечий. Теодор Уилсон, несмотря на нездоровый ум, был вполне сообразителен, чтобы смекнуть, что наказывать сына надо в подвале - там, где никто из соседей не услышит, как церковный фанатик и самый преданный раб Божий, превращает спину подростка в кровавое месиво. Он делал это тяжелым кожаным ремнем с металлической фигурной пряжкой. Именно она оставляла после себя не проходящие рубцы на коже.       А Рэй словно специально становился всё непокорнее и злее, он начал пропадать с дурной компанией, испортился в учебе, прекрасная зная, что за каждую плохую отметку он будет наказан с особой изобретательностью даже на глазах маленькой сестры.       Сколько раз Рэймонд представлял, как сжимает широкую шею пальцами, пока отец не начал бы хрипеть и плеваться в предсмертных муках. Он мог очень реалистично увидеть в мыслях, как побагровела бы его кожа, а черные глаза закатились бы за веки. И однажды, придя домой впервые пьяным, семнадцатилетний подросток был четко намерен исполнить свои кошмарные фантазии в жизни... В тот вечер Теодор наконец освободил свою жену и двоих детей от невыносимого существования, правда, едва не утянув сына вслед за собой.       Рэймонд с пустотой в груди нащупал уродливый шрам на затылке, как было всякий раз, когда он вспоминал Теодора. Рука по привычке тянулась к последнему следу, оставленному Рэю в память о ласковой натуре отца. Иногда он просыпался весь в холодном поту с грохочущим сердцем. Уилсон из раза в раз вставал на место избитого юнца и никак не мог вытравить тот день из своей головы. Он бы всё отдал, чтобы также, как Рене, помнить лишь самую малую долю своего детства. Поначалу мать пичкала его снотворным, чтобы избавить от кошмаров. Но позже ей пришлось от этого отказаться, потому как ее мальчик всё так же продолжал кричать по ночам, а таблетки влияли больше на его дневную активность и доставляли моральный дискомфорт.       Мужчина уже успел пожалеть, что повесил эту чертову полку и взбудоражил воспоминания именно сегодня, когда ему предстояло увидеться с Эми. Он не знал, чего ждать от сегодняшней встречи. По правде говоря, он и позвал ее скорее на импульсивной почве. А теперь не понимал, что с ней делать и о чем говорить. Эми привлекала его, и Рэй начинал из-за этого тревожиться.       Если она снова заведет речь о проблемах Рене, которые повлекут за собой цепочку тягостных мыслей, он ведь может на нее сорваться! А Рэймонду этого бы очень не хотелось. В их последнюю встречу, три дня назад, она казалась такой несчастной, что Рэй даже опешил и стушевался. Она всегда выглядела хрупкой и миниатюрной, но в тот вечер стала словно бы еще меньше и тоньше. Эта невероятно красивая девушка, - Рэймонд теперь уже мог себе в этом честно признаться, - вдруг обесцветилась... Да, она, несомненно, была притягательно одета, ее волосы мягкими волнами манили к себе прикоснуться, а легкий праздничный макияж идеально подчеркивал до приятной дрожи холодные серые глаза. Но что-то в ней было всё же не так.       Рэй прежде не видел, как она улыбается, но мог поклясться, что за столом вся радость Эми была напускной, искусственной. И позже, наблюдая за ней в темной крошечной комнате с книжным шкафом и нелепым торшером, он был благодарен, что хотя бы перед ним Корнел не прятала печальный взгляд и не натягивала насильно уголки губ вверх. Из-за замкнутости характера и трудных отношений с людьми, Рэймонд не смог подобрать слов поддержки и предпочел сделать вид, будто им просто по пути. Естественно, он не собирался уезжать домой так рано и, естественно, Сьюзен Корнел не стала бы перед ним унижаться и просить отвезти свою дочь домой. Он предложил это сам, а женщина благоразумно согласилась. Мужчине лишь оставалось надеяться, что его маленькая ложь не вскроется в разговоре между матерью и дочерью. По меньшей мере, это было бы стыдно.       Из размышлений мужчину вырвал звонок. Он сделал несколько вдохов и выдохов, чтобы успокоиться, и распахнул входную дверь, встречаясь глазами с такой непонятной для него девушкой. Если бы Эми была предметом, то определенно — головоломкой. —Ты зачем-то написал мне принести цветок в горшке, — вместо приветствия начала Корнел, опуская взгляд на свои руки. Рэймонд, последовав ее примеру, уставился на большой черный горшок с одиноким темно-зеленым кактусом. —Мне показалось, что он, как нельзя лучше, тебе подходит.       Рэймонд бы даже рассмеялся, будь его настроение изначально лучше. Но всё же тень ухмылки скользнула по бледному лицу, и Уилсону пришлось себе признаться, что он рад приходу шатенки. Сегодня Эми выглядела куда лучше и свежее, заражая мужчину своим спокойствием. —Проходи, - наконец впустил ее блондин и сразу направился в гостиную. Он протянул свои руки, чтобы забрать растение, но Корнел опередила мужчину. Обойдя его фигуру стороной, она встала на носочки и сама поставила свой подарок на новую полку. —Замечательно смотрится, — не без мягкой улыбки отметила Эми, — Чем займемся? Я принесла попкорн, - невзначай пробормотала она, а Рэймонд задумался, что, кажется, этот ангел принес нечто важнее закуски.