Алекситимия

      Пятнадцатый вечер на новой территории заканчивался для Эйми абсолютно идентично. Родители приезжали в одно и то же время, гарантированно утомленные и почти всегда в одном настроении. Изо дня в день к этому часу Эйми ждала их с горячим ужином. Но какую бы заботу девушка не проявляла к родителям, дабы обеспечить заслуженный отдых…       Каждый. Чертов. Вечер. Кончался. Скандалом.       В попытках отвлечь своё сознание от происходящего за столом, Эйми рассматривает и так до тошноты знакомые фоторамки, помня их наизусть.        Шесть фоторамок на фоне мутных болезненных желтых обоев в полоску. В первом ряду, начиная с левого края, — Эйми всегда почему-то бралась их рассматривать именно отсюда, — фото ее погибших родных бабушки и дедушки. Старик Эд был младшим братом дедули, трагично ушедшего из жизни вместе с супругой в слишком молодом возрасте, оставив миру двух маленьких сыновей погодок. Оба мальчика явно пошли в свою маму своими темными волосами и голубыми глазами.       Следующий кадр: Эд держит на руках племянников, а дедушка стоит позади и улыбается фотографу. Наверное, камера была в руках бабули. Дальше идет фото большого беспородного пса с обилием седины в шерсти.       Его звали до смехотворного просто — Друг. Пес прожил больше положенного любой другой собаке. Когда отец вспоминал детство, ни одна теплая история не обходилась без упоминания Друга. На самом деле Эд брал щенка именно себе, чтобы скрасить одиночество. Кто бы мог подумать, что буквально через пару недель, он станет заменой своему старшему брату и в его доме каждый день будут слышны голоса племянников восьми и девяти лет.       Второй ряд начинается, как бы не было иронично, с фотографии ее отца и матери. Кажется, это фото было сделано сразу после свадьбы. Уже тогда в глазах матери читалась крепкая натура. Это глаза хирурга и человека с тяжелым характером. Отец со своим простодушием всегда на ее фоне выглядел кем-то вроде ангела. Лишь немногие знали, что его добрый взгляд может быть лишь завесой, и если Эрика Корнела сделать врагом, его миловидный образ простака разрушится мгновенно. Дальше фото, где дядя Эдмунд держит маленькую Эйми на руках, а позади старик Эд и её отец. Жестокая шутка, или случайность это, но роковое сходство первого и второго ряда всегда пугало Эйми, особенно в детстве.       На самую последнюю фоторамку смотреть печальнее всего. У старика Эда была замечательная черта — уметь смеяться над собой. Но в этом случае Эйми считала и будет всегда считать, что последняя шутка была неудачной. В параллель первому ряду фотографий, под изображением седого пса старик повесил собственное фото, сделанное примерно за полгода до кончины. Позитивный, но порядком потрепанный годами и образом жизни Эд улыбался во весь рот, сощурив светлые глаза. Таким она его и запомнила. —Хватит её защищать, Эрик! — еще немного и бокал в руках матери вот-вот треснет от силы ее хватки. Или от волн её голоса… Эйми сконфуженно оторвалась от памятной стены и уставилась в тарелку. — Не играй доброго полицейского, черт подери… — Кажется, собственным криком Сьюзен смогла вызвать головную боль даже самой себе, о чём можно было судить по её пальцам у левого виска.       Эйми знала, что для развития и окончания этого представления, ей не обязательно участвовать. Честно говоря, ей бы и не хотелось что-то говорить или делать. Она была одинаково согласна с обоими членами семьи, пускай их взгляды и отличались. Мать была голосом её чувства вины, не позволяющим забыть о своих ошибках. Отец — голос поддержки, защищающий. Почти не разрешающий сойти с ума. —Сюзи, одно и то же… — Эрик говорил достаточно тихо, как это часто бывало, когда он попадал в неприятную ситуацию внутри семьи. И дело не в слабости характера, лишь в нежелании оставить пепел на том месте, где он стоит. — Когда мы уже закроем эту тему? Она, по-твоему, маленькая девочка? Она не понимает, что сделала? Она не видит последствий? —Вот именно, не маленькая, — к удивлению Эйми, её мать так же оставила высокий тон и перешла на более спокойную речь. Но от громкости её голоса слова не стали легче. — Она взрослый сознательный человек. И всё же ей хватило мозгов на…       Женщина прервалась. Эйми не нужно было поднимать голову, чтобы понять причину так резко оборвавшихся слов. Очевидно же — стыд и омерзение. Сьюзен Корнел обыкновенно не хватало воспитания озвучить свои мысли. Девушка глубоко сомневалась, что мать остановила речь, глядя на её душевное состояние, точно нет. Эйми крепко сжимала в ладонях края свитера, прижимая подбородок к шее. Таким образом, волосы позволяли спрятать лицо и непрошенные слезы. На губах от постоянных нервов не осталось и живого места.       Сьюзен шумно набрала в легкие воздуха и продолжила свою речь тоном ясно означающим, что сказанные ею слова станут последними: —Раз так сложились обстоятельства и раз ты, дочь, осталась у нас без колледжа, не жди, что сможешь закрыться за стенами этого дома! Ты найдешь себе занятие на благо кого бы то ни было, или даже работу! Мне плевать, что ты будешь делать, но за стенами! Выйди наконец из этой раковины. Это ты загнала нас и себя в этот угол, и сидеть с головой в песке, теряя остатки своего интеллекта за бездельем, уважаемая моя Эйми Ванесса Корнел, я тебе не позволю!       Эйми кожей чувствовала, каким тоскливым взглядом отец смотрел на нее. Именно это ее и добило окончательно. Не удалось сдержать всхлипы. Она слишком устала морально. Опустив подбородок, Эйми едва не задыхалась от подступающего приступа жалости к себе, но уходить из-за стола не смела. Ей оставалось лишь ждать. А чего ждать? Она с самого начала знала, что так ей, идиотке, и надо. По заслугам. —Может хотя бы теперь ты станешь избирательнее в своих половых связях в восемнадцать-то лет, — выплюнула Сьюзен и мгновенно покинула помещение, оставив за собой шлейф духов и злой вкус крови. Эйми прикусила язык.       Слава богам, её отец не стал ничего говорить — она бы не вынесла. Эрик с тяжелым сердцем ушел вслед за супругой. Своей ошибкой Эйми перечеркнула годы его упорной работы, его цели, его привычную жизнь. Но, как настоящий мужчина, он молча вынес все свалившееся дерьмо на свою голову. С чьей подачи? С её, конечно же!       Еще недавно всё шло просто замечательно. Эйми в выпускном классе, готовится к поступлению в колледж, её матери пророчат повышение в больнице, отец баллотируется в мэры, он шел к этому годами, зарабатывая общественное признание. Жизнь полна яркого света и счастья.       Все сферы жизни оборвались буквально за сутки. Хотя, так думается лишь её родителям. Эйми ступила на позорный путь гораздо раньше и шла к тому дню месяцами. Но однажды утром девушка проснулась и обнаружила, что весь город увешан ее снимками… Нет. Корнел крепче сжала руки в кулаки, пока следы от ногтей не стали достаточно болезненными, чтобы отрезвить ее. Она не станет возвращаться мыслями в этот омерзительный эпизод своего прошлого. Она знала, что не являлась единственной виновной. Она знала, что их с ним было двое. Он заплатил гораздо больше, чем Эйми и вся ее семья вместе взятые. По крайней мере, Корнелы смогли сбежать от этого скандала в город, в котором Эрик вырос.       Спустя время, окончательно успокоившись, Эйми убрала со стола и вернулась в спальню. Ее дядя, в отличие от отца, остался в родном городе, так ни разу отсюда и не уезжая. Не так давно он приходил в гости, Эйми прокручивала тот диалог снова и снова, пока не поняла, что это выход. Эдмунд Корнел жаловался, что у женщины, с которой он работает на ферме, младшая дочь совсем не справляется с учебой, а старший сын слишком занят работой, так же как и сама женщина. Совершенно очевидно, что это был намек для Эйми. Пускай они и жили прежде в разных городах, дядя и отец часто общались. Эдмунд не мог не знать, что Эйми замечательно справлялась с учебой до второй половины выпускного класса.       Эйми не была уверена, что женщина платежеспособна, иначе она бы просто оплатила репетитора для дочери.       Эдмунд не говорил этого напрямую, но картинка складывалась именно так, что своим рассказом он рассчитывал на «товарищескую» помощь от племянницы. Видимо, та женщина ему очень по душе, но это уже Эйми не касалось. А вот возможность, которую ей подкинули — очень даже к месту и требует осмысления. Матери не обязательно, чтобы Эйми занималась оплачиваемым делом? Если Корнел вызовется помочь девочке с учебой, тогда никто уже не сможет упрекнуть ее в затворническом образе жизни. Решив не откладывать это дело в дальний ящик, Эйми направилась к родителям. А именно: к отцу.       Пока обговаривали ее идею и созванивались с дядюшкой Эдмундом, мама Эйми сохраняла суровое молчание. Лишь когда вопрос был решен и Эйми, пожелав родителям доброй ночи, вышла из их спальни, уже в коридоре услышала тихое: —Наконец-то она начала двигаться дальше…       У девушки сердце защемило от того, насколько усталым и печальным был голос ее матери. Ей хотелось вернуться, кричать: «Нет, не начала, мама! Мне по-прежнему больно!» И нисколько не солгала бы. Открыть давно брошенные соцсети, прочесть тонну осуждения и гадостей — это сродни казни. Но всё, что ей оставалось, это молча продолжить путь в свою комнату. Если Сьюзен Корнел предпочитает держать свои чувства при себе, то её дочь такая же. Они словно два дикобраза, будут колоть друг друга, но ни за что не найдут слов, дабы сказать о своем «люблю и переживаю».       В мире, где у нее есть семья, стало совершенно пусто. Старик Эд ощущал себя так же, когда повесил на стену своё фото под псом? Он тот, кто всегда был, если нужен. Тот, кто потерял любимого и единственного брата. Тот, кто в один миг стал отцом двум очень сложным мальчишкам. А какие дети будут простыми, если останутся единственными выжившими в автокатастрофе? Каким бы добрым сердцем Эд не обладал, но всё, что у него было — забота о других и никогда, о нем. Пустота — вот, что убивало его последние годы. Он утонул в алкоголе не из-за того, что пагубная привычка стала огромной. Эд умер в этом разваливающемся доме одиноким мужчиной, прокормив и вытолкав в люди двух успешных племянников, но так и не ставший достаточно значимой частью для общества сам.       В ее комнате тоже имелось памятное фото на стене. Эту комнату Эд переоборудовал лично под нее, чтобы у Эйми был свой уголок, если она решит приехать в гости. Розовые обои в крупный цветочек, такие детские… Кровать тоже детская, но всё еще подходящая по росту. Большой комод и шкаф, выкрашенные в белый и розовый. Краска давно уже облупилась, к сожалению. Стол, стул, зеркало на стене. И именно там, рядом ним на гвоздике висела рамка. Они с Эдом забили гвоздь вместе, потому тот и торчал из стены так уродливо. Рамка тоже розового цвета, а за стеклом десятилетняя Эйми в кислотно-зеленом немного порванном платье, с разбитой щекой. Она сидит на коленях у старика и ест шоколадку. Если приглядеться, то можно увидеть следы от слез в ее серых глазках. А Эд всё равно улыбается и подбадривает улыбаться ее. Эйми помнила, что их фотографировал подросток, из-за которого и случилась вся катастрофа.       Эйми шутливо убегала от старшего Корнела, а парень появился из ниоткуда и чуть не сбил ее. Благо, тот едва успел завести байк, и скорость составляла ну разве что пару километров. Девочка отделалась малыми ушибами, страшным испугом и вкусной шоколадкой с орехом, которую ей купили для утешения. Эйми его помнила примерно лет до двенадцати и даже грезила еще когда-то встретить. Наивная и забавная детская влюбленность. Сейчас у него уже наверное жена, а может и дети. Но тогда он выглядел тем самым плохим парнем из сладких фильмов, которые Эйми только начинала смотреть. Светловолосый, по хулигански взъерошенный, в кожаной куртке с шипами, с пластырем на лице и забинтованными кулаками. Он казался таким грозным и опасным сначала, а потом ужасно милым, когда вручил маленькой Эйми шоколадку, тысячу извинений и короткую медленную поездку на своем мотоцикле. Восемь лет прошло, Эйми уже ни за что не сможет вспомнить его лицо, но воспоминания о том дне всё еще греют душу.       Вот так и бывает в жизни, мы наживаем себе незначительные раны в детстве, а потом вспоминаем о них со смехом и теплом. Жаль, что ошибки взрослой жизни не исправишь веселыми шутками старика Эда и вкусным подарком от незнакомого парня. С этими мыслями Эйми и погрузилась в сон. Ей снились шоколадные фонтаны, догонялки со стариком и почему-то пес, которого она видела только на фотографиях.