┏ ━━┅━━━┅━━ ┓ Понедельник, 3 января 1921 года ┗ ━━┅━━━┅━━ ┛
3 января 1921 года С момента прибытия в Новый Орлеан Баталье проявлял большую активность. Ц- Энтони приостановил запись, схватил бумагу и скомкал ее в комок с тихим стоном. Он не мог думать как следует. Это письмо было адресовано его отцу, поэтому от него ожидали использования кода, на случай, если кто-то из властей перехватит письмо и сунет свой нос в дела, которые его не касаются. После столкновения с Аластором в прошлую среду свободное время Энтони было полностью занято этим человеком, который преследовал его каждую мысль. Не помогало и то, что во время слежки за целью Энтони иногда видел, как более высокий мужчина где-то прячется. Он не мог быть уверен, что его самого заметили, но это было его меньшим беспокойством. Его день рождения приближался, и он хотел быть дома, не желая пропустить традиции, в которых они с сестрой участвовали вместе. Затянувшись сигаретой перед началом нового черновика, Энтони сделал глубокий вдох, чтобы снова собраться. 3 января 1921 года Цель была замечена множество раз как торговец наркотиками и спиртными напитками. Посещает местный магазин джина один-два раза в неделю. Цель не выглядит агрессивной. Тихий. Не похоже, чтобы он был вооружен. Энтони снова пришлось остановиться, его мысли снова блуждали по Аластору. Почему? Почему он должен был находить его таким интригующим? Почему у Аластора была такая очаровательная улыбка, и он всегда был таким ухоженным? Почему это вообще волновало Энтони? Ночью накануне Энтони приснился сон, в котором он видел утро после своего прибытия. Аластор в магазине утром. Такой грубый, но элегантный. Непорочный. Положив ручку на маленький столик в своем номере, Энтони встал и подошел к окну, затянувшись сигаретой, когда открыл его. Становилось поздно, солнце садилось на востоке, отражаясь от реки Миссисипи, которую едва можно было увидеть из-за нескольких других зданий между отелем и самой рекой. Красивое зрелище в целом, если бы Энтони так сказал. — Ну же, Тони. Нужно сосредоточиться, — пробормотал себе под нос Энтони, наблюдая за горизонтом. — Папа ждет этого письма. Чем дольше ты будешь писать, тем дольше ты застрянешь здесь с ним… От этого у блондина начинала болеть голова. Попытаться понять, как переключиться с Аластора и сосредоточиться — было почти невозможно, и он начал придумывать причины, почему. Закрыв глаза, Энтони откинул голову назад и начал погружаться всё дальше в глубины своего разума, чтобы попытаться понять, почему это происходит. Прямо сейчас у него не было другого выбора. Сцена из его детства почти сразу возникла в его голове, когда он вспомнил, как впервые подавил и отказался признать, что мужчины его привлекают.. . .
Энтони и Молли, двойняшки примерно двенадцати-тринадцати лет, находились на кухне. Девочка экспериментировала с новым рецептом торта, пока их отца и старшего брата не было дома. Энтони читал газету или какое-то другое издание и наткнулся на иллюстрацию с изображением красивого мужчины с женщиной. Он не мог вспомнить, о чем шла речь в статье, потому что все его внимание было сосредоточено на мужчине. Его внешность привлекла внимание Энтони и не отпускала. Его смущало то, как этот незнакомец смог настолько завладеть его мыслями. Кроме того, это, отчасти, его злило, ведь он знал, что не должен смотреть на другого мужчину таким образом. Это было неслыханно и совершенно неприемлемо, так почему же его все равно тянет? Часто их отец и старший брат оставляли двойняшек дома одних, предоставляя их самим себе. Поэтому на протяжении многих лет Молли привыкла проводить время за разными хобби. Выпечка стала одним из наиболее успешных, но мимолетных увлечений Молли в возрасте около одиннадцати лет. С недавнего времени она освоила основы кулинарии, поэтому было лишь вопросом времени, прежде чем началась ее фаза выпечки тортов и сладостей — некоторые более удачные, чем другие. — Как думаешь, ему нужно больше сахара? — Блондинка спросила своего брата-двойняшку, мука покрывала поверхности кухни и большую часть ее лица, так как часть ранее «случайно» просыпалась. — Потому что я не могу сказать. Ты должен сказать мне, что думаешь, прежде чем я его приготовлю, Тони. Она снова спросила, на этот раз обернувшись с деревянной ложкой в руке, держа ее перед лицом Энтони; но похоже, он не слушал, погруженный в свои мысли, как обычно. — Тони. Тони. Энтони! Однако так же быстро, как появилось желание научиться печь, Молли заметила, что с ее братом-двойняшкой что-то не так. Испуганный, Энтони вздрогнул и закрыл газету, практически выбросив ее рефлекторно, словно его застали на горячем. — Что?! Я ничего не делал! Ему потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить, где он находится и что делает, прежде чем увлечься своими недопустимыми мечтаниями. Моргнув несколько раз, когда его глаза встретились с Молли, он вздохнул и снова расслабился, закрыв лицо руками, пытаясь скрыть за ними, вероятно, покрасневшие от смущения щеки. — Прости… какой был вопрос? — Он спросил, потерев лицо и проведя руками по волосам, садясь прямо. Всунув деревянную ложку в руку брата, Молли указала на тесто для торта в миске перед ней. — Сахар. Скажи мне, нужно ли сюда больше сахара, — она вздохнула, глядя на газету, которую только что бросили через комнату. — Что-то интересное в этой газете? Снова что-то плохое случилось? Что бы ни случилось, факт того, что щеки ее брата были красными, говорил сам за себя. У Молли было предчувствие, что Энтони задумался не над газетной статьей. Это был один из первых случаев, когда Молли почувствовала, что с ее братом что-то не так. Что-то секретное. То, чего она даже не могла предположить. Энтони посмотрел на ложку на секунду, прежде чем осознать просьбу. — Ах, да. Верно. Затем он колебался, лизнул тесто с ложки, слегка приподняв верхнюю губу, поморщившись. — Больше сахара. Определенно больше сахара, — заявил он.. . .
Энтони снова открыл глаза, тряхнув головой. Что-то подсказывало ему, что, возможно, это было раньше. Так и должно быть. Снова закрыв глаза, затягиваясь сигаретой, он опять начал вспоминать. На этот раз глубже. Теперь в его сознании всплыл новый эпизод, немного более туманный, чем предыдущий.. . .
Самые ранние годы его жизни. Не больше семи лет, может быть, немного младше. Они с Молли находились в их общей спальне, помогая няне перебрать их одежду, чтобы посмотреть, что еще им подходит, и переорганизовать гардеробы. Энтони хорошо помнил няню. Ее звали Дороти, но в детстве они не могли так ее звать; вместо этого говорили «Дорифи», поэтому сократили до Фи. Она стала заменяющей матерью после смерти их собственной. Энтони не любил думать об этом случае, поскольку это сильно повлияло на него. И на Молли тоже. Молли и Энтони были еще больше похожи, несмотря на то, что были разнояйцевыми, тобишь двойняшками, а не настоящими близнецами. Молли была близка с их няней после смерти матери; Фи была единственной из родителей, кто заботился о ней и Энтони, когда они были детьми. Их отец обычно уезжал по делам и всегда был холоден, когда дело касалось привязанности к своим детям. Обучаемые няней на дому, в те дни и часы, когда они не работали, Молли вспоминала, как они часто играли в переодевания с братом, а Фи им помогала. Это был веселый способ провести время. Энтони приложил к себе одно из платьев Молли и начал размахивать им. — Посмотри на меня, я Мария. Я девочка! — Он рассмеялся, немного дразня сестру. Дороти тихонько рассмеялась. — Ты очень красивая девочка, Тони. — Затем она посмотрела на часы, встала, убрала Молли с колен и посадила на стул. — Пора обедать. Я займусь этим. Вы двое продолжайте в том же духе, я скоро вернусь. — Я так не разговариваю. Молли рассмеялась, толкнув брата в бок, когда встала со стула после того, как Дороти посадила ее и вышла из комнаты. — И ты не можешь быть девочкой, Тони. Потому что у тебя короткие волосы. Но я думаю, Фи права, ты был бы красивой девочкой. Почти такой же красивой, как я. — А ты была бы симпатичным мальчиком, если бы у тебя были короткие волосы. Энтони ответил с усмешкой, оценив комплимент сестры. Именно после ухода Дороти ему пришла в голову идея, он начал снимать рубашку и из любопытства надевать платье. — Ты правда думаешь, я мог бы быть девочкой, если бы у меня были длинные волосы? — Спросил он, немного расправив юбку, прежде чем посмотреть на Молли. Молли хихикала, наблюдая за тем, как ее брат надевает платье, оно сидело на нем довольно хорошо, так как в том возрасте они оба были практически одинакового роста и телосложения. — Конечно! Ты тоже очень красиво выглядишь в моем платье, — она улыбнулась, подошла к своему шкафу с одеждой и достала одну из шляп, прежде чем вернуться к Энтони и надеть ее ему на голову. — Вот. Теперь даже не скажешь, что у тебя волосы не длинные! Ты почти на меня похож. Энтони не мог не улыбнуться и посмотреть на себя. Ему действительно нравилось это, хотя он не знал почему. Он чувствовал себя комфортно; словно в этом не было ничего плохого, хотя у него было такое чувство, что если бы его отец или Джованни застали его таким, они бы не приняли этого. Он даже не был уверен, что скажет Фи. Он надеялся, что она одобрила бы, так как она была большой и позитивной частью его жизни. Затем Энтони наклонил голову и взял рубашку из шкафа, протянув ее сестре. — Теперь я девочка, а ты будешь мальчиком, — он улыбнулся. Молли посмотрела на рубашку, прежде чем кивнуть и снова рассмеяться. Не прошло много времени, как она стала больше похожа на Энтони, надев его рубашку, штаны и подтяжки, а на голове у нее была надета кепка, чтобы удерживать волосы. Взяв брата за руку, они подошли к большому зеркалу в своей комнате. — Теперь, когда ты девочка, это значит, что тебе когда-нибудь придется выйти замуж за мальчика, Тони. А я буду мужчиной в доме! Интересно, сможет ли Фи понять, что мы поменялись, ха-ха. Энтони не мог не улыбнуться при этой мысли. Жениться на мужчине. — Тогда тебе придется выйти замуж за девочку, — ответил он, немного размахивая юбкой. — Давай посмотрим, сможет ли Фи заметить разницу! Спорим, за десерт сегодня вечером что она не сможет понять! Он немного рассмеялся и потащил Молли к двери, ведущей в коридор. Следуя за братом, который вытащил ее из комнаты, они вскоре начали спускаться по большой лестнице дома. — Что?! Но я тоже не думаю, что она сможет заметить разницу. Как насчет того, чтобы объединиться и украсть десерт Джо? Мой ты не получишь. Для Молли, по крайней мере, это было просто безвредным весельем. Им обоим было по семь лет, так кто мог их осуждать? — Мне эта идея нравится больше! Давай сделаем это! Энтони ухмыльнулся, спускаясь по лестнице и направляясь в коридор справа, кухня находилась в самом конце справа. Он и Молли толкнули дверь и ворвались внутрь, Дороти как раз возилась с готовкой. Она на мгновение подняла глаза с кухонного стола с широкой улыбкой, недостаточно долго, чтобы заметить разницу в нарядах близнецов. — Вы что хотите есть в столовой? — Спросила она. — Хорошо, мы будем в столовой. Молли чуть не хихикнула, снова взяв брата за руку и потащив его из кухни. Энтони сдержал смех, глядя на сестру с недоверием, что их идея могла сработать. Как только двери за ними закрылись, Молли заговорила. — О боже, Тони! Сработало! Она ничего не подозревает! Оттуда они прошли по коридору, прежде чем подойти к столовой и открыть двустворчатые двери. Энтони не мог не рассмеяться в ответ, на его лице сияла самая широкая улыбка, какая только могла быть. — Не могу поверить! Воскликнул он, когда они вошли в столовую, но тут же остановился, увидев их отца, сидящего во главе стола, где он всегда сидел, читающего газету и курившего сигару. Они знали правила, установленные их отцом. Он любил тишину и спокойствие, поэтому, когда они были рядом с ним, он ожидал того же самого. Неважно было, сколько им лет и чем они занимались. Энтони быстро закрыл рот и укусил себя за внутреннюю сторону щеки, чтобы подавить волнение, молча подойдя к столу со своей сестрой и сел на их обычные места рядом друг с другом слева от отца. Как только она заметила, кто уже находился в комнате, Молли тоже быстро успокоилась, хотя улыбка все еще не сходила с ее лица. Вскоре после близнецов вошел Джованни и сел напротив них справа от их отца. Джованни было около шестнадцати лет в то время, поэтому он начинал тесно сотрудничать с их отцом в бизнесе, ему показывали, как все работает и тому подобное. Старший брат с поднятой бровью посмотрел на двойняшек перед собой. — Какого черта вы двое на себя напялили? Спросил он, привлекая внимание мужчины во главе стола. — Они одеты в одежду. Оставь их… Их отец сделал паузу, взглянув на сына-двойняшку и дочь, раза два, а теперь немного опустив газету. После того как Молли молча села, она медленно посмотрела на своего брата, ухмыляясь все шире. — Не знаю, о чем ты, Джо. Мне кажется, Молли сегодня очень красиво выглядит. Девочка тихонько хихикнула, но ее смех быстро стих, когда она заметила, как их отец смотрит между ней и Энтони с нахмуренными бровями, словно надеясь, что его глаза играют с ним в шутки. Каждый в доме знал, какой их отец, особенно когда ему что-то не нравилось. По крайней мере, по мнению Молли, это было довольно пугающе. Энтони не поднимал глаз со стола, не смея смотреть на отца или старшего брата. Ему не нужно было, он просто чувствовал исходящее от них осуждение. Даже слышал его. Конечно, оно было в основном направлено на Энтони, а Молли считалась невинным ангелом, который не мог совершить ничего плохого, просто потому что она была девочкой. — Антонио Анджело Рагнатела, что ты, во имя Бога, делаешь в одежде своей сестры? Тон голоса его отца был жутко спокойным только потому, что напротив сидела будущая леди. Энтони вжался в стул, его плечи поднялись, словно готовясь к какому-то удару. Дороти вошла в столовую с обедом для всех домочадцев, улыбаясь, расставляя еду. — Дороти, будьте так добры, скажите мне, что наши дети делают в том, что на них надето сейчас? Женщина на мгновение посмотрела на главу семьи, разглаживая юбку платья, когда все тарелки были расставлены. — Простите? Он начал вставать со своего места, вынимая сигару изо рта. Генри Рагнатела всегда стоял высоко и гордо, ростом шесть футов четыре дюйма, когда он стоял прямо, но в том, как он держался, было что-то, что делало его в десять раз более устрашающим и внушающим страх. — Ты была с ними все это время. Так скажи мне. Что надеты на Антонио и Марию? Молли понимала, что резкие слова отца не коснутся ее, но это не означало, что она не боялась за брата. Когда что-то шло не так, всегда винили Энтони. И как бы сильно Молли ни ненавидела это и ни пыталась взять вину на себя, отец никогда не слушал. Дороти подняла глаза на массивного мужчину, сравнив его со своим хрупким телосложением, прежде чем посмотреть на двойняшек. Ее глаза расширились, когда она заметила их наряды. Сдавленным криком няня начала выпроваживать детей из-за стола к двустворчатым дверям, ведущим в коридор. — Поднимайтесь наверх и… Энтони не колебался, вскочил со стула и побежал так быстро, как только могли его маленькие ноги. Но он остановился, услышав голос отца, и оглянулся через плечо. Как только Дороти сказала им подняться наверх, Молли оказалась прямо за братом, тоже обернувшись через плечо, когда ее отец говорил с няней. — Нет, Дороти, они могут сделать это сами. Я хочу, чтобы ты убиралась из этого дома. Заговорил он, голос по-прежнему был очень спокойным. — Мистер Рагнатела, я… — Сейчас же! — громыхнул Генри, практически рыча, что заставило вздрогнуть всех, кто находился в пределах слышимости. — Фи… нет, — прошептала Молли, явно расстроенная. Не только громовым голосом отца, но и тем, что Фи только что приказали уйти. Это случалось и раньше с людьми в доме, и они никогда не возвращались. Протянув руку брату, Молли слегка ее сжала, и они полностью остановились. — Папа… Это я. Я так одела нас с Тони, Фи даже не знала, — она говорила тихим голосом, слезы собирались в уголках ее глаз. Энтони молча держал сестру за руку. И Генри, и Дороти повернулись, чтобы посмотреть на двойняшек. В глазах Дороти появились слезы, отражающие слезы маленьких детей, прежде чем она повернулась к главе дома, который явно не слушал ни слова того, что говорила его дочь. — Обещаю, мистер Рагнатела, этого больше не повторится, просто… пожалуйста, не заставляйте меня уходить. Они все еще нуждаются во мне. Пожалуйста, сэр, — ее голос дрожал, несмотря на все усилия держаться крепко. — Нет, я думаю, ты и так достаточно сделала. Бери свои вещи и убирайся. У тебя двадцать минут. Просто ответил Генри, не садясь обратно, пока Дороти не обдумала ситуацию и не вышла из комнаты, положив по руке на спины каждого из близнецов, выводя их из комнаты. — Пойдемте, дорогие. Все хорошо. Идите переоденьтесь и спуститесь вниз на обед, — спокойно заявила она, помогая им спуститься по коридору и подняться по лестнице. — Фи, мне жаль… это моя вина, — заговорил Энтони, повернувшись к их материнской фигуре, когда они оказались на верхней ступеньке. — Нет, маленький Тони, не волнуйся. Все будет хорошо, — заявила Дороти, опускаясь на колени перед двойняшками, глядя на них с печальной улыбкой. — Помните, вы оба очень сильные и любимы. Вы особенные, и вы сделаете великие вещи. Я знаю, что так и будет. Будьте рядом друг с другом, что бы ни случилось. Мне пора уходить, ладно? Энтони без стеснения дал волю слезам, теперь, когда он был уверен, что они далеко от отца. — Фи, пожалуйста, не уходи… — тихо всхлипнул он, обняв женщину так крепко, как мог. Молли в то же время повернулась и обняла Дороти. — Ты не можешь уйти… Кто нам будет читать? — спросила она, слезы также свободно текли по ее щекам, когда она дергала няню за платье. — Если я обещаю больше никогда не носить мальчишескую одежду, папа разрешит тебе остаться? С тех пор, как их мать умерла, Дороти была единственной, кто мог выполнять эту роль в жизни двойняшек. Они знали ее некоторое время, и хотя двойняшки считали ее своей няней, они также ее любили. — Пожалуйста, не уходи, как мама… — прошептала Молли. . . . Брови Энтони нахмурились, не желая вспоминать все, что произошло дальше. Той ночью ему дали ремня, а их с Молли поселили в разных комнатах. Молли взяла на себя обязанности по приготовлению пищи и уборке с помощью двух последних горничных дома, которые также ушли через несколько лет. Энтони снова почувствовал слезы на глазах, когда добил сигарету. Дороти больше никогда не видели, не слышали о ней и даже не говорили. Этот инцидент изменил все. Он потерял всякую надежду на нормальную и счастливую жизнь и верил только в то, что ожидалось от семьи мафиози. Его отец хотел преподать ему урок, избавившись от их материнской фигуры, словно она ничего не значила… Он ненавидел это говорить, но это сработало. Глаза блондина снова открылись, увидев, что солнце зашло, а на его месте теперь светила луна. Он не стал греться в ее лучах, теперь его мысли были заняты тем, чтобы записать свои мысли и попытаться разобраться в себе, а не выполнять свою настоящую работу на этот вечер. Он был должен это не только себе, но и своей матери, сестре и Дороти, чтобы привести себя в порядок. Энтони сидел до рассвета, записывая все, что ему не нравилось в домашней жизни, все, что он помнил из своего детства, хорошего и плохого, и все, чего он хотел. Было использовано десять полных страниц, спереди и сзади. Последнее, что он написал, было: «любить другого мужчину, не будучи наказанным». После того, как все было записано, он наконец почувствовал себя немного спокойнее, теперь, когда все было на бумаге и не омрачало его подсознание. Никто никогда не прочтет эти страницы. Он позаботится об этом, сожжёт их позже. Однако сейчас ему нужно было отдохнуть и перезагрузить свой мозг, чтобы на следующее утро вернуться к работе, написать и отправить письмо своему отцу.