В паутине

*Парой месяцев ранее* Они находят врача близ Юмы — местная община поселилась на территории международного аэропорта. Одна стена «палаты», куда определили раненых, сплошь стеклянная, с видом на бывшее взлётное поле, где ещё стоит больше десятка самолётов разных авиакомпаний. — Я сам из Канады, только окончил медицинский факультет университета Торонто, — рассказывает Стивен, невысокий светловолосый парень, едва ли намного старше Ника. — Решил в награду за диплом попутешествовать по США и Мексике, здесь у меня была пересадка, но рейс перенесли, потом отменили, как и остальные. Людям понадобилась помощь... Так и остался. — Ну, по крайней мере ты успел получить хорошее образование, — грустно улыбается Алисия. — Вот только я семейный врач, а не нейрохирург, — Стивен обрезает бинт, которым он перевязывал голову Троя. — И у меня нет ни томографа, ни энцефалографа, а если бы даже и были, без электричества любой сложный аппарат — просто бесполезный кусок железа. Так что насчёт этого пациента я не могу сказать ровным счётом ничего. Или выкарабкается, или нет. — Пятьдесят на пятьдесят? — с надеждой уточняет Ник. — Скорее двадцать на восемьдесят. Теперь посмотрим тебя. Что случилось с ногой? — Я упал в реку, а за пару секунд до меня туда упал кусок моста. Вода погасила удар, но не полностью. Потом ещё зацепился за торчащую арматурину. — И резко дёрнулся? — Если бы не дёрнулся, сейчас мечтал бы отъесть кому-нибудь лицо, — Ник кривится и шипит, когда врач ощупывает его колено. — Выглядит неприятно, потому что кожа здорово ободрана, а так, похоже, банальный вывих, я вправлял что-то подобное, — резюмирует Стивен, протягивая ему таблетку. — Подействует — скажешь, всё равно будет больно, но не настолько. У Стрэнда обнаруживаются несколько глубоких ссадин и трещина в кости предплечья («Предположительно! Полцарства за рабочий рентгеновский аппарат!»), но тоже ничего смертельного. — Вам рассказали о наших правилах? — обращается Стивен к Мэдисон, безошибочно угадав в ней лидера группы. — Вас пятеро, наша община не может позволить себе кормить и лечить гостей без компенсации расходов. — Да. Мы с дочерью поедем на поиски завтра утром. — Если по дороге попадутся аптеки или больницы, посмотрите некоторые лекарства? — Я в этом совершенно не разбираюсь, — Мэдисон слабо улыбается, и Ник чувствует укол совести, понимая, насколько она измотана. — Но если ты составишь список с пометками, что в каком отделе искать, мы сделаем всё, что сможем. — Разумеется, составлю. Спасибо. У меня даже банальные анестетики подходят к концу, а наши ребята с последних вылазок привезли немного и не совсем то, что нужно... Парень, ты как? — Вроде бы действует, — неуверенно говорит Ник. Видимо, таблетка не из самых сильных: боль только притупляется, а не исчезает совсем. — Хорошо, — Стивен подходит и берётся за его ногу. — Можешь орать. Орать хочется, очень, но фирменное упрямство Кларков, вылезшее невесть откуда в самый неподходящий момент, не даёт это сделать. По счастью, всё быстро заканчивается: сустав с тихим щелчком встаёт на место, и Ник расслабляется, жадно глотая воздух. Спит он этой ночью, кажется, часов пятнадцать, только раз проснувшись на пару минут, чтобы воспользоваться пластиковой бутылкой в соответствии с рекомендацией лечащего врача. Когда он окончательно открывает глаза, солнечные лучи бьют в стену-окно, Стрэнда нет, а кровать Троя развёрнута к свету, и тот самый лечащий врач сидит рядом и что-то внимательно рассматривает. — Как он? — хрипло спрашивает Ник, снова нашаривая бутылку. — Есть две новости, хорошая и плохая, с какой начать? — С плохой. — Похоже, повреждён зрительный нерв, — Стивен выбрасывает окровавленный тампон. — С левым глазом можно попрощаться. — А хорошая? — Он проглотил немного воды. Это всего лишь рефлекс, но в данном случае само наличие рефлексов — добрый знак. Пожалуй, я даже подниму процент вероятности выживания твоего друга — до тридцати или сорока. — Точнее не можешь? — улыбается Ник. Сорок — лучше, чем двадцать. Гораздо лучше. — Зависит от того, какие лекарства удастся добыть миссис Кларк. Дверь в их импровизированную палату открывается, впуская пожилую женщину с подносом. Парням достаётся по тарелке кукурузной каши, пригоршне крекеров и стакану виноградного компота, даже чуть-чуть сладкого. — Виктор уехал с ними? — спрашивает Ник с набитым ртом. — Да. Я зафиксировал его руку, надеюсь, у него хватит ума ею не размахивать, — Стивен с хрустом разгрызает твёрдый крекер. — Остальные раны неопасны. Как твоя нога, кстати? — Почти не болит, если ею не шевелить. — Шевелить и так старайся по минимуму. Я сейчас тебя перевяжу, только тут закончу. Такой интересный пациент, я ещё никогда не лечил коматозников. Только на практике в универе, но там палаты лопались от всякой-разной электроники, а рядом всегда бегали опытные врачи, готовые подсказать, если что-то непонятно. Столкнуться с подобным в одиночку и даже без возможности загуглить — это, ну, вызов и квест. Обо что, кстати, он так ударился? О какой-то камень, что ли? Ник вытряхивает из стакана последнюю виноградину. — Не знаю, — говорит он. — Меня не было рядом. Был, но ничего не сделал, подсказывает память. Просто не сообразил, не успел, не ожидал. То есть ожидал, но не от того. Да какая разница, на самом деле. Сколько ни грызи себя, представляя, как следовало поступить, что сказать — а точнее, не сказать, — где подстелить соломки, это бесполезно, прошлого не изменить, можно только попробовать исправить последствия. Ник очень надеется, что у него это получится. То есть не то чтобы у него, конечно, его роль сейчас невелика. И именно поэтому тому человеку, чья роль гораздо значительней, лучше оставаться в неведении насчёт деталей произошедшего. Мэдисон, Алисия и Стрэнд возвращаются вечером с небольшим грузом припасов и лекарств. Из длинного списка им удалось найти от силы десятую часть, но и это уже неплохо. — У тебя потрясающая семья, — говорит Стивен, складывая в шкаф коробочки, баночки и пакетики. — Особенно сестра, да? — усмехается Ник. — Ну... да. Красивая, и сильная, и очень печальная. Хотелось бы услышать её смех. Но я никогда не умел смешить девушек. — Ты хороший человек, а для неё это имеет значение. — Думаешь, у меня есть надежда? — на столе остаётся четыре препарата; подумав, Стивен добавляет к ним пятый из своих запасов и шприц в заводской упаковке. — Не знаю. Её парень недавно погиб, и я не знаю, готова ли она к новым отношениям... Что ты делаешь? — Понимаешь ли, кома — не самое естественное состояние для организма. То есть совсем неестественное с точки зрения биологии. И тут многое зависит от того, как поведут себя сердце, печень, почки и прочие жизненно важные системы. Их нужно поддержать, ну, и стимулировать работу. Это всё, что я могу на данный момент, — Стивен набирает в шприц первое лекарство. — Я спрашиваю не потому, что не доверяю тебе, — на всякий случай уточняет Ник. — Просто... — Просто волнуешься. Это нормально. На следующий день ему разрешают самостоятельно дойти до туалета — с туго забинтованной ногой и помощью матери, на чьё плечо он опирается. — Тебе надо найти что-то вроде костыля, — говорит Мэдисон на обратном пути. — В ближайшее время местные планируют большую вылазку, мы собираемся к ним присоединиться. Посмотрим что-нибудь. — Да, это было бы хорошо, — Ник пролежал в постели всего-то один день, но уже начал терять терпение. Опыт пребывания в реабилитационных центрах не сделал его толерантным к больничной скуке, наоборот — он от души возненавидел всё связанное с насильственным ограничением возможности двигаться. Даже по действительно серьёзной причине, как сейчас. — Что с Троем? — У тебя проснулась совесть? — поднимает брови Ник. — Ах да, извини. Ты надеешься, что он умрёт и проблема исчезнет сама собой. Спешу разочаровать — ему лучше. Ненамного, но всё же. — Он опасен для окружающих, — напоминает Мэдисон. — В данный момент он ни для кого не опасен. — Но будет, если придёт в себя. — Вот тогда и посмотрим. А пока большая просьба — не заходи к нам без предупреждения. Не знаю, что случится, если он очнётся и увидит человека, который пытался его убить. — Я не понимаю, почему ты его защищаешь после всего, что было, — Мэдисон шипит не хуже потревоженной змеи. — Может быть, тебя на самом деле привлекают парни? Потому что с тех пор как вы с ним начали общаться, ты ведёшь себя как влюблённый придурок, который думает не той головой. Нику хочется рассмеяться, но нет сил — короткая прогулка вымотала его, словно он снова целый день бродил по пустыне. — О, бери выше, — он прислоняется к стене у двери «палаты», чтобы немного передохнуть. — Мы давно трахаемся, но скрывали это от всех, поскольку публика на ранчо во главе со старшим Отто, несмотря на апокалипсис, всё ещё была восхитительно гомофобной... «И если тебе нравится верить в подобный бред, то пожалуйста, верь», — собирается добавить он, но его прерывает детский плач. Высокий мужчина несёт на руках девочку лет шести-семи. Мэдисон открывает ему дверь, зовя врача, и на этом сеанс капания на мозги объявляется закрытым, по крайней мере на сегодня. У маленькой Эммы, упавшей с трапа, где она играла с другими детьми, не обнаруживается ничего серьёзнее синяков и ссадин, и Ник искренне рад, что с ребёнком всё в порядке, в том числе и потому, что отец в конце концов забирает дочь к себе домой. Дети — это хорошо, с ними легко иметь дело, однако Ник слегка нервничает, когда внимание Стивена отвлекается от Троя, пусть и ненадолго. За следующие несколько дней происходит ровно одно знаковое событие — Виктор приносит собственноручно сделанный им костыль, хлипковатый и не слишком удобный, но эй, это же Виктор Стрэнд, который наверняка отродясь не забил ни одного гвоздя, к тому же он сейчас может пользоваться только правой рукой, так что Ник действительно впечатлён. Тем более что передвигаться с помощью этой конструкции, не нагружая больное колено, всё же получается. Перемены наступают неожиданно. Утром мать, Алисия и Виктор в составе довольно большой группы уезжают на поиски припасов, а вечером того же дня Стивен говорит: — У нас хорошие новости. Иди-ка сюда. Сердце Ника падает куда-то — в пятки? нет, это про страх, а не про волнение, но определённо куда-то вниз, и он спрыгивает с кровати, едва не забыв опереться на костыль. — Осторожнее, если не хочешь хромать до конца жизни. Смотри, — держа ладонь Троя, Стивен аккуратно колет её иглой от шприца. Пальцы заметно вздрагивают. — И ещё, посвети-ка ему в глаз. В ответ на включение фонарика зрачок моментально сужается. — Что это значит? — тихо спрашивает Ник. — Помнишь, я говорил про рефлексы? Они полностью восстановились, вчера ещё наблюдалась некоторая заторможенность, и я решил не радовать тебя раньше времени. Но сегодня уже можно, всё в норме. Если честно, когда вы приехали, я не верил, что он выживет, ну что ж, все ошибаются, — Стивен пожимает плечами, стараясь улыбаться не слишком широко. Нику отчего-то становится трудно дышать. В глубине души он и сам не верил в выздоровление Троя, несмотря на то, что судьба подавала более чем ясные знаки: всё будет в порядке. И у реки, и потом, когда они буквально наткнулись на здешний патруль, едва миновав бывшую границу Мексики и Аризоны, и их согласились приютить и лечить. Этот мир и до апокалипсиса был не то чтобы добр или справедлив, а уж после и вовсе принялся наносить удар за ударом, безжалостно отбирая любые крохи хорошего, которые удавалось выгрызть в неравном бою со смертью в разных её обличьях. И внезапная передышка, внезапная узкая белая полоса после широченной чёрной казалась иллюзией, оптическим обманом, моргни — и исчезнет, пропадёт, как будто и не было. — Эй, что с тобой? — доносится до него словно издалека. — Ничего, — Ник таки вдыхает сквозь комок в горле. Вот только разреветься и не хватало. Безобразие какое. — Ты вообще правильно понял, что происходит? — осторожно интересуется Стивен. — Твоему парню лучше, а не наоборот. — Да понял я, понял. Не обращай внимания, я просто странный, — отмахивается Ник и хлюпает носом. Один раз. На этом сложности с дыханием, по счастью, заканчиваются. — Эээ, моему парню? — Я случайно слышал твою беседу с матерью. Только не думай, пожалуйста, что я подслушивал, здесь фанерные стены и своеобразная акустика, так что иногда становишься свидетелем чужого разговора не по своей воле. Насколько я понял, она не одобряет? — Не одобряет, — машинально кивает Ник, гадая, успел ли он услышать фразу про опасность Троя для окружающих. Ну, и про попытку убийства тоже. — Сочувствую. У меня был друг-гей, его родители вообще из дома выгнали, когда узнали. А казалось бы, толерантность, двадцать первый век, большой город... — Стивен вздыхает. — Прости, если я лезу не в своё дело, просто хотелось сказать, что вы всегда можете рассчитывать на мою поддержку. — Спасибо. Мой парень, — звучит странно, но пусть. Какая разница, кто и что подумает? — вообще жил на ранчо близ Сан-Диего. Представляешь, какие там были настроения? — Да, этот момент я уловил. — А что ещё? — нарочито безразлично спрашивает Ник. — Практически ничего, кроме твоего каминг-аута. Я же говорю, акустика здесь не хорошая, а своеобразная. Как, наверное, в любом аэропорту, их строили не для того, чтобы устраивать концерты симфонической музыки. — И не для того, чтобы здесь жили. Но у вас, по-моему, неплохо получается, — улыбается Ник, немного расслабившись. Впредь нужно осторожнее обсуждать своё тёмное прошлое в окружении чужих людей, от которых зависишь. И вообще — чужих людей, какими бы они ни казались милыми и дружелюбными. Посреди ночи он просыпается от то ли реального, то ли приснившегося стона с соседней койки, встаёт и дрожащими руками нашаривает фонарик. Нет, видимо, всё-таки привиделось — Трой по-прежнему лежит неподвижно, ресницы сомкнуты. А вдруг он очнётся ночью? В темноте, в незнакомом месте, с забинтованной головой, которая наверняка болит... Ник подтаскивает к его кровати стул, кое-как устраивает несгибаемую ногу и откидывается на спинку. Лучше подремать днём, когда рядом будет Стивен. Конечно, он не собирается спать. Конечно, он засыпает. И просыпается во второй раз, уже на рассвете — в аккурат для того, чтобы успеть перехватить руку Троя, явно собиравшегося содрать повязку. — Эй, не надо, — говорит он осипшим спросонья голосом. — Не трогай, там у тебя чёрт знает что, но оно вроде как начало заживать и лучше не мешать ему это делать. — Где я? — у Троя дела с голосовыми связками обстоят ещё хуже, ну, оно и понятно. — В больнице, — Ник решает позволить себе это преувеличение. Ну, какой мир, такая и больница. — Ты только не волнуйся, самое страшное уже позади, теперь всё будет в порядке, только постарайся резко не дёргаться, а головой вообще не шевелить. Дать тебе воды? — Да. Дотянувшись до полупустой бутылки, Ник переливает воду в стакан и пытается придвинуться поближе к кровати. В конце концов у него удаётся засунуть руку под подушку и аккуратно её приподнять, так что совместными усилиями они проливают не весь стакан, а половину, даже меньше. Не о чем говорить. — Спасибо, — ага, вот и нормальный голос. Слабый, но нормальный. — Ты санитар? Или тоже здешний пациент? — Трой скашивает здоровый глаз в сторону костыля, прислонённого к стулу. У Ника холодеет внутри. — Ты меня не помнишь? — немеющими губами произносит он. — А должен?..