Приют для демона

Сан кружил по комнате, осматривая каждый сантиметр стен на наличие хоть чего-то, что могло помочь им выбраться отсюда. Может, здесь были окна? Стены из бетона могли возвести и позже, он сомневался, что в них была необходимость тогда, когда это здание только построили. Может, раньше здесь тоже был приют, а может, что-то совсем другое, но эти голые серые поверхности никак не вязались со всем остальным. — Сан, прекрати. Он пропустил слова мимо ушей, продолжая поиски. Должно же здесь быть хоть что-то, кроме одной двери, ведущую в кабинет? Он замер на месте, закрывая глаза и сканируя пространство другим, уже привычным способом. Если его глаза могли упустить какие-то детали, то демон внутри не дал бы этого сделать. Сейчас он доверял ему куда больше, чем в другие времена, потому что только он мог подсказать, как можно выбраться. — Перестань, прошу тебя. Сан взвыл от бессилия, шумно отпинывая ногой кусок массивной цепи, валяющейся на полу. Ничего. Он не почувствовал ничего, что могло бы дать подсказку. — Заткнись, Ёнсу, — прорычал он, шагая дальше, к двери. Он хотел открыть её, чтобы накинуться на Ги Вона и освободить им путь, а затем убежать так далеко, насколько им позволят, но та не поддавалась, закрытая намертво. Он дёргал ручку бесчисленное количество раз. Он стучался в железную дверь, колотил по ней так сильно, что кожа на руках стёрлась до кровавых пятен, но та даже не сдвинулась с места, будто была такой же частью стены, как и всё остальное пространство. — Сан, ты делаешь только хуже. — Заткнись! — проорал он, отступая назад, чтобы обессиленно замереть на месте, боясь повернуться лицом к единственному человеку в этой комнате. Он не хотел, чтобы этот образ остался в памяти. Хотел сохранить только те драгоценные моменты, оставшиеся на лесной поляне, где они просто слушали музыку и ещё не знали, что именно произойдёт дальше. Только догадывались, но старались не думать. — Не нужно оттягивать то, что всё равно случится, — Ёнсу звучал убийственно спокойно, словно давно смирился. Конечно. По-другому и быть не могло. Это же Ёнсу. Пока Сан тешил себя надеждами, тот всегда смотрел на вещи под прямым углом, зная, что мечтам здесь не место. — Они ничего мне не сделают, — Сан развернулся, полный решимости. — Уён? Они не тронут его, раз я им так нужен. Он — единственная гарантия, что я буду послушной собачкой, и они это знают. Во всём этом нет никакого смысла. — Ты всё ещё не понял? — болезненная усмешка искривила чужие губы, заставляя внутренности скрутиться узлом. — Плевать они хотели на Уёна. И если ты перестанешь вести себя так, как им нужно, они воспользуются последним козырем, только чтобы повлиять на тебя. Может, не убьют, но сделают так, чтобы он сам молил о смерти. Они сделают это, только чтобы уничтожить тебя раз и навсегда. Не нужно надеяться на чужое благоразумие, Сан. Слишком рискованно. Сан кусал губы до крови от напряжения. Безнадёжность и отчаяние захватывали его с головы до ног, и как бы он не пытался придумать хоть что-то, лихорадочно размышляя и перебирая все возможные варианты побега, в голову ничего не шло. Даже если он сможет открыть эту проклятую дверь, что дальше? Одолеть Ги Вона не сложно, но ведь он не один. Это главный корпус, охотники доберутся до них раньше, чем они успеют добежать до выхода, и ведь он даже не знал, где тот находится. Маршрут по пути сюда и близко не отложился в памяти, слишком долго он петлял из одного поворота в другой, снедаемый беспокойством, чтобы запомнить хоть что-то. И Ёнсу. Может, Сану не составит труда расправиться с небольшой кучкой охотников, но у Ёнсу не было никаких способностей, на которые можно рассчитывать. Его схватят первым, и Сану ничего не останется, кроме как смотреть, как его снова забирают от него, чтобы на следующий день количество обитателей приюта стало меньше на ещё одного человека. — Посмотри на меня, — Ёнсу подобрался ближе, осторожно приподнимая чужой подбородок и вырывая из пустых размышлений. — Я не хочу, чтобы ты проходил через это, но у тебя нет выбора. Мне всё равно конец. Даже странно, что я продержался так долго. — Замолчи, — Сан замотал головой. Он зажмурился до белых всполохов перед глазами, отказываясь принимать реальность и мириться с предстоящей задачей. — Я уже здесь, — голос Ёнсу стал твёрже, совсем немного, чтобы не позволить Сану игнорировать его слова. — И мне не выбраться. Меня убьют в любом случае. Слишком ли будет эгоистично, если я скажу, что хочу умереть от твоей руки? Знаешь, у других даже выбора не было, а у меня есть. Можно сказать, стал исключением. — Не смей просить меня об этом, — Сан открыл глаза, позволяя стечь скопившейся в уголках влаге вниз. Сердце всё ещё пыталось найти выход, когда разум давно понял, что его не было. Все вспыхивающие в голове идеи разбивались о реальность, где их шансы не достигали даже нулевой отметки. — Я не смогу. — Пожалуйста, — Ёнсу тихо шептал, обхватив его лицо руками и мягко стирая слёзы кончиками пальцев. — Я всё равно, что мёртв. Умер уже давно. Ты и сам это знаешь. Для меня это будет только освобождением. Сможешь сделать так, будто я просто засыпаю? Сан подавил рыдание. Вместо него с губ сорвался лишь тихий задушенный всхлип. Он быстро закивал головой, едва ли не шагнув вперёд, чтобы вернуть прикосновение, но Ёнсу уже убрал руки, отступая назад. — Всё хорошо, Сан, — произнёс он спокойно. — Я просто лягу спать. И мне, наконец, перестанут сниться кошмары. Чужая жизнь была слишком слабой, тонкой и прозрачной. Она не уворачивалась, не стремилась выскользнуть из пальцев, наоборот, будто сама тянулась к нему, желая, чтобы её забрали и оборвали все страдания. Сан держал её осторожно, чтобы не причинить боли. Наверное, он ещё никогда прежде не держал в руках что-то настолько хрупкое. Он отключил голову, чтобы все душащие мысли оставили в покое, хотя бы сейчас, пока он не сделает то, что должен. Потом ему будет плохо. Будет больно, страшно и невыносимо пусто, но сейчас он держался, чтобы его истерика не стала последним, что Ёнсу увидит в своей жизни, так доверительно переданной ему в руки. Спокойное лицо стремительно бледнело, лишаясь последних красок. Сан подскочил к нему, чтобы поймать заваливающееся тело и осторожно уложить голову себе на колени. Он вцепился руками в его плечи, поймав благодарный взгляд, такой искренний и открытый. — Пообещай, что выберешься отсюда, — выдавил Ёнсу так тихо, что даже шёпот звучал громче. — Убежишь далеко и будешь счастлив. Сан не стал сдерживать слёз. Бессмысленно. Они душили, давили горло, стекали по лицу и капали на рубашку, растекаясь влажными пятнами, липнувшими к коже. — Обещаю. — Спасибо, Сан, — он почти не слышал. Скорее, прочитал по губам. Ёнсу застыл на мгновение, после чего закрыл глаза и больше не произнёс ни звука. Сан быстро склонился, чтобы прикоснуться губами к его лбу. — Спокойной ночи, Ёнсу, — прошептал он, отпуская свою силу и позволяя ей завершить начатое в одно мгновение. Вот и всё. Так быстро и совсем без боли. Он просто лёг спать, и теперь лежал спокойно и умиротворённо, зная, что плохих снов больше не будет. Наверное, его лицо ещё никогда не выглядело так безмятежно, как сейчас, и Сан всё никак не мог оторваться, рассматривая каждую деталь. Осознание не приходило. Он не двигался, боясь потревожить крепкий сон Ёнсу, и лишь медленно перебирал пальцами чужие волосы, готовый просидеть в одном положении хоть до самого утра, пока друг не проснётся. Мысль о том, что он не проснётся никогда, возникала лишь на периферии, но так и не доходила до центра. Он даже забыл, где находится. Казалось, будто Ёнсу снова позвал его посреди ночи, проснувшись из-за кошмара, и Сан тут же подбежал к его кровати, чтобы успокоить и остаться рядом столько, сколько потребуется. Входная дверь открылась. Два голоса о чём-то ожесточённо спорили, слишком громко, чтобы можно было проигнорировать. Сан не вникал в слова. Он начал злиться. Хотелось попросить их заткнуться, чтобы те перестали шуметь. Они могут разбудить Ёнсу, как они не понимают? Что они вообще здесь забыли? — … решать не вам, господин Пак. Или вы забыли, кому должны подчиняться? — А вы забыли, кого заперли за дверью? Что, по-вашему, произойдёт, когда до него дойдёт, что он сделал? — в голосе звенела такая ненависть, что Сан невольно прислушался. Волны чужого гнева проникли в самое нутро, вынуждая тело напрячься против воли. — Думаете, сможете утихомирить демона? Вы, обычный человек? Лучше уйдите с дороги, пока он ещё ничего не понял. Что он должен понять? Он сделал что-то не то? Нарушил одно из глупых правил? Их было так много, что, возможно, он и правда мог забыть что-то. Просто стёрлось из памяти. Такое бывает. — Сан, отпусти его, — мягко прозвучало над ухом. Он упорно замотал головой, стискивая тело в руках ещё сильнее. Черта с два он потревожит чужой сон. — Давай, ты сможешь. Пожалуйста. Сан дёрнул плечом, скидывая чужую руку. Пусть он уйдёт. Пусть все оставят его в покое. Он не сдвинется с места, пока Ёнсу не проснётся и сам не попросит об этом. Тогда он улыбнётся ему, потреплет по волосам, смеясь с чужого недовольства, а после уроков они снова пойдут в лес, чтобы разлечься на траве и послушать песни, которые ещё не успели. — Тебе нужно отпустить его, — голос прозвучал слишком надрывно, что резануло прямо по сердцу. Или это было что-то другое. Ступор, в котором он пребывал неизвестно сколько времени, начал отступать, совсем неторопливо, едва двигаясь. Ещё не ушёл до конца, но уже принёс вместо себя что-то другое, такое давящее и накрывающее холодом. Тепло чужого тела больше не согревало. Он вообще его не чувствовал. Только холод и что-то скользкое, пустое, заполняющее грудную клетку и расползающееся дальше, покрывающее ледяным инеем каждую клеточку тела. Наверное, от этого он начал так дрожать, не зная, как согреться. Руки осторожно оторвали от тела, и в этот раз он даже не сопротивлялся, только с угасающим чувством внутри наблюдал, как его бережно стаскивают с коленей, мягко укладывая на пол, а в следующее мгновение Сана поднимают на ноги, обхватывая за плечи и уводя куда-то. — Отвернись, — Сонхва настойчиво тянул его за собой, не давая и шанса остаться на месте. — Прошу тебя, не смотри туда. Но он смотрел, невзирая на просьбы, смотрел до тех пор, пока тяжёлую дверь не закрыли, перекрывая весь обзор. Он продолжал бездумно пялиться на её гладкую металлическую поверхность, перебирая ногами на автомате. Сердце тревожно забилось, ускоряясь с каждым сделанным шагом в противоположную сторону. Оно рвалось обратно, туда, где остался родной человек, вот только разум начал просыпаться, укладывая в голове одну единственную мысль, от которой хотелось забраться на самую высокую точку мира и спрыгнуть вниз, так, чтобы на земле не осталось ничего, что могло бы помочь опознать его. Ёнсу не лёг спать. Он не проснётся. Он мёртв. И убил его Сан. Сонхва больше не тащил его. Он шёл сам, повинуясь чужим рукам, ведущим в неизвестном направлении. Земля под ногами сменилась тёмным паркетом. Они проделали такой длинный путь до жилого корпуса, а он даже не заметил, существуя только одной мыслью. Убил. Убил. Убил. Он вдруг понял, что не может сделать вдох. Нужно сбежать, спрятаться как можно быстрее. Вокруг сновали ученики, возвращающиеся с ужина, и он знал, чувствовал, что не сможет сдержаться. Осознание пришло резко, без предупреждения, ударило наотмашь под самые рёбра, выпуская наружу так долго сдерживаемую истерику. — Я убил его, — прошептал он лихорадочно, застывая на месте. Рука вцепилась в волосы с такой яростью, будто стремилась вырвать, причинив столько боли, сколько он способен почувствовать. — Сонхва, я убил его. — Мы почти дошли, — Сонхва тянул его за собой, но он не двигался с места. — Сан, идём. Ещё немного и… — Я поклялся защищать его, — лицо Сана исказилось в дикой усмешке. — Он верил мне, понимаешь? Он вдруг расхохотался, как безумный, пугая проходящих мимо учеников, давно отвыкших от подобных звуков в стенах этого огромного здания. — Он верил мне, а я убил его, — он всё смеялся, не прекращая, прямо в лицо Сонхва, перекошенное болезненной судорогой. — Лучший друг, да? Так он меня называл? Тело сотрясалось от истеричного смеха, абсолютно безумного и пугающего. Сан захлёбывался в нём, пока из глаз текли слёзы, искажая пространство вокруг. Он больше не видел лиц, не видел фигур. Кажется, он сходил с ума, продолжая надрывно смеяться, пока грудь не прострелило страшной болью, а смех не начал сменяться задушенными всхлипами. Маска безумца сползла с лица, открывая истинный облик: потрясённый, убитый невыносимым горем, бесконечно жалкий и затерявшийся в потёмках израненной души. Сан был не в силах держаться. Его трясло и ломало, хотелось разодрать себе кожу до костей и перетереть внутренности в мелкую пыль, но даже тогда физическая боль не смогла бы заглушить другую, воющую загнанным зверем от осознания потери и уничтожающую всё его существо. Бегающий взгляд зацепился за дверь комнаты в начале коридора. Комнаты, в которой его больше не будут ждать. Места, куда он больше не зайдёт с улыбкой на лице, чтобы рассказать об очередном трюке, которому научился, и не услышит слов о том, какой он придурок, раз за все эти годы до сих пор не научился складывать свои вещи в одном месте, а не разбрасывать их по всему полу. Сан закричал. Так громко и мучительно, как воет раненый зверь, загнанный в ловушку. Он ощутил, как искажается пространство вокруг, реагируя на его боль и разрушаясь под его силой, но не останавливался, выпуская на волю всё то, что раздирало и сжигало заживо, до самого пепла. Он слышал, как кто-то закричал в испуге; слышал, как трещат по швам стены и взрываются лампы, разлетаясь мелкими осколками; чувствовал, как демон внутри стремился захватить контроль и разнести это место до последнего камня, захватив с собой и его тоже, но ничего из этого не заставило его остановиться. Пусть всё разлетится к чертям. Пусть он сам останется погребённым под огромными стенами. Пусть его не станет. Голос сорвался. Он рухнул на колени, заходясь в хриплом кашле вперемешку с сухими рыданиями, отчаянно глотая воздух. Он мечтал перестать дышать вовсе, но тело не позволяло, продолжая выполнять свои задачи, даже когда он умолял сердце прекратить биться. Он поднял голову, скользнув опустошённым взглядом по лицу Сонхва, замечая на том свежие дорожки слёз. Наверное, увидев такое в прошлой жизни, он бы ни за что не поверил своим глазам. Теперь же зрелище всколыхнуло внутри новую волну болезненной горечи, стремительно растекающуюся по венам. Кто-то шептался. Он знал, что о нём, но даже не пытался подслушать. Плевать. Пусть все знают, кто он такой. Пусть боятся. Может, это спасёт им жизнь. Сонхва сгрёб его в охапку и потащил к той самой проклятой двери, к которой он не хотел приближаться ни на шаг. Он бы рад сопротивляться, но сил не осталось даже на то, чтобы идти самому, не говоря уже о возможности противостоять чужому напору. Слишком слабый. Слишком никчёмный. Его усадили на кровать, как бездушную куклу. Он бросил взгляд в угол, где всё было так аккуратно застелено, но Сонхва быстро развернул его к себе, приземляясь напротив. — Сан, — он обхватил его лицо, не позволяя смотреть в другую сторону. — Не ты убил его, слышишь меня? Это был не ты. Сан хотел усмехнуться, но губы не слушались. Истерика лишила его последних сил, пуская по телу мучительную слабость. Он, наверное, и сидеть бы не смог, если бы не руки Сонхва. — Не нужно, — шепнул он хрипло, игнорируя резь в горле. — Тебя там не было. Но я был. Лицо Сонхва исказилось судорогой. Он сжал губы так, что они побелели. В его глазах стояла невыносимая боль, отражая всё то, что творилось на душе у Сана. Горечь утраты коснулась и его тоже, пусть не в таком масштабе, но Сан не смел сравнивать степень их скорби. Не стоит копаться в чужой боли. Достаточно того, что он разделял её с ним. — Не представляешь, как я ненавижу себя за это, — голос Сонхва дрожал, едва уловимо. — Я должен был прийти раньше. Должен был придумать хоть что-то. — Ты бы ничего не смог сделать, — как бы Сан не хотел накинуться на него с обвинениями, он понимал, что это неправильно. Виноват во всём был только один человек, и это он сам. — Прекрати, — его глаза полыхнули гневом. — Не ты убил Ёнсу. Мы оба знаем, кто настоящий убийца. Думаешь, ему бы понравилось, узнай он, что ты терзаешь себя? — Но он не узнает! — сорванный крик вырвался из горла, раздирая глотку. — Он мёртв, Сонхва. Что бы со мной не происходило, он больше никогда ничего не узнает. И я никогда не узнаю, что он думает, потому что убил его. Да, он попросил меня об этом, но какая, к чёрту, разница? Он мёртв, я жив. Только что теперь? Как я могу жить дальше, зная, что своими руками убил того, кого обещал вытащить отсюда? Тело вновь затряслось от рыданий, уже не таких громких, как прежде, но не менее мучительных. Громкая истерика крушила всё на своём пути. Тихая же давила внутренности, раздирала грудную клетку, душила своими длинными руками, тонкими пальцами впиваясь в самую глотку, пережимая воздух. Исход был один. После каждой приходила пустота, обещая остаться до конца жизни и изгоняя всё, что пыталось её заполнить. Может, иногда и получалось прикрыть её, замаскировать наспех брошенными кусками тряпок, но она никогда не исчезала полностью, напоминая о себе всегда. Сонхва приник ближе, сгребая и прижимая к себе. Он вцепился в его волосы, заставляя уткнуться в своё плечо, чтобы не было видно ничего, даже если открыть глаза. — Ты будешь в порядке, Сан, — произнёс он глухо, пуская отголоски тёплого дыхания по шее. — Я помогу тебе выбраться. Я обещал, помнишь? Сан лишь сильнее прижался к его телу, позволяя словам уложиться в голове, вот только отвечать не стал, точно зная одно: в порядке он уже не будет. Тело ломило ужасно. Лицо стягивало от высохших слёз. Что-то тёплое грело со спины, но он не чувствовал ничего. Глаза будто засыпало песком, но и боль не вызывала ничего, что могло бы пробудить в нём хоть какие-то эмоции. Он распахнул их, натыкаясь взглядом на пустую кровать в углу, нетронутую со вчерашнего утра. Она притягивала взгляд, стеклянный и безжизненный, будто была магнитом. Он всё смотрел и не мог оторваться, хоть и понимал, что это просто кусок мебели. Он не привязан к ней. Он привязан совсем к другому. Сан поднялся, откидывая одеяло в сторону. — Тебе не обязательно идти сегодня куда-то, — произнёс Сонхва, который уже не спал. Возможно, не спал совсем, но вскользь брошенного взгляда на помятое лицо со следами от подушки было достаточно, чтобы убедиться в обратном. — Я в порядке, — бросил он, развязывая галстук на пути в ванную и отбрасывая его куда-то в сторону. Он ненавидел спать в школьной форме. После таких ночей тело чувствовало себя ещё более утомлённым, чем было до. Потому он поспешил избавиться от неё и встать под душ, начиная яростно натирать тело мыльной пеной. В голове был круговорот мыслей, но в то же время так пусто, будто он был обычным зрителем и сам решал, о чём будет думать в данный момент и будет ли вообще. Возможно, он ещё не отошёл ото сна, потому реакции не было. Его тянуло обратно в кровать, тянуло забыться в долгом сне, после которого станет только хуже, но он запретил себе поддаваться соблазну. Он слишком хорошо знал себя. Пройдёт немного времени и мысли начнут душить его тугой верёвкой, сводя с ума своей настойчивостью. Потому нельзя оставаться взаперти. Он пойдёт на занятия и будет делать то, к чему привык, чтобы мозг был занят и отвлекался на усвоение новой информации, а не на то, из-за чего он снова будет биться в истерике где-нибудь на полу в школьном коридоре. Обернувшись полотенцем, он вышел из ванной и проследовал к шкафу. Игнорируя висящую рядом одежду, он достал свою форму и быстро оделся, скрывшись за дверцей. — Ты ни черта не в порядке, — Сонхва всё это время пристально наблюдал за ним, не отрываясь. Сан промолчал, продолжая собираться. Взял рюкзак, не желая возвращаться сюда после завтрака, захватил грязную одежду, чтобы по дороге до столовой скинуть её в прачечную. Замерев у стола, он перебрал несколько книг, вспоминая, какие из них нужно сдать в библиотеку как можно скорее. Ровную стопку других он даже не тронул, сделав вид, что их там не было. — Сан, — окликнул его Сонхва, когда он был уже у двери. — Остановись. Он чувствовал напряжённый взгляд между лопаток. Тяжело вздохнув, он развернулся. — Да? — Это нормально, ничего не чувствовать, но это продлится недолго. Не замыкайся в себе, говори со мной. Не прячь эмоции. Они вырвутся, рано или поздно, и лучше, если ты выпустишь их сам. Сан опустил глаза, упираясь взглядом в прикроватную тумбочку из тёмного дерева. — Придёшь сегодня вечером? Сонхва ответил, не задумываясь: — Приду. Сан не стал ждать, скажет ли он что-то ещё. Потянув за ручку двери, он покинул комнату, быстро сворачивая в нужную сторону и делая вид, будто трещины на стенах были здесь всегда. Голоса были везде. Они преследовали его с самой столовой до просторной аудитории, где собралось несколько классов для общей лекции. Он чувствовал все взгляды, притянутые к нему, слышал неутихающий шёпот со всех сторон. Конечно. Он теперь главная знаменитость. Один из тех, на кого их учат охотиться, но вместо этого они вынуждены терпеть его присутствие, разделяя один воздух. Никогда прежде он не слышал столько шума, что создавали чужие голоса. Никогда ещё остальные не забывали про осторожность, стремясь обсудить его персону и не всегда стараясь понизить голос хотя бы до шёпота. Сан чувствовал бесконечную усталость. Всё изменилось. Может, про него болтали раньше, обсуждая его боевые навыки, с которыми никто не мог тягаться, но теперь все знали, почему. Даже те, кого не было вчера рядом в том коридоре, успели впитать в себя летающие по школе слухи, и ещё не ясно, в чём именно они заключались. — Эй, — настырный тычок в спину. — А где твоя подружка? Вы, ребята, поссорились? С задних парт послышалось сдавленное хихиканье. Решили потыкать палкой в спящую гадюку? Рискованно. Сан промолчал. Пусть поразвлекаются. У них давно не было такой возможности. Он ещё успеет заставить их задуматься о своём поведении, но точно не сейчас, когда в класс прошёл учитель, сразу же полоснувший взглядом по задним рядам. Что-то грядёт. Он чувствовал это всем сердцем, что неумолимо продолжало биться и посылать сигналы тревоги, хоть он и просил его остановиться. Они усиливались с каждым занятием, пульсировали в затылке, когда он сидел на обеде под пристальными взглядами остальных. Те даже не пытались отвернуться, держа его на прицеле, но он не дрогнул, скорее испытывал что-то вроде садистского удовольствия, понимая, что стал причиной, по которой всех этих людей вдруг стало объединять что-то общее, помимо цели закончить обучение и покинуть приют на своих ногах, а не в деревянном ящике. Его настигли в коридоре к жилому крылу. Не нужно было слышать звука шагов, чтобы чувствовать, как огромная толпа движется за ним, держа расстояние в несколько метров. Они знали, что он видит их. Он знал, что те не скрывались. Абсолютная прозрачность. — Эй, тварь, — как плевок в спину, вынудивший остановиться. — Как долго ты надеялся скрывать своё происхождение? Сан спрятал руки в карманах, сдувая чёлку со лба. Сколько их? Чувствовал, что много. Он развернулся, вглядываясь в десятки лиц, и все, как одно, смотрят со смесью восторженной решительности. Конечно, чувствуют себя сильными. Едиными. Следуют за самыми отчаянными, думая, что поступают правильно. Даже самых младшеньких привлекли, что ещё недавно корпели над книгами по общим предметам, не зная о существовании монстров. — Вы же здесь не для разговоров, — бросил он. — К чему вопросы. — И то верно, — парень, стоявший в центре, сделал шаг вперёд. — Я бы на твоём месте не был так спокоен. Ты, может, и сильнее, но нас больше. — А ты бы хотел видеть, как я в ужасе убегаю, и вы гоняетесь за мной по всей школе, пока не загоните в угол? Пощади своих друзей. Не думаю, что они мечтают о пробежке перед сном. — Здесь нет друзей, — парень зло оскалился, делая ещё шаг. Толпа повторила его движение. — Слишком опасно. Хотя у тебя, кажется, был. Не очень хорошо закончилось, верно? Сан усмехнулся. Он молниеносно сжал руку в кулак, продолжая прятать его в кармане, с мучительным наслаждением наблюдая, как фигура перед ним упала на колени, издавая шумные хрипы. Зрелище пугало. Он чувствовал отвращение, но не желал останавливаться. Хотели увидеть монстра? Пожалуйста, получите. Он шагнул. Толпа в ужасе отступила назад. Вот и вся решительность. Стоило открыть глаза на правду, как те забились в испуге, теряя запал единства. А ведь они и правда могли одолеть его, объединив усилия не только на словах, но страх затмил всё остальное. Хотел бы он сейчас увидеть лица наставников, особенно одного конкретного, которое, он был уверен, перекосилось бы в презрении от увиденной картины. — Только и можешь, что болтать, — прошипел он, подходя к старшекласснику и смотря на него сверху вниз. Его глаза поглотила бездна отчаяния, капилляры лопнули от нехватки воздуха, заставляя белки покрыться красными прожилками. Хотелось завершить начатое. Хотелось увидеть, как он упадёт замертво, становясь примером для всех, чтобы те раз и навсегда усвоили, как не стоит себя вести в охоте за кем-то, вроде него. Он разжал ладонь. Парень свалился на пол. Он не прекращал кашлять, будто намеревался выплюнуть свои лёгкие прямо на пол этого коридора. — Мне всё равно на ваше существование, — Сан окинул всех взглядом, не упуская ни единого лица. — И я не собираюсь никого трогать, пока вы не трогаете меня. Я просто хочу закончить школу и свалить отсюда, как и все вы. Ещё вопросы? Он развернулся, следуя в свою комнату под напряжёнными взглядами, сканирующими его фигуру, как яркие прожекторы в темноте стадиона. Зайдя внутрь, он скинул рюкзак на пол и свалился в кровать, чтобы достать из тайника телефон, взять наушники и погрузиться в забытье, нарушаемое лишь незнакомыми мотивами не слышанных ранее мелодий. Он специально пролистнул ниже, запомнив песню, на которой остановился с Ёнсу, не желая слушать их повторно. Не сейчас. Может, когда осознание придёт окончательно, а привычка находиться в комнате в одиночестве уляжется в голове и перестанет тревожить открытые раны, но ещё не время. Он ждал Сонхва. Боялся заглядывать в тумбочку один. Не знал, что в ней обнаружит, но знал, что это добьёт его. Он так и лежал на спине, бездумно разглядывая давно изученный потолок, пока уши разрывало от громкой музыки, прибавленной на максимум. Его не волновало, что кто-то может зайти и увидеть его вот так. От чего-то была уверенность, что его не станут трогать, пока он не залижет раны и не смирится. Сонхва пришёл совсем поздно. Наверное, специально выбрал время, когда в коридорах станет пусто, чтобы не попасться на глаза. Он осторожно присел рядом, забрал один наушник и вставил в своё ухо, откинув мешающиеся волосы. — Люблю эту песню, — произнёс он. — Когда-то слушал её на повторе целыми днями. Сан молча разглядывал его лицо, такое спокойное и умиротворённое, не сохранившее и следа той боли, что была на нём ещё вчера. Он знал его так хорошо, но в то же время ничтожно мало, и даже спустя все эти годы Сонхва всё ещё оставался загадкой, разгадать которую, наверное, он не сможет никогда. Для этого нужно куда больше времени, чем у него осталось. — Ёнсу оставил мне что-то, — Сан выключил музыку, убирая телефон в сторону. — Он знал, Сонхва. Знал, как всё закончится. Только я был слепым. — Ты ещё не смотрел? — он помотал головой. — Готов сделать это сейчас? Он не был готов. Но, смотря правде в глаза, Сан понимал, что никогда и не будет. Он медленно поднялся и сполз с кровати, вставая на колени перед тумбочкой. Дрожащими пальцами он выдвинул ящик, прежде пустой. Ёнсу знал привычки Сана. Знал, что тот никогда не складывал предметы сюда. Все его канцелярские принадлежности были раскиданы по столу и широкому подоконнику, но никогда не лежали в месте, предназначенном для них. Сан закусил губу. На дне ящика тускло поблёскивал кожаный шнурок. Он узнал его. Тот самый шнурок, который всегда висел на шее Ёнсу, подаренный тому много лет назад одним мальчишкой из приюта как знак их дружбы. Он никогда не расставался с ним, даже на тренировках лишь глубже прятал под футболку, только бы не снимать. Сан бережно ухватился за него пальцами, извлекая наружу. Теперь он заметил кое-что ещё, что раньше сливалось со стенками ящика. Крохотная деревянная фигурка, размеренно покачивающаяся на чёрном шнурке. Брови Сана надломились, когда он присмотрелся к ней. Кошка. Маленькая кошка, которую, он был уверен, Ёнсу вырезал своими руками, наверняка потратив на это не один день. Все изгибы и детали были выполнены столь кропотливо и аккуратно, что он поневоле представил его чуть поджатые губы и нахмуренное лицо, с которым тот так старательно корпел над столь удивительной вещью. Сидел на полу тренировочного зала, ведь только там можно было достать ножи, и каждый раз тревожно оглядывался на любой шум, опасаясь, что его могут увидеть. В горле засвербело. Грудь сдавило от ноющей боли под рёбрами. Вопреки царящему внутри беспорядку, по лицу скатилась только одна слезинка, сорвавшаяся куда-то на белый воротник рубашки. Он осторожно сжал фигурку в своих пальцах, высказывая молчаливую благодарность, понимая, что нет смысла говорить вслух те вещи, которые уже не услышат. — Сан… — Я в порядке, — он быстро надел шнурок на шею. Фигурка едва ощутимой тяжестью легла прямо у сердца, пуская по телу еле заметное тепло. — Помоги застегнуть. Мимолётное прикосновение пальцев обожгло кожу. Закончив, Сонхва мягко обнял его со спины, укладывая подбородок на тёмную макушку. — Я могу остаться, если нужно. Сан желал этого всем сердцем. Темнота никогда не пугала его прежде, но теперь он не знал, какие образы будут поджидать его, как только он останется один. Не знал, какие разрушительные мысли возникнут в голове, как только он начнёт думать о том, что сделал. Боялся до конца осознать утрату, когда рядом не будет никого, только пустота, что уже пустила под кожей свои корни. Он откинул голову, укладываясь затылком на чужие колени. — Только сегодня, ладно? — проговорил он, сталкиваясь взглядом с чужим, полным тепла и беспокойства. Сонхва тихо вздохнул, запуская пальцы в его волосы и мягко перебирая пряди, даря такое нужное чувство спокойствия и расслабления. — Только сегодня.