ДоминумоР

Ночное небо поразительным образом было схоже с девушкой, явившейся на бал-маскарад в струящемся к полу чёрном шёлковом платье с блёстками. Отсутствие фонарных столбов в Уилтшире на каждом углу даровало Драко способность постигать каждую ночь красоту самих небес. И он, всецело предаваясь грёзам, разглядывал в окне проплывавшие мимо светло-серые облака, которые, будто прикрывшись шалью, торопились по делам. Дул прохладный летний ветерок; солнце уже давно скрылось за холмами, пересекло горизонт, нежась в собственных лучах, тогда как молчаливая луна показалась во всём обличии. Малфой-мэнор гордо и молчаливо стоял в ожидании. Драко рассматривал тисовые кусты, видневшиеся в саду, и старого павлина, пережившего столь многое: и подвальные взрывы, и горящую подъездную дорожку, и побег от Долохова с Кэрроу. Он хмыкнул; многие события утекли сквозь пальцы, из памяти их снесло время и сделало жалким песком. Многое было забыто, многое было утеряно… ещё три года назад дом полнился яркими голосами. Чудовищными, но всё же голосами. Комнаты были забиты Пожирателями смерти, и сейчас, под пеленой нескольких дождливых сезонов, те события казались менее страшными, менее удручающими. Драко и сам понимал дурость собственных мыслей. Время омывает углы, превращает стекло в камни — о чём ещё могла идти речь? И даже так он старался не забывать. Ни пленных в подвале, ни крови в гостиной, ни валявшейся на полу Грейнджер, ни перебитого лица Поттера. Забвение всегда приравнивалось к смерти. С подобными мыслями он обернулся к камину, как вдруг Тео радостно воскликнул: — И вот он снова с нами! — и задорно рассмеялся. Они сидели втроём на кожаном оливковом диване. Втроём — это Блейз, Тео и Пэнси. В камине потрескивал огонь. Свет от него обрывками касался лиц и будоражившего душу стекла. Драко присел в кресло прямо напротив друзей и потянулся к стакану, в котором плескалось огневиски. На свету напиток приобретал золотистый цвет, и на мгновение могло даже показаться, что ты испивал чистое золото. Парень лениво постучал пальцами по стеклу, рассматривая бегающие по дровам языки пламени. Друзья безудержно пили. Им нечего было праздновать, кроме как очередной неплохой день без чьих-либо смертей или же арестов. Подобным они занимались вот уже второй год — всё никак не могли насытиться нотками свободы, витавшими в воздухе. Драко ютиться с ними не любил; распивать огневиски до победного никогда не входило в его планы. И всё же в последнее время он задолжал друзьям своё присутствие — Тео с Блейзом могли месяцами искать его в Малфой-мэноре и не найти. Потому в нынешний вечер Драко сидел рядом. — Ты так и не дослушал, Тео! — вскрикнула Пэнси, икнув. Забини тем временем, закатив глаза, посмотрел на Драко, чем вызвал у друга улыбку. — И мы стоим с ней — ик! — в этом сраном номере, полностью голые, и она говорит мне: «Слушай, я не фанатка таких вещей…» Представляешь?! Не фанатка! Не-фанатка! Вот зараза, вот же ж… дурында, — и сделала очередной большой глоток. Пэнси никогда не умела пить. Спроси её: «Чего бы тебе больше всего хотелось обрести?», она ответила бы: «Много, знаешь, таких здоровенных, вот таку-у-ущих, масштабных прям хуев, но только их, без парней в придачу». Она и не подумала бы об алкогольной выдержке. Признаться, ей до чёртиков нравилось напиваться и засыпать быстрее всех — она видела в этом что-то поистине очаровательное. Как и в прятках по пьяни; обернись — а Паркинсон уж след простыл. Вот и сейчас, захмелев окончательно, девушка с багровыми щёчками прятала мутный взгляд за своей же чёлкой, не забывая при этом рукоплескать. — Нет, ну не дурында ли? Такого лишилась… — она насупилась. — Пэн, милая, тебе пора притормозить, а то скоро окажешься в моей кровати, — с лучезарной улыбкой пролепетал пьяный Нотт, сидевший на другом конце дивана. — Нет, ты уж прости, конечно, но… — Пэнси, одарившая друга полным удивления взглядом, расхохоталась. Все знали о вкусах Паркинсон: жареная форель, паста, красное полусладкое, тёмно-фиолетовые тона, бархат, широкие бёдра, большие соски, кожа, покрытая пушком, длинные ресницы (а если не длинные, так уж приукрашенные тушью или пусть даже сажей), а ещё вульва. Без неё Пэнси ни на что не была готова. Даже на прогулку в парке. — Вся в мою мать тогда будешь, — улыбнувшись уголком рта, добавил Блейз. Его замечание было не сказать чтобы лестным, но крайне весёлым, поскольку миссис Забини являлась «чёрной вдовой». Её цикл составлял два года: в первом месяце — свадьба, в двадцать четвёртом — похороны. — Необязательно на постоянной, но в брачную хорошо бы. Пэнси, продолжая хохотать, рухнула с дивана на пол с коликами в животе. Из её глаз брызнули слёзы. — Мальчики! Маль-чи-к-ки!.. — еле как проверещала она. — Я так с вами с ума сойду… — а после её улыбка медленно сползла с лица, веки прикрылись. В гостиной повисла долгожданная тишина. — Наклюкалась, Салазаровы яйца, — пробубнил Тео и потянул к себе девушку, ухватившись рукой за её щиколотку. Блейз, склонившись над ней и обвив руками её мягкий живот, поднял Пэнси и уложил к себе на колени. Та, уткнувшись лицом в подушки, засопела. Забини с заботой убрал пару локонов с её лба. «Надо будет заняться Бодрящим зельем и сделать его Апохмельным. Это просто невозможно. Одна пьянка стоит мне месяца перегара во всём особняке», — подумал про себя Малфой, сделав очередной глоток. Первой всегда слабела Пэнси. В какой-то период времени друзья даже делали ставки: каждый сдавал сикль в рюмку, уснувший последним забирал поутру выигрыш (который зачастую тратился лишь на плотный, многообещающий завтрак). Паркинсон не выиграла ни разу за все три года. Честно говоря, ей не особо и хотелось. Алкоголь уносил девушку на очередные американские горки, и она никогда не знала, где окажется в следующий раз: то ли на холме, где всё было радостно и мир вдруг преображался, делался более тёплым, лучезарным, а люди — весёлыми, даже смешными; то ли в яме, где очередная девушка бросала её после пары недель отношений, а отец всё также продолжал бубнить в Азкабане про какую-то там чистоту, мать его, душ, да ещё и глаза готовы были вот-вот лопнуть. Пэнси не знала правил этой игры и не хотела в них вдаваться; она следовала течению, в которое ныряла с головой до всех полномасштабных последствий. Вот и сейчас, гордо подняв указательный палец, девушка провозгласила: — Ох, велика слава, велики надежды, а крах всё прежен, всё так же одинаков… — и вырубилась окончательно. — Ну наконец-то, — тихо сказал Блейз, не меняя тона. — Я уже устал слушать про отлизы и слёзы. Сущий обмен жидкостями, чёрт бы её побрал, — но руки с её головы так и не убрал, продолжая гладить локоны Паркинсон. — Да уж пусть не чёрт, а сам Герпо, — с ухмылкой ответил Тео и потянулся за стаканом. — Всегда вырубается первая. Уже даже скучно. Забини в согласии кивнул, после чего, не поднимая головы, сказал вдруг: — Ну что там? Драко мигом посмотрел на друга, затем снова, будто бы по привычке, постучал пальцем по стакану и устремил взгляд на камин. Тепло пламени с огневиски грело даже пятки. Шерстяной белоснежный ковёр под ними казался снегом, укрывшим крыши домов в превосходную рань. — Фарс, да и только, — выдал он в ответ. Речь, несомненно, шла о его родителях: мистере и миссис Малфой. — Люциус Малфой, вы доставлены в Совет магического законодательства, чтобы ответить на предъявленные вам обвинения, связанные с деятельностью Пожирателей смерти, — произнёс мистер Бруствер. — Мы выслушали свидетельства по вашему делу. И, перед тем как вынести приговор, пригласили вас сказать последнее слово. Хотели бы вы что-нибудь прибавить к вашим предыдущим показаниям? Перо протоколистки ходило туда-сюда по пергаменту с характерным режущим звуком. Зал судебных заседаний полнился шёпотом. Драко сидел в первых рядах, стараясь от волнения не цепляться за ограждение. Ему впервые довелось спуститься ниже Отдела тайн в самом Министерстве. Из-за поднимавшихся амфитеатром ряда скамей, сложенных из тёмного камня стен да факелов парню казалось, будто он наблюдал за спектаклем, где главный герой, Люциус, сидел посреди зала в кресле, и его уже покрытые морщинами руки аккуратно, словно змеи, ласкали и покусывали цепи со звоном. — Ничего, сэр. Ничего не хотел бы прибавить. В тот день объявили в розыск больше десяти Пожирателей смерти, о которых Министерству не было известно. В список включались: зельевары, ботаники, невыразимцы, целители, а также стиратели памяти. — Люциус Малфой, вы приговариваетесь к пожизненному заключению в Азкабане. Ваши личные вещи, в том числе и волшебная палочка, будут изъяты. Спустя три месяца заключения вы имеете полное право подать апелляцию в Отдел магического правопорядка. В случае правоты ваших показаний вы будете незамедлительно амнистированы, — строгим голосом сказал мистер Бруствер. Драко огляделся и вдруг заметил на скамье мракоборцев Поттера. Столь скоро? С момента битвы за Хогвартс не прошло и полугода. Бруствер в качестве министра магии показывал неплохие результаты. Парень хмыкнул и взглянул на отца: тот, отрешённо кивнув, даже не посмотрел на сына. Драко нахмурился пуще прежнего. В его ситуации стоило бы рукоплескать, верещать на весь зал, топать ногами и с безумной улыбкой на лице доказывать собственную правоту. Будь он младше, так бы и поступил. Но не после войны. Не с перстнем на пальце. Парень повернул голову: его мать, Нарцисса, не выдавала даже слёз. Лишь судорожно сжимала дрожавшими пальцами платье. — Нынче для значимости фарса всегда нужна нотка трагедии, — захмелев, добавил Тео. И был прав: для высмеивания одного слоя общества всегда необходимо второе. Для сравнения. — Драко, сын мой, — оглядываясь по сторонам, тараторил Люциус, — они выжили из ума! Все до одного! Никто не был против оставить при Азкабане дементоров. Им даже не стоило выплачивать премиальные: счастье для них — единственный славный корм. Собственно, в связи с их присутствием на территории тюрьмы охраны было с раз-два и обчёлся. Не каждый рвался там работать, а если и рвался, то обладал какого-либо рода расстройствами ума. Даже Драко при встречах было не по себе: какой-то странный холодок вечно бродил по его позвоночнику, а живот мутило. Не зря Поттер грохнулся по юности в обморок; было в дементорах что-то поистине устрашающее. Тем временем Люциус всё продолжал: — Как же тут выжил бедный Тарквин?! Здесь даже нет развлечений! — Драко при подобных словах улыбнулся. О каких развлечениях в Азкабане могла идти речь? Квиддич с дементорами, счёт 260:40? Плюй-камни, где победивший целует дементора прямо в язык? — Мистер Малфой, у-го-мо-ни-тесь, — процедила сквозь зубы Амбридж в соседней камере. — Вы отвлекаете меня от работы! — От какой ещё чёртовой работы я мог вас отвлечь, Амбридж? — заворчал Люциус, устремив взгляд на бывшую директрису Хогвартса. Та, поджав губы и подняв брови, начала медленно цокать. Камеры в Азкабане ничем не отличались друг от друга, помимо самого расположения. Квадратные, с металлическими прорезями, одним окном, кроватью, письменным столом и стулом. Заключённым разрешалось петь, читать, писать на пергаменте (в месяц на каждого выдавалось по пятьдесят штук), на нём же и рисовать (для подобного стоило отправить заявку на получение кисточек в Совет магического законодательства). Многие полные надежд книги были выпущены узниками. Так и Долорес, сидевшая с пером в руке за письменным столом, занималась черновиком третьей главы собственной книги под названием: «Падение волшебного общества. Второй трактат о привычках выродков». Первый, к несчастью, был зацензурен полностью и отправлен женщине обратно на руки, всецело покрытый чернилами (Поттер лично утопил книженцию в чане с гуталином). Визенгамот разрешал заключённым заниматься подобными вещами, поскольку даже с хобби у узников всё равно не оставалось счастья для возникновения надежды на побег. Вдобавок, дементорам нужно было питаться постоянно. Вот так Амбридж, продолжая смирять Малфоя-старшего грозным взглядом, цеплялась пальцем за светло-розовую пуговичку на своём свитере. Коты на расколотых тарелках, забитых гвоздями в прорези меж кирпичей, мурчали. Драко долгое время при виде женщины думал, как ей не удалось сойти с ума. Позже озарение настигло его: видимо, Долорес — та ещё тварь, раз даже дементоры не хотели с ней возиться. Женщина явно не думала отступать. — От моей книги, естественно, — сладким тоном промурчала она с едкой улыбкой на лице. Люциус фыркнул. — Долорес, вам бы немного света не помешало. Морской бриз дурно на вас влияет, — проворчал в ответ Малфой-старший. Драко улыбнулся. Когда-то Амбридж вызывала в нём восхищение: она ненавидела магглов сильнее самого Волан-де-Морта и мечтала всецело истребить их. Теперь же её глупые высказывания больше походили на фантазии выскочки. Долорес, фыркнув, отвернулась. — Вам бы тоже, Люциус, не помешало отдохнуть. Как-никак, вас ждёт семья вне стен этого… — она хмыкнула, — …посмешища. — Вас тоже ждёт семья, Долорес. Как там поживает Орфор… — НЕ СМЕ-Е-ЕТЬ! — заверещала она, ринувшись к его камере. — НЕ СМЕТЬ, МИСТЕР МАЛФОЙ! — Амбридж по привычке полезла к маленькому кармашку джемпера, но забыла, что палочки у неё не было. — Моя семья… моя семья… я… это не вашего ума дело, Люциус. Займитесь собой, — после чего, отвернувшись, вернулась к письменному столу, цокая каблучками. — Я наведу здесь порядок… — Совсем из ума выжила, — с усталой улыбкой добавил Люциус, обратившись к сыну. — Тарквин остался всецело объективен и умён после пребывания в Азкабане. Поразительный человек! — после чего потёр ладонями собственную мантию. — Ты несколько раз уже упоминал Тарквина, отец. Это… — Старый одноклассник Нарциссы. Обожал прятать магглов в чайниках. Драко прыснул со смеху. Парень слабо улыбнулся собственным мыслям. Как много времени прошло с тех пор… — Мы не в том положении, Тео. Даже правдивость слов не оправдывает их вычурности, — ответил Малфой, разглядывая Нотта. Тот понимающе кивнул. — Забудем, — тихо сказал Блейз, подняв ладонь. — Как поживает Нарцисса? — Драко мигом опустил голову. — Ты не слышал? — Тео усмехнулся. — Очередной приём ожидает бедный Малфой-мэнор в воскресенье. Смотри, как бы не лопнул. Не лопнул от досады и сожалений. Никто ведь не придёт, — он сделал глоток огневиски и поставил стакан на столик. — Впрочем, как и всегда. — Как и всегда, она перестала любить меня, стоило ей только отли-за-ать… — пробубнила во сне Пэнси, а затем попыталась завернуться в несуществующее одеяло. Забини с улыбкой погладил её по плечу. Тео рассмеялся. — Кто-то же придёт. Всегда приходил, — сказал между делом Блейз, продолжая рассматривать девушку. — Те же Оливандеры, Абботы, Бёрки… — он поглядел на Тео, — …Нотты, в конце концов. — Куда пойдёт Юстас, туда пойду и я. Он как раз отмотал свой срок в Азкабане и уже как год работает в Святом Мунго. Так что я не прочь услышать сплетни целителей, — он сделал очередной глоток, развалившись на диване. — Так ты же и сам целитель, — скучающим тоном ответил Забини, посмотрев на друга. — Ну да, и что? Быть целителем не значит знать все сплетни целителей, — Нотт усмехнулся, будто бы сказав: «Надо же быть таким дураком». — Меня всегда поражало, как люди, сидевшие в Азкабане, способны потом занимать высокие чины, — Блейз сделал большой глоток огневиски. Драко думал о том же. Амбридж, Фадж, Каркаров — все они в какой-то период времени возвращались на если не те же, то приближённые чины. И по Долорес уж точно нельзя было сказать, что Азкабан являлся примерным исправительным учреждением. — Как твоя работа в больнице? — спросил Малфой с интересом. — Идёт. Недавно перевели в отделение ранений от живых существ. Вы бы только видели, обоссались бы со смеху! Пэнси так точно, — Тео широко улыбнулся. — В общем, говорить имён не буду, работа, как-никак, но давайте представим: дальняя бабушка аристократической особы, совсем позабыв о старом указе по поводу клаббертов, завела парочку у себя в саду. Совершенно забыв, что существа земноводные, она скинула их в маленький прудик, и те разродились. Магглы по соседству подали жалобу в правоохранительные органы, мол, «на дворе июнь, а у наших соседей всё продолжает светиться украшенная к Рождеству ёлка». Нехорошо, мол, как они там говорят? Этология? Экология? В общем, вот. Естественно, на зов явился Отдел регулирования магических популяций и контроля над ними. Так вот! Нашей особе сам Диггори рекомендовал их отловить и отнести в какой-нибудь далёкий пруд. Но она решила пойти иначе: перебить их всех взрывоопасными шипучками! И что же случилось? — на лице его восседала лукавая ухмылочка. — И что же? — монотонным голосом вторил Блейз. — Особа попала ко мне в отделение со множественными укусами клаббертов! Чуть позже выяснилось, что они всё-таки ядовиты, и её бедный девичий зад покрылся волдырями, — парень захихикал. — Не видать тебе повышения с таким отношением к пациентам, — пробубнил Забини и сделал ещё один глоток, во время которого переглянулся с Драко. Тот ответил лёгкой улыбкой. — Видел бы ты всех работников больницы, давно бы понял, насколько это неблагодарная работа. Мы живём на монетки из фонтана, что может быть позорнее!.. — он сделал ещё один глоток, его язык уже давно увяз. — Да даже у магглов признания больше. Меня их работы, признаться, чем-то греют… хотя, если так посмотреть… меня всё-таки уважают. Что удивительно, конечно, учитывая, чем промышлял мой отец. — Жаль, что с ним так вышло, — добавил Малфой участливо, но в то же время и уклончиво. — Да ну его. Сам напросился, — Тео глянул в потолок. — «Нотт-старший получил заслуженный поцелуй смерти от дементора в Азкабане». Скитер, конечно же, постаралась. «Пророк» праздновал. А мне всё побоку: вы не хуже меня знаете, как устроена чистокровная семья. Драко знал. Никаких тебе разговоров с отцом на личные темы, одни лишь приёмы да лживые улыбки… Молчание за обеденным столом, нарушаемое лишь шажками домовика. Во всём доме всегда царит убийственная тишина. Лишь мать изредка навещает тебя втайне и разговаривает по душам, внемлет каждому слову. Она-то и вселила в Драко надежду и хоть какое-то понимание любви. Даже пусть то понимание было всеобъемлющим и полным страсти. — После его смерти я, наконец, осознал хрупкость нашего бренного тела… — Нотт, казалось, рассматривал потолок не просто так; его глаза подозрительно блестели в отблесках языков каминного пламени, — …и решил заняться целительством. А ты, Блейз? Как у тебя на линии фронта? — он слегка наклонил голову, впившись в друга взглядом. — Я далёк от ваших дел. Стал архивариусом, но только в качестве хобби, не больше; отцы оставили огромную кладезь в библиотеке, — он потянулся за стаканом и сделал заключительный глоток огневиски, после чего вынул палочку из кармана брюк, махнул ей, и графин, легонько кружась в воздухе, наклонился носиком прямо над их стаканами, подливая ещё. — Раз в пару месяцев мне прилетает письмо из Отдела тайн. Всё мечтают сделать из меня невыразимца. Даже твой Юстас мне написывает, Тео, — он хмыкнул, — вечно просит одолжить ему «Тайны наитемнейшего искусства». — Вполне в его духе, — на сей раз голос Нотта был довольно тих. — Вот и я так думаю. Скитер разбила его в пух и прах после «Р». Не знаю, как Бёрку удаётся со спокойным лицом являться в Мунго. Малфой смутно припоминал «Р». Подпольную организацию, так или иначе присутствовавшую в его доме. В отличие от Пожирателей, тех магов интересовало лишь получение обширных знаний, проклятых предметов да магических артефактов. Заговор дошёл аж до дементоров Азкабана. И Аластор Грюм, храбро сверкая своим искусственным глазом, поймал почти всех. — Мне, в общем-то, и не нужна эта должность. Вполне хватает архивных пергаментов. Так что в политику я не ходок. Тем более не в нынешние времена. — Да уж… потерялась аристократия в череде благонравных законов. Пропала присущая им же жестокость… — Не казалась ли тебе странной присущая чистокровным жестокость? — вдруг спросил Драко, сделав маленький глоток. — Если так подумать, то казалась. Мы, аристократы, взращённые в богатстве да славе, обязались чтить традиции, чтить свой род и историю магии. Нас воспитывали в вопиющей строгости, в ночи мы быстрее могли выкрикнуть первое правило этикета, нежели имя матери. И всё же… если так посмотреть, — Тео предался вдруг размышлениям, — мы каким-то образом умудрялись, будучи высоким классом, совершать самые вопиющие, низкие преступления. Твареложство, близкородственный инцест, убийства… и это даже не начало списка. В какой момент, как думаете, мы превратились из аристократов в животных? — Нотт хмыкнул, сощурившись. — Мне кажется, дело не в поколении, а в каждом из нас, — задумчиво ответил Забини. — Наши предки до кончика Мерлиновой бороды пугались одной только мысли о новшествах. Что говорить об указах… и мы, их потомки, теперь варимся в этом котле. — Котле из брака с кузинами, отказа от сквибов, пользования эльфами… — Тео вдруг поглядел на Драко. — Вот сколько времени прошло с потопа? — Лет двести-триста, — Малфой поднял брови в раздумьях. — А что? — А они всё также бродят за нами в тряпье. И мы всё также не даём им свободы. — Верно, — хмыкнул Забини, а затем вдруг улыбнулся. — Нас пугает мысль о мытье посуды. Даже с помощью палочки, — после чего вытянул вперёд стакан, и друзья молча чокнулись ими. Они продолжали в тишине наслаждаться огневиски и поглядывать на рассвет, тонко бушевавший за окном. Каждый думал о чём-то своём, о чём-то далёком; на глазах Тео иногда возникали слёзы. Блейз же, воспользовавшись Акцио, укрыл Пэнси пледом. Та, продолжая греть друга своим телом, тихо сопела, изредка бурча что-то уж совсем невнятное. Драко тем временем продолжал глядеть на огонь: что-то в нём его будоражило. И в то же время пугало. Возможно, пламя напоминало ему о Тайной комнате, о битве за Хогвартс, об унесённых жизнях… Раздался стук. И не один. — Суд над Люциусом Малфоем от двенадцатого августа двухтысячного года о нарушениях, совершённых Люциусом Малфоем Вторым, проживающим по адресу: Круквудская улица, дом семь, графство Уилтшир. Допрашивающий: Кингсли Бруствер, Министр магии, — мужчина осмотрел листы на своём столе. — Подсудимому вменяется в вину следующее: то, что он сознательно и с полным пониманием незаконности своих действий примкнул к Пожирателям смерти. Люциус Малфой, вас доставили в Совет магического законодательства из Азкабана… Полный состав Визенгамота в своих привычных глазу мантиях сливового цвета с вышитыми на них буквами «В» сидел по обе стороны от судьи на скамьях. Драко ощущал себя безучастным; ему казалось, он по воле случая наблюдал за разверзнутой где-то в серёдке зала сценой. — …по случаю вашей амнистии. Смею заметить, — Бруствер склонился над столом, — те имена… что вы сказали полгода назад, и правда были причастны к перевороту, который возглавлял сам… Тот-кого… сам Волан-де-Морт. — В зале мигом пошли шепотки. Рита Скитер сидела на одной из скамей и быстро-быстро водила розовым пером по блокноту. — Если бы ваши слова не были правдой, Люциус, заседание Совета собралось бы далеко не по этой причине. Малфой-старший понуро глядел в пол. Полгода в Азкабане явно изменили его черты: покрыли морщинами лоб, сделали платиновые локоны менее блестящими и послушными, губы — сухими. Нарцисса мигом вцепилась пальцами в ладонь сына. — И всё же… — Бруствер выпрямился, — мы имеем дело с невозмутимым предательством крови. Ваше непосредственное участие в войне, создание убежища для Пожирателей смерти… привлечение сына к революции, — он вскинул ладонь, указав на Драко, — дают нам понять, что вы всецело достойны провести остаток дней в Азкабане. Принимая переданные нам сведения, Совет постановил: Люциус Малфой Второй, вы будете амнистированы и изгнаны с территории Великобритании до конца своих дней. Отныне… — Кингсли говорил чётко, уверенно, казалось, даже жестоко, — прибежищем вам станет Брашов. Раздался ещё один стук. — Я могу одолжить тебе пару томов из своей библиотеки, — сказал Малфой вдруг, будто бы очнувшись от раздумий. — Всё равно не пользуюсь. — Да? И что же? — Блейз с интересом внимал другу. — «Волхование всех презлейшее» и ещё «Словник чародея» за тысяча шестьсот пятый год. Профессор завещал мне чересчур много книг, и эти экземпляры у меня и так уже есть, — Драко двигал стакан, наблюдая за тем, как золотистая жидкость в нём шла волнами. — Буду искренне благодарен, Драко, — Забини поднял своё огневиски к свету, высказывая уважение, а затем сделал глоток. — Много он тебе завещал? — Почти всё. Библиотеку, имущество, записи о зельях… — парень поджал губы. — Он явно видел в тебе хорошего ученика, Дракс, — тихо сказал Тео. — Да, но… что-то в этом меня смущает. Я ещё не всё осмотрел, я… мне… не думаю, что мне хватает сил. Он всегда был рядом, а теперь я будто потерял соратника. Недавно я… нашёл кое-что в его вещах. Омут памяти с воспоминаниями. А ещё дневник. Вас ждёт великое будущее, мистер Малфой… конечно. Такое уж великое. — Не серчай на старика, Драко, — перебил его Блейз, — не нам судить великих. Малфой насупился и уставился в пол. В его голове уже давно возникали одни и те же слова, написанные витиеватым почерком на обветшалом пергаменте:

Ваши расхожие мнения, мистер Малфой, о мисс Грейнджер всегда поражали меня. Люциус находил их пресными и злобными, но я… я видел в них и что-то ещё. Помяните мои слова, мистер Малфой, в мире нет страшнее проклятья, чем любовь.

— Я не полностью читал его дневник и не смотрел воспоминания, — тихо сказал Драко. — И всё же… есть что-то, что меня настораживает. В одной из своих записей он говорил обо мне, о моём детстве, которое я толком и не помню. И теперь я не могу убедиться в их правдивости… обращаться, вроде как, уже и не к кому, — Малфой пригубил стакан и сделал пару глотков разом. Блейз лишь хмыкнул, но выражения лица не сменил. — Странно. В детстве ты был таким злым замухрышкой. Ещё и ростом не вышел, мы вечно тебя подтрунивали, — с широкой улыбкой ответил Тео. — Ничего странного за тобой я не замечал. Попробуй обратиться к Гойлу, вы с ним были не разлей вода на первых порах. Может, он чего да и вспомнит. — Гойл… не отличается радушием, — процедил сквозь зубы Малфой. Он и заметить не успел, как его детство стало больной темой. На сём разговор закончился. И каждый погрузился в свои мысли снова. Спустя какое-то время павлин заверещал на весь сад, но к тому моменту друзья напились уже настолько, что его рёв вызвал лишь бурный гогот. Драко счастливо улыбался. Огневиски теплом разливалось где-то внутри, и мир казался более мягким, более дружелюбным. Пэнси подскочила было из-за павлина и после, тяжело вздохнув, ушла в спальню для гостей на втором этаже, попутно топая ногами (туфли она потеряла ещё до приезда в Малфой-мэнор). Спустя час улизнул и Тео, на прощание крикнув: «Au revoir, друзья! Меня ждёт магическая сила любви!». Его уход прокомментировал Блейз словами: — Кажется, он снова растормошит всех в «Глизме». Жди поутру новостей. В какой-то момент счастье Малфоя сменилось суровой печалью; и он, поглощённый ею, наблюдал за облаками. Блейз молча присел рядом с ним и протянул очередной стакан огневиски, а Драко в ответ лишь помотал головой. На что Забини, конечно же, забрал свои четыре сикля, приставил стул возле кресла друга и уселся на него. Многие мысли неустанно поглощали Малфоя в последние два года. Общество, к которому он столь остервенело желал быть приобщённым, ему решительно осточертело. Приёмы, интервью, показы мод… всё стало таким пустым. И он, окончательно осознав это и приняв спустя год после победы над Волан-де-Мортом, отказался от многих лиц вовсе. Решил заниматься тем, что ему было по нраву, по своим же правилам: открыл дело. Собственный магазинчик зелий. Никогда прежде Драко ещё не доводилось настолько ясно лицезреть происходящее. Всю свою жизнь он толком и не понимал устройство мира: Люциус усиленно работал над этим, прикрывая реальность пеленой ожиданий, статуса, какой-то там чистоты, избирательности. И Малфой-младший свято ему верил до поры до времени. Лишь материнское тепло, изредка касавшееся парня длинными пальцами Нарциссы, помогало справляться с иллюзиями, в которых парень привык витать. Так, к примеру, он узнал о любви. О том, как должна выглядеть любовь. Что она должна быть участливой. Потому Драко и не винил мать за столь частые приёмы: Нарцисса, даря любовь всем вокруг, мечтала получить хоть каплю взамен. К своему удивлению, Блейз, не любивший трепаться вовсе, вдруг с лёгкой улыбкой коснулся плеча Малфоя и сказал ему, будто прочитав мысли: — Держись, дружище. Впереди ещё столько всего, за что стоит бороться. — И Драко в очередной раз, напоследок кивнув, поднял голову к небу.