motto aishite

Луна, налитая кровавой краснотой и безбожно зазывающая своей красотой, пленит к себе отчаянно, яро, что невольное, едва уловимое ощущение мнимой опасности застревает в самом горле. Она в своей собственной, дивной красе предстоит на самой окраине, стремясь спрятаться за горизонт вслед за солнцем, поскорее скрыться с глаз людских, в собственном очаровании находясь в это мимолётное мгновение приходящей ночи. Сверкающая красным золотом картина города застыла в ночной красе темным силуэтом. Омеги-близнецы, ни о чем не думающие, застывшие в собственном несколько увечном покое, вольно сидят на двух качелях. Совсем немного раскачиваясь и попивая кофе из стаканчика, братья делят мысли с тишиной уснувшего города, не давая друг другу сильно заскучать в компании. Ночь давно загнала людей под крыши, с характерной опасностью опустошая улицы. Вкус ежевичного кофе будоражит сознание, бодрит лучше любого другого напитка по абсолютно простой причине, известной лишь Тэхену и его брату. Прохлада вечера неназойливо пробирается сквозь одежду, но не успевает охладить напиток до того, как он окажется на самом дне. Взгляд, что до сих пор был устремлён на дома, скрывающие в себе миллионы людских историй, отныне подарен всецело Ви, ковыряющий гальку под кроссовками. Улыбка невольно просится на губы, ведь любоваться братом, пока тот заинтересован и занят собственным потоком мыслей — чудесного уровня картина, его личное искусство, созерцать которое можно до неосязаемой бесконечности. Приятное чувство разливается в груди, глядя на умиротворение родного рядом. До ужаса вкусный кофе из любимой кофейни; брат, несущий в себе сплошное очарование; любимые качели, уносящие в самые недра едва сознательного детства, что не было лишено счастья — святая, веющая собственным порывом благодать, лишаться которой равняется высшей греховностью в его личном мире. Тэхен делает глоток прежде, чем впервые за долгие половины часа подать голос, а также вытягивает ноги, про себя помечая, что он давно вырос с детских качель: — Не замёрз, ягодка? — Ким поворачивает голову к брату. — Ещё нет, — Ви заглядывается в ответ и качает головой. — А ты? — парень отталкивается ногами, чтобы раскачаться на качели. Тэхен в ответ мотает головой. Скрип раздается по площадке, стоит только парню оторвать ноги от земли. Режущий уши звук ожидаемо заполняет тишину, кривиться заставляет. — Как в детстве, — улыбается Тэ. — Только тогда качели так не скрипели, а ты не интересовался, замерз ли я, — забавно усмехается Ви. — Я точно спрашивал, пока ты не стал ворчать на меня, — качает головой Тэхен. — Вот откуда у тебя привычка ворчать! — словно осенило, пока Ви тихо смеётся. — Да, — соглашается. — И тем не менее, точно есть, что ещё вспомнить, явно нетолько ворчание. — Какой момент с нашего детства у тебя самый, — недолго задумывается, — весёлый? — Наш день рождения, когда у тебя, по совершенно глупой ошибке, прилетело аж два торта, — Ви смеётся от воспоминаний, внезапно озарившие его. — О ужас! Я тогда только умылся от первого торта, — качает головой Тэхен, недовольно морщась. Тот день не являлся его веселым воспоминанием. — Ты буквально остался нетронутым. — Ты мне отомстил потом стаканом сока на одежде, поэтому мы квиты, — продолжает улыбаться. — Допустим, Ви, я подумаю над этим, — щурясь, уже тише проговаривает старший Ким. — А у тебя что? — Многое весёлым назвать можно. Может, грустное интереснее обсудить? — Ты предпочитаешь изменить привычной радости на горе и так ничтожно впасть в меланхолию? — Нет, в меланхолию не намерен. А вспомнить что-нибудь стрессовое, будучи уже сознательным, всегда любопытно. — Думаешь над тем, каким тогда стресс и апатия были бессмысленными? — Именно, мой дорогой брат. Ты попал. — Тогда начни ты. — Я помню тот день, когда ты руку сломал на самокате. Вот тогда мне пришлось пережить самые грустные дни, наблюдая за твоими страданиями. — Не так уж я и страдал, — снисходительно улыбается Ви. — Мне просто нравилось, как ты прекращал вредничать и волновался за меня, когда я корчил гримасу. — Ты негодяй! — Тэхен бьёт воздух, не дотягиваясь до брата в нескольких сантиметрах, а тот лишь смеётся с реакции брата и отталкивается от земли со скрипом качели сильнее. — Зато нас тогда могли с лёгкостью отличать. Ну, ещё судя по гипсу на руке и написанным твоей рукой на моем гипсе четкое: «Я не Тэхен» цветным фломастером. — Ладно. Может, ради этого и стоило пережить те терзания, — тихо усмехается теперь и Тэхен. — А ты что скажешь? — Наверное, когда мы с тобой поссорились из-за мелочи, что я не помню уже, а ты решил мне отомстить. Ушёл гулять один, оставив меня дома. Ничего не сказал и ушел! До сих пор не забуду это предательство, — опечалено хмыкает Ви. — Я же извинялся тогда так долго! Мне было ужасно стыдно потом, что я ушёл. Я сразу почувствовал себя самым отвратительным человеком на планете, когда ушёл от тебя, — признается старший брат. — Хотел отомстить тебе, а получилось, что ещё и себе вред нанёс. Но зря, конечно. Без тебя мне было невыносимо. — Мгновенная карма, Тэхен-и, — взгляд косится на омегу напротив. — Но это пустяки. Мы всегда быстро миримся. — В этом и сила, что ни одна ссора не сумеет нас разделить друг от друга. — Хорошо, мне нравится, — прыскает Ви. — Любопытно вспоминать это. Прямо уносит в те полные беззаботности дни, — он останавливается, а после и тянет руки вверх, потягиваясь, пока зажимает между коленями свой стаканчик со сладким кофе. — Я помню случай в старшей школе. Как раз в тот период, что мы не ладили, — вспоминает Тэхен, пока Ви в нетерпении заглядывается, не скрывая внезапно потерянного блеска в глазах, на который сейчас брат внимания не обращает. Сопоставляет не те факты. Эти воспоминания открывать всегда было под запретом. — И что же? — Учитель Кан, если ты помнишь. Мы тогда сидели не вместе, — Тэхен кратко мычит, пытаясь сформулировать мысль правильно. — И был момент, когда присущие мне без тебя одиночество так надоело, что я подружился с его сыном с класса помладше. Случайно вышло, я даже не припомню как именно: быть может, я предложил ему помощь, а он не отказал… Да, точно. Помогал ему потом с математикой, стали вместе задерживаться. Ты, наверное, лучше меня эту часть истории знаешь, — ласково улыбается Ким, ведь прямо сейчас ворошит неприятное прошлое, что прекрасно отражается на лице Ви. — И ты приревновал меня к нему, хотя мы с тобой тогда не общались, — вспоминает. — И устроил неприятную взбучку ему, в привычной манере разбил нос, — тихо смеётся Ким. — Учитель Кан был на тебя зол, всякий раз рассказывая мне о том, как ужасно ты поступил. Просил сына не общаться со мной, что вскоре он и сделал, оставив меня в привычное на ту пору времени одиночество. Вместе с тем, видимо действительно сильно на тебя обозлившись, учитель начал валить. — Я помню! — перебивает Ви. — До сих пор пытаю к нему ненависть за незаслуженное занижение баллов за тесты. — Да, я знаю. Я заметил это, а так как к тому времени я ещё и был в приятной эйфории, что ты ревновал меня, но не хотел подпускать тебя ближе, начал выдумывать план. — Ты вообще считал, что я не имею право на существование с тобой в одном доме, Тэ, — жалуется обиженно. — Но мне льстило, что я всё ещё был тебе важен, даже независимо от моего дурного поведения. Ещё я видел, как ты страдал, ведь тебе ещё и от папы дома доставалось. Мне стыдно стало, что из-за меня ты вынужден так мучаться. Вот я и решил: либо мы вместе страдаем от рук учителя, либо он принимает нас одинаково. А нарочно портить свои отметки я не хотел: показалось слишком простым. К тому же мне ужасно не хотелось, чтобы ты понял, что я делаю это специально, с его-то предметом у меня не было проблем никогда, — омега замолкает, делая несколько глотков уже почти остывшего на уличной прохладе кофе. — Помнишь тот день, когда… Тэхен не сдерживает смешок, вспоминая этот день с весельем. — Когда учитель Кан нашёл в своей сумке две мертвые лягушки и разлитый в самую сумку томатный сок? Ви удивлённо вскидывает брови, не успевая ничего сказать. — Это был я, ты правильно понял. Но учитель принял это за хулигана школы, и я остался чист. Только этого оказалось мало, ведь гадости он творить не прекратил. Тогда я пробрался в учительскую во время урока, а мне пришлось составлять целый план, чтобы не нарваться на кого-нибудь в кабинете, и зашил рукава его пальто, кинув туда записку, где не своим подчерком написал, не помню точно, но что-то вроде: «подумай о том, кем ты являешься». В надежде, что он поймет эдакую метафору. И кажется, что понял! Как я радовался, ведь ты слег с температурой, что тебя тогда не было, потому что он сразу на тебя подумал. После этого, кажется, отстал, — усмехается омега, весело смотря на брата. — Ужасно, Тэхен. Мне повезло, что у меня такой брат, — качает головой Ви, не сдерживая лёгкой улыбки в ответ. — Сам всю кашу заверил, сам её и расхлебал. Достойно уважения. — Как же иначе, Ви? — Тот период был тяжёлым для нас с тобой, — напоминает младший брат. — До сих пор с ужасом вспоминаю тот год разлуки, что мы пережили. — Ты можешь винить в этом меня и мою вредность, — наконец соглашается Тэхен с тем, что сам действительно являлся инициатором всех бед юношеского периода, в котором близнецам так тяжело пришлось прервать общение на целый год. — Мы уже обсуждали это, Тэхен-и, — сладко тянет Ви милым голосом. — Я не держу обиду, потому что сейчас всё хорошо. — Люблю тебя, — вздох очарования. — И я тебя, — омега тянет руку брату через прутья качели, улыбаясь, когда Тэхен ловит своей рукой чужую. Их спокойный вечер приятных воспоминаний с прошедших лет остановился для них двоих, погружаясь в уличную тишину. По-прежнему скрип качели, глубокие вдохи и иные посторонние звуки являются их спутниками вечера, который братья делят друг между другом. Ветер трепет листья деревьев, создавая звук подобия шумных аплодисментов, подаренные близнецам. Заедающий фонарь надоедливо мерцает в глазах, раздражает лишь частично, потому как внимание глаз сразу переключается на въезжающие во двор машины и проходящих мимо редких людей. Пока душа наполняется сверкающим восторгом, внимание то и дело возвращается к тревожному брату, что старательно пытается казаться умиротворённый и спокойным, как старший брат, но у Ви не выходит. Тэхен знает эту томящуюся в его душе тревогу, что отражается на лице почти незаметно для иных людских глаз. — В чем дело, котенок? — отличительная черта близнецов: Тэхен гораздо чаще выдумывает ласковые звания и смело демонстрирует их брату, чем Ви. А вместе с тем Тэ оборачивается к младшему, что, не справляясь со взглядом омеги и добрым именем на губах напротив, опускает свои собственные глаза в пол. — Тебя что-то беспокоит? — Да. Мне давно следует рассказать тебе о кое чем, но я не нахожу в себе силы, чтобы это сделать, — честно признается Ви, кусая губу. — Я беспокоюсь о том, что ты подумаешь. Не хочу, чтобы ты разлюбил меня из-за такой глупой ошибки, которую я совершил. Тэхен смотрит в удивлении, как когда-то смотрел на него Ви. Младший брат поджимает губы, собираясь с силами около долгих тридцати секунд прежде, чем может подать голос и продолжить, но Тэхен становится быстрее: — Ты чего такое говоришь, Ви? — качает головой. — Не было бы ни происшествия, что заставило бы меня разлюбить тебя, — успокаивает. — Даже если ты отвернешься от меня, даже если мне будет угрожать вся планета или буду на грани смерти от твоей руки — я не разлюблю тебя. Это то, о чем я могу обещать тебе смело, Ви, — мягкий голос, добрый тон. Ви знает, что это то обещание, которое на пустой ветер не кидают. Тем более Тэхен, который к клятвам и обетам относится со скрупулёзной серьёзностью и преданной важностью. Но эти слова лишь добивают младшего омегу, заставляя сомневаться в своем будущем признании пред старшим братом впервые за многие годы. — Это нечто, что я хочу забыть. И также по той правде, что я храню в себе, я не думаю об этой ситуации, — начинает издалека Ви, выдумывая свои оправдания наперед. Тэхен с интересом приступает к слушанию. — Прежде всего я хочу сказать, что сколько бы ни пытался забыть — у меня не выйдет. — Часть себя не вырвешь, — соглашается Тэхен. — Да, наверное. Я не думаю об этом намеренно, но иногда в голову мысли лезут сами, вихрем поднимает все те прожитые моменты и душат, — парень закрывает глаза, тяжело вздыхая. — Не томи же. — Перед рассказом я хочу просто сказать, чтобы ты ни в коем случае не думал обо мне плохо. Только… — Ты убил человека и спрятал его труп в лесу? — Нет же, — качает головой. — Да и то было бы проще тебе объяснить, мне кажется, — в ответ Тэ лишь издает смешок. — Я не думаю об этом, но тем не менее мне очень стыдно. Это то, в чем я должен сознаться. Впервые за долгие годы, что прошли. — Я начинаю нервничать. — Вижу, — кивает Ви, пряча обе руки в карманы джинсовой куртки. — Тогда я начну. Не ругай меня за моё подробное изложение, ведь я хочу в точности передать то, что мне пришлось пережить. Просто, чтобы ты понял. — Очень длинное вступление, малыш. Ви сдавленно улыбается. — Это началось как раз в тот момент, когда ты мстил учителю Кану. Тогда, когда мы долгое время враждовали. Забавное стечение обстоятельств произошло тогда, раз сейчас мы вместе сидим, а я рассказываю, — хмыкает. — Не смотри на меня таким злобным взглядом! Я не отхожу от темы и зубы не заговариваю… Переживаю, как ты примешь меня после того, что скажу тебе я. — Ох, Ви! Какой ты надоедливый, — не сдерживается Тэхен, качая голову раздражённо. — После твоих слов я ожидаю от тебя истории как минимум о краже королевской короны, ты понимаешь? — Нет, такого там не будет, — смеётся. Признает себе, что действительно слишком затягивает. — Тяжело справиться с эмоциями, не все так просто. Тэхен понимающе кивает, и они вновь молчат долгие минуты. — Ты наверняка прекрасно помнишь момент, когда я пропадал и не появлялся дома едва ли не сутками напролет, — Тэ в ответ кивает. — Я знаю, что тебе было плохо. Мне и самому было невыносимо, но гордыня напрочь засела во мне и не давала слово сказать. Особенно в те моменты, когда ты просил прощения за свое поведение. Не мог, но хотел, — вздыхает. — У меня тогда был друг. Я хорошо помню его имя, а в особенности то, как он выглядел. Звали его Ли Хесу и одевался он так… Так интересно, если честно. Я всегда с восторгом смотрел на то, как он умел сочетать одежду, демонстрируя все свои самые интересные части тела, особенно как омега, если ты понимаешь. Короткие шорты, гребанные чулки, пиджаки с пайетками, чокеры и обувь на платформе. Странно это выглядело, согласен с твоей фантазией. Но вместе с тем так завораживало. Та открытость, что предстояло передо мной в его лице, в его имени так сильно будоражило сознание, что я вновь и вновь хотел смотреть, трогать, смотреть и снова трогать! Не обижайся, что мои слова могут показаться для тебя чувством восторга. Я лишь хорошо помню то, что чувствовал. Если так подумать, прошло не так много времени с тех годов… Особенно с учётом скоротечности и долговременности жизни, — смешок. — Так вот, я продолжу. Ведь ты прекрасно меня знаешь и совершенно точно подловил себя на мысли, что я люблю подобный стиль, выражающий полную открытость в себе. Он старше нас на несколько лет, школу к тому времени закончил, а университет благополучно бросил. Распутник — наверняка думаешь ты. Да — отвечу тебе я. Самое чистокровное, самое изящное представление об имени самого Суккуба! Не смотри так гневно, Тэхен, я чувствую твой взгляд даже сквозь закрытые веки. Он умолкает, позволяя группе шумных подростков поскорее проскользнуть мимо площадки, на которой близнецы засиделись, но к их благополучию ещё не начали мёрзнуть. — Он выходец из религиозной семьи, как ты мог понять. Забавно, что из него выросла полная противоположность правильному образу жизни и самый настоящий Антихрист. А ведь так всегда, — с сожалением говорит омега. — Мы начали общаться совершенно случайно. В день, когда с тобой в одной квартире стало просто невыносимо и я ушел. Скитался по району в поисках чего-то, что могло бы заглушить мои грызущие мысли. И тогда мне попался он. До сих пор не забуду те кошачьи глазки, тогда ещё не скрытые тонной дешёвой косметики. Он смотрел на меня с таким детским любопытством из-за того, что я нагрубил прохожему. О, а ещё Хесу давился сигаретой, но так старательно это скрывал. Я даже посмеялся над ним, ведь его попытки выглядеть заядлым курильщиком были так ничтожны. Снова от темы отхожу… Так вот. Тогда-то мы и познакомились. Я нагрубил прохожему, за что — не помню, а он подошёл ко мне и спросил, нужна ли мне помощь. Я не понял тогда, что он имеет ввиду, ведь я был в полном порядке. До сих пор не может дойти, наверное, я просто стал ему интересен и не нашел предлога лучше, чем подобное сказание. Я нахмурился тогда также, как ты сейчас хмуришься на меня. Смотрел и пытался разглядеть в глазах ответ, словно людей читать умею. Он взял меня за плечо и увёл в какой-то закоулок. Начал нести какой-то несусветный бред о том, что он был в клубе, напился и как протрезвел не знает, как здесь очутился. Я сразу понял, что он лжет. Это я точно разгадал. Да и выглядел он тогда не так круто, как обычно после. Точно не по клубному. Широкие штаны, темно-зеленый свитер, крестик на шее и полный беспорядок на голове. Не знаю, может, из монашеского клуба какого-то сбежал, а мне сказал, что тусил? В общем, я разозлился на него, ведь и так был на нервах. Сказал, что, если не прекратит нести полную чепуху, я уйду. Либо по делу, либо пусть отвалит, иначе ведёт себя словно сумасшедший, — Ви делает паузу, допивая свой кофе и попадает точно в урну рядом, не целясь ни разу. — Попал! — Что дальше? — Тэхен уже заинтересовался, но судя по рассказу, Ви был лишь на начале истории. — Да, точно. Потом он начал мне говорить про свою жизнь и в этом беспорядке слов я понял, что он из дома ушёл. Поругался с родителями и теперь не знает даже куда ему деваться. Я тогда прямо сказал, что приютить мне его некуда и сейчас он только лишний груз на мою уставшую голову. Но схватив меня за руку и с жалостью посмотрев, он молить меня начал помочь ему. А я даже не знал, как. Ну, бог с ним, подумалось мне, и я дал ему свой номер, сказал возвращаться домой. Он расплакался и сказал, что не может, потому что очень сильно поругался с родителями и теперь его не пускают, или сам он ни за что не вернётся… Не помню. Очень глупо, подумалось мне тогда, словно я сам не сбежал из дома. Забавно. Тогда я повёл его к Югему, он пообещал, что поможет и никому ничего не скажет. Добрая душа, что с него взять, — кивает плечами, вновь отталкиваясь ногами о землю, чтобы раскачаться. — Они с Югемом ровесники, поэтому подружились быстро. Я тогда домой вернулся и долго думал о нём, о своем новом знакомом. Жалко стало его, больно вид нервный был. Ви вновь замолкает на долгие секунды, пока Тэхен, не понимающий к чему происходит рассказ, убивается в нудном томлении, не торопит брата в серьезной для него теме. — Мы сумели встретиться лишь через несколько месяцев. Вот тогда совсем тяжело было, я помню. Хесу к нашей второй встрече стал таким, каким я тебе описал его чуть раньше. Как сильно я давился удивлением и восторгом в ту секунду — словами не передать! Он меня, конечно, не забыл. Да и я думал о нём… В общем, обнимал он меня очень долго, говорил столько нежностей, что я не слышал никогда, — вздох. — Мы подружились ближе. Я узнал его ближе. Как оказалось, он втайне набил татуировку, но долго прятать её не вышло. Не хочу вдаваться в подробности, это не имеет значения. Так он и остался на улице. Я тоже считаю, что очень глупо — татуировка не причина лишаться старшего сына, но ничего мы не поделаем, тем более уже, — продолжает Ви. — Много времени мы вместе проводили. Столько я с ним испытал, что даже поверить сложно. Мы пили вместе, курили, — а с тех пор я и не переношу сигареты, как ты их только выносишь, — и всё остальное, чем занимаются некоторые подростки. Удивительно даже, что такой пай-мальчик так резко упал в бездну полного распутства. Пропадал я с Хесу ещё больше, мне было хорошо с ним, а без него невыносимо, — чистосердечное признание. Но только из-за того, что с ним я отвлекался. Тэ, не осуждай меня, потому что я был глуп. Перейду ближе к делу… В один вечер, когда мы все вместе сидели у Югема и выпивали, мы поцеловались. Он сам полез, а я поддался чарам его очаровательных глаз, — парень смирно смотрит на удивлённого брата. — Но это ещё ничего, Тэхен-и, потому что дальше ждёт только хуже. Мы целовались много, долго. Всегда, когда была возможность, а бывало даже и то, что я сам лез. Ох, Тэ, губы его были такими горячими всегда. Меня не смущало даже то, что он сам омега — считал это крутым. А потом… — Ви умолкает, тяжело сглатывая и закрывая глаза, опустив голову ниже, чтобы хотя бы частично не чувствовать взгляд Тэхена, что, кажется, даже через слои металла будет легко распознать. — Мы почти не пили в тот день. Были у Югема, но его самого не было. Сначала все началось смирно: разговоры, шутки, танцы, пока не выдохлись, ловкие поцелуи. С них то все и началось. Сначала совсем безобидные, словно шутки, потом больше и больше. До сих пор помню его руки на моих бедрах и заднице. В секунду и он оказался сверху, я даже не заметил сначала — настолько был увлечён. Он снял с меня кофту, я с него. Не осознавал, к чему это ведёт. По началу, наверное, и думал, что мы просто пробуем новое, веселимся. Я распахнул глаза, когда Хесу был между моих ног, мы загнанно дышали и смотрели друг на друга жадно. Я испугался сначала, пугливо спросил, мол, что дальше. Он ответил, что я понимаю, к чему всё ведёт, а я просто посмотрел на крестик у него на шее. Не поверишь, он всё ещё был там! Хесу понял, что я имею ввиду, а потом сорвал с шеи и выбросил его, я очень удивился. Как это порочно, Тэхен, просто немыслимо! А мы ведь оба омеги… — многозначительный смешок. — В тот момент мне пришло уведомление от тебя, не поверишь, насколько оно меня разозлило тогда. Вот я и плюнул, сам взял инициативу в руки. Мы переспали, Тэхен. Взгляд старшего брата скоро сменяется с безмятежного непонимания на искреннее удивление и ужас. Ви лишь губы кусал, нервно поглядывая в ответ, не в силах справиться с тяжестью чужого осуждения. — Ви… — тяжело не распознать ту ревность, что рождается в омеге скоротечным потоком разрывающих его чувств. Душу начинает грызть неприятный осадок, который омега, по своему хотению, сглатывает и не даёт вырваться наружу. Если покажет ревность — расстроит Ви, но сдерживать себя становится тяжелее с каждым осознанным вздохом. — Тише. Ничего не говори, — просит его брат, замечая чужое состояние, но не останавливая свой рассказ. — И у него, и у меня это было впервые. Словно судьбой сказано, потому что сразу, как мы закончили, пришёл Югем. Я ушёл почти сразу с его появления. То отвращение, что я испытал к себе, я не сумею передать словами. Мне было так тоскливо, ужасно и мерзко на душе, что я хотел снять с себя кожу. Знаю, что сам ступил, но я не уверен, что сам того хотел. Злобой был охвачен. — Вот почему ты так сильно плакал, когда вернулся, — ошарашенно перебивает его Тэхен, наконец сложив пазл. — А я подумал, что из-за меня… — Из-за тебя тоже. Ты так сильно старался меня утешить, что это ещё больше выводило меня на истерику. Я дышать нормально не мог, потому как меня буквально душило отвращение. Мне жаль, — на одном дыхании. — Но потом, Тэхен, это ещё не конец. Мы делали это не раз и даже не два. Не сосчитать то количество раз, сколько мы подавались в плотские утехи. Отвратительно это вспоминать, но тогда мне было необходимо. В те моменты я словно забывался, все мои переживания мигом испарялись, но потом становились лишь сильнее, потому что я осознавал свою ничтожность. Я ненавидел себя так сильно, что даже боялся попадаться тебе на глаза. Плакал я тогда очень много, не было и дня, чтобы моих глаз слезы не касались. Я плакал и целовал Хесу, словно в последний раз. Старший Ким терпеливо топит в себе ревнивые, неясные позывы, мысленно страшась тому, что бы было, если бы тайна брата была раскрыта с самого начала. Неприятно и хочется забыть об услышанных словах. Но Тэ обещал быть терпеливым. Ви замолкает, дожидаясь ответа Тэхена, но когда того не следует, он продолжает: — Теперь ты знаешь истинную причину моего поведения. Я сам виноват, потому не шёл не примирение даже тогда, когда ты слёзно просил меня об этом. Мне было тяжело, я очень хотел быть рядом с тобой, но считал, что… не достоин. Я действительно не достоин даже сейчас. — Не говори так, Ви. — Я не могу! Вспоминая те моменты, я хочу вернуться в прошлое и застрелить себя, — продолжает молвить Ви в полном бреду, даже не бросая взгляда на брата. Стыд заметно накрывает омегу с головой до той силы, что парень едва ли не прячется под холодную качель. — Тэ, я пойму, если после моего рассказа твое отношение ко мне изменится. Но пожалуйста, не оставляй меня, — жмурит глаза. — Ви! Ты… О боже, не говори так, — Тэхен вздыхает, вставая с качели. Вся душа находится в невыносимом смятении, шоке и иных странных для него чувств, смешивая все эмоции в горький коктейль ревности, но ему становится лишь хуже, глядя на истеричные состояние брата. — Я пообещал тебе, — парень подходит к брату вплотную, цепляя его подбородок одной рукой, а второй нежно принимается гладить плечи. Сейчас хотя бы одному из них нужно сохранять здравый рассудок, пускай лишь частично. Тэхен не просит заглянуть в глаза, потому что сам знает, что на грани. Его действительно поразили сказанные новости прошлого брата, отойти от которых так быстро не удастся. — Обещал, что ни за что не оставлю тебя и никогда не отвернусь. Во что бы то ни стало, — Тэхен наклоняется к сидевшему брату и крепко обнимает его дрожащие явно не от холода плечи. — Мне жаль, что ты испытал такое, правда. Я сам виноват, что тебе пришлось пережить такое. — Нет, Тэхен-и, ты не виноват, — омега явно радуется, что не становится отверженным, а потому со всей нежностью обнимает в ответ. — Мы просто… — Дураки мы просто, вот что, — вдыхает на ухо Тэхен, путая пальцы в блондинистые пряди брата. Он на секунду поджимает губы, стараясь не колоть своими излишними мыслями. — Я не стану любить тебя меньше от этого. Никогда, Ви. — Мне страшно, что наша негласная клятва оставаться неприкосновенными не может быть действительна. Тэхен лишь тихо смеётся брату на ушко, качая головой. — Все в порядке. Для меня ты всё ещё самый лучший мальчик в мире, ягодка. Мы ничем с тобой не обязаны друг перед другом, ты сам знаешь. Лишь наши нравственные принципы мешают нам. Они так и молчат, обмениваясь безмолвными клятвами любви, стоя в обнимку долгие минуты, пока ветер все кровожаднее пробирается сквозь одежду. Тэхен не выпускает брата до тех пор, пока сам не решает высказаться: — Я тоже не совсем чист, по правде, — сглатывает Тэ, заглядывая в блестящие, застывшие в немом вопросе глаза брата, что сейчас находятся значительно ниже его самого. Одна из главных причин его будущего рассказа — угнетающее ощущение отвратительной ревности. Ким не сдержит себя в любимой истерике, если не заставит и Ви познать это чувство сейчас тоже. — Моя история не такая большая, как твоя, — начинает омега. — Но я должен ее рассказать, чтобы освободить и свою совесть перед тобой. Чтобы и ты теперь не видел во мне столь идеального брата, каким видишь сейчас. — Не поверю, если у тебя тоже была половая связь с омегой, — тихо смеётся Ви. — Ты не такой, Тэ. У тебя совершенно другой разум. В ответ Тэхен лишь сочувственно улыбается, продолжая: — Нет, не было, — сглатывает. — Но было… В общем, Ви, я расскажу. — Я не тороплю тебя. Если тебе тяжело, то ты можешь обдумать все прежде, чем рассказать. — Нет-нет, я готов. Долго думал об этом, а твой рассказ только спровоцировал меня, — омега проводит руками по плечам чужим, глядя в глаза. — В общем, я думаю, что это было примерно в тот же промежуток времени, что и у тебя с твоим Хесу. Кажется, мы совпали в днях ненависти ко всему живому, — усмехается. — Помнишь парня из параллельного класса, что очень долго бегал за нами. Ты не оставлял ему даже шанса на дружбу… Ви вскидывает брови вверх, предвещая грядущий рассказ, начиная догадываться. Теперь Тэхен улыбается сдавленно, кивая, дескать, ты все правильно понял, ягодка. — И в те дни, когда ты не появлялся дома, сначала я молчаливо переживал. Но даже с папой разговаривал с томительной тяжестью, если вообще разговаривал. Я терпел твоё отсутствие, хотя, когда ты был рядом, не мог тебя терпеть. А потом всё стало совсем плохо, когда ты при папе послал меня. Всё, — хмыкает, — тогда у меня совершенно кончилось терпение. И я позвонил Сонхва, предложил прогулку. Он очень удивился, растерялся настолько, что ему пришлось сбросить трубку и позже позвонить вновь. Так всё и началось. Как только ты уходил и бросал в меня колкости, я звонил ему. Конечно, он мне не нравился, вызывал он во мне дискомфорт, и даже сейчас я думаю об этом со стыдом и страхом. — И что было помимо прогулок? — Ви хмурится, отныне, кажется, познавая ощущения брата ещё сильнее, не только на словах. — Однажды он взял у отца машину, мы поехали кататься. Но прав у него, как ты понимаешь, не было, — Ви в ответ недовольно хмурится, прекрасно осознавая, что из такой поездки может выйти. — Мы ехали, а он скосил, но мы не врезались. Я испугался и не смог сдержать истерики. Просил потом, чтобы тот отвёз меня поскорее домой. Все мои мысли тогда были о тебе, — вдыхает озадаченно. — Но он не сделал этого, а потом и я успокоился. Он утешал меня объятьями, а я плакал ему в плечо. Благодарил за его помощь, старался сдерживать весь свой злой на него дух, слезами покрывая. — И что потом? — Он поцеловал меня, а я ответил. Впервые. Это было так… мне не нравилось, но я не останавливался. Мы зашли далеко. — Что вы делали… — Целовались. Его руки гуляли по моему телу, а я поддавался ласке. — Вы…? — Ужас, нет! Я не смог. Я не хотел и был не готов. Не с ним и не в том месте, не в его машине. Я оттолкнул его, наверное, через час таких ласок, поцелуев в шею и плечи, — Тэхен морщится, глядя на серьёзно удивлённое лицо брата. Чужие эмоции схожи с его личными. — Это было приятно, но лишь физически и мимолетно. Морального давления не вытерпел и ушёл. Вышел из машины так быстро, как мог. На ходу возвращал свою одежду и даже не мог плакать. Домой я вернулся на автобусе и единственное, что мне хотелось — это обнять тебя. Но я не смог и весь вечер проплакал на улице. — Ким касается лица Ви, стараясь заглушить таким образом неприятную горечь от воспоминаний. — Ничего такого серьезного, как у тебя, но ощущения похожи. Мы оба с тобой нарушили клятву. — Мы похожи с тобой не только внешне, Тэхен-и, — прикрывает глаза, поддаваясь ласке чужой руки. Ви накрывает чужую ладонь своей, умолкая на долгие секунды. — Я думал, что ты не позволишь никому тебя коснуться. — Я тоже так думал. — Что ты делал потом? — Я игнорировал его и старался наладить с тобой отношения, пока меня грызла совесть. Все эти годы она не давала мне покоя, но сейчас я, кажется, чувствую себя лучше с нашим с тобой признанием. — И ты действительно не зол на меня? Тебе не противно? — А тебе от меня противно? — Нет. — Вот и мне нет, ягодка. Ты ведь мой брат, — Тэхен наклоняется к омеге и крепко прижимает к себе, делясь своим теплом. — Идём домой, я устал, — кажется, усталость от пережитых эмоций накрывает омег гораздо больше, чем усталость прожитого дня. Парни удаляются домой, мечтая как можно скорее попасть под капли горячего душа и скрыться под тяжестью теплого одеяла, поделив его между друг другом. А лишь когда все обязательные деяния были совершены, близнецы наконец оказались в кровати в комнате Ви. Вернее, Тэхен в ней оказался нелегально: младший брат не оставил и шанса, запрыгнув с ногами на спину с громким повелением отправиться в комнату и укутать ношу в тепло своих рук прежде всего. Настроение сменяется с горечи и тоски от прошлого на безмятежность, зяблое ощущение ревности временно уносится прочь, но только оставляет в голове вопросы, на которые Тэхен сразу пытается сыскать ответ. Но осадок не прошел, потому Ким в мольбе о том, чтобы Ви не придумал ничего лишнего и не осадил себя обидой, вольно начинает, не отдавая отчёт импульсу эмоций: — Ви-и, — с вопросом тянет Тэхен, привлекая внимание и не сразу отвлекая чужие глаза от экрана телефона, на котором открыты изображения ярких чернильных рисунков на коже. Ви в ответ с такой же интонацией мычит, не сразу отвлекаясь на брата. — А что потом случилось с Хесу? Почему вы перестали общаться? Кажется, это то, что заставило Ви отвлечься сразу, потому как, погасив телефон, он поворачивает голову в сторону брата, лежащего на своем животе совсем рядом. Младший брат знает, что чувствует Тэхен сейчас. — Хочешь узнать, где он сейчас? — Это тоже. — Не знаю, — кивает плечами. — Мы прекратили общение по моей воле, когда с тобой отношения начали налаживаться, — Ви приходится тормозить свое усталое сознание для воспоминаний, но тот со спокойствием делится интересующим. — Ты ожидал драматичного скандала о разбитом сердце? Тэхен, поджав губы и неловко улыбнувшись, кивает, но после сразу отрицательно машет головой. — Думаю, с ним все в порядке. Если ему не стало любопытно пойти дальше и погрязнуть в запрещенных веществах, например… — Думаешь, он обрадуется, если тебя увидит? Если ты узнаешь его, конечно. — Да, думаю, что будет. Независимо от той боли, что я ему причинил своим спонтанным уходом, — а он ведь и о тебе знал, Тэ, — Хесу все равно будет рад со мной поболтать. Всё-таки я его первая любовь и тем более первый половой партнёр! — Вспоминаешь его невольно в ожидаемых порывах организма? — Крайне редко. В основном я провожу дни течек с тобой и потому мне легче её переживать. — Весомая разница оставаться нетронутым и наконец понять, о чем трактуют в годной порнушке? — риторически спрашивает Тэхен, посмеиваясь, за что сразу получает подушкой по лицу. — Ладно, ягодка, прости, — машет головой и ложится рядом, по-тэхеновски забрасывая ногу на брата. — Будем спать? — Если не задушишь в приступах. — Мой приступ любви и без убийств может обойтись. — Конечно, я верю. И долгожданно заканчивается их день, сопровождая парней скудной рутиной, но заменяющая любопытно проведенным вечером всю досаду, усталостью свалившаяся на плечи парней. В груди томится остаток того смятения, порождаемое откровенным разговором, но нечто, основанное на глубоком доверии, все же переменилось в близнецах с той поры, как их день закончился, а ночь продолжала дурманить рассудки всех в округе до наступления яркого утра. Честность их излияния уже давно вывела близнецов на совершенно иной уровень взаимоотношений. Гораздо более великий, что есть у них сейчас. Осознавая большие недостатки друг друга, разгадывая страшные загадочные тайны их прошлого, проведенного порознь, парни действительно стали ещё ближе. Ментально. Теперь они точно делят один шкаф со скелетами, приятно сваливая в сундук всю кучу громадных белых костей спрятанных таинств их не идеального совершенства. И даже прикосновенность к телам, что сами подобно храму, отныне ничтожно опорочена, а клятва нарушена — связь лишь укрепилась, демонстрируя свою силу в большей мере их совместной реальности. Даже холодная ревность проходит с осознанием двойной принадлежности друг к другу. И каждый из братьев засыпает с четким вкусом той великой любви, что между ними держится абсолютно бесконечно, в дёснах втирается подобно грязному наркотическому порошку, не вызывающий ничего, кроме полного экстаза от ощущения их близости, связи, покорности друг перед другом. Нечто, случившееся под великой луной, уже никогда не вернёт в прошлое тех ощущений и мыслей, пробуждающие молодые сознание, что было в телах несколько часами ранее. Ничто не вернёт их в былые разрухи, ничего не встанет на пути собственноручно создаваемого величия.