Эксперимент длиной в жизнь

Следующие полгода прошли так же незаметно, как и предыдущие. Маленький Феликс за это время немного окреп, и теперь уже без проблем бродил по квартире. С каждым месяцем у него Всё лучше и лучше получалось ходить, и уже в свои год с небольшим он больше не падал и не терял равновесие. Но вместе с тем появилась другая проблема. Он был слишком шустрым. Даже чересчур. Порой за ним не могли угнаться даже Флоренс и Беннетт, чего уж говорить о Хаксли. Иной раз он исчезал из их поля зрения, стоило только отвернуться, и им приходилось искать его по всему дому. Радовало лишь то, что пока что он не научился двигать стулья и забираться на них. Потому что именно благодаря этому колбы, пробирки и склянки, хранившиеся в шкафу у Хаксли, всё ещё оставались целыми, как и их содержимое. Но все в доме прекрасно понимали, что и это временно. Рано или поздно Феликс научится обращаться со стульями, и тогда начнётся истинное веселье. А пока можно было отдохнуть и расслабиться, насладиться деньками спокойной жизни. В остальном же никаких трудностей не возникало. Феликс развивался нормально, как для ребёнка из пробирки, раскрашивал, иногда даже рисовал что-то сам. Теперь, когда Хаксли возвращался вечером после работы, они читали энциклопедию по анатомии вместе. Ну, как читали. Скорее, он просто пролистывал страницы и разглядывал редкие картинки, порой пробегался глазками по тексту, но понять ничего не мог. Хаксли нравилось наблюдать за ним в такие моменты. Тогда его малыш Феликс выглядел невероятно мило и одновременно сосредоточенно, и он просто не мог сдержать улыбку. И в целом он был рад, что ребёнок развивался нормально, без каких-либо сложностей. Единственное, что его беспокоило, — это то, что Феликс пока не говорил. Он всё ещё лепетал что-то на своём детском языке, но каких-то отдельных слов не произносил. Генри это несколько волновало, особенно на фоне того, насколько рано относительно других детей он пошёл, однако поделать с этим он ничего не мог. Всё, что ему оставалось делать, — это просто смиренно ждать. Вот он и ждал. Сегодня же у него снова выдался такой редкий выходной. В отличие от прошлого раза, его он решил посвятить малышу Феликсу. В конце концов, из-за работы он не мог проводить с ним столько времени, сколько хотел, и потому решил воспользоваться такой возможностью, как только она у него появилась. С самого утра он не отходил от маленького Феликса ни на шаг. Сначала помог ему умыться, переодел из пижамки в повседневную одежду, потом повёл завтракать. Сам накормил его кашей с ложечки, а потом они отправились в гостиную, где провели несколько часов за играми и разукрашками. Сейчас же наступило время обеда, и потому Хаксли снова возился на кухне. Он доставал из холодильника суп, переливал его в небольшую чашечку и разогревал в микроволновке. Феликс, сидевший на стульчике, всё это время внимательно наблюдал за ним. Он практически не сводил с него глаз. Лишь иногда отвлекался, когда слышал какие-то звуки с улицы, и поворачивался к окну. Однако быстро терял интерес к тому, что там происходило, и возвращался обратно к Хаксли. Тот, ощущая на себе взгляд красных глаз, время от времени поворачивался к нему. Иногда подходил ближе, ласково гладил по голове и тихонько что-то говорил. А когда суп наконец разогрелся, он присел рядышком с ним и довольно улыбнулся. — Ну что, Феликс, давай кушать с тобой, — ласково сказал он. Феликс посмотрел сначала на него, а потом на чашку с ароматно пахнущим супом. Несколько секунд он молча разглядывал её, а затем вдруг произнёс: — Дя… — Дя? — Хаксли, услышав это, вздрогнул и встрепенулся. Его охватили эмоции, и он едва ли удержался от того, чтобы не уронить чашку на пол. Сперва он подумал, что это такой вариант положительного «да», из-за чего лишь сильнее обрадовался. Однако он ошибся. Потому что в следующую секунду Феликс сказал совершенно другое, и это вызвало у него новую волну восторга. — Дя… дя… Дядя, — настолько чётко, насколько он только мог, проговорил маленький Хониккер. При этом он наконец оторвал глаза от чашки с супом и посмотрел прямо на него. Руки Хаксли задрожали от переполняющей его радости, и он, дабы не разлить суп по полу, отставил чашку на стол. В уголках глаз проступила влага, и уже в следующую секунду по щеке скатилась маленькая слезинка. Потом ещё одна, и ещё одна, и ещё. Слёзы счастья катились по щекам, оставляя после себя мокрые дорожки, однако он не спешил утирать их рукавом. Наоборот, вместо этого лишь счастливо улыбнулся и протянул руку к Феликсу, выражение лица которого сделалось взволнованным. Мягко погладил по голове, пропустил сквозь пальцы несколько рыжих прядей. Хотелось сказать что-нибудь, похвалить его, восхититься, однако он совсем не мог подобрать подходящих слов. Да и не нужны они были, на самом деле. Его бурная реакция говорила сама за себя. Поэтому Хаксли только молчал и продолжал ласково поглаживать Феликса по голове, таким образом как бы хваля. — Дядя?.. — встревоженно позвал мальчик. Он даже протянул к нему ручки, явно намереваясь обнять, и Хаксли подался вперёд, чтобы ему было легче. — Всё в порядке, Феликс, это я от счастья, — сказал он, покачав головой, и мягко обнял ребёнка в ответ. — Какой же ты всё-таки у меня умничка, — чуть тише прошептал он, зажмурившись и уткнувшись носом в рыжие волосы. Феликс на это уже ничего не ответил, лишь крепче обхватил его крошечными ручонками и прижался щекой к плечу. Хаксли выдохнул, ласково погладил его по спинке одной рукой. Сильнее прижал к себе, поцеловал в макушку со всей любовью, на которую только был способен. Про себя он искренне радовался, что Феликс сказал именно это. Ведь первое слово — самое важное, и Хаксли гордился, что у Феликса это было «дядя».