Эксперимент длиной в жизнь

С тех пор, как в их в доме появился маленький Феликс Хониккер, прошла ровно неделя. Первая её половина была на редкость спокойной, даже какой-то безмятежной. Феликс совсем не капризничал, не плакал по ночам, не закатывал никаких истерик. Он послушно кушал всё, что ему давали, легко засыпал под чтение энциклопедии по анатомии и даже позволял некоторым жителям дома себя гладить. Особенно часто возле него крутились Беннетт и Флоренс. Им малыш Феликс больше всего приглянулся, и потому они уделяли ему всё свободное время. Они заботились о нём, играли, рассказывали ему что-то, а он внимательно их слушал, будто всё понимал. И в целом всё у них было хорошо. А потом мистер Хаксли вышел на работу… И вот тогда-то в их доме начался самый настоящий Ад. Потому что маленький Феликс стал плакать. Он ревел с самого утра, как только за доктором Хаксли закрывалась входная дверь, и замолкал лишь под вечер, когда он возвращался обратно. Успокоить его не мог никто, как бы они ни пытались. Что только они ни делали: и сказки читали, и укачивали, и показывали всякие разные погремушки, но ничего из этого не помогало. Маленький Феликс Хониккер продолжал безутешно рыдать, отмахиваясь от всех вокруг. Плакал он громко, надрывисто, раздирая глотку, и было даже удивительно, что никто из соседей до сих пор не вызвал полицию. Впрочем, оно же и к лучшему. Не нужны им проблемы с представителями закона, им и своих достаточно. Сегодняшнее утро, как и все предыдущие, началось с истерики. Как только за мистером Хаксли закрылась входная дверь, по квартире прокатился истошный вопль. Он был настолько громким, что его, должно быть, слышал весь дом. Продолжался он ещё очень долго, ровно до тех пор, пока Беннетт и Флоренс не дали маленькому Феликсу бутылочку. Лишь тогда он замолчал, но ненадолго. Когда он расправился с завтраком, то принялся опять реветь. Слёзы градом катились из красных глаз, отчего его щёчки вскоре опухли, и Беннетт едва успевал утирать их платочком. Попутно с тем он тихонько шептал какие-то успокаивающие слова, тщетно надеясь, что это хоть немного поможет. Однако, как и стоило ожидать, надежды его не оправдались. Феликс Хониккер всё продолжал рыдать, сжимая крохотными ручонками пелёнку, в которую его завернули, и был абсолютно безутешен. — Чёрт, чёрт, чёрт, что же делать… — судорожно бормотал Беннетт, укачивая ревущего Феликса, которого прижимал к себе. Руки немного дрожали от волнения, и потому он изо всех сил старался, чтобы не уронить его на пол. — Флоренс, ты же у нас тут умная, придумай что-нибудь! — Эй, я вообще-то эксперт по технике, а не по детям! — Флоренс недовольно хмыкнула и скрестила руки на груди, но всё же призадумалась. — Я пытаюсь что-то придумать, но мне нужно время. И вообще, тяжело сосредоточиться, когда тут так шумно, знаешь ли. — Вот думай быстрее, не то у меня скоро башка лопнет… Флоренс глубоко вдохнула и принялась ходить туда-сюда по комнате, как всегда делала, когда о чём-то думала. Несколько минут она ещё нарезала круги, однако потом вдруг резко встала на месте, и её лицо просияло. — Точно, придумала! — воскликнула она, но тут же зажала себе рот рукой. — Колыбельная, — чуть тише добавила она. — Чего? — не понял Беннетт. Одной рукой он ласково погладил по голове Феликса, который испуганно прижался к нему. — Колыбельная. Ну это песня такая, спокойная очень, их ещё детям поют, чтобы они побыстрее уснули, — объяснила она. — Я видела, как Айден пел такую, когда у Шарлотты была бессонница. Может, нашему Феликсу это тоже поможет. — Думаешь, это сработает? У него вроде как не бессонница. — Попробовать стоит. Беннетт глубоко вдохнул и опустил взгляд на Феликса, который по-прежнему надрывно плакал, крепко прижимаясь к нему. С одной стороны, он сомневался, поможет ли это так называемая колыбельная. В конце концов, они ведь многое перепробовали, и ни один из способов не сработал. Но с другой, каких-то иных вариантов у него и не было. Поэтому, тщательно взвесив все «за» и «против», он всё-таки решил попытать удачу. Правда, ни одной колыбельной он не знал, так что решил импровизировать. — Э-э-э… Ну-у-у… Баю-бай, засыпай… — начал тихонько напевать он, став снова укачивать ребёнка. Феликс неожиданно замолчал и в упор уставился прямо на него. Несколько секунд он не издавал ни единого звука, просто смотрел, и Беннетт уже про себя понадеялся, что колыбельная действительно помогла. Однако он ошибся, потому что уже в следующее мгновение Хониккер разревелся с новой силой. — Н-не помогла твоя дурацкая колыбельная, Флоренс! — возмущённо воскликнул Беннетт и принялся ласково поглаживать Феликса по голове, дабы успокоить. Руки затряслись с новой силой, и он едва ли удерживался от того, чтобы не уронить его. — Не в колыбельной дело, а в тебе. Просто ты не умеешь их правильно петь, — Флоренс хмыкнула и покачала головой. После она мягко, но настойчиво забрала у Беннетта Феликса и прижала его к себе. — Смотри и запоминай, как надо. И после этого она запела. Тихо, неторопливо, с несвойственной ей нежностью. Она выделяла каждое слово, каждый звук, каждую ноту, и голос её завораживал. Параллельно с тем она медленно укачивала Феликса, одной рукой поглаживая его по рыжим волосам. И вскоре это возымело свой эффект: он начал потихоньку успокаиваться. Сначала он перестал плакать, затем затихли и едва различимые всхлипы. А уже через несколько минут послышалось умиротворённое сопение, прямо как у котёнка. Феликс Хониккер уснул у Флоренс на руках, крепко прижимаясь к ней, словно к матери, и цепляясь крошечными ручонками за её одежду. Беннетт, всё это время наблюдавший со стороны, в шоке смотрел на них. Дрожь в руках окончательно отпустила его, и на её место пришло лишь искреннее удивление. В первую очередь потому, что он совсем не ожидал, что Флоренс способна на нечто подобное. В конце концов, он ведь уже привык к тому, что она всегда такая открытая, совсем не похожая на других девчонок. Однако теперь он увидел её другую, более нежную, заботливую и женственную сторону, и потому сейчас пребывал в некотором смятении. Флоренс же, кажется, совсем этого не замечала. Она была занята Феликсом, а, когда увидела, что он уснул, лишь улыбнулась и уложила его обратно в кроватку. Укрыла одеяльцем, чтобы ему было тепло, наклонилась и чмокнула в лоб, прямо как самая настоящая мама. — Ну вот и всё. Теперь можем идти, — шёпотом сказала она и неспешно направилась к выходу из комнаты. — Ага… — растерянно пробормотал Беннетт и на автомате засеминил за ней. Про себя он подумал, что, оказывается, на самом деле многого не знает о Флоренс. Но зато сегодня они с ней нашли идеальный способ угомонить маленького Феликса Хониккера.