Backwards

      Много кого учебные годы заставляют впадать в панику или откровенный ужас. Строки слов, столбцы цифр. Бесполезная история устройства мира. Войны и перемирия в странах, городах, на улицах, в школьном кафетерии. Я тебе пачку сигарет – ты мне реферат. Поле битвы теперь – подписанный синей ручкой пакт, стройный консенсус. Ужаса сразу же стало кратно меньше. Таблица Менделеева в химии. Алкоголяты – производные спиртов или твои одноклассники из неблагополучных семей? Формулы, которые учителю захотелось дать на всякий случай, как бы достроить башенку бесполезного, которая после выхода за дверь школы всё равно грохнется вниз, оставляя осколочные знания обо всём и ни о чем одновременно. На биологии, чтобы не так показательно скучно – придумать царство небесное на смех своим симбионтам.        Какой процент от массы ужаса может составлять невыполненное домашнее задание, за которое в дневник последует жирная F, а дома – изъятый на неделю лэптоп? А если это заваленная годовая с угрозой остаться на еще раз в том же классе? Может, это и вовсе будет яростный хищник из выпускного класса, который выслеживает зайца в очках. А у тебя как раз есть очки. Опознавательный признак, как хромис (может, даже не красавец) в стайке серых невзрачных рыбок.        Что в принципе глобально страшного в этой жизни? Увечные люди, которым простые бытовые вещи даются с трудом. Убийства, которые сотнями происходят пока ты пьешь крепкий кофе утром. Микробы на коже, которые делятся между собой, тобой и на тебе между собой с космической скоростью, не то в попытках сожрать, не то просто проживая жизнь, потому что нашли в твоем лице уютный дом. Может, смерть? Какая? Тихая, спокойная, в собственной постели, после долгих лет жизни. Или другая? В подвале, в падающем самолете, от укуса бутерброда на ярмарке, куда некстати залетела пчела, чтобы попробовать что-то новое. И тебя.       Может, страх вызывает как раз попробовать что-то новое? Признаться в любви, сгорая от стыда. Американские и русские горки в парке аттракционов. Украденный с полки магазина леденец. Пойти на танцы, когда твое тело создано для того, чтобы лежать мусором в горе подушек.        А чего стоит бояться, когда завтра может не наступить?       Когда это самое завтра в параллельной вселенной или нынешней (для кого?) юркнет карманником за угол, в подворотню, утащив твой кошелек, хороший день, всю твою жизнь.       Ким Тэхен был из тех людей, который боялся многого, если не всего. В чьих глазах ежедневно жил страх. Но глаза боятся, а руки делают. Делают так много, что вызывают безграничное уважение, после которого даже смешные очки не кажутся маячком для нападения. Скорее тем, что хочется перенять и позаимствовать, как будто через толстые стекла видно что-то другое. Словно в них дают какие-то подсказки, которые больше никто не увидит.       Школа как всегда страшна, но страх питает, поэтому заряженная батарейка в виде стройного невысокого парня движется со второго этажа, вниз по лестнице, прощается c маленькой фигурой матери, которая хлопочет на кухне и выкрикивает пожелания хорошего дня; открывает дверь из красного дерева, которая привлекает повышенное внимание не только во время Хэллоуина и Рождества, но и в принципе, разбавляя сотни обычных белых в этом районе; затем батарейка шагает по коридорам школы, с легкой улыбкой на лице. Глаза приветствуют коллег по несчастью, награждают теплотой и ощущением спокойствия. Уроки идут с такой скоростью, с какой надо, не замедляя течение жизни. Друзья звонко смеются у шкафчиков, Тэхен бежит в объятия надежности.       — Привет, ребят! — из-под стекол пара глаза смотрит на ещё две пары глаз. — Как день? Простите, что не написал и не нашел вас сразу, замотался с проектом. Надо было заскочить к мистеру Кану, отдать...       — Как будто кто-то удивлён, зубрила, — перебил Чимин и оперся на железную дверцу одним плечом, перебирая в руках тетради с конспектами.       — Опять доебывал? — с ехидной ухмылкой протянул Хосок, скрипя зубами о мятную конфету во рту. В его цветастой сумке таких целый пакет, как всегда. Привычка, замещающая курение. Ненадолго, но сойдет.       — Как всегда. Этот проект меня в могилу зароет, но дополнительные баллы для поступление сами себя… Ну, вы всё знаете.       — Чонгука уже видел? Этот заяц тебя искал, в столовой поймал, попросил, чтобы ты ему написал, — Чимин оторвался от шкафчика, полностью обклеенного дурацкими стикерами, и схватил Кима за плечи, любовно оглядывая лицо друга.       — Написал две минуты назад… Черт, не говори так громко, а то уже, кажется, пол школы знает, что я встречаюсь с капитаном баскетбольной команды.       — Как будто найдется хотя бы один человек в школе, который этого не знает. Голуби, — прыснул Хосок, до сих пор наигранно удивляясь новообразовавшейся паре. — Кстати, химичка отменила урок, все знают? У нас есть целая куча времени на библиотеку. Погнали там отсидимся?       — А че случилось? — в один голос спросили парни, вопросительно поднимая брови.       — Да у неё, говорят, муж помер, она взяла отпуск на неделю.       — Черт, ужасно… — скривился Чимин, педантично поправляя рукой каштановые уложенные волосок к волоску пряди.       — Дерьмо… Жалко так, хорошая она, — Ким потушил взгляд о пол, разглядывая новенькие белоснежные кроссовки. — Вы пока идите вместе, а я Гука найду. Может, он с нами потусуется. Никто же не против?       — Да с чего бы! Тащи своего качка давай, — Чимин похлопал того по плечу и схватился уже за Хосока, подталкивая к лестнице второго этажа. — Ждём на нашем месте!       — Придурки, — улыбаясь во все тридцать два, сказал Тэхен и схватился за телефон, набирая сообщение.       Чонгук встречает Тэхена возле класса физики, с теплотой и нежностью разглядывая приближающегося парня. Он больше ни на кого на всём белом свете не смотрит так. Ни к кому больше не испытывает и толики такого дикого безумия. Юности цветущей клише, да и только.       Вы скажете, подростковая влюбленность, гормоны, пубертат, Чонгук скажет – один раз и навсегда. Эйджисты. Парень заметил его ещё около трёх лет назад. Ботаник, сидящий на трибуне, очевидно, пришел поддержать друга, любопытно затесавшего в команду баскетболистов. Но оторваться от учебы нет сил, он только что-то сосредоточенно чиркал поочередно то в бледной голубой тетради, то в учебнике, на обложке которой танцуют формулы и цифры. Дьявольские заклинания, которые Тэхен знал так же хорошо, как и Чонгук то, что невзрачный ребенок в толстых очках его просто околдовал.       Загипнотизировал, притянул к себе, поглотил без остатка. Никто больше не видел того, что видел Чон. За скрипящими чистотой стеклами на переносице – темно-шафрановые глаза, которые смотрели сквозь него, абсолютно случайно и по проведению судьбы. Родинка под веком точно из прошлой жизни, Чонгук уверен в этом наверняка, иначе почему её так тянет расцеловать? Кашемировый свитер, никакой фирменной белой рубашки под низ, растянутый ворот с правой стороны открывает острую ключицу. Чонгук об неё начнет сильно позже резаться, сам того не подозревая, сцеловывать смущение, взаимное желание, жар. Стройных длинных ног не было видно под серыми брюками, но потом он узнал как они смотрятся, если «невзрачный» парень надевает его длинную большую футболку и упирает пятку в бедро у кухонной столешницы, намазывая арахисовую пасту на хрустящий тост. У серого мальчишки над коленом, оказывается, найдется татуировка в виде числа семь.       Тэхен скажет, что она окружает его повсюду. Дом номер семь, в мобильном номере три семерки, школа номер семь, автобус, на котором он добирается до занятий по вокалу – тоже седьмой. Семерка его оберегает и хранит. Чонгук пошутит, что он согласился выбрать его кандидатуру в качестве спутника – тоже из-за семерки, которая была вышита на его безразмерной оранжевой баскетбольной майке. Тэхен звонко засмеется в ответ, а потом серьезно ответит, что это просто судьба.        Чон Чонгук не знает, как у него хватило смелости ухаживать за «незаметным» парнем всея школы. Это казалось избитым и по-глупому киношным. Главный хищник гимназии влюбляется в тихую мышку. Следит за ним в коридорах, как бы невзначай и специально выбирает места поближе, занятия для себя поскучнее. Профильная математика была катастрофой, а парень с шоколадной макушкой на первой парте – избавлением. Год, два, вот пошёл третий. Одержимость никуда не делась. Чонгук уже – большой сильный волк, которому Тэхён, конечно, поддался. Не мог не поддаться. Киму было страшно, парадоксально, большому грозному с виду зверю – ещё страшнее. Неожиданно робкое, но пылкое «сходишь со мной на свидание?», оглушило парня и он подумал, что тот над ним просто подшучивает. Чонгука окружала толпа девчонок ежедневно, тогда почему он зовет на встречу его, краснея как хамелеон, подстраиваясь под закатное ало-оранжевое небо? Тэхен думал, что дружит со страхом слишком тесно, чтобы испугаться ещё сильнее, поэтому решил просто ответить «хорошо, я схожу с тобой». Решил не думать о последствиях, он в любом случае может мимикрировать под стены, и шутки над голубым зубрилой рассосуться через время сами собой. Или его заменит кто-то другой.       Но ничего из этого не произошло.       Было неловко, смущающе и до одури дико. Чонгук разоделся, как выпускник сеульского с красным дипломом, когда вел его в кафе на отложенные деньги. Темный пиджак, выглаженные брюки, отцовские запонки в кипельно-белой рубашке и массивные черные ботинки. Тэхен рассмеялся вслух, он был очарован и поражен, стыдливо закрывал лицо руками. Чонгук был демонически красив, но Тэ было немного жаль, что тот спрятал за красивой одеждой – чернила, заполняющие всю правую руку, что он и сказал ему прямо. Капитан баскетбольной команды слышал это миллион раз от визжащих по нему девушек, но в миллион первый именно его, наконец, прошибло.       Они долго шли на сближение, прощупывая почву. Непозволительно долго для подростков. Прятались, не разрешая себе прикасаться друг к другу, целовать или обнимать, дольше положенного находиться рядом. Чонгук был влюблен давно, Тэхену до той же, нужной кондиции – хватило пары недель. Один, два, три, четыре, пять, шесть… И вот уже цунами семи баллов сносило его крышу, смывая без возможности восстановления. Он взял аскезу на любовь, чтобы не отвлекаться от самого важного, но забыл об этом сразу же, как будто ничего себе и не обещал. Было страшно, но страх питал его, как и всегда.       И он сдался, когда Чонгук впервые прикоснулся к его губам своими. Больше не мог. Тэхен никогда никого не целовал, но накинулся в ответ так самозабвенно, как будто от этого зависит вся его жизнь. Вступительные в универ, выбор профессии и жизнь всех существующих на планете организмов. В этот момент он эгоистично думал только о себе. И о том, как ему космически хорошо. Он – букашка в бесконечной вселенной и ему теперь плевать на вымирающие виды, глобальное потепление, синусы и косинусы, на то, почему теорему нужно доказать, если его желание обладать сейчас – не меньше, чем аксиома, плевать на то, почему Пизанская башня накренилась, плевать на чью-либо судьбу.        — Привет, кролик… — Тэхен приближается к высокому парню, который почти на две головы выше, встает на носочки и тычется в шею теплым носом, пока никто не смотрит.       — Привет, родной, — Чонгук целует того в макушку, россыпь шоколадных волос.       — Прости, что сразу не ответил, надо было срочно…       — Я знаю, зубрилка, не парься из-за этого. Я принёс тебе сэндвич, будешь? — черноволосый чуть отстраняется, звякая молнией красного рюкзака, и выуживает контейнер, собранный его мамой на двоих, зная, что Тэхен, как обычно, забывает поесть.       — Обожаю твою маму. Конечно, буду.       — Она тебя тоже обожает. А ещё… У меня для тебя подарок. Точнее, для нас. Точнее… Черт, не важно, — Чонгук снова роется внутри сумки, вытаскивая небольшую черную бархатную коробочку и протягивая тому в руки.       — Предложение? Я согласен, — тихо хихикает Тэхен и принимает ту тонкими пальцами, на которых не меньше пяти аккуратных серебряных кольца.       — Я бы никогда не сделал тебе предложение в школе, — смеется Чонгук в ответ, неловко переминаясь с ноги на ногу. — Просто хотел, чтобы у нас было ещё что-то общее.       — Вау, Гук-и… Очень красиво. Спасибо, это так мило… — коробочка открылась, чуть скрипя, внутри лежало два кулона. Семерки.       — Давай наденем их?        — Не боишься? — он знает, что Чонгуку откровенно наплевать на то, что о нём будут думать. Тэхен знает, что сам он – выдержит всё, пока капитан любит его, как глупый безрассудный мальчишка. Спрашивает своего удовольствия ради.       — А должен? Глупый, мне всё равно.       — Поможешь застегнуть? — Тэхен смело протягивает один из кулонов на аккуратной цепочке в татуированную руку.       — Спрашиваешь тоже.       На них обоих их же следы. У Тэхена незажившие пионы засосов на спине, которые Чонгук ставит для себя. Обозначает своё. На Чонгуке – сплошь шлейф Тэхенового запаха, теперь он пользуется всем тем же, что и ботаник. Носит с собой, бережет, чувствует. Теперь и кулоны будут кричать – мы заняты, мы друг с другом, мы вместе, мы больше ни с кем. Украшения на двоих, одежда на двоих, следы на двоих, безумие на двоих. Все на двоих.       — У тебя сейчас что? Мы будем отсиживаться в библиотеке. Хосок с Чимином звали нас.       — Матанализ, поэтому я вами.       — Уверен?       — У меня парень – гений, подтянет если что. Да и меня вряд ли хватятся, ну, сам знаешь.       — Дубина. Ладно, пошли.       Просторная библиотека. Широкие окна в пол, неяркий свет пробивается через молоко жидкого тумана, солнечные зайчики лениво прыгают по юным плечам и макушкам. Вся жизнь впереди. Звонкий смех давят в рукавах, страха здесь не слышно, его самого отпугнуло счастье и широкие улыбки, шутки, умелые подколы. Подготовка ко вступительным кипит, но сейчас, всего лишь на урок, отложена. Друзья есть друг у друга, у друга есть друг.       — Чонгу-гу-гу-гу-ки-ки, — Чимин поправляет шапочку, из под которой торчит аккуратно уложенная густая челка, и толстые стильные очки, подтягивая их поближе к переносице.       — Чимин, сейчас получишь, — Чонгук садится на стул рядом и ерошит его челку, ехидно хохоча, как демон.       — Да блин, Чонгук, ну я её пятнадцать минут перед зеркалом с утра мучал, — расстроенно мычит ботаник.       — А ты меня так не называй, такое только Тэхену позволено, — парень немного смущенно утыкается в учебник, который тут же забирает баскетболист. — Неа, родной, давайте лучше поболтаем.       — Йоу, Гук, как жизнь? Давно не виделись! — Хосок протягивает ладонь и пожимает чужую, крепко стискивая.       — Привет, Хоб. Всё круто, а у тебя? Тоже зубрить собрался?       — Да нет, давайте правда немного отдохнем, я итак всю ночь просидел за этой херней, — Хосок вальяжно развалился на стуле, смотря на парней из под светло-бурой тонкой оправы. — Тэхен, клоуз зэ бук, плиз.       — Ладно-ладно, откладываю. Обработаю тогда пока свой сэндвич, — Тэхен вытаскивает из рюкзака упаковку, который ему ранее передал Чонгук.       — Мама Чонгука постаралась? — спрашивает Хосок.       — Угу-м, — тянет Тэ, откусывая большой кусок.       — Черт… Поделишься?       — Ни за что, — хохочет парень с набитым ртом.       — Кажется, надо начинать просить маму готовить сразу на всех. Вас что, дома не кормят? — Чонгук тепло оглядывает парней, собирая руки за головой в замок.       — Хобстер, я поделюсь, не расстраивайся, — Чимин закончил поправлять разворошенное на голове гнездо и полез в сумку за едой, всю сплошь облепленную значками рок-групп. Guns n Roses, Nirvana, RHCP, Radiohead и прочее.       — Спасибо, милый. А вы… — Хосок указывает пальцем на парочку. — Жмотяры.