Дорогой сосед

Коля мялся. Стоял за стеной, слушая, как в комнате, за закрытой дверью, размеренно клацают клавиши. Теребил косичку, обдумывая, стоит ли вообще заходить. Выдохнув, всё же распахнул дверь, залетая в комнату. — Эй, Федь! Неловко замер, сцепив руки за спиной и покачиваясь с мыска на пятку. Достоевский не обернулся. — Я тут это. Сказать хотел. В общем. Слова никак не хотели собираться во что-то хотя бы близкое к осмысленному предложению. А Фёдор продолжал настырно игнорировать вошедшего, специально ставя и без того нервного Колю в ещё более неловкое положение. «Ну чего он, девчонка что-ли, обижаться на то, что страшным назвали?», — подумал Коля пару дней назад, совсем не придав ничему значения. Они постоянно ссорятся, постоянно обзывают друг друга самыми последними словами. Это нормально. Даже привычно. Но совсем не привычно то, что теперь Фёдор отреагировал по-другому. Он не злился, не оставлял ловушек, на дёргал за косичку, не бросался ядовитыми словечками и злобными взглядами. Он игнорировал. Полностью. Игнорировал. И это бесило сильнее всего. Коле необходимо внимание. Любое внимание. Кто-то должен постоянно смотреть, слушать, реагировать. Гоголь совсем не ожидал, что этим «кто-то» вдруг станет Фёдор, но теперь его полная отстранённость вдруг стала невыносимой. Настоящая средневековая пытка, не иначе. — Ну Федь. Ну прости. Ты это хочешь услышать? Я извиняюсь. Перед тобой. Перегнул, каюсь. Я так больше не буду. Хватит дуться уже. Тишина. Только компьютер гудит. Гоголь сверлит глазами спину Достоевского. Осанка у него конечно та ещё. Больше креветку напоминает, чем человека. Ему что, мама в детстве не говорила, что если будет так сидеть, то горб вырастет? Коля вот всю жизнь на этой мотивации и прожил. И без горба во всё врезается постоянно, а с ним же ещё неудобнее, наверное. Проходит минута, две. Гоголь всё не теряет надежды, всё смотрит, ждёт. Фёдора это забавляет. Коля напоминает ему нашкодившего ребёнка, наказание которому совсем не нравится. Достоевский давно хотел опробовать такую тактику, подозревая, что Гоголю она страшнее многого. Не прогадал. Вот только в последнее время ссорились они меньше, и повод не подворачивался. А теперь выглядит, словно его задели те глупые слова. Тупо. Как будто Феде есть дело до того, что о нём думает это чудо-юдо. Особенно о внешности. Глупость, да. Это точно не так. — Феееедяяяя, — тянет Коля, точно хнычет, — посмотрииии на меняяяяя. И, к огромному удивлению Гоголя, кресло поворачивается, немного скрипя. Фёдор смотрит, чуть склонив голову на бок, и прочитать его настроение невозможно. Вот если спросят, как выглядит пустое лицо, Коля покажет всем Достоевского. У него такое отлично получается. Но сейчас Николай об этом не подумал. Глаза его засверкали, а губы сами растянулись в широченной улыбке. Выглядел он не очень. Опухоль прошла, но синяк растянулся под глазами, делая Гоголя похожим на панду. Чтоб не пугать своим видом учителей, Колю оставили на пару дней дома, чтоб чёрная маска ниндзя хоть немного сошла. А ему и в радость подольше не видеть Любовь Алексеевну и не носить дурацкий галстук. — И чего ты хотел? — спросил Фёдор. — Ура, тебе не отрезали язык! Гоголь даже подпрыгнул от радости. Такая детская реакция. Но уже настолько привычная, что даже мило. Нет, то есть… Достоевский не успел закончить мысль в своей голове, как Коля уже подскочил к нему, хватая за руки и утягивая с такой скоростью, чтобы Фёдор точно не успел вырваться. — Да куда ты меня тянешь, ирод?! — Пойдём, пойдём! Я тебе покажу! Добравшись до коридора, Гоголь кинул в Фёдора куртку, а сам пулей ринулся на кухню. Загудел открывшийся холодильник, зашуршали пакеты. Достоевский, уже смирившись со своей участью, натянул куртку. От Коли всё равно бежать бесполезно. Он и силком на плече утащит, если потребуется. Целеустремлённый человек, в общем. Коля вернулся, прихватив какой-то пакет. Федя разглядел в нём кусочки рыбы и помидоры. Как был, в одном жёлтом худи с уточкой с ножом, быстро нацепив кроссовки, переживший всё, что только можно представить, Гоголь выскочил в подъезд, даже ключи не утрудившись взять. Ну да, домой через окно полезут. На четвёртый этаж не высоко. — Федя, ну ты где застрял? — крик, эхом прокатившийся по лестничной площадке. Взяв свои ключи — ведь домой всё-таки хочется — Достоевский вышел следом. Белой макушки и след простыл. Небось уже на первом этаже ждёт, нетерпеливо переминаясь с одной ноги на другую. Специально медленно спустившись по полуразвалившимся ступенькам, чтоб ещё пару раз услышать нетерпеливые крики Коли, Фёдор всё же добрался до первого этажа. Гоголь уже открыл тяжёлую металлическую дверь, подперев её спиной и крутя головой в разные стороны. Вот же неугомонный, ни секунды без движения. — Ну наконец! — встрепенулся Коля, увидав Достоевского. — Иди на свет в конце туннеля! Стоило выйти на улицу, как Фёдора обдало неприятным ветром. Он поёжился. Кажется, уже пора доставать из потаённых уголков шкафа шапку-ушанку. — Тебе холодно? — вдруг спросил Коля. Было похоже, как будто его это правда волновало. — Давай я… — Нет, — буркнул Достоевский, пряча руки в карманы. Как же он ненавидел свою мерзлячесть. — Веди уже котов кормить. Гоголь чуть не упал, широко разинув рот и уставившись на Федю глазами, большущими, как блюдце. — Как ты узнал?! — Это же элементарно, дурашка, — закатил глаза Фёдор. — Куда ещё ты пойдёшь с рыбой и помидорами? Не на рынок же. И не смотри на меня так. Солнце сегодня выходить не собиралось. Лишь ветер забирался под куртку, заставляя подрагивать. Идя следом за Колей, Достоевский внимательно разглядовал его. И вот ему правда не холодно? Совсем-совсем? Что за теплообмен у этого чудовища? Осень на дворе, а ему хоть бы хны. Может, просто выделывается? Захотелось проверить. Пока Гоголь о чём-то безумолку тараторил, жестикулируя так, что можно было уже начать переживать за матающийся из стороны в сторону целлофановый пакет, Достоевский бесшумно подобрался ближе. — Вот, а потом Олег и Серёжка пошли воровать малину, но Харитон их поймал и… ой! Коле под худи забралась просто ледяная клешня. Огладила спину, оставляя след из мурашек. — Крыса, ты чего?! Все органы мне отморозишь! — отскочив на полметра, воскликнул Гоголь, обхватив себя руками. — Я же сказал, что если тебе холодно, то пойдём назад! Я тебе не грелка, не надо меня лапать! Стоило Гоголю это выкрикнуть, как он тут же прикусил язык и, кажется, щёки его совсем немного покраснели. Фёдор же даже не обратил внимания на истерику шута, а глядел на костлявую ладонь, чувствуя, как она совсем ненадолго стала теплее. — Горячий, — усмехнувшись, под нос себе сказал Федя. Коля покосился на него с подозрением. Эта улыбка совсем не вызывает доверия. Что сейчас удумал Чёрт? Хочет связать невинного Колю и использовать как личный обогреватель? От этих мыслей лицо заалело ещё сильнее. Гоголю пора учиться контролировать картинки, генерируемые его мозгом. Ради всеобщего блага. Или хотя бы во избежание позора. Мало ли когда-нибудь встретится человек, умеющий читать мысли. — Кхм, — неловко поправив худи, прокашлялся Николай, — мы почти пришли. Мысли вдруг разлетелись в совершенно разных направлениях и Коля забыл, о чём говорил минуту назад. Интереснейшая история о приключениях неких Олега и Серёжи больше не продолжалась, а Фёдор решил и не напоминать. Голова пухла от шумного Гоголя, пусть хоть немного помолчит. Кстати, хороший способ заткнуть его, стоит запомнить. Завернув за угол, парни оказались в небольшом закоулке. За кустом, листья которого уже опали, в углублении пятиэтажки, валялась большая картонная коробка. — А вот и я! Коля, шелестя опавшими листьями, подбежал ближе, присев рядом с коробкой. Махнул рукой, зазывая Федю. Достоевский тоже подошёл, устроившись рядом. На дне коробки был постелен пушистый плед, а в нём кувыркались котята. Федя насчитал четырёх. Уже взрослые, два рыженьких, чёрненький и серый с белыми носочками. — Привет, малыши, — улыбнулся Гоголь. — Познакомьтесь, это Федька. Он крыса, но не ешьте его, он не вкусный. — Как остроумно, — картинно похлопал Фёдор, но Коле стало только веселее. Мимо пролетели сорвавшиеся с деревьев алые листья. — Давно их нашёл? — внимательно следя за тем, как серенький забирается на рыжего, спросил Фёдор. — Да нет, — Коля аккуратно взял чёрного на руки, почёсывая котёнка за ушком. — Эту зовут Няша. Серый — Емеля. А рыжие — Капитошка и Карапуз. У Достоевского вырвался лёгкий смешок. Всё же приятная улыбка у него. Когда такая. Особенная. Не та, от которой в холод бросает, больше похожая на оскал. А другая, тёплая. Видел её Коля очень редко, лишь несколько раз. Даже приятно становилось от того, что никому больше Фёдор так не улыбался. А в этом Гоголь уверен. Коля, положив Няшу назад, зашебуршал пакетом. Справившись с перекрученным узлом, положил его в центр коробки. Почувствовав запах еды, котята потопали к нему, мило мяукая. Парни сидели в, на удивление, комфортной и расслабляющей тишине. Достоевский отстранённо глядел за забавными котятами, думая о чём-то своём. А Коля… а Коля продолжал пялиться на него. Оказывается, Фёдор вообще не такой уж и плохой. Коля и сам был невероятно удивлён, когда пришёл к подобному умозаключению. Правда, а что Гоголю так не нравилось раньше? Николай и сам уже не понимал. А теперь хотелось отмотать время назад, начать заново, как-нибудь по-другому. Исправить то, что успел сделать или ляпнуть невпопад. Может, они ещё могут стать друзьями? Интересно, какой Федя друг? Капитошка подобралась к краю коробки, зашкрябала коготочками, мяукнула, стараясь привлечь внимание. Фёдор, с таким же непроницаемым лицом поднял её и на вытянутых руках внимательно глядел прямо в глаза, словно пытался спросить, чего это существо от него хочет. Выглядело это настолько забавно, что Коля рассмеялся в голос, чуть не упав кувырком на землю. — Федя, ну ты чего? — сквозь смех произнёс Гоголь. — Она хочет, чтоб ты её погладил! — А… Интересно, а друг мог бы сказать Феде, что он очень похож на кота? На бродячего, худого, какого-то замученного, но тоже милого. Такого сразу хочется забрать домой, отогреть, накормить хорошенько, окружить заботой, приласкать, заобнимать… Но это кот, с ним так можно и хочется. А Достоевский и укусить может, и ядом прыснуть, и посмотреть так, что страшно станет. Да и хочется ли к нему лезть?.. Коля не стал искать ответ на этот вопрос. Боялся, что ответ будет не столь очевидным, как хотелось бы.

***

— Ну давай, давай, дава-а-ай! — джойстик трещал под натиском Коли. Высунув язык от старания, он не отрывал взгляда от экрана, нервно крутя рычажки да тыкая кнопки. Его персонаж кружился на экране, пытаясь отбивать атаки соперника, или хотя бы убежать, но вскоре трупом свалился, сверкая пустой полоской хп. Снова. — Не-е-е-ет, опять! Грозно пыхтя, Гоголь скрестил руки на груди, обиженно надувшись. Победитель же сидел сбоку, самодовольно ухмыляясь. — Двадцать восьмая победа подряд, — равнодушно подвёл итог Сигма, черкнув пометку в тетради. Парень удобно устроился на первом этаже двухъярусной кровати, поджав под себя ноги. — Давай ещё раз! — Я только за, — усмехнулся Дазай, лениво потягиваясь. — Но ты и так уже должен мне двенадцать пицц в столовке. Уверен, что не разоришься? Играли они на деньги, но предпочитали измерять выигрыш пиццами. Осаму и Гоголь по-турецки сидели на полу, спинами облокотившись на ту самую кровать. — Уверен! Сейчас я точно победю! Побежу… э-э-э… выиграю, в общем. Экран телевизора замерцал, грубый мужской голос прокричал: «Файт!», и бой начался вновь. Крики персонажей, громкая музыка и бешеные возгласы Коли, сопровождающие всё это мракобесие, раздражали только одного человека в этой комнате — Достоевского. Он, вообще-то, тоже был здесь. Сидел на любимом компьютерном кресле, заканчивая дописывать программу для какого-то конкурса, куда его заочно вписала учительница информатики «отстаивать честь школы». И уйти просто не представлялось возможным. Коля вроде как спрашивал, не против ли Фёдор, что к ним придёт Дазай. Правда, это больше походило на предупреждение о неизбежном. Достоевскому даже ответить не дали, а уже убежали с криками: «Моя любимая реклама началась! Берём картошку и яичко, м-м-м, отлично! Горошка и морковки хватит, м-м-м, салатик!» Выключив компьютер, Фёдор повернулся к школьникам. Казалось, у Коли сейчас косичка от перегрузки загорится. Синяки под глазами уже пожелтели, и завтра шут наконец вернётся в школу. Достоевский представлял, как все учителя будут еле сдерживать слёзы, когда его увидят. От радости воссоединения, конечно. Игра была абсолютно примитивна. Просто бой один на один. Главное, знать характеристики всех персонажей и их способности. Тогда остаётся только подобрать подходящего и победа в кармане. В кармане Дазая. Как Коля собирался побеждать огненными стрелами персонажа с водным щитом, неизвестно даже Фёдору. Вызвав что-то наподобие водного дракона, Осаму утопил Колю. В прямом и переносном смысле. Гоголь полностью скатился на пол, прячась в воротнике толстовки, издав какой-то жалобно-обиженный скулеж. — Двадцать девять в пользу Дазая, — как ножом по сердцу прошёлся голос Сигмы. — Не нагнетай, Сигм, — буркнул Гоголь. — Да-а, скатился ты, Дазай. — вдруг подал голос Фёдор. Три пары глаз сразу уставились на него. Точнее, две, а потом ещё одна. Запуталась в воротнике. Не стоит уточнять, чья. — Правда? — лукаво прищурив глаза, промурлыкал Осаму. — Я и не заметил, просветишь? — Играть на деньги с таким оболтусом, это как забивать мяч в пустые ворота. Не стыдно? — Эй, я не! — хотел возмутиться Коля, но Сигма, получивший многозначительный взгляд от Феди, тут же дёрнул его за косичку, заставляя замолчать. — В такое время живём, — пожал плечами Осаму. — Достойных противников и не найти. Если только ты не захочешь составить мне компанию? — Да какой из него противник, он даже джойстик ни разу в жизни не… Ай! Сигма, зачем?! — Я уж думал, и не предложишь, — улыбнулся Фёдор. Эти двое прожигали друг друга взглядами, словно заключали сделку по делению мира, не меньше. — Но без ставки слишком скучно. — Определённо, — Дазай задумался на секунду. — Выиграю я, и ты придёшь в школу в короткой юбке, с хвостиками на голове. — Пф, как посредственно, — Фёдор закатил глаза. — Когда выиграю я, ты нарисуешь себе усы водостойким маркером и будешь говорить на немецком. — Договорились, — засмеялся Дазай, протягивая руку. Фёдор ответил на рукопожатие. — Сигма, разбей, — дьявольски улыбаясь, приказал Осаму. Пари было заключено. Достоевский вырвал джойстик из рук застывшего Коли, который всё ещё размышлял, чего ему больше хочется. Чтоб Фёдор наконец поставил непоколебимого на своём троне Дазая на место, или посмотреть на Достоевского с хвостиками. — Рассказать правила? — насмешливо спросил Осаму. — Не утруждайся. Открылось табло с персонажами. Выбрав бойца за считанные секунды, начали бой. Парни не перекидывались ни словом. С расслабленными лицами играли так, будто занимаются этим каждый день. И ладно Дазай, но Фёдор. — Нифига, Федька играть умеет! — подпрыгнув на кровати, куда он успел перебраться, воскликнул Коля. — Давай, сосед, завали этого упыря! О-ле, о-ле, о-ле, о-ле! Сигм, ты за кого болеешь? — Я? — испуганно дёрнулся Сигма, забегав глазами по комнате. — Я… ни за кого. Просто смотрю. — Фи, так не интересно, — махнул рукой Гоголь. — Федя, вперёд! Федя всё могёт! — Может, — успел поправить Фёдор, направляя ульту на рыжего мальчика Дазая. — Конечно-конечно, Феденька. Можешь хоть уроки мне дополнительные провести, выиграй только. Достоевский незаметно улыбнулся, явно запоминая эту опрометчиво брошенную фразу, но Коля этого видеть не мог. Когда у обоих уже осталось по половинке здоровья, Коля заходил ходуном по кровати, беснуясь так, словно в него вселились все черти ада. — Туда его! Да! Левее! Ой, правее! Сзади, сзади! Не-ет! Осторожнее! Со спины его! Да, вот так! И вот Федя нанёс решающий удар. Дазай почти смог его избежать, не хватило буквально миллисекунды. Закружившись в ветряном потоке, рыжий мальчик ударился о камни и рухнул на землю, сверкая черепком над головой. — ОН ВЫИГРАЛ! — воскликнул Гоголь, подскакивая так, что врезался макушкой о второй этаж кровати со звучным «Бам!». — ВЫИГРАЛ, СИГМА, ТЫ ПОНИМАЕШЬ?! Коля затряс несчастного Сигму за плечи так сильно, что у того искры из глаз полетели, а мозг, казалось, пару раз ударился о стенки черепной коробки. — П-пон-нимаю, К-к-коля. Дазай, казалась, совсем не расстроился. Всё также улыбаясь, отвесил Феде насмешливый поклон. — Это было нескучно. — Не могу сказать того же, — холодно откликнулся Достоевский, на что получил ещё один смешок. — Коль, возьми. Фёдор протянул за спину джойстик. — Конечно, мой господин! — тут он о чем-то задумался и добавил с самым невинным выражением лица. — Кстати, Федь… Достоевский закатил глаза. — Ладно, я дам тебе денег. В долг. Радостно пискнув, Гоголь тут же набросился на стоявшего рядом Федю, который, словно рыжий мальчик пять минут назад, лишь на несколько мгновений опоздал с тактическим отступлением. — Ура! Феденька, спасибо! Ты лучший! — утягивая Достоевского на кровать и крепко- крепко обнимая, затараторил Гоголь. — Отпусти, медведь-переросток, — пропыхтел Федя, не очень старательно, а лишь для виду пытаясь выбраться из железной хватки. Не хотелось. Коля даже не слышал. Ни вялый бубнёж Фёдора, ни ржач Дазая, ни неловкое заламывание пальцев Сигмы. День стал ещё лучше. Ведь Коля наконец смог потрогать пушистый свитер Феди. Он такой мягенький. И то, что сейчас вместе со свитером Гоголь схватил и Фёдора, радовало ещё больше, как бы не было странно.