Истинный убийца

Миша каменным изваянием стоял посреди опустевшего кабинета. В голове гудело, всё путалось и мешалось, словно кто-то огрел его топором, вскрыл черепушку и пропустил мозги через мясорубку. Вокруг тоже был полный кавардак. Выпотрошенные ящики беззащитно белели днищем, на рисунках и старых документах, рассыпанных по паркету, остались следы милицейских ботинок. У бумажного самолётика раздавили крыло. Не может быть… Андрей — маньяк?! Какого хуя вообще? Куда его увели? В кутузку, серьёзно? Блять, но фотки… Настоящие, ё-моё, по-любому. Плёнка целая, не склеенная, это сразу заметно. Как же так? Миша застонал и опустился на стул, обвил руками голову, дёргая себя за волосы. В полном невменозе он потерял счёт времени и совершенно не знал, чему верить и за что хвататься. Сердце обливалось кровью и билось где-то в глотке. Перед глазами мелькали картинки с улыбающимся Андреем, и тут же, следом, задушенные жертвы, жуткий склеп. Нет… Нет! — Миш… — в дверь осторожно заглянула тётя Галя, ахая и всплёскивая руками. — Чего случилось-то? Господи боже ты мой… — Андрей, он… — еле выдавил из себя Миша, — вроде как маньяк. Произнесённые вслух, слова окончательно обрели ужасающий смысл и полностью уничтожили Мишу. Надо было что-то делать, но ноги отнялись и не слушались. Голову облепил терновый венок пульсирующей боли. — Ой, Мишка… Да как же это? Да разве мог Андрей-то наш? — Галина Игнатьевна притянула его к своему синему рабочему халату, растрепала волосы на макушке мягкой ладонью. Как бабушка в далёком детстве. Миша до крови прикусил губу, чтобы не разреветься, и глухо ответил: — Я не знаю. Надо идти разбираться. Надо, да. Из последних сил он встал, пошатываясь, поправил растянутый ворот свитера, схватил куртку. — Иди, родимый, иди с богом. Миша вывалился в коридор и метнулся вниз, к камерам предварительного заключения. Нет, всё же это какая-то чудовищная ошибка! Надо срочно поговорить с Андреем и выяснить, откуда у него взялась эта плёнка. Встревоженный Шурка Балунов поймал его на лестничном пролёте, прижал к перилам. — Шурка! Пусти, мне надо к Андрюхе, выяснить, его ли эта плёнка, понимаешь, да, не подделка ли это, или ещё какая хуйня, ты понимаешь, да? Блять, пусти, ну?! — Гаврила, Гаврила, спокойно, вдохни глубоко и ме-едленно выдохни. Плёнку проверят в фотолаборатории, очень тщательно, отвечаю. Я несколько минут назад передал катушку своим парням. Не спеши, дров наломаешь. Миша не успел ничего возразить: снизу уверенной поступью поднимался Гордеев. — Балунов, Горшенёв, готовьтесь, — он помахал бумагой. — Ордер на обыск уже готов. Сейчас поедем к Князеву домой. — Товарищ майор! — рванулся Миша. — Я не верю… Ну не мог Андрей! Он ведь, как и мы все, хотел найти маньяка, не спал ночами, переживал! Это ерунда какая-то… — Миша, — Гордеев твёрдо обхватил его за предплечья, — фотографии убитых женщин — это не шутка. Следы на месте преступления, верёвка от шляпы, внешние приметы. Всё сходится. — Херня, это можно объяснить! — горячечно воскликнул Миша, но Гордей помотал головой и вкрадчиво заметил: — Послушай, Горшенёв, ты не адвокат Князева, а руководитель следственной группы. Ты должен доказывать вину, а не оправдывать своего дружбана. Ты же профессионал? Я всегда ценил тебя за то, что чтишь закон. Будь добр, делай всё правильно и не пори горячку, а то я вынужден буду отстранить тебя. Ясно? — Так точно, — буркнул Миша, потому что Балу больно наступил ему на ногу и прошипел в ухо, когда Гордеев ушёл: — Не нарывайся, Мишка. Поехали к Князю домой, посмотрим, что там и как. Миха, поддерживаемый Шуриком, в каком-то тумане добрался до УАЗика. Гордей, сука, прав. Нельзя поступаться законом даже в такой ситуации. Во всём надо разобраться, как полагается, с толком и расстановкой, твердила рациональная часть Миши, но сердце его разрывалось. Без Андрея в машине было чертовски пусто. Где весёлый смех и задорные шутки, где радостный блеск любимых голубых глаз? Почему, ну почему всё так, одно к одному?.. Откуда взялись эти жуткие фотографии?! До смерти напугав Тамару Евгеньевну, квартирную хозяйку Князя, и потребовав у неё ключи, следственно-оперативная группа во главе с Гордеевым оказалась в светлой комнате. Миша обвёл её взглядом. Ничего не изменилось, каких-то несколько недель назад они сидели здесь вдвоём, Миша забежал на минутку, да так и остался до позднего вечера. Взгляды, полные надежд, волнующие касания… Долгие разговоры обо всём на свете и молчание, в котором было ещё больше смысла. Куда всё исчезло? — Да что ж он натворил, Миша, объясните? — ахнула женщина, складывая на груди сухие руки. — Хороший такой парень, всегда здоровается, поможет, если нужно… Весь в работе, дома-то почти не бывал. Тихо себя вёл, ни пьянок, ни гулянок. Чистота да порядок, ой, господи-господи… — Подскажите, Тамара Евгеньевна, а где был ваш квартирант в ночи с 14 на 15 июня и с 10 на 11 ноября прошлого года? — спросил Гордеев, пока оперативники потрошили вещи. Миша стоял, прислонившись к стене, и с невыносимой болью смотрел на это зрелище. Будто бы кто-то жирными грязными пальцами трогал всё самое любимое и дорогое, что было в его жизни. — Ой, я летом-то постоянно на даче, а в ноябре к дочери уезжала, не могу ничего сказать, — ответила Тамара Евгеньевна, и у Миши всё внутри оборвалось. Алиби у Андрея нет. Это очень плохо. Чем он занимался в те ночи? Неужели никто не знает? Вот же пиздец! Гордей перелистал папку, спросил про другие даты. Тамара Евгеньевна вздрагивала и никак не могла подтвердить присутствие Андрея в квартире в те ночи, когда были совершены убийства, к тому же заметила, что плохо слышит на левое ухо и крепко спит, принимая снотворное. Миша мысленно взвыл. А тут ещё опера вытащили из шкафа пачку фотографий и подозвали Гордея. Миша тоже подошёл и увидел снимки разных спящих людей, и мужчин, и женщин. Некоторые женщины были обнажены. — Оп-па! — Гордеев чрезвычайно оживился. — А Князев у нас действительно человек-загадка. — Вот ещё, товарищ майор. На снимках была настоящая эротическая фотосессия красивой белокурой девушки. Опера зашушукались, а в Мише поднялась волна холодной ярости. Не до ревности сейчас, надо думать о другом. — Смотри, — Балунов нашёл под диваном розовый шёлковый шарфик и горько вздохнул. Миша напрягся до бесконечности. Ещё и женские вещи. Чьи, откуда? Снаряды разного калибра летели со всех сторон, но добил его Гордеев, сунувший под нос фотку, на которой Миша увидел себя. Он крепко спал, чуть расслабленно улыбаясь. Блять… Когда Андрей успел его сфотографировать? Для чего? Что за странное хобби — коллекционировать снимки спящих людей?! Спящие — они ведь почти как мёртвые… — Ну, товарищ Горшенёв, что думаешь? — Гордеев смотрел гордым орлом. Чувствует себя победителем, конечно. Нашёл маньяка, заработал почёт и уважение. — На этих снимках нет наших жертв. — Зато есть много других непроявленных плёнок. Вдруг там что-то найдём? Да, Балунов? — Так точно. Разрешите отправить на экспертизу? — Конечно. Давай бегом. — Я с ним, — поспешно встрял Миша срывающимся голосом. — Мне надо рассмотреть снимки в распечатанном виде. — Ладно, иди, Горшенёв. Потом возвращайся в отдел, будем готовить документы в суд для избрания меры пресечения. И чтобы никакой самодеятельности, ты понял? Все действия согласовывать со мной. — Так точно, товарищ майор. Гордеев ушёл, оставив за собой новый погром и совершенно расстроенную старушку-хозяйку. — Мишка… Милок, может, я что не то наговорила? — Вы сказали правду, так и надо, — отозвался Миша сквозь пелену горя и отчаяния. — Мих, а соседи? — осенило вдруг Балунова, который укладывал изъятые вещдоки в портфель. — Может быть, они видели Андрея? — Точно. Я позвоню, можно? Миха, застревая трясущимися пальцами в диске, набрал номер отдела, позвал к аппарату практиканта Костю. — Костян, дело есть. Дуйте сюда, на адрес Князева. Задача: успокоить Тамару Евгеньевну и опросить всех соседей. Да, спрашивайте, не видели ли они Андрея Сергеевича в даты убийств, и, если видели, то в какое время. Всё, ё-моё, бегом! — он положил трубку и позвал Шурку. — Поехали в лабораторию. Миша был весь как на иголках. Он чувствовал себя раздавленным, пришибленным и чуть ли не обманутым. Будто бы много дней блуждал среди картонных фигур и был почти счастлив, а сейчас декорации рухнули, и от чудесного мира остались лишь грязные потёки краски. Специалисты фотолаборатории подтвердили, что снимки сделаны на фотоаппарат модели Зенит, такой же, какой изъяли из комнаты Андрея. Отпечатков пальцев на негативах не было. Миха, обливаясь холодным потом, взял распечатанные фотографии в руки, разложил на столе. Балунов склонился рядом. — Это июньская жертва, — легко опознал он сфотографированный труп. — Марина, вроде бы? А, нет, Юлия. Ночь с 14 на 15 июня. Миша ничего не ответил и смотрел сквозь наплывающие слёзы на своё фото, тёмное и чуть смазанное. Когда оно было сделано? Где? Ничего непонятно. Но фотка очень похожа на ту, что нашли у Андрея дома. Миша присмотрелся к своей одежде. Был виден лишь расстёгнутый воротник рубашки, то ли синей, то ли белой. Рот смешно приоткрыт, улыбка какая-то глупейшая. Тьфу ты… — Гаврила… — с сомнением протянул Шурик, хватая его за руку. — А ты ведь часто спишь в отделе, и вообще можешь вырубиться в самом неподходящем месте. Это с детства у тебя. — Ну и на что ты намекаешь? На то, что эта плёнка действительно принадлежит Андрею? — Миша, ужасаясь и до сих пор отказываясь верить, снова и снова вглядывался в фотографию и изучал мельчайшие детали, пока Шура рассматривал последние распечатки: — Не припомню, кто это… Какая-то неизвестная жертва. Судя по листве, было поздней осенью снято… Может, это одна из тех девушек, чьи тела нашли в тайнике? Похоже, плёнка-то специально для фотографирования трупов была. А ты попал сюда случайно, Миш. — Мне от этого не легче, ё-моё… Я заберу эти фото, ладно? Напечатаете ещё раз, — Миша направился к выходу, едва не впечатавшись лбом в дверь. — Куда ты? — забеспокоился Балу. Хороший он друг, настоящий. Не то, что изворотливые княжеские особы. Неужели всё, что было, — ложь?! — Прогуляюсь. Мне надо это… Одному побыть. Миха шёл, куда глаза глядят. Светило яркое апрельское солнце, а небо было голубым, как глаза Андрея, но Мише казалось, что он бегает по замкнутому кругу в сплошной черноте. На пути попалась детская площадка. Миша сел на свободную лавку, не замечая гомона и визгов детворы, и опять достал фотографию, прожигая её взглядом. Где сделан этот снимок? Ни черта непонятно. Задний фон размыт, одна рожа только его во весь кадр. Миха задумался, сколько раз он спал в присутствии Андрюхи. По всему выходило, что много. А фотоаппарат Андрей носил с собой довольно часто, так что возможностей сделать снимок у него было предостаточно. Так что же получается? Это в самом деле его плёнка? Блять, пиздец какой кромешный. Мише стало совсем паршиво. Он вспомнил постоянные странные опоздания Андрея и какую-то глинистую грязь на его ботинках, тётя Галя ворчала тогда, что полы пачкает. А ещё ведь был случай, в самом начале, когда Миша звонил ему ночью домой, звал на выезд, но трубку никто не взял. А убийство в ночь после дня милиции? После… После того поцелуя, да. Где был Андрей, когда они с пацанами продолжили гулянку?! Миху передёрнуло и едва не вывернуло наизнанку. Всё сходится… Всё, блять, сходится! Миша замычал раненым зверем и побрёл прочь, пытаясь уйти от себя и своих мыслей. Из открытых окон доносились разговоры, звон посуды, музыка и смех. Советские граждане ужинали после работы, отдыхали и не знали, что Миша только что, в это мгновение, потерял друга, самого любимого человека на свете. Потому что Андрей-убийца для него всё равно что умер. И себя самого Миша тоже сейчас лишился. Ведь что же это получается? Он впервые так сильно полюбил и пустил так глубоко в своё сердце настоящего маньяка? Если друг оказался вдруг, И не друг, и не враг — а так, Если сразу не разберёшь, Плох он или хорош, Миша остановился и прислушался к песне Высоцкого, что хрипела из магнитофона где-то неподалёку, из окна дома, вдоль которого он шёл. Слова попали в самое сердце, перехватило дыхание. Парня в горы тяни, рискни! Не бросай одного его. Миша вытянул сигарету из пачки, затянулся глубоко-глубоко. Представил глаза Андрея. Не было в них той червоточины, что всегда видна в глазах насильников. Ну вот не было, и всё. И он всегда был рядом, горел желанием найти убийцу. Нельзя его сейчас бросать! Пусть он в связке в одной с тобой, Там поймёшь, кто такой. Они уже были в одной связке. И если раньше Миша готов был положиться на Андрея, как на самого себя, то теперь… Теперь обязательно надо поговорить с ним! Андрей объяснится, и всё встанет на свои места. Ещё ничего не доказано, и ничего не потеряно. Андрюхе сейчас очень несладко. Разве не хотел Миша делить с ним не только радость, но и горе? Они ведь… Блять, ну любят они друг друга. От кого ещё ждать Андрею помощи, как не от Миши? По дороге в отдел Миша увидел телефон-автомат и не выдержал, позвонил Анфисе. Только ей он мог рассказать всё. К счастью, трубку она взяла почти сразу. — Анфиска… — Что случилось, Миша? — кажется, она сразу же, по голосу, поняла, что с ним происходит полная жопа. — Андрея арестовали. Ё-моё… Как-то так получается, что будто бы это он убил всех этих девушек, понимаешь, да? — Миша прижался к холодному телефону лбом. Анфиса ойкнула, и он сразу представил, как она приложила ко рту ладони. — Фис, я не знаю. Безнадёга полная. Но я так не хочу в это верить… — А ты и не верь. Если можешь, не верь, — торопливо заговорила она. — Мишенька, милый мой. Ты во всём разберёшься. Разве Андрей похож на маньяка? — Нет, Анфис, это не так работает. Понимаешь, да? Я же говорил тебе, маньяка по внешнему поведению никак не отличить. — Но ты же знаешь Андрея не только извне… Ты ведь сам говорил, что сумел заглянуть глубже. Миша замолчал, подбирая слова. — Да… Я должен поговорить с Андреем, правда? Он ведь не будет мне врать? После всего, что между нами… Он же… Любит меня, — он понизил голос, оглядываясь, не стоит ли кто за спиной. — Конечно, Миша, конечно. Успокойся только, не наделай глупостей. А у тебя получится встретиться с ним? — Я придумаю что-нибудь. Я всегда доверял ему… И он не подводил меня, понимаешь, да? — Да, Миша. Всё хорошо будет. Звони мне, ладно? — Да, — он повесил трубку. На душе стало капельку светлее, но только Миша переступил порог отдела, как чёрная тоска и нестерпимая боль вернулись. Сразу же выяснилось, что допрашивать Андрея будет сам Гордей. Миша тяжело вздохнул. Его навряд ли пропустят к Князю в камеру без боя. Чёрт… Ребята-практиканты не выяснили ничего существенного, что могло бы обеспечить Андрею алиби, а вот опера разузнали, что на отца Андрея зарегистрирован Москвич-408. Именно вишнёвого цвета! Камней, брошенных в его огород, прибавилось. Миша мрачнел с каждой секундой. Вечером он бродил туда-сюда по дворам, делая вид, что ушёл из отдела домой, и вернулся уже в ночи. Дежурный посмотрел на него и даже ничего не спросил: похоже, Мишка выглядел слишком неважно. — Я поработаю ещё, — шагнул он к караульному. — Пропусти меня к Андрею. — Товарищ старший лейтенант, но… — Пожалуйста, Петя, — он бухнул на стол перед ним бутылку дорогого коньяка. — Я просто поговорю с ним. Даже открывать камеру не буду. — Хорошо, идите. Я тоже не верю, что он виноват, — доверительно прошептал Петя, и Миша свободно прошёл дальше, приложив палец к губам в знак тишины. Андрей, конечно, не спал. Сидел в одиночке, уперев локти в колени, и смотрел куда-то в пол. Запертый, но не сломленный. Сердце Миши затрепетало, как парус на ветру. — Андрей! Он выпрямился пружиной, подошёл к решётке, вымученно улыбнулся. — Я боялся, что ты не придешь, Мишка. — Андрей! — Миха сразу взял быка за рога и заговорил, захлёбываясь и заикаясь. — Скажи мне, что это не твоя плёнка! Блять, я нихуя не понимаю… У меня башка взорвется скоро от всей этой хуетени. — Не моя, — не раздумывая, ответил Андрей. — Миша, я понятия не имею, откуда она взялась. Я клянусь тебе. — А следы? Завязки эти твои от шляпы? Фотки спящих людей? Андрей опустил ресницы. Миша подался ближе и глухо рявкнул: — Не вздумай мне врать. — Я и не собирался, — Андрей посмотрел на него в упор, светло и уверенно. — Я… Да, я действительно был там, у тайника. И в других местах, где мы находили убитых, тоже. — Нахуя? — Мих, ты тормози. Успокойся, блин, и не перебивай. Я искал зацепки. Всё боялся, что мы упускаем нечто важное. Но ничего не нашёл. — А фотки? Я видел, у тебя дома… Зачем это?! Андрей горестно вздохнул. — Ну чё ты, блин. Да, мне по приколу фоткать спящих. Я потом рисовал по этим фото. Анатомию изучал, черты лица. — И мои, что ли, тоже? — Нет, тебя я… — у Андрея слегка изменился голос, у Миши ёкнуло сердце. — На память фотографировал. Чтоб, это самое… Вечно тобой любоваться. Миха выдохнул, взялся за прутья решётки поверх сжатых рук Андрея. По пальцам теплом пробежал радостный импульс. Андрей не врёт. Он ни в чём не виноват. — Значит, тебя кто-то подставил. Крепко так, по серьёзке. Кому ты перешёл дорогу, а, Андрюх? — Хуй знает. Миха, я… Ты понимаешь, блин, я сижу вот тут… А настоящий маньяк до сих пор на свободе. Он и дальше будет убивать, я тебе руку на отсечение даю. — Стопудово, ё-моё. Андрюх, ты это… Не кисни. Я докажу, что ты не при чём. Допрашивать тебя Гордей будет… — Уже начал вечером. — Ну вот, ты же знаешь его методы. Лишнего не сболтни. Самое хуевое, что алиби у тебя нет, ты понимаешь, да? Слышь, вообще никто не может подтвердить? — Я думал, вспоминал… Нет, никто не может. — Херово… Нужны вот тебе были эти ночные вылазки, — проворчал Миша. — А всё-таки, откуда на плёнке моя фотография? Из наших, что ли, кто-то подкинул? Кто мог меня сфоткать? — Без понятия, Мих. Это самая важная загадка, блять. — По нему вообще непонятно, вот смотри, — Миша передал Андрею снимок. — Ни место, ни время. Точно не ты снимал? Они ещё долго стояли возле разделившей их решётки и думали, что делать дальше. Наконец, Миша засобирался. — Утро скоро. Держись, Андрей, — он просунул руку между прутьев и стукнулся с Князем кулаками, а потом совсем прижался лицом к холодному металлу и со всей нежностью ткнулся губами в колючую щёку Андрея. — Я всё сделаю, чтобы вытащить тебя отсюда. — Ты, главное, верь мне, Мишка. — Я верю. Верю, Андрюха. Верю! Миша забыл о сне и еде. Утром первым делом он поехал с опергруппой к родителям Андрея. Они уже обо всём знали и безумно волновались. — Вы не переживайте сильно, — Миша успел оттянуть Надежду Васильевну в сторону. — Это всё ошибка, ваш сын — мой лучший друг, и я уверен, что он ни в чём не виноват. — Вы Миша, да? Андрей рассказывал о вас, — она слабо улыбнулась сквозь слёзы. — А как же… Вот это всё зачем же? — Главное, чтобы они не нашли ничего подозрительного. Андрей брал машину? — У него были ключи от гаража, и он в любое время мог воспользоваться ей, сам-то я тоже чаще пешком хожу. Но… Я не замечал, чтобы он часто ездил, — пожал плечами отец Андрея. Миша расстроенно щёлкнул пальцами. Опять никакой конкретики. Автомобиль очень тщательно осмотрели и не нашли ничего, что указывало бы на то, что в нём перевозили трупы или совершали в салоне насильственные действия. Но женские волосы там всё же были. Миша глянул на один, светло-рыжий, и вспомнил про Алёну. Позвонил, огорошил дикой новостью, выяснил, что шарф, который нашли в квартире Андрея, принадлежит ей, а ещё понял, что психологический портрет предполагаемого преступника, составленный из-под полы, суд ни за что не примет во внимание. Тем более некоторые черты, выделенные Алёной, как назло, совпадали с характером Андрея. Поразмыслив, Миша взялся за штатных фотографов, которых в отделе было два. С пристрастием опросил, всю душу из них вытряс, но не узнал ничего нового. К подкинутой плёнке они не имели никакого отношения. Гадковатый мужичок Толик, которого Миша тогда пригвоздил к дереву, деловито пришёл в отдел и, под надзором Гордеева, резво опознал в Князе того человека, что видел несколько раз возле тайника. Миша задумался и хотел в ответ привести Анфису, но она напомнила, что толком не видела водителя машины, и её показания лишь запутают дело. Миша признал, что Анфиса права. А Гордеев сделал ход конём и привлёк тех свидетелей-наркоманов из заброшенной больнички. И, естественно, они тоже указали на Андрея. Суки… Мише захотелось убиться головой об стену, и он с величайшим трудом взял себя в руки. В редкие свободные минуты он всё крутил в руках фотографию. Запомнил наизусть все детали, под лупой рассмотрел каждый сантиметр, и заметил-таки кусочек ремня от своей гитары. Выходит, фотка была сделана у него дома? Или в отделе, репетировали же тогда… Да к хуям это всё! Ни за что не понять, кто и когда её сделал. Миша сломал себе весь мозг и понял, что спасти Андрея сможет только железобетонное алиби. А его не было. Блять, ну вот какого чёрта у Андрея нет жены? Жёны, они всегда алиби подтверждают, потому что по ночам спят рядом. Хотя нет, какая жена. Миша поморщился от укола ревности и похолодел. А что, если… Нет, никого чужого втягивать нельзя. Надо всё сделать самому. Блять, если больше не удастся ничего придумать… Ёбаный в рот, это, конечно, будет катастрофа, но, сука, надо же как-то Андрея спасать. По таким обвинениям его сразу расстреляют. Мишу передёрнуло, и он запретил себе об этом хотя бы начинать думать. Что, если пойти к отцу, выложить перед ним все доказательства, а если даже он не поверит, соврать, что в ту июньскую ночь они были с Андреем вместе? Миша взбудоражено вскочил, меряя шагами кабинет. Нет, блять, хуйня. Не сможет он это произнести вслух перед отцом. Зачем тогда и думать об этой ерунде? Лучше заняться поиском новых доказательств. Но время стрелой неслось вперёд, Андрюху уже перевели под стражу в СИЗО, всё вокруг указывало на то, что его могут в самом деле осудить, и Миша решился на крайний шаг. Он очень надеялся, что отец поймет его правильно. Солнечным апрельским утром Миша побрился, вымылся, как перед казнью, надел белоснежную рубашку, галстук и свежевыглаженную форму. Начистил ботинки, собрал все бумаги и поехал в главк, никому не сказавшись. Всю дорогу Миху трясло, как припадочного. Он выпил воды без сиропа из автомата на углу, но успокоиться так и не смог, чуть не разгрохав стакан. В коридоре главка напротив двери кабинета отца желудок сделал сальто и перекувыркнулся обратно, а сердце свалилось куда-то к позвоночнику. В ушах шумело. — Разрешите? — Миша? — отец удивился и приподнялся. — Старший лейтенант Горшенёв, — официально отрекомендовался Миха, чтобы отец понял, что он пришёл исключительно по делу, и встал навытяжку, вцепившись пальцами в кромку кителя. — Зачем же вы пожаловали, товарищ старший лейтенант? — Я… Я уверен, что по делу о маньяке задержан совершенно невиновный человек. — Миш… — отец откинулся на спинку кресла и указал на стул рядом. — Присаживайся. Нет, я понимаю, конечно, что Андрей был твоим другом, и тебе тяжело смириться. Но объективность превыше всего, помнишь? — Я и говорю объективно, ё-моё. Следы и веревка от шляпы отпадают, Андрей признал, что был в тайнике по своей воле, чтобы найти улики. — Это он так говорит. — И я ему верю! Верю. К тому же, — Миша взволнованно листал бумаги, — все убийства были совершены на машине, и почти всегда шёл дождь. А отец Андрея утверждает, что машина в гараже оставалась чистой. И вообще Андрей её редко брал. — У тебя есть конкретные подтверждения, что именно в даты убийств машина стояла в гараже? — Нет… — Тогда, может быть, у тебя есть доказательства, что негативы, найденные в сумке Андрея, сняты другим человеком? — проявил свою осведомленность Юрий Михайлович. — Или у тебя есть свидетели, которые видели, как тебя спящего фотографировал другой человек? — Тоже нет, — Миша опустил голову. Он почувствовал, как отец снова берёт над ним верх. Словно в детстве, когда его ругали за бестолковость и невнимательность, и оставалось лишь сидеть и слушать, потому что любые объяснения пролетали мимо пустым звуком. Ничего не менялось, и страх перед ним всегда побеждал. Даже когда казалось, что бестолковый подростковый бунт вот-вот одержит верх, папа всегда умел продавить. Но Миша больше не маленький беззащитный мальчик перед нерушимой глыбой-отцом. Он старший лейтенант милиции, следователь, видевший смерть и даже столкнувшийся с ней лицом к лицу. На кону стоит жизнь не просто его товарища и любимого человека, а ещё и честного и справедливого лейтенанта милиции, одного из умнейших следователей, что он знал. Жизни будущих жертв непойманного настоящего маньяка тоже зависят от него. Нужно добиться справедливости, несмотря ни на что. — Ну так чего же ты хочешь, Миша? Мы должны говорить на языке фактов, а не на языке чувств. Мало того, у Андрея этого твоего нет алиби! — Есть, — тихо сказал Миша, перекатывая шариковую ручку. — У моего Андрея есть алиби. — Ну-ну? — Я был с ним в ночь с 14 на 15 июня. И ещё в другие ночи. — Ты врешь, Михаил, — сказал отец тем же тоном, что в детстве, когда Миша своей ложью защищал брата. — Выгораживаешь друга. Он серийный маньяк и убийца, слышишь меня, Миша? Не ведись на его ангельское личико. Он страшный двуличный человек! — Нет. Андрей не убийца. А я не вру, — Миша убедительно хлопнул ладонью по столу. — Почему же тогда ты сразу не сказал о том, что вы проводили время вместе? — Я не мог сказать это никому другому. — Почему? — Потому что… потому что мы… — Говори чётко, не мямли! Миша вскочил. Он знал, что терять ему уже нечего. Жить в мире без Андрея, которому грозит высшая мера, он не сможет. — Да трахались мы с ним, ты понимаешь, да? Трахались. — Что?! — вмиг побледневший отец грузно встал. Быстро шагнул к двери, повернул ключ, подошел к Мише и отвесил ему тяжеленную пощёчину. Миша выдержал удар, хотя из глаз чуть искры не полетели, а щёку обожгло хлесткой болью, и максимально уверенно повторил, стукнув себя кулаком в грудь, чтоб у отца не возникло и капли сомнений: — Поверь, я говорю чистую правду. Это я… Я всё начал. Склонил его, соблазнил и тому подобное, — Миша сделал небольшую паузу и сокрушенно вздохнул. — Давай, закрывай меня по 121 статье, потому что я пидарас. Я готов. Отпусти только Андрея. У него есть алиби.