***
Едва переступив порог и притворив за собой тяжёлую входную дверь, Андрей встретился с хитрым прищуром вождя мирового пролетариата. Трое курсантов, пытавшихся приладить огромный портрет Ленина к стене, оглянулись на шум, и картина опасно перекосилась. — Сынки, да куда ж вы… — засуетилась тётя Галя и подхватила тяжёлую раму. — Не отвлекайтесь, товарищи практиканты, Владимир Ильич не простит вам падения, — Андрей спрятал улыбку в кулаке. — Галина Игнатьевна, вы следите-следите, чтобы всё как надо было. В отделе полным ходом шла подготовка к празднику Октября, а там и День советской милиции не за горами. Князь не любил всю эту суету, окрашенную красными цветами коммунизма, но вида не подавал. В конце концов, он сам — часть государственной машины, хочется ему этого или нет. В кабинете было тоже непривычно: шумно и многолюдно. Андрей разобрал звуки гитары и вошёл с интересом. Оказалось, что играет сам Мишка. Он перебирал струны и хмурился, пока Балунов и Леонтьев что-то обсуждали с Глебом и Серёгой, расположившись возле стола Андрея. — По какому случаю кипиш? — Князь снял шляпу и потёр замёрзшие уши. — Репетировать собираемся. Слыхал про конкурс? — Миша отложил инструмент и спрыгнул со стола, на котором сидел. — Нам же делать больше нехуй, как песни петь. — Да ладно, чё ты, весело будет, — возразил Андрей, крепко пожимая ему руку и, как всегда, растягивая рукопожатие почти до неприличности, пока Миха сам не выдернул свою ладонь. — А маньяка мы тоже с песнями и плясками будем ловить? Как шаманы, ёпт? — Миха, ну хватит, дай порадоваться, — вмешался опер Серёга. — Целый год работали, можем и отдохнуть. Князь, помогай. Какую песню будем петь? Андрей неопределённо пожал плечами и включился в обсуждение, втянув в него и ершащегося Миху. Перебирали разные песни, некоторые отбрасывали сразу, некоторые вспоминали просто ради смеха. Саня Леонтьев взял гитару и начал тренькать что-то про голубого банщика. Андрей прислушался и засмеялся: — Эт чё? — А это басист Алисы сочинил. Граф Пётр Сергеич, знаешь? Недавно с Лехой нам показывал. Сашка поправил очки и опять затянул: — У-у-у, голубой банщик, у-е-е, голубой банщик! Ты уже не мальчик, юный барабанщик. Вскоре припев вопили уже хором, сбиваясь от смеха, пока Миха, то ли смутившись, то ли разозлившись, не брякнул кулаком по столу: — Вы чё, сдурели? Блять, про гомосятину какую-то воете. Нормальную песню можно выбрать, ё-моё? — Так предлагай. Ты же молчишь, на гомосеков вон только возбудился, — Шурик Балунов увернулся от леща, а Андрей присмотрелся к Мише. Он-то прекрасно понимал, почему Миха взбесился, и загрустил, в очередной раз осознав, что Горшенёв вряд ли сможет переступить через себя и принять то, что между ними вроде как зародилось. — Щас перекурить схожу и предложу, блин, — тем временем огрызнулся Миша, и Князь, распрямившись, как пружина, пошёл за ним. Достал сигареты и осторожно спросил: — Мих, а правда, чё ты думаешь насчёт этих… Голубых? — Сажать их всех надо, вот чё, — слишком быстро и как-то заученно ответил Миша, будто ожидая этого вопроса и не смотря на Андрея. — Больные, бля, на всю голову. Угроза для нормального общества. Андрею стало неуютно. Если он всё правильно трактует, то… Это что же выходит, Миша в своей голове сам себя клеймит вот этими словами? Чёрт… — Мих, разве они виноваты в том, что они вот такие? — Они ненормальные, понимаешь, да? Вот и всё, — Миша с такой силой стряхнул пепел, что сломал сигарету. Выматерился и стал мрачнее тучи. — А я не считаю их всех преступниками, — категорично заявил Андрей, ступая на скользкую тропу оправдания. — Только тех, кто насильно склоняет… ну, вот, к мужеложству. А если добровольно — то это их личное дело. Миша, неужели ты не знаешь, откуда и для чего в кодексе появилась эта статья? — Знаю. — И всё равно считаешь, что она правильная? — Я… — Миха вскинул на него влажные и безгранично печальные глаза. — Я старший лейтенант милиции. Я чту Уголовный кодекс и не могу обсуждать его правильность. Он есть, и это факт, понимаешь, да? Так что закрыли тему. — Хорошо, — Андрей не мог не прочувствовать всю скрытую боль этих слов и уверенно положил руку на его плечо, — дружище. Я тебя понял. Только вот как же быть со смертной казнью, которую ты с полгода назад так яростно предлагал отменить? Она ведь тоже вписана в уголовный кодекс. — Нет, это другое, Андрюх, ты воду-то не мути! — тут же вскинулся Миха, но вселенская грусть в его карих омутах, кажется, подёрнулась плёнкой надежды. — Сравнил, блять, жопу с пальцем. — А хуй с пиздой, да? — Князь невесело пошутил, оставил побагровевшего Мишку одного и пошёл в кабинет. Мужики до сих пор ржали, но Андрею было уже не до смеха. Вдобавок ко всему он вспомнил про Анфису. Миха про неё ничего не рассказывал, и это казалось Андрею странным, но спрашивать первым он не хотел. А слухи разлетались по отделу со скоростью света. — Так что петь-то будем? Андрей усилием воли вернул на лицо улыбку и предложил: — Высоцкого, может? — Не подойдёт для нашего хорового блеяния, — категорично высказался вернувшийся Миха и подтянул к себе гитару. — Тогда что-то из русского народного? — Андрей посмотрел на всех по очереди. — Любо? Чёрного ворона? — Слушайте, а Чёрный ворон — это мысль. Ну-ка, Мих, давай. Ну играй, чего ты? Я же слышал, как вы с Лёшкой её пели, — завозился Леонтьев, поправляя очки. Миха повздыхал, словно красна девица, но прошёлся по струнам перебором. — Вы тоже только пойте, ё-моё, я слов не помню. Сашка, начинай. Андрей оседлал стул, умостился напротив и склонил голову набок, обращаясь в слух. Он ещё ни разу не слышал, как Мишка поёт, а песня отлично оттеняла испортившееся настроение. — Чёрный ворон, чёрный ворон, — аккуратно вывел Саша, к нему постепенно стали присоединяться остальные, — что ж ты вьешься надо мной? Андрей молчал, ждал Мишку и, дождавшись, основательно прибалдел от его баритона. Раскатистые низы приласкали слух, а на коже россыпью выступили мурашки. Такой голос не на конкурсе песни и пляски в отделе милиции услышать ожидаешь. Андрей откашлялся и тоже подхватил песню, чтобы сплестись с Михой хотя бы голосами. — Ты добычи не дождешься, черный ворон, я не твой. Спели пару раз до половины и, довольные собой, пошли обедать. Андрей не стал выжидать удобного момента и сказал сразу при всех: — Мишка, как же здорово ты поёшь! Мужики, ну он же солировать должен, правда? Мужики удивлённо, но одобрительно закивали, и Андрей продолжил: — А мы потом подхватим. Слышали, как настоящие хоры эту песню исполняют? Там обязательно солист есть. Ну, что скажешь, Мих? — Бля, я вам Шаляпин, что ли? Кобзон, нахуй? — Миха ожесточенно ткнул вилкой в несчастную одинокую сосиску, которая каталась по его тарелке. — Нормально всегда все вместе пели, чё сейчас-то началось? — Миш, ну у тебя голос такой… — Андрей запнулся, не зная, какое подобрать слово, чтобы более-менее прилично выразить своё восхищение. — Сильный, мощный. Миха буркнул, что подумает, и с недоеденной сосиской ускользнул кормить кошаков, которые снова поселились в подвале на зимовку. Андрей допивал компот и наблюдал за ним, присевшим на корточки и ссутулившимся, из окна. Настолько сильно хотелось его обхватить, обнять, окутать собой, чтобы все дурные предрассудки из лохматой головы вылетели пробкой от шампанского, что даже страшно стало, и Андрей совсем взгрустнул. Миша подловил его возле кабинета. Оглянулся, нет ли кого поблизости, и тихо спросил: — Андрюх, а тебе… Реально понравилось, как я пою? — Конечно. Я такими вещами не шучу, Мих, — Андрей тоже перешёл на доверительный шепот. — Споешь ещё что-то для меня? — Для тебя? — Миха задорно улыбнулся. — Пошли. Всё равно сегодня весь день дурака валяем. И он пел, всё больше раскрываясь, отдавая игре и музыке всю свою страстную натуру, а Андрей слушал, смотрел, растекался лужицей, как тающий на солнце снег, и быстрыми штрихами украдкой делал наброски, пытаясь уловить неуловимое. Заглянула на звуки тётя Галя и заслушалась, потом подтянулись и притихли Володька, Влад и Костя, чуть позже завернули опера и, наконец, сам Гордеев. Миша понял, что устроил настоящий концерт, смешно смутился и беспомощно ткнул пальцем в Андрея, мол, это он главный виновник. Князь намёк понял и свёл всё к репетиции, быстренько всех организовав на пару с подоспевшим Балуновым. — А вы молодцы, ребята. Вот можете же, когда хотите, — покивал Гордей. — Покажем всем, на что способен девятнадцатый отдел! Когда этот сумбурный день закончился, Андрей выдохнул и хотел прогуляться с Михой осенними дворами, но тот ушёл с Шуркой, и Князь остался наедине со своими растрёпанными мыслями. Постоял немного, покурил и побрёл куда глаза глядят, а возле одной из новостроек случайно увидел Анфиску. Она вышла из Волги с каким-то важным типом и скрылась с ним же в парадной. Андрей сплюнул и поморщился. Нет, а всё-таки какого чёрта Миша встречается с проституткой? Неужели даже это для него более приемлемый вариант, чем однополая любовь? Анфиса, может, и неплохая девушка, но ведь верности от неё не дождёшься. Разве это то, чего хочет Миша? Разве этого он достоин? Сердце Андрея совсем скукожилось от тоски и ревности, а мир посерел, как бездомный кот, когда-то бывший белоснежным.***
Миша внимательно утюжил парадную рубашку, чтобы случайно не сжечь, и слегка нервничал. Как-то он не привык выступать перед большим залом. Раньше мечтал, конечно, выйти на сцену, но в итоге выбрал совсем другой путь. Поэтому вчера даже решил посоветоваться с Лешкой, у которого за плечами было уже много концертов, но тот только поржал и сказал, что делу поможет хорошенькая порция водки или коньяка. День милиции отмечали с размахом в местном ДК. Миха затянул покрепче ремень на шинели, начистил ботинки, своим сияющим видом приведя в восторг Игорька с бабушкой, и направился туда. Сперва должна была состояться торжественная часть со всякими награждениями и прочей поебенью, потом — конкурс самодеятельности, а венчал всё действо праздничный банкет. Миша вспомнил, как на одном из таких праздников ему присвоили очередное звание, и вздохнул. Гордей сказал, что пока они не поймают маньяка, о повышении можно и не мечтать. А Миха, если честно, очень хотел стать капитаном и приблизиться к олимпу отца ещё на одну ступеньку. В фойе дома культуры было празднично и шумно. Миша нашёл в толпе Поручика, Кирилла и Валерку, выделявшихся своей гражданской одеждой, и подошёл к ним. Судмедэкспертиза не относилась напрямую к системе МВД, но Пор и ребята из лаборатории всё равно считали отдел родной гаванью. Миша поздоровался со всеми по очереди и, поддерживая разговор, вертел головой и высматривал Андрюху, но вместо него встретил Даньку, следака из соседнего отдела и своего однокурсника. Поболтал с ним, приложился к фляжке с коньяком, наплевав на всё, и занял в зале места подальше от сцены. Андрюха пришёл почти вовремя, одарил Миху широченной улыбкой и устроился рядом, закинув ногу на ногу. К превеликому Мишкиному удивлению, он был сегодня в форменной рубашке и в парадном кителе. Миха поразглядывал наградную планку, сравнивая со своей, заметил его любопытствующий взгляд и протянул фляжку, которую внаглую одолжил у запасливого Дани: — Держи. По пять капель, чисто для храбрости. — Без палева, да? — Андрей радостно шевельнул своей подвижной бровью и отказываться не стал. Коньяк кончился быстро, но к концу торжественной части Миша совсем перестал дёргаться и готов был петь любую песню. Особенно вместе с Андрюхой, который блистал своей мужественной красотой и весело шутил по поводу и без. Но Миша почти не смотрел в его сторону: вокруг было слишком много знакомых коллег. Спели в итоге славно, даже заняли почётное третье место и, нисколько не расстроившись, переместились к накрытым столам. Миша подошёл поздравить Даню, который получил очередную звёздочку на погоны, да так и завис рядом с ним, вспоминая учёбу в школе милиции. Вместе они сорвали немало занятий и оттрубили десятки штрафных нарядов. — А я вот жениться надумал, — поделился под конец разговора Данька. Миха вслух за него порадовался и принял предложение быть свидетелем, но внутри призадумался. И чего все вокруг говорят о свадьбах? Личную жизнь надумали налаживать к тридцатнику? Миха хлопнул Даню по плечу и незаметно отсел подальше, чтобы не отвечать на вопросы о своей жизни. Не готов он был этим ни с кем делиться. Миша нашёл Балу, выпил с ним и с Поручиком, потом отправился искать Андрея и едва не сцепился с незнакомым молодым лейтенантиком, который заржал над Мишкиными зубами и громко это прокомментировал. — Ты чё, блять? — Миха, пьяный и от того совсем безбашенный, завёлся моментально и почти пустил в ход кулаки, но его остановил неожиданно оказавшийся рядом Андрей. — Мих, оставь. Пошли, покурим, проветримся. Зубы-то вставить можно, только тебе и без них нормально, — Андрей повернулся к тому пацану и повысил голос, — а вот мозгов ни в какой больнице не добавят. Кто был от рождения тупеньким, таким и останется. Миша благодарно рассмеялся и позволил Андрею утянуть себя во двор. Они встали в углу, за выступом, и подожгли сигареты. После шумного оживлённого праздника дворик казался уютным и уединённым. От тишины, внезапно обрушившейся на головы, как будто ещё больше расслабило и развезло. Они вдвоём словно попали в непроницаемый пузырь, где не было ничего и никого, кроме них и далёких безмолвных звёзд. Ноябрьский ветер пробирался под одежду, но разгорячённые алкоголем тела не чувствовали дискомфорта. — Зря ты меня остановил, — у Миши до сих пор совсем не фигурально чесались кулаки, — надо было рожу ему начистить для профилактики. — Мих, ну оно вот тебе надо? Лишние проблемы, — Андрей обхватил его за шею, слегка придавив локтем. Миша, сразу же позабыв о драках, широко расставил ноги для опоры, чуть повернул голову, захлебнулся синевой глаз и алой яркостью губ и, не в силах больше держать в себе гигантское тайное чувство, горячее, огненное и жгучее, рывком приблизился к лицу Андрея. Зажмурился и… поцеловал. Мягко смял нижнюю губу, нежно и почти робко, шалея от того, что творит, и остановился. Дышал, как бегун после тяжёлого марафона, пытался навсегда запомнить пьянящую горечь этого запретного поцелуя и знал наверняка, что Андрей сейчас отодвинется и презрительно сплюнет на грязный асфальт. Но Князь, наоборот, жадно обхватил Мишкину голову ладонями, цепко вплетая пальцы в волосы, и облизал плотно сомкнувшиеся губы влажным упругим языком, заставляя приоткрыть рот. Миша послушался и пропал. Растворился в настойчивых переплетениях, отвечал на требовательные движения языка Андрея, дурея всё сильнее, и не верил сам себе. Ё-моё… Он целует Андрея. Андрей целует его. Целует… Миша толкнулся сильнее, впечатался в мокрую тёплую глубину рта, но тут же смутился своей настойчивости и осторожно лизнул верхнюю губу, прикусывая. Андрей опять перехватил инициативу и повёл Мишу за собой в танце, где партнёрами были их языки. Миха чувствовал покалывания щетины Андрея и наверняка сам царапал его, и от этого становилось ещё слаще и ещё тревожнее. Забытая сигарета дотлела до фильтра и обожгла пальцы. Миха вздрогнул и отшатнулся.