Истории одной революции.

У Роберта в ставке было не так уж и много развлечений - прогулки верхом на арабском скакуне, беседы с Питером да молоденькие офицеры. Последнее увлечение многим могло показаться странным и даже пугающим, но подчиненные уже давно привыкли к причудам своего командира. Роберт не был большим любителем вина и женщин. Первое слишком быстро давало ему в голову, и делало его и без того нелёгкий характер отвратительным, а второе он на дух не переносил, считая всех дочерей Евы бесполезными созданиями. Лошади, на его взгляд, были куда приятнее. Именно любовь к лошадям и преданность Англии сблизила его с Питером. Молодой офицер был полной противоположностью главнокомандующего - весёлый, жизнерадостный повеса, любимым времяпровождением которого были посиделки в кабаках, и который страсть как любил помять девок на сеновале. О беспорядках в Дублине, грозивших перерости в Гражданскую войну, и об ирландских смутьянах он старался не думать. Зато о них очень много думал Роберт Винтворд. Особенно об одном из них. Вечерами Роберт предпочитал оставаться один, и, сидя в одиночестве в своей палатке, мог позволить себе любые мысли. Он изящным жестом скинул мундир, расстегнул манжеты и ослабил шейный платок. В его движениях было много жеманности и манерности, присущих аристократам крови. Но Винтворд, несмотря на известную фамилию, аристократом не был. Его отец, узнав о странных пристрастиях младшего сына, рассвирепел и оставил все своё имущество, а так же родовой замок и титул старшему сыну Виктору. По всей видимости, старик Винтворд считал, что лучше иметь наследником рохлю, чем содомита. Именно это решение отца и вынудило Роберта податься в армию. Но сейчас ему было не до отца и не до прочих членов своей "ненормальной семейки". Сейчас, откинувшись на жёстком стуле и закрыв глаза, он думал совсем о другом человеке. *** Первую их встречу вряд ли можно было назвать обоюдноприятной. Они встретились на поле боя. Ни Роберт, ни его отряд не были готовы к этой встрече, и им с трудом удалось оказать достойное сопротивление ирландцам. Во время этой стычки Роберт получил несерьёзную рану в ногу, и после ещё долго не мог прийти в себя. Его чуть не убили! И кто? Шайка горлодранцев! Жалкое сборище ирландской нищеты, у которой даже приличного оружия не было! Но тот, кто нанёс Винтворду эту рану, прекрасно знал своё дело. Роберт тогда плоховато запомнил своего противника. В памяти остались рыжие волосы, напоминавшие языки костра, худое, гибкое, на удивление проворное и сильное тело, и сталь французского клинка, с которым ирландец явно умел обращаться. Уже позже Роберт узнал имя своего соперника: Эрвин Барайл. Эрвин. Это имя удивительно подходило своему обладателю. "Друг войска". Да, Эрвин действительно был другом для своих войск, и самым страшным кошмаром для британцев. После столь горячего приёма англичане, желая вернуть ирландцам их гостеприимство, прочесывали все леса в поисках отряда Барайла, но тщетно: нарушители спокойствия залегли на дно. Но Роберту, как ни странно, и здесь повезло. Желая умыться и выпить воды, Винтворд направился к лесному озеру. Но что-то заставило его остановиться в нескольких метрах от озёр, и спрятаться за деревьями. Осторожно выглянув из своего укрытия, Роберт понял, что его опасения подтвердились: в озере плескался не кто иной, как сам Эрвин Барайл. Роберт невольно залюбовался врагом номер один. Да и было на что посмотреть! Высокий, выше низкорослого командира британцев, вынужденного носить каблуки, чтобы хоть сравняться со своими подчиненными, худой, пожалуй, даже тощий, недокормленный ребёнок улицы; казалось, будто на месте лопаток за его спиной пробиваются крылья, а ребра можно спокойно пересчитать. Но, несмотря на внешнюю худобу, ирландец выглядел сильным. Словно молодое дерево, тянущееся ветвями к солнцу, он стоял в воде и поднимал руки к небу. О, Роберт прекрасно знал, какую силу таят в себе эти жилистые руки с тонкими запястьями и длинными, стройными пальцами. И он, неожиданно для самого себя, поймал себя на желании прикоснуться к Эрвину, провести рукой от плеча до запястья, чувствуя, как перекатываются сухие мышцы под обветренной, едва загоревшей под скудным ирландским солнце кожей. Роберт настолько явственно представил себе эту картину, что даже испугался. О, как же Эрвин отличался от бледных и тонких аристократичных юношей, с которыми британцу обычно приходилось иметь дело! Роберту они напоминали фарфоровые или хрустальные статуэтки: красивые, но пригодные лишь для того, чтобы на них смотреть. Но Эрвин! Эрвин был совсем другим: стремительным, резким и сильным. Он напоминал Роберту дикого зверя, и вызывал желание посадить его на цепь, усмирить, приручить, чтобы этот зверь ел только из твоих рук... Но сладкие мечты Роберта развеялись в одночасье. Заметив слежку, ирландец сделал неуловимое движение, и в сторону деревьев, за которыми прятался Роберт, полетел кинжал. Англичанин едва успел уклониться, и нож лишь слегка задел его щеку.