***
Было темно, холодно и пахло сыростью. Ушей касались чьи-то голоса грубые и тяжелые. Ведьме было страшно глаза открывать. Страшно было увидеть то, где она оказалась. Запястья передавлены были тугой веревкой, казалось, что та в кожу впилась аж до крови. Руки были за спиной связаны, как и ноги друг к другу привязаны. — Очнулась! — крикнул мужской голос. — Где я? — испуганно шепнула Женя и наконец решилась глаза распахнуть. Дрожало пламя свечи на стенах, а в Жениных глазах моментально поплыло всë от слез. Она была в чьем-то погребе, который мало на него был похож. Скорее на пыточную, где куча пугающих железяк валялась. — Не смей врать, ведьма, — мужчина грубо пнул ее по ногам. — Я не ведьма, — прошептала Женя. — Не ври! — он взял раскаленную кочергу и тут же к руке еë прижал. Женя губу прикусила, сдерживая крик от боли. Было больно. Ужасно больно и так же страшно. По щекам хлынули слезы, а внутри ярость возросла так, что, казалось, на куски всë тело разорвет. — Дым у тебя против ветра шел, да крики твои слышали. И то, как ты из церкви выйти не могла. Мы давно на тебя зуб точим, иуродивая, — из тени вышел второй мужчина. Карие глаза смотрели на них с ужасом животным. Таким, что тошнило, физически плохо становилось. В голове мысли только об Алине были, поэтому она колдовать принялась, за что тут же по лицу получила, да в стену толкнули так, что кости хрустнули. Один мужчина молотком вооружился и сел над Жениными ногами, замахнувшись. — Кости будем ломать, пока не признаешься. Раскаленной кочергой пытать будем, да грушу найдем. Не переживай, церкви донесли уже, иуродивая, скоро сгоришь ярким пламенем на костре. Вся деревня узнает. — Я ничего Вам не скажу, — прорычала Женя. Она не собиралась сдаваться. Не собиралась поддаваться. Только недолго геройствовала, снова сознание потеряла.***
Казалось, что это длилось бесконечно. Женя была вся в крови, когда к ней привели батюшку, который посмотрел осуждающе, да крестом у лица помахал. Стоило ему уйти, как мужчины тут же схватили еë и бесцеремонно ноги раздвинули, а другой в руки взял железную грушу. — Всë еще ничего сказать не хочешь? — он грубым движением вставил железное орудие между Жениных ног. Ведьма героически молчала, хотя по телу жгучая боль разливалась, а из глаз слезы без конца лились. Еë спасали лишь мысли об Алине. Перед глазами мерещился еë облик, который успокаивал. В ушах раздавался еë тихий и нежный голос. Она чувствовала как по ногам потекло что-то горячее, вероятней всего, ее собственная кровь. От боли она отключалась быстро, на что огромные ладони еë снова по щекам били, чтобы она в процессе оставалась. Лепестки раскрывались, разрывая ткани и кожу. Кровь стекала на подол, который уже в грязи был, по ногам текла. Она лежала на земле без сил, когда вокруг неë все собрались. Кажется, вся деревня сбежалась на эти унижения посмотреть. — Вот почему урожая-то не было… — покачала головой старушка и перекрестилась. — Вот! Она невстаниху на моего мальчика навела! Иуродивя! — прокричала девушка и посмотрела в глаза темные. Женя опиралась о стену и смотрела на всех них. Снизу вверх на озлобленные и разъяренные лица. Видела растерянную Настасью, у которой слезы на глаза навернулись от взгляда на хрупкое и окровавленное тело. Это был еë шанс. Нужно было, чтобы Алинку никто не тронул. Она собрала все силы, которых, казалось, не осталось и принялась колдовать. Колдовала изо всех сил, через боль, до потери сознания, чтобы все забыли про то, что Алину с ней видели и что она в ее доме живет, чтобы та могла спокойно дальше жить. Лишь бы у нее все хорошо было. Одной Настасье позволила правду знать. Все это ради Алины. Из последних сил. — Сжечь тебя мало! — крикнула женщина и схватила раскаленную кочергу. — Не Вам над ней суд судить! — Настасья перехватила руки женщины, не позволяя очередное увечье девушке нанести. — А кому ж кроме нас? Мы еë судим! Ведьма она, и без доказательств понятно! — крикнула другая старушка. Один из молодых парней подошел и резким движением задрал платье ведьме, оголяя бедра. Женя зажмурилась, сдерживая всхлип, который наружу рвался. Такое унижение, такая боль, какой она никогда не испытывала. — Видите пятно родимое на бедре? Доказательство, что она ведьма самая натуральная, — парнишка усмехнулся и отошел, оглядывая еë. — Сволочь… — шепнул кто-то в толпе. Огромные мужчины, которые все время над ней издевались снова вошли, а Женя уже сжалась, ожидая худшего. Они на глазах у всех это делали. Настало время «аиста». Ее заковали в кандалы в положении, когда колени касались груди. Евгения не могла пошевелить ни головой, ни руками, ни выпрямить ноги. Через несколько минут ее конечности начали неметь, а в области таза появилась боль, которая растекалась по всему телу. От этой боли женщины часто сходили с ума, но Женя… Она не позволяла себе эмоций и признаний. Лишь тихо подвывала, утыкаясь носом в колени посиневшие. Под ней уже лужа крови была, волосы были спутаны и вымочены слезами и собственной кровью. На лице грязь, кровь и ссадины, а ещë слëзы бесконечные. Все ушли, а она вновь осталась наедине с собой и своей болью, а ещë еë голосом в голове. Было тяжело дышать и думать. Все внутренности болели от их манипуляций, а излечить она себя не могла. — Ты же помнишь меня…Помнишь… — шептала она, прижимаясь к холодным стенам и истекая кровью горячей. — А-ле-чка… — прошептала по буквам, словно ощущая на вкус. Народный суд куда хуже был, чем инквизиторы от государства. Бабушка это ещë в детстве говорила, но никто не думал, что еë это коснется. Она обещала, что себя сбережет, да не сберегла… Во рту привкус металла, а внутри пустота. Ярости не было, она куда-то испарилась, осталась только боль, которая наполняла каждую клеточку несчастного тела. Было ощущение, что Алина здесь. Дышала на ухо, касалась своими теплыми руками еë дрожащих предплечий, на которых порвалась ткань. Вышивка на платье, сделанная Алинкиными руками, уже была выпачкана Жениной кровью. — Я тебя люблю… Я так тебя люблю, — прошептала в пустоту, а голову склонила на бок. Она была уверена, что прижималась к еë крепкому плечу. Чувствовала тонкие пальцы в волосах и бессвязный шепот над ухом. Успокаивалась сама, отдаваясь своим иллюзиям. Так сойти с ума? Она согласна. Согласна с ней. На улице уже стемнело, а Настасья сверкая пятками неслась навстречу Алине, которая шла и оглядывалась испуганно. — Алина! Алина! Она у них… Схватили… Я видела, — Настасья слезами захлебывалась. — Кто? Где? Я найти еë не могу, уже до слез распереживалась! — она всплеснула руками и поправила платок на плечах. — Деревней всей поймали еë. В погребе держат. Она в крови вся… Пытают, нелюди, — девушка зарыдала в голос. Алина замерла на месте, ощущая, как сердце на несколько долгих секунд перестало биться. Она не могла сделать вдох, грудную клетку словно сдавило тисками. Еë ведьму… Пытают?