Setsuzoku

Возле самой дороги Расцвели под ночным дождем Брошенные кувшинки. Бусон.

      За пару дней в Киото Хиёри поняла две вещи: девочки здесь на самом деле не такие уж недружелюбные, а Тодо не такой устрашающий, особенно, когда смотрит вечернее шоу Такады. Про его типаж девушек ей рассказали. Хиёри вспомнила его взгляд, а потом покосилась на Нишимию. Что ж, природа обделила их обоих. Ну, не ненавидеть же её теперь за это? Долго думать об этом не дал Норитоши, в первый же миг тренировки толкнул так, что Хиёри успела закрыться руками и едва со стеной не встретилась. Кулаками он, впрочем-то, и не бил её. Ронял, толкал, касался ладонью там, куда бы пришёлся настоящий удар. Гордость подрывал. Потому Хиёри не могла валять дурака. — Сегодня двигаешься лучше, — одобрительно сказал Норитоши, — можем идти на обед. — Так, а когда я научусь кровью манипулировать? — спросила Хиёри и сняла резинку, распустив пучок. — Когда научишься своё тело лучше чувствовать, — ответил он и раздвинул дверь, выходя, — ты его будто отдельно от сознания воспринимаешь. Тело и душа — одно целое. Ты либо об этом забыла, либо тебе не говорили. — Погоди, — Хиёри шла рядом с ним и задумчиво держалась за подбородок, — я всё это время как на костылях ходила? — спросила она и получила кивок. — Годжо-сенсей! — выкрикнула Хиёри, берясь за голову. — Прибью его! — Удивительно, что ты с костылями смогла развить такую силу, — одобрил Норитоши. — Если будешь меньше эмоций использовать для проклятой энергии, то повысишь выносливость. — А из лука научишь стрелять? — засветилась Хиёри. — Научу, — кивнул Норитоши, качнув прядями чёлки, — после душа и обеда.       Обедала она одна, сидела и смотрела на двор, болтая ногами, пока остывал зелёный чай, а волосы сохли. Разве можно не воспринимать тело, как своё собственное? Шрамов на ладонях не осталось, а вот все запястья изрезаны. И не кем-то, а Генкоку. Хиёри опустила рукав и вздохнула. Пусть это останется напоминанием, зачем ей нужно стать сильнее. Не переставать же улыбаться теперь из-за этого? Хиёри вытянула губы, они дрогнули. Она цыкнула. Так нельзя. Все борются, всем тяжело. Хватит на них хмурых магов. Улыбаться за всех. Смеяться за всех. Кто-то должен.       Сунув ноги в носки, а затем и в сандалии, Хиёри выскочила во двор, где Норитоши ждал её с луком и колчаном. Она слышала, как девочки переговаривались о нём. Брата тут суровым и страшным считают. Прямо как Тодо. У Норитоши хоть оправдание есть, лицо великого клана другим быть не может. А Тодо… просто Тодо. Хиёри передёрнуло. Вероятно, Итадори повезло, что такой парень считает его своим братом. — А ты можешь обычной стрелой…       Не успела спросить Хиёри, как Норитоши отпустил тетиву, и стрела пролетела мимо щеки. Хиёри обернулась и не поверила глазам. — Ого! — удивлялась она. — Прямо в яблочко! — Здесь пятьдесят метров, не так сложно, — сказал Норитоши и протянул ей лук. — Это тренировочный, — он тихо вздохнул, когда Хиёри с дрожью взялась за рукоять. — Ещё держи.       Норитоши протянул ей напальчник, и его недоверчиво смерили взглядом. — Попробуй натянуть тетиву голой рукой, — предложил он, Хиёри так и сделала, а затем ойкнула. — На моём луке она ещё и перекрученная. — М? — Хиёри призадумалась. — Дай-ка руку, — попросила она, и Норитоши поднял ладонь, давая ей потрогать кожу. — Такая грубая. Так вот, почему тебе не больно, — кивнула Хиёри и забрала у него напальчник. — Поняла. Без этой штуки не обойтись.       Только Хиёри заняла стойку, как ей казалось подходящую, и прицелилась, как стрела отклонилась в её руках. Норитоши подошёл к ней сзади, положил руки на плечи и заставил встать прямо, поднял её правый локоть на уровень подбородка. — Большим пальцем придерживай стрелу, — сказал Норитоши, — и кисть расслабь.       Хиёри кивнула, взялась удобнее и натянула тетиву, собиралась уже отпустить, как Норитоши положил свои руки на её и остановил. — Куда ты так торопишься? — спросил он и навёл на мишень. — Взгляд фокусируй на цели, а не на наконечнике стрелы. Пальцами почти не держи тетиву. — Да как это?! — воскликнула Хиёри, хотела уже развернуться, но вовремя опомнилась и замерла, боясь нарушить стойку.       Норитоши сделал шаг назад и снова поднял её локоть. — И к щеке ближе, — командовал он вполне терпеливо, пока Хиёри облизывала губы и пыталась привыкнуть к тому, как правильно нужно держаться и за рукоять, и за стрелу. — Ты не так стреляешь! — возмутилась она. — Столько лет с луком походишь, из любого положения сможешь стрелять, — объяснил Норитоши. — Давай.       Хиёри приготовилась, прижала кисть к щеке, прицелилась, не дыша. Выстрел. Она невольно зажмурилась, но успела увидеть, как стрела и десяти метров не пролетела. Хиёри ойкнула и побежала за ней, а когда вернулась, то Норитоши стоял, сложив руки на груди, и с выражением лица, будто его оставили нянчиться с глупым ребёнком. — Я полный колчан взял, чтобы ты за каждой стрелой бегала? — бесцветно спросил он. — А, — Хиёри опомнилась и хихикнула, — не подумала что-то. — Лук не отводи, когда тетиву отпускаешь, — Норитоши снова подошёл сзади, снова поправил её стойку и взял рукоять ниже её руки. — Немного приподними, а то в землю полетит.       С трудом и поддержкой Норитоши Хиёри всё же выстрелила. Попала в самый низ мишени и тому была несказанно рада. Она с воплями и искрами в глазах прыгала по траве, пока Норитоши держал лук и медленно поворачивал голову вслед за ней. — А целилась куда? — В… — Хиёри остановилась и опустила руки, — в центр, — она поникла, а затем вновь воодушевилась. — А ты в свою же стрелу сможешь попасть? — Хиёри засветилась и подбежала к нему.       Помедлив, Норитоши взял новую стрелу и прицелился. Вероятно, принял это даже как вызов, потому что отпустил тетиву не сразу. И попал совсем рядом. Цыкнул тихо. Хиёри расхохоталась и похлопала его по спине, мол, ничего-ничего. Норитоши оттолкнул её руку, взял ещё стрелу и напрягся даже. Выстрел. Стрела пронзает другую стрелу, раскалывает пополам и втыкается в мишень. Хиёри не смеётся. — Слушай, — почти шёпотом серьёзно начала она, — я ж думала, так только в фильмах бывает… — Хиёри прищурилась, чтобы разглядеть получше, но услышала, как Норитоши совсем тихо усмехнулся. — А-а. Сам от себя не ожидал? А я всё гадала, когда ж ты расколешься, — улыбнулась Хиёри. — Лук не мой, — только и сказал Норитоши. — Да не оправдывайся, — Хиёри махнула рукой и ехидно посмотрела на него, — знаю я, что ты крутой.       Из десяти стрел Хиёри попала в мишень только пятью, а если без помощи Норитоши, то двумя. Пришлось прерваться, пусть и не хотелось. Лоб заболел. Хиёри весь день боялась даже вспоминать о Фушигуро. Призналась ему. Он пусть и не услышал, а ей храбрости не хватило отправить что-то кроме: «Сегодня весь день тренируюсь». За ужином Хиёри всё расспрашивала, как Норитоши стрелял, как Норитоши проклятия изгонял, как то, как это. — А сходим завтра погулять? — спросила Хиёри, сложила ладони и опустила голову. — Ненадолго. Хочу сувениры ребятам купить, иначе Кугисаки меня в общежитие не пустит. — Ты отказывать не умеешь? — Норитоши отложил палочки и вытер уголки губ салфеткой. — Нет, просто… — Хиёри потёрла шею, — они же мои друзья, и Кугисаки мне помогла, — она кивнула себе и посмотрела на брата. — А ты дружишь с остальными? — Мы товарищи, — неопределённо ответил он. — Хотя Нишимия вроде хорошо к тебе относится, — Хиёри махнула рукой у лица и откинулась на спинку стула. — Они ещё признались, что передают тебе всё через Мехамару, потому что боятся твоего гнева, — рассмеялась она. — Тебя разве можно вывести из себя? — Не думаю, — Норитоши подпёр голову ладонью, — может, если постараться. — Поняла, — Хиёри щёлкнула пальцами и приняла умный вид, — аура у тебя убийственная, когда злишься.       Поздним вечером Хиёри, закрыв веки, лежала на спине в пустой комнате. Двор техникума остывал после жаркого летнего дня, ветерок задувал лёгкий, свежий. Щекотал нос, щёки, кожу, волосы на руках. Мурашки побежали, пальцы на ногах дрогнули. Хиёри открыла глаза. Снова ничего. Она перевернулась на живот и взяла телефон. Фушигуро тоже тренировался. Итадори и Кугисаки сказали, что он ведёт себя как обычно. Они вдвоём собираются вытащить его на прогулку завтра, чтобы «Фушигуро окончательно плесенью не покрылся». Хиёри хихикнула. Он там без неё скучать не будет.       Когда в разгар тренировки Хиёри коснулась ладонью рёбер Норитоши и обрадовалась, он воспользовался моментом, перехватил её и повалил на пол. Она поднялась с его помощью, и с новой силой в ней вспыхнуло желание повторить успех. Раз уж Норитоши не ходил на задания, проводил с ней каникулы, Хиёри отплачивала упорным трудом, лезла из кожи вон, чтобы их занятия дали плоды. Никаких тестов и выпускных экзаменов. Новыми знаниями Хиёри вольна распоряжаться так, как захочет. Не на всё есть ответы.       С лёгкой тоской Хиёри собирала вещи, перед возвращением ещё раз проведала могилу мамы, потому что не знала, когда сможет вновь приехать в Киото. Норитоши заверил, что они когда-нибудь снова увидятся. За столь короткое время Хиёри не освоила всего, зато теперь будет повод общаться чаще. Норитоши-сенсей готов был играть свою роль до конца. За ними будущее магического сообщества, в их руках судьба следующих поколений. — Как будто камень с души, что мы в кои-то веки нормально время провели, — выдохнула Хиёри и протянула ему кулак, улыбнувшись. — Не в последний раз, — кивнул Норитоши и отбил кулак, снисходительно хмыкнув.       И чем ближе был Токио, тем сильнее переживала Кодзуки. Как Фушигуро в глаза смотреть? Она же с ума сходила от одной мысли, что… он ей нравится. И всё же… Необязательно. Или? Что, если сейчас неподходящее время? Что, если времени у них не будет потом? Кодзуки переполняли противоречия, сомнения и чувства. Может, она и путает вовсе? Все чем-то жертвуют ради цели. Итадори признал себя волком-одиночкой, потому что сам ступил на этот путь и не мог подвергать страданиям кого-то ещё. Друзья — это ведь другое, верно? Кодзуки вполне согласна на друзей. Чем ближе, тем больнее.       Не сказав никому день приезда, Кодзуки с довольной улыбкой скользнула к комнате Фушигуро, пока один из помощников заботился о её чемодане. Она на самом деле скучала, а звонить больше не решалась, стеснялась. Услышит его голос — растает как мороженое жарким днём. Фушигуро открыл дверь, нахмурился от неожиданности. — Йо, — Кодзуки расплылась в широкой улыбке, — я вернулась. — Почему не написала? — проворчал Фушигуро и пропустил её в комнату. — Я мог тебя встретить. — Меня встретили, — она махнула рукой, а вторую держала за спиной, сжав кулак. — Что делал? — Кодзуки бросила короткий взгляд на его раскрытый ежедневник. За вчерашнее число треугольник, а под ним круг. — Опять расписание? Ты без него жить не можешь? — Так проще, — ответил Фушигуро и подошёл к ней, голову наклонил. — Ты что-то затеяла, — сухо сказал он. — Это так заметно? — Кодзуки пустила тихий смешок, а затем протянула ему брелок в форме белой собаки. — Держи. Я сама нарисовала метку. Не бойся, она не сотрётся.       Помедлив, Фушигуро забрал его, покрутил. На белой мордочке красовался красный треугольник, по которому он провёл пальцем, словно проверяя. Мог догадаться, что без сувенира из Киото его не оставят. — Спасибо, — хмуро отозвался Фушигуро и недовольно посмотрел на неё. — Ты меня об этом предупреждать не собираешься? — А что, тебе так неловко принимать мои подарки? — Кодзуки расстроилась. — Это же всего лишь брелок. — Неловко, — кивнул он. — Ну, с меня подарок, — она показала ладонями на себя, а затем на него, — с тебя «спасибо». По-моему равноценный обмен, — Кодзуки стеснительно хлопнула себя по бокам и покачалась. — Я и другим привезла. Итадори значок в виде тигра, Инумаки в виде онигири, Маки брелок в виде девочки в кимоно, — перечисляла она, а затем медленно отвела взгляд. — Панде в виде панды… — А Кугисаки? — Фушигуро приподнял бровь. — Да у меня пол чемодана в сувенирах для неё. От еды до винтажной шкатулки для украшений, — вздохнула Кодзуки, а затем ахнула и прикрыла рот ладонями. — Я про Годжо-сенсея с директором забыла. — Переживут, — успокоил Фушигуро и поставил брелок на стол.       И глядя на белую собаку на короткой цепочке с колечком, он думал, что совершенно точно мог догадаться об этом. Ту книгу про Хоккайдо он прочитал дважды, о чём никогда бы не сознался. Одного раза было более, чем достаточно. А потом под рукой не оказалось ничего интереснее, чем пособие по составлению списков. И вместо этого откровенного занудства Фушигуро предпочёл ещё раз посмотреть на картинки животных. — Дай руку, — вдруг попросила Кодзуки.       Фушигуро вопросительно посмотрел на неё, но спрашивать не стал, поднял ладонь. Кодзуки с интересом взялась двумя руками, подушечками пальцев провела по коже и свежим мозолям. Однажды он взял её за руку. Ненадолго, когда они уходили от провидицы. Кодзуки тогда впервые за долгое время была без бинтов. Рука Фушигуро была другой. — Такие шершавые и сухие, — с улыбкой сказала Кодзуки, — это от оружия? — Да, — ответил Фушигуро, не представляя, отчего ещё могут быть такие мозоли. Вряд ли сама Кодзуки подразумевала что-то другое, и он отчаянно не хотел искать в этом какой-то подтекст. — Почему спрашиваешь? — Просто интересно стало, — она отпустила его руку и пожала плечами. — Ладно, пойду вещи разбирать.       Он проводил её взглядом и вновь посмотрел на брелок. Руки у Кодзуки по-девичьи нежные. «Стать жадным», — говорил ему Годжо, — «стань эгоистичным».       Лето ещё не закончилось, август радовал зноем и изумрудной листвой. На небе ни облачка, в деревьях шуршат птицы, щебечут. Кодзуки не хотела терять ни дня уходящих каникул. Токийский техникум победил, киотцы вновь проиграли, а от тренировок тоже нужен отдых. Первой мыслью — караоке. Идею поддержали, а потому стоило собираться. Кодзуки, проснувшаяся в чудесном приливе сил, сидела на скамье, недалеко от тропинки вдоль цветущих кустов, и наслаждалась солнцем. Приложение с погодой показывало целых плюс тридцать градусов, а она так и не смогла выйти из комнаты без лёгкой блузы поверх платья. Шрамы — больно. Показывать их — тоже больно. Больно, больно, больно. — Сегодня все опаздывают, кроме тебя, — тихо хмыкнул Фушигуро и сел рядом на половину скамьи, утонувшую в тени дерева. — И тебя, — улыбнулась Кодзуки, поднесла ладонь ко лбу и посмотрела на него. — Снова белая футболка, — заметила она, и он одарил её непонимающим взглядом. — Повторять не буду, сам знаешь.       Фушигуро действительно знал. Пока он носил совершенно невзрачные вещи, Кодзуки разбавляла серость, заполонившую его жизнь, в том числе длинными платьями со спокойным узором. Её это устраивало. — Я всё спросить хотела, — начала Кодзуки, поворачивая голову прямо, — а мы бы дружили, если бы не проклятье? — она сжала ладонями край лавочки и подогнула колени. — Мы же до него как-то общались, — ровно ответил Фушигуро. — Я даже привыкла, — Кодзуки неопределённо повела плечами, — к боли в принципе. Хотя свою я чувствую не так сильно, как твою. — Потому что мы маги, — выдохнул он и посмотрел вперёд, опуская ладони меж бедёр, соединяя кончики пальцев. — Боль, травмы, шрамы на каждом задании, на каждой тренировке. Ко всему можно привыкнуть. — Всё это неизбежно, потому что мы маги, — протянула Кодзуки, и покачала головой, улыбаясь, и краем глаза заметила, как к ним подходят ребята. На сумке Итадори, повешенной через плечо, висел значок в виде тигра. — О, все готовы.       Перед входом в караоке, на той же улице Кодзуки зашла в один магазинчик и вышла, лучась радостью от того, что в руках она держала нечто невероятное — фотоаппарат мгновенной печати. Альбом нужно было пополнять новыми счастливыми моментами. И самая первая фотография — Итадори широко улыбается, ставя «рога» Кугисаки и Фушигуро. Кодзуки прикусила губу, держа снимок, как что-то волшебное, что за гранью её понимания и фантазии. В караоке при выборе песни все сошлись на том, что петь не умеют, Фушигуро и вовсе отказался брать в руки микрофон, но и уговаривали его недолго. Кодзуки понимала, что из миллиардов существующих песен никогда не выберет то, что на самом деле хочет исполнить, поэтому оставила решение на Кугисаки и Итадори, которые могли бы поссориться, но Итадори вовремя сдал назад, уступив даме право выбора.       Как решила Кодзуки когда-то давно — неважно умеешь ты петь или нет, главное делать это от всей души. Они с Кугисаки начали в один голос, чувственно распевая строки первого куплета. В распевку на бэк-вокал вступил Итадори, непривычно высоким голосом подпевая им в унисон. Фушигуро подозрительно покосился на него и сложил руки на груди. На припеве Кугисаки и Кодзуки переглянулись, притихли. Глядя в экран, Итадори вытянул высокую ноту в конце, подняв ладонь перед собой, и точно почувствовал, как забрал всё внимание в комнате. — Да ты врушка, — хихикнула Кодзуки и толкнула его плечом, пока был проигрыш. — То играть не умеешь, то петь. — Серьёзно, Итадори, ты хоть предупреждай, — сказала Кугисаки с оттенком раздражения, — а то мы тут даже не стараемся. — Я в прошлом году постоянно в караоке ходил, — Итадори неловко улыбнулся и почесал затылок. — Фушигуро, снимай! — воскликнула Кугисаки, когда начался отчёт до второго куплета.       Тот послушно достал телефон и навёл на них, глядя через экран. Фушигуро не понимал, как они так быстро спелись и негласно распределили между собой строчки, будто зная, кто когда будет вступать. Голос Кугисаки был ярким, порой твёрдым, тогда же как Кодзуки больше мягким и приглушённым. И вместе с Итадори их пение разливалось по комнате, словно он был тем самым недостающим звеном. На особенно трепетных строчках Кодзуки перехватила микрофон двумя руками и перевела взгляд на камеру телефона. Фушигуро понимал не к добру и облизал губы, пряча усмешку, когда Кодзуки подмигнула ему и улыбнулась. — Нам пора музыкальную группу собирать! — восхищалась Кодзуки после того, как они в идеальное одноголосие закончили песню. — Как назовём? — поддержал Итадори. — Фушигуро, ты заказал напитки? — выдохнув, Кугисаки закинула ногу на ногу и покачала микрофон в руке. — Да, сразу, — ответил он, убирая телефон.       На следующей песне был звёздный час Итадори, потому что никто не захотел петь то, что он выбрал. Только они приготовились услышать снова его ангельский голосок, как Итадори закричал под рок, а затем и вовсе начал агрессивно зачитывать строчки, не жалея горло. Дверь открылась, показалась работница с подносом. Итадори то ли увлёкся, то ли нарочно стал ещё громче. Кодзуки закрыла руками лицо, сгорая от испанского стыда. Кугисаки прикрыла усмешку ладонью, а Фушигуро пытался разглядеть в глазах работницы хоть какую-то эмоцию. Видимо, работники здесь носят маски в том числе, чтобы не смущать клиентов смехом, если тот ненароком вырвется у них.       На стол ставили высокие стаканы со льдом, мятой и трубочками. Итадори размахивал рукой в такт себе, с серьёзным лицом читал рэп, да ещё и поспевал за текстом на экране. Кодзуки чуть поклонилась уходящей работнице и посмотрела на Фушигуро, который к её удивлению оставался невозмутимым. Если Итадори так любит караоке, подобного стоило ожидать. — А давайте на море! — вспыхнула энтузиазмом Кодзуки, когда они вышли из караоке. — Прямо сейчас! Ножки помочим. — Да-да! — поддерживал Итадори, держа её фотоаппарат. — Встретим закат на пляже. — Что скажешь, Фушигуро? — Кугисаки по виду была не против продолжить гулять. — До ближайшего пляжа час на метро, — сообщил он, глядя в телефон, — в префектуре Канагава. — И чего мы ждём? — Кодзуки засветилась от радости, но тут же улыбка сползла с её лица, когда Итадори промахнулся по кнопке на фотоаппарате, выронил, и тот полетел на асфальт.       Бам. Послышался стук, из-за которого все притихли. Секунда. Кодзуки уже запрыгнула на спину Итадори и душит его, пока он махает руками, извиняясь всеми возможными способами. — У тебя руки дырявые, Итадори-кун! — отчаянно кричала Кодзуки, стискивая его шею в изгибе локтя. — Я новый куплю, К… Кодзуки-чан! — хрипел Итадори, краснея от нехватки воздуха. — Чесслово! — выпалил он, перехватил её под коленками, сжав кулаки, и приподнял, освобождаясь от удушья.       Щелчок. Затвор. Вспышка. Они вдвоём тут же удивлённо посмотрели на Кугисаки, которая держала фотоаппарат и дожидалась, пока закончится печать снимка. — А, так он работает, — бесцветно сказал Фушигуро, глядя на фотографию, где Кодзуки рукой обнимает Итадори за шею. — Ага, — также тускло отозвалась Кугисаки. — Мне её сжечь? — она ехидно глянула на Фушигуро. — Нет, оставь, — он мотнул головой, убрал руку в карман и подошёл к Итадори.       Заметив его колючий взгляд, Кодзуки поспешила сделать шаг назад. Кулаком прилетело по розовой макушке. Итадори взвыл, в уголках его глаз проступили слёзы. Он виновато посмотрел на Фушигуро, но спрашивать за что не стал. Кодзуки натянула кривую улыбку и неосознанно потёрла правую руку. Вот уж Фушигуро перестарался. — Осторожнее, — раздражённо попросил Фушигуро. — Ты меня всегда бить будешь? — застонал Итадори, глядя на него. Он даже не мог припомнить, обходилась ли хоть одна их прогулка без крепкого тумака по темечку.       На розовеющее небо выплыли облака, морская рябь блестела, отражая лучи уходящего солнца, солёный ветерок обдувал лица после долгой поездки в метро. Кодзуки и Кугисаки ступили голыми ногами. И тёплый песок, не успевший остыть после жаркого дня, ласково обволакивал кожу. Итадори стелил покрывало под надзором Фушигуро, который держал пакет из ближайшего конбини. Кугисаки взяла Кодзуки за руку и повела к воде, где у берега пузырилась белая пена. Вдали о скалы разбивались волны, крылья чаек светились в небе. Кодзуки придержала подол платья, шагнула в холодную морскую воду, тихо взвизгнула и посмотрела на Кугисаки с белой завистью. Та с безмятежным лицом глядела на далёкий, бесконечный горизонт, пока ноги, не скованные длинной юбкой, ласкали волны — Ты первый раз на море? — спросила Кодзуки, решаясь зайти лишь по щиколотки. — Да, — выдохнула Кугисаки и опустилась, зачерпнула немного воды и игриво плеснула в Кодзуки. — Эй! — Кодзуки хихикнула, закрывшись руками. — Я в это играть не буду! — она попятилась, и чья-то ладонь легла на спину, останавливая. — О, Фушигуро, — Кугисаки усмехнулась, а затем радостно вскрикнула и отбежала, когда поднялась волна.       Кодзуки весело хохотнула и повернулась к Фушигуро. Руки невольно дрогнули, подол платья намок. В его глазах отражался её силуэт. Он смотрел мягко, спокойно. Юность затрепетала в груди. Завтра подует завтрашний ветер. А сегодня они все здесь, провожают лето. Кугисаки смерила их снисходительным взглядом и вбежала в воду, ногой расплёскивая уходящую волну. — А где Итадори? — вдруг спросила Кугисаки, обернувшись.       Тот стоял позади них, рядом с покрывалом, и держал свежий снимок, улыбаясь. — Итадори-кун! — прокричала Кодзуки, поднеся ладони ко рту. — Идём!       Он отвлёкся, аккуратно сложил всё на покрывало, туда же отправил сумку и подбежал к ним. Фушигуро встретил его невесомой улыбкой и повернулся к морю, убирая руки в карманы. Кодзуки мазнула взглядом по его профилю, синим глазам и посмотрела на Кугисаки, которая, как ребёнок, плескалась у берега в солёной воде. Итадори на ходу сбросил кроссовки и зашёл сразу по колено, благо шорты позволили.       На покрывале они разместились вчетвером. Кодзуки качалась вперёд-назад, жуя онигири. Кугисаки потягивала сок из трубочки, Фушигуро лениво смотрел вдаль. Итадори пересматривал фотографии за вечер. — Не верю, что я больше не один, — тихо сказал он и вздрогнул, будто не хотел говорить это вслух. Итадори тут же замахал рукой возле лица, смутившись. — Не бе… — М? — перебив, Кугисаки вытащила трубочку изо рта и посмотрела на него. — А с чего бы тебе одному быть? — Действительно, Итадори-кун, — Кодзуки наклонила голову вбок, — мы же твои друзья. Да, Фушигуро-кун? — она пихнула его вбок. — Да, — выдохнул он и подпёр подбородок кулаком, глядя вперёд, — у тебя рис на щеке. — А?! — Кодзуки тут же вспыхнула и принялась ощупывать всё возле губ под тихий смех Итадори.       Поздним вечером, изрядно вымотавшись, Кодзуки стояла в комнате и вытирала волосы после душа. На доске давно не было никаких новых заметок. Верхушка пыталась их убить. Почему передумала? Если существование Итадори им как кость поперёк горла, то причём тут Фушигуро с Кодзуки? Не на все вопросы есть ответы. В дверь постучали, Кодзуки рефлекторно пригласила войти и натянула мешковатую кофту на майку. Итадори показался в дверях, прошёл в комнату и почесал затылок, осматриваясь. — О, классная гирлянда, — оценил он и встал рядом с Кодзуки. — А это что? — Итадори кивнул на доску с расследованием, зашедшим в тупик. — Это… — Кодзуки замялась, не зная, как и слова подобрать. — Когда ты уезжала, Фушигуро рассказал о вашем проклятье, — Итадори с интересом посмотрел на записи и снимки. — Это оно? — Да, — Кодзуки кивнула. — Всё тайное станет явным, — она подняла указательный палец с умным видом, — всё скрытое станет раскрытым. — Ого, здорово! — Итадори сжал кулаки у груди. — Прямо как в фильмах! — А ты мне нравишься, Итадори-кун, — обронила Кодзуки, впервые ощутив, что кто-то истинно разделяет её маленькие безумства. Итадори посмотрел на неё. Она вздрогнула и замахала руками у лица. — Человек ты хороший в смысле, — сочла нужным объясниться Кодзуки. — Ага, — он непринуждённо улыбнулся, — да я понял. — Ты что-то хотел? — она поспешила перевести тему. — Да, — Итадори подошёл к кровати, где беспорядочно лежали фотографии. — Можно заберу одну? — он поднял снимок, на котором Кугисаки, Фушигуро и Кодзуки стояли на фоне оранжевого моря. — Эту? — Конечно, — Кодзуки завела руки за спину и чуть наклонилась, рассматривая остальные. — Можешь не одну взять, если хочешь. Мне ж не жалко. — Нет, мне этой хватит, — Итадори улыбнулся, достал из кармана телефон, отодвинул прозрачный чехол и сунул под него фотографию. — Смотри-ка. — Фушигуро тут улыбается, — Кодзуки хихикнула, — он тебя убьёт, если увидит. — За это я готов умереть, — рассмеялся Итадори, а затем притих, когда встретил на себе невесёлый взгляд. — И почему все так умирать спешат? — она вздохнула и похлопала его по плечу.       Телефон зазвонил, прервав их. Итадори растерянно посмотрел в экран и только потом сообразил, что звук шёл со стороны. Кодзуки сглупила также и не сразу подошла к столу. Она помахала уходящему Итадори, который шёпотом благодарил её, и поднесла телефон к уху. — Привет, Норитоши, — Хиёри расплылась в улыбке, — как дела? — она оттолкнулась от стола и принялась наворачивать круги по комнате. — Был сегодня дома, — начал он в привычной сдержанной манере, — в ночь, когда твой отец увёз тебя в Токио, пришло письмо от некого Сецуто. Он написал, что проклял тебя, — рассказал Норитоши.       В груди ухнуло. Так этот шаман на самом деле подстроил всё так, чтобы Хиёри изгнали из клана Камо. — Сецуто? — переспросила Хиёри, словно пробуя это имя за языке, и взяла карандаш. — А какими кандзи? — «Резать» и «гармония», — ответил Норитоши. — В традиционном чтении должно быть Кирито или Гирито, но он подписался именно так. — Да уж, — Хиёри вздохнула, выводя иероглифы, — а больше никакой информации о нём? — Нашёл запись в дневнике дяди за тот год, в Киото о Сецуто писали, как о мелком заклинателе, — говорил Норитоши ровным голосом, — что-то вроде городской токийской легенды. Ничего полезного. — Ладно, я поняла, — Хиёри кивнула и повесила листок с именем в центре доски, — спасибо за помощь.       Сецуто — городская легенда. Вот уж дела. Кодзуки посмотрела на время, Фушигуро не отвечал уже давно, значит, спал. Ещё бы, его всюду таскали весь день, утомился похуже, чем на тренировках. Кодзуки же ложиться не спешила, вставляла в альбом новые воспоминания, сидя в тишине. Шум мыслей, роившихся в голове, не давал покоя.       Всё утро Фушигуро провёл в библиотеке техникума, ища что-то, что могло бы дать какую-то зацепку к настоящему имени Сецуто, потому что то был очевидный псевдоним. Ничего, совершенно ничего. В декабрьском инциденте и близко не было никого с таким, похожим или созвучным именем. Вздохнув, Фушигуро взял ещё одну книгу про Расширение территорий и с хмурым видом поплёлся во двор. Раз уж о деяниях Сецуто знали в Киото, то делал он не такие и безобидные вещи. Никакая не городская легенда, а настоящий заклинатель, который проклял их. — Что читаешь? — спросили над ухом. Фушигуро показал обложку и вернулся к чтению. Кодзуки села рядом и прислонилась спиной к дереву. — Я ездила к Генкоку, она и бровью не повела на «Сецуто». — Либо настолько скрывает свою связь с ним, — предположил Фушигуро и перелистнул страницу, — либо она знала его под настоящим именем. — А толку-то? — взвыла Кодзуки и возмущённо сложила руки на груди. — Я ещё думаю… а Цумики не мог он же проклясть? — тихо спросила она. — Поэтому мы должны его найти, — кивнул Фушигуро, — я до сих пор не уверен в том, кто именно подтёр все следы: Верхушка или он сам. Слишком подозрительно, что о нём нет никакой информации. — Если подумать, то зачем Верхушке скрывать что-то о нём? — Кодзуки потёрла подбородок, закидывая ногу на ногу. — Возможно, они работали сообща. Про Гето Сугуру же написали в инциденте, хотя он много всякого наделал, — она всплеснула руками, а затем вздохнула. — Не мог же это сам Гето Сугуру быть? — Его техника описывается, как подчинение проклятий, — рассуждал Фушигуро, отвлекаясь от книги, — он, как зачинщик инцидента, мог хотеть оставить послание для общества магов. Но в 2006 году ему было… семнадцать или шестнадцать. Я не помню лица того, кто нас проклял. — Я тоже, — согласилась Кодзуки, — во всяком случае он мёртв, поэтому проблему это никак не решает.       Чёрные непослушные пряди коснулись щеки — Фушигуро положил голову ей на плечо. Кодзуки вздрогнула и чуть улыбнулась. Волосы мягкие щекочут кожу. И пахнут хвоей. — Ты чего? — Устал. — День же только начался, — Кодзуки неловко поправила юбку на коленях, а Фушигуро отложил книгу и тяжело вздохнул. На самом деле устал?       Он прикрыл глаза, ничего больше не сказав. Спокойно. Если бы только так было всегда. Фушигуро слушал размеренное дыхание своё и её. В голове тишина, всеобъемлющая. — Ой, кстати, — Кодзуки нарушила тишину, — мне сегодня такой сон снился. Меня кто-то преследовал всю ночь, а я бежала и бежала. Бр-р, — рассказывала она. — Где-то читал, это значит, что человек бессознательно бежит от ответственности, — начал говорить Фушигуро, открывая глаза. — Мм, — задумалась Кодзуки, — а где я бегу? — Ты дослушай, — медленно и спокойно попросил он, — я имел в виду, что это эмоциональное напряжение, — объяснил Фушигуро и был готов поклясться, что слышит все те мысли, которые проносятся в голове рядом с ним. — Не думай об этом слишком много. — А тебе что снилось? — сделав паузу, спросила Кодзуки и заметила, как пальцы Фушигуро дёрнулись, словно он пытался сжать кулак. — А-а, влажный сон? — лукаво спросила она, а ей недовольно цыкнули. — Шучу-шучу, — улыбнулась Кодзуки, вытянула руки и переплела пальцы. — Ни о чём таком даже не думала.       Фушигуро тяжело вздохнул и попытался всем видом дать понять, что ничего такого ему не снится, надеясь, что Кодзуки на самом деле шутит. Он устроился удобнее на её плече, листва вверху зашелестела, солнечные лучи, лившиеся через крону, заиграли на ладонях Кодзуки. Он неосознанно шевельнул пальцем, хотел взять её за руку. Не осмелился. Снова. — Итадори и Кугисаки зовут в город, — сказала Кодзуки будто бы невзначай. — Ты пойдёшь? — А ты? — Фушигуро дал понять, что его ответ всецело зависел от неё. — Да.       Пока Итадори нёс пару-тройку пакетов Кугисаки, Кодзуки никак не могла вспомнить, что же ей нужно купить из одежды. В прошлый раз с помощью Кугисаки выбор в гардеробе стал больше, появились даже короткие юбки, но решимости для них не прибавилось. Аппетит приходит во время еды, да? Но Кодзуки остановилась на паре новых маек для сна и вышла из магазина, повесив нос. Ничего не нравится. — Так контракт был или нет? — спрашивал Фушигуро. — Ты сказал, что сначала не было никакого договора, и он мог уйти. — Ну, так-то да, но ему пообещали славу и карьеру комика, поэтому он… — Итадори на мгновение прервался, забирая очередной пакет у Кугисаки, — …не пытался уйти. — Вы о чём? — Кугисаки подняла бровь. — Они воспользовались его наивностью и неосведомлённостью? — продолжал разговор Фушигуро, хоть и никаких признаков интереса не отражалось на его лице. — Да, — кивнул Итадори, — но зрители не знали обо всех подводных камнях, поэтому смотрели шоу и смеялись, к тому же время тогда было другое, — подытожил он, перевёл взгляд на Кодзуки и протянул руку. — Давай тоже. — Ты меня за кого принимаешь? — гордо отозвалась Кодзуки. — А-а? — Кугисаки смотрела теперь уже на неё. — Нет, не в обиду тебе, — Кодзуки поспешила объясниться, — я просто не пойму, Итадори-кун, я похожа на того, кто не в силах нести один пакет? — она нахмурилась, будто всерьёз оскорбилась. — Так… ты же девушка… — глупо сказал Итадори, растерявшись. — А действительно, Итадори, — Кугисаки сложила руки на груди и бросила на него возмущённый взгляд, — если тебя не просят, не лезь.       У Фушигуро забилась жилка раздражения на виске, он резко забрал пакет у Кодзуки, та только переглянулась с Кугисаки, начала улыбаться; он всучил его Итадори. — Проблема решена? — спросил Фушигуро.       Кугисаки и Кодзуки вздохнули. — Спасибо, — всё же поблагодарила Кодзуки. — Да на здоровье, — весело откликнулся Итадори и растянулся в довольной улыбке, — теперь вы мне должны поход в кино, — он развернулся на пятках и быстрым шагом направился в сторону кинотеатра, беря в заложники покупки.       Не сказать, что кто-то кроме него хотел в кино, но все согласились, потому что больше никаких планов не было. Из всех кинолент, шедших в прокате, Итадори выбрал именно фильм ужасов про школьников и Аокигахару. Уязвимый и безоружный главный герой против всесильного и страшного духа — классика жанра. Кодзуки стояла возле касс и думала, что Генкоку, вероятно, отправилась к подножию Фудзиямы с парой других магов, чтобы убрать последствия выхода нового фильма про злополучный лес. Итадори подошёл к ней с большим ведром попкорна, пока Кугисаки и Фушигуро выбирали места и покупали билеты за всех. — М? — предложил он и качнул рукой. — Мгм, — отозвалась Кодзуки и закинула в рот попкорн. Сладкий, карамельный. — Мм, — одобрительно промычала она. — М-м, — подтвердил Итадори, кивая. — Идёмте, — Кугисаки позвала их и махнула рукой с билетами. — Через десять минут начнётся. — Через семь, — поправил Фушигуро и встретил на себе взгляд Кугисаки, означавший «зануда». Он лишь повёл плечами и отвернулся.       Без слов было принято решение, что Итадори сядет между Кугисаки и Кодзуки, потому что им не хотелось тянуться к попкорну через Фушигуро, который на третий раз точно просверлил бы дыру глазами в чьей-то руке. Всю завязку Кодзуки отчаянно пыталась сосредоточиться на том, что происходит на экране. А при первом напряжённом моменте, когда Итадори дёрнулся от громкого хруста ветки, сердце Кодзуки пропустило удар. Она тяжело вздохнула и потянулась за телефоном, как ей казалось незаметно. Но пальцы Фушигуро настойчиво легли на ладонь, остановив. — Если тебе скучно, можем уйти, — его шёпот возле уха заставил мурашки побежать по рукам.       Кодзуки невольно облизала губы, а затем посмотрела на Итадори и Кугисаки, которые всецело были вовлечены в фильм. Итадори краем глаза заметил движение сбоку и повернул голову, когда Кодзуки уже выходила из ряда, а Фушигуро ждал её. Она неловко улыбнулась Итадори и виновато сложила ладони у груди, молча извиняясь за побег. — Зачем согласился пойти, если задумка не понравилась? — спросила Кодзуки, когда они вышли из зала. — А ты зачем пошла, если тебе не страшно? — парировал Фушигуро, доставая телефон. — Все пошли, и я пошла, — она пожала плечами. — Что ищешь? — Идём, — почти приказал он и направился к выходу из кинотеатра. — Куда? — Кодзуки с недоверием посмотрела на него, ответа вновь не последовало. — А-а, теперь твоя очередь загадки устраивать, — она усмехнулась и завела руки за спину, идя рядом с ним.       Неприметная дверь на углу узкой улочки открылась, колокольчики оповестили о приходе новых посетителей. Тёплые лучи солнца, в которых кружила и блестела пыль, пробивались через витражные окна, переливались, ложились на корешки книг, которыми были заставлены высокие стеллажи небольшого книжного магазина. Не сдержав восторг, Кодзуки с открытым ртом огляделась, заметила раздел с классикой и проплыла к нему. Фушигуро последовал за ней, но повернулся к противоположному стеллажу с зарубежной прозой. Он прочитал пару знакомых имён, среди которых был Фёдор Достоевский, и собрался было ознакомиться с аннотацией, как его одёрнули. Кодзуки стояла на носочках и едва дотягивалась до одной из книг. «Акутагава Рюноске».       Фушигуро с лёгкостью достал книгу, и Кодзуки с изумлением пролистала несколько страниц — с каждой новой её восторг загорался всё ярче. — Коллекционное издание! — шёпотом восхитилась она и вытянула руки, оценивая обложку. — Ещё и с подробной биографией, цитатами, — Кодзуки расплылась в улыбке, будто нашла ценное сокровище. — Мне это жизненно необходимо. — Так бери, — спокойно ответил Фушигуро на всю её радость. Невесомая улыбка легла на его губы, когда он убрал руки в карманы и только начал разворачиваться. — Мегуми-кун, — она вдруг позвала его по имени.       И тихий голос откликнулся в нём чем-то тёплым и одновременно мучительно болезненным.       «Ты мне очень нравишься, Мегуми-кун».       Он только начал засыпать под её умиротворяющее чтение, поленился ответить и… услышал то, что, вероятно, не должен был. Или наоборот, обязан был услышать? Он тогда смотрел в потолок, держа руку на груди, где с невероятной скоростью билось сердце, как если бы у него поднялась температура. Он ведь всё понимал, ещё давно видел, пусть и отрицал, не принимал, искал подвох в ней, в себе, в жизни. — Я тебе нравлюсь? — вполголоса спросила Кодзуки, прижав книгу к груди. — Мы давно общаемся, — ровно сказал Мегуми. На дне его глаз снова сожаление, которое теперь было невозможно скрыть от неё. — Думал, всё итак ясно.       Кодзуки опустила голову, прикусила губу. Всё стало невыносимым в тот самый момент, когда она поняла, что чувствам тесно внутри, они рвутся наружу. Она жаждет большего, чем просто дружить и делать вид, что ничего нет. — Тогда… — Кодзуки осеклась, всё ещё сомневаясь, стоит ли. — Тогда почему ты не пристаёшь ко мне?       Почему? У Мегуми во рту пересохло. Миллион причин и ещё больше оправданий. Она призналась, что никогда не целовалась. Он не знал, сможет ли так много взять на себя. Лучше бы изгонял проклятия сейчас. Была бы и близко не такая критическая ситуация, как эта. Стать настолько сильным, чтобы самому выбирать, каким путём идти?       Кодзуки стояла и жалела, что поддалась порыву и спросила о таком. Может, Мегуми и хотел не меньше, чем она, но в их жизни это станет ещё одним проклятьем.       Он приблизился к ней, наклонился, заставив попяться и прислониться спиной к книжному стеллажу. — Как ты хочешь, чтобы я приставал к тебе? — хрипло спросил он, упираясь ладонью в полку рядом с её головой. — Вот так?       Его вопрос прозвучал совсем рядом. Близко, неприлично близко. Щёку опалило его горячее дыхание. Хиёри прикрыла веки, ресницы задрожали. Мегуми замер в миллиметре от её губ, подсвеченных синим в витражных лучах. Не спрашивал разрешения, знал, что может. Проверял себя. Ничтожный миллиметр, и Мегуми перейдёт черту, откуда обратной дороги не будет.       Его тёплые губы накрыли её мягкие. Осторожно, чутко, невинно почти. Всё внутри встрепенулось, вспорхнуло. Хиёри невольно приоткрыла губы, поднялась на носочках требовательно и робко. Мегуми мягко усмехнулся сквозь поцелуй, положил ладонь на талию, притянул ближе. Целовал несдержанно, потому что желал так долго, что сам сходил с ума.       Шестнадцать лет прожили на этом свете, большую часть из которых были связаны волей судьбы. Хочешь не хочешь, а будешь рядом, пойдёшь одним путём к общей цели. Они прошли точку невозврата. Больше невозможно быть «он» и «она». И Мегуми жалел лишь об одном — о том, что не сделал этого раньше.       Хиёри вдруг положила ладонь ему на грудь, надавила деликатно. Мегуми плавно отстранился, коротко посмотрел ей в глаза — она опустила голову, словно это могло спрятать её красные щёки. — Погоди, — прошептала Хиёри, а Мегуми напрягся, чувствуя, как уши горят от её голоса, — мы же в магазине. — Никто не видел, — выдохнул он и оттолкнулся от полки, развернулся спиной прежде, чем его смущение с опозданием проявилось на лице.       Хиёри кончиками пальцев коснулась губ и улыбнулась, прикусила костяшку, точно пыталась не запищать от того, как всё внутри трепетало. Мегуми преспокойно свернул в другой раздел, прикрывая рот тыльной стороной ладони. Он на мгновение прикрыл глаза. Смущение проглотить невозможно. Хиёри скользнула к нему и внимательно всмотрелась в его невозмутимый профиль. — А ты целовался уже? — с подозрением спросила Хиёри. — Нет, — признался он, покосился и увидел её лукавую и больно довольную усмешку. — Полагаю, тебя веселит, что ты у меня тоже первая, — прокашлявшись, сказал Мегуми, с огромным усилием делая спокойный голос.       Хиёри повернулась спиной к полкам и мечтательно вздохнула, всё прижимая книгу к груди. — Вообще, я догадывалась, — сообщила она с уверенным видом, — ты всех в средней школе отшивал. А меня не вышло, — Хиёри ткнула пальцем в плечо, хихикнула и обошла его.       Мегуми покачал головой и хмыкнул, понимая, что поцелуй чересчур окрылил её. Возможно, не такой плохой идеей было томить её так долго. — О, возьми эту, — Хиёри показала на одну из книг, — это от того же автора, который про убийц писал, — она вытянула её с полки и показала ему. — Читал, — коротко ответил Мегуми и подошёл к ней, — вот эту не читал, — он указательным пальцем вытащил книгу, стоявшую рядом. — Как ты, кстати, книги выбираешь? — Мегуми проскользил взглядом по аннотации и открыл содержание. — Ну, я обычно спрашивала, что в литературных кружках читают, — Хиёри пожала плечами, — а там учителя им список классики дают в основном. — Дазай Осаму? — бросил Мегуми, Хиёри задумалась. — «Потеря человечности», — предложил он. — Я слышала, но так и не прочитала, — Хиёри вытянула губы и постучала по ним пальцем, — потому что звучит как что-то грустное, — протянула она. — Оно и есть, — Мегуми покачал головой, соглашаясь, — но тебе понравится.       Хиёри покосилась на него уж очень недоверчиво, таких уверенных предположений он ещё не делал, значит, стоило прочитать. Она стояла с двумя книгами возле кассы и искала кошелёк в сумке, как книги забрали. На немой вопрос Мегуми бросил лишь: — Я заплачу.       И голос его прозвучал так, будто никаких пререканий даже слушать не станут. Хиёри занервничала, почти возникла, чтобы остановить его, а потом вспомнила, как он сам сказал, что ему неловко принимать подарки. Она стеснительно поблагодарила его на выходе и никак не могла перестать улыбаться, предвкушая, как один из вечеров проведёт за книгой.       Но не этот вечер. Итадори написал, что никак не может уснуть после страшного фильма, а Кугисаки ему не отвечает.       И вот Итадори с опаской выходил из общежития, стояла ночь, пара жёлтых фонарей тускло освещала двор. Подул ветер, листья зашелестели, кусты закачались. Фонарь потух. Итадори поёжился от страха, липкие мурашки пробежали по спине. Ветка хрустнула, он резко повернулся на звук. В тени здания показалась белая фигура, невысокая, бесформенная. Второй фонарь потух, погрузив двор в сумрак, убывающая луна, безликая, светила бедно. Итадори прищурился, чтобы разглядеть хоть что-то. Дух поплыл к нему. — Итадори Юджи, — звал его призрачный голос, — следуй за мной.       Итадори крупно вздрогнул и попятился назад в общежитие, к свету. — И-та-до-ри, — пел потусторонний голос всё ближе и ближе. — Кодзуки-чан, не смешно! — воскликнул он, вбегая в коридор.       Из тени улицы в здание ступила Кодзуки в белой простыне и, выставив руки, пошла за ним, завывая что-то нечленораздельное. Убегая от неё, Итадори не то посмеивался, не то мычал от страха. Пока дверь резко не открылась.       Фушигуро вышел, смерил происходящее раздражённым взглядом, положил руку Кодзуки на лоб, не давая той удариться об в дверь. Итадори затормозил рядом с ним и получил ребром ладони по затылку. Кодзуки вынырнула из простыни и разлилась смехом, приглаживая растрёпанные волосы. — Отбой был, — сухо заметил Фушигуро.       Кодзуки встала на носочки, заглянула ему через плечо. Свет горит, на столе тетрадь и карандаш. — Ты же не спал, так чего ворчишь? — буркнула она. — Как ты фонари сломала? — Итадори выпрямился, почёсывая затылок. — Тебе больше не нужны бинты, чтобы использовать кровь? — спросил он и ощутил, как воздух потяжелел. — Да, — Кодзуки кивнула и сделала совершенно безвинное лицо, чувствуя, как Фушигуро упрекает её взглядом. — Надо будет написать Идзити-сану, что лампочки перегорели, — непринуждённо сказала она, разворачиваясь на носочках. — Спокойной ночи. — Спокойной ночи, — отозвался Итадори ей вслед и недовольно посмотрел на Фушигуро, — почему затеяла она, а досталось мне? — Потому что поддался её глупости, — лениво ответил Фушигуро и скрылся за дверью в комнату.       Спать не хотелось, так что Кодзуки наведалась к Кугисаки, чтобы заодно забрать пакет с одеждой, про который они совсем забыли. Свет в комнате Кугисаки горел, она не спала. Либо игнорировала сообщения Итадори нарочно, либо настолько была увлечена вечерними ритуалами по уходу за кожей, в которые охотно втянулась Кодзуки. — Как фильм? — спросила она, рассматривая разноцветные баночки на столе. — Не так плохо на самом деле, — ответила Кугисаки, убирая заколками волосы с лица, — но, подозреваю, вам с Фушигуро было поинтереснее, чем нам, — она хмыкнула и открыла тканевую маску. — А ты бабушке писала? — Кодзуки перевела тему и присела на кровать. — Да-а, — Кугисаки выпрямилась у зеркала и пальцами расправила холодную и склизкую ткань на лице. — Она ещё не ответила. Я так и не нашла страничку Саори. — О, правда? — Кодзуки скрестила ноги, покачавшись на матрасе. — Ну, Токио огромный, одного единственного человека тут сложно найти. — Вы ведь так и не приблизились к шаману? — Кугисаки подошла к ней с заколками. — Кстати, почему ты перестала вести соцсети? — Боюсь заходить в них, — с неловкой улыбкой призналась Кодзуки, пока лопаточкой ей наносили зелёную маску на лицу. — Ты, наверно, видела комментарии. Я их даже удалить не смогла. — Бесят меня люди, которые завидуют вместо того, чтобы сделать свою жизнь лучше, — цыкнула Кугисаки и выпрямилась, закручивая крышку банки. — Я её ещё не пробовала, так что, если что-то пойдёт не так, извиняй. Но в составе вроде ничего такого нет. — Да я восстановиться могу, — отмахнулась Кодзуки и плюхнулась на бок, устраиваясь удобнее.       Едва не уснув, Кодзуки чуть не размазала маску по подушке, а потом кое-как нанесла ночной крем и упорхнула к себе, пожелав спокойной ночи. Одно печалило — лето стремительно заканчивалось. Пускай осень и придёт позже, чем сменится месяц на календаре, но продолжится обучение. А в последний день лета печалило и то, что Дазай Осаму оказался грустнее, чем ожидала Хиёри. С первых страниц она поняла, что так дело не пойдёт. Долго уговаривать Мегуми не пришлось, он согласился почти сразу, потому что помнил, как сам читал. Меланхолия от меланхолика для таких же меланхоликов. Потому он лежал на траве где-то в неприметной части техникума и слушал, как Хиёри вдумчиво и спокойно читала ему вслух.       Не столько ему была интересна сама повесть, сколько впечатления Хиёри, а она проникалась ко всему, дрожащим голосом читала: «Всё равно мнение сильных мира сего прижмёт меня к стенке. И только». Рассказчик — парень, боявшийся общества и натянувший маску шута. Мегуми пусть и не трогала его история до глубины души, но давала увидеть другой взгляд на жизнь и посмотреть на эмоции, которые были ему доступны в меньшей степени, чем той же Хиёри, которая шмыгнула носом и перелистнула страницу. — Ой, жарко, — она прервалась и шумно втянула воздух. — Так сними кофту, — предложил Мегуми и сел, опираясь ладонями на траву позади себя. Хиёри замешкалась, распереживалась. — Что я там не видел? — ровно спросил он.       Со вздохом Хиёри сдалась и потянула вверх кофту, которую не стоило и надевать в такую жару. Она думала, что сможет потерпеть немного. Оставшись в майке, Хиёри покрылась мурашками от ветерка и кончиков пальцев, которые тронули её белые шрамы на руке. Сидевший чуть позади Мегуми наклонился, оставил короткий поцелуй на плече, касаясь губами солёной от пота кожи. Хиёри вздрогнула и растерянно посмотрела на него, но встретилась только с мягким и спокойным взглядом.       Она лежала на кофте и читала, читала… А Мегуми слушал, ему не давало задремать то, что Хиёри так чувственно относилась к написанному и побуждала его к коротким обсуждениям. А когда спросила, что за слово, Мегуми настолько расслабился, что подвоха и не заподозрил, пододвинулся ближе, чтобы посмотреть в книгу, но получил лёгкий поцелуй в нос. Его подловили, и он был рад оказаться обманутым.       Прошло добрых два или три часа. Закончив, Хиёри перевернулась на живот и потянулась. Мегуми вытер большим пальцем слезу из уголка её глаза и вздохнул, поднимая взгляд к небу. — На самом деле, — начала Хиёри, подпирая голову ладонью, — у рассказчика было столько шансов вернуться к нормальной жизни, женщины содержали его, давали ниточку, за которую можно ухватиться и выбраться. — Если бы он на самом деле хотел, — Мегуми смотрел за плывущими облаками, — он не особо-то горел желанием жить в этом мире. — Женщин жалко, — промычала Хиёри и провела пальцами по траве, — особенно ту, над которой надругались, — она прилегла на руки и грустно надула губы. — Почему вообще кто-то считает, что вправе делать такие вещи с другими? — возмутился её тонкий голос. — Согласен, — выдохнул Мегуми. — Но в итоге тебе понравилось? — Да, ты угадал, — чуть улыбнулась Хиёри, — но в следующий раз лучше что-нибудь повеселее будем читать. — В следующий раз? — он тихо хмыкнул и прикрыл глаза на мгновение. — Выдумки же потому и интересные, там чувства, эмоции, — горячо перечисляла Хиёри, — хотя ты не похож на того, кто читает, чтобы сбегать в воображаемый мир или найти понимание в героях. Как ты справлялся? — тише сказала она. — Ну, ты же совсем без родителей рос. — У меня есть выбор справляться или нет? — Мегуми покосился на неё. — Если есть проблема, я её решаю, вот и всё. — А если не можешь решить? — Хиёри прищурилась. — Решаю, пока не решу, — настойчиво объяснил он. — В итоге странные решения принимаешь, — она чуть улыбнулась, — весь мир не изменить, но можно наказать в нём парочку хулиганов своими руками и будет лучше? — Я не ради кого-то это делал, меня они раздражали, — Мегуми вздохнул, — мы же уже говорили об этом. — Я к тому, что ты, видимо, так справляешься с проблемами, — Хиёри положила ладонь ему на грудь. — Вот здесь, — прошептала она.       Он отвёл взгляд и постучал пальцами по её руке. Перед неравенством все равны. И эта несправедливость затронула каждого в той или иной степени. Каждый боролся по-своему. Герой книги не хотел жить в таком мире, Мегуми принял это, как реальность, а Хиёри жаждала изменить всё. Но нет ничего хуже, чем получить зло, когда не сделал ничего, чтобы заслужить его. И перед несправедливостью уязвим каждый. Выбирали ли они в какой семье рождаться? Выбирали ли они в каком мире жить? Нет, но смогли выбрать, с кем быть рядом. Хотя бы это право у них не могли отобрать.       И первый день осени нагрянул вместе с грозой. Дождь лил весь день, но плохая погода — не освобождение для магов. Мегуми поднимался в техникум, убирая в карман телефон с пятью неотвеченными сообщениями. А что сказать? Человека не спас. Не такая и редкость. Жалеть не мага нужно, а семью погибшего. Мегуми поднял ладонь, капли дождя стекали, унося с собой засохшую кровь. Грязно, отвратительно. От самого себя тоже. Хиёри бы наверняка ободрила тем, что проклятие он изгнал, а потому жертв больше не будет. Будут. Проклятия снова и снова появляются, сколько их не изгоняй. Всех не спасти. В этом отношении всё бессмысленно. В другом же смысле — чей-то отец, мать или ребёнок вернутся домой и смогут пожить немного подольше. Мегуми вздохнул. — В упор меня не видишь, — тихо сказала Хиёри, стоящая в арке. Эхом её голос отразился от стен и слился с дождём.       Она смотрела на него в лёгком сочувствии. Жалость никому из них не нужна. Да только у Мегуми синяк на щеке, засохшая кровь у носа, мокрые волосы опустились и губа разбита. Больно было. А когда не бывает? Мегуми подошёл ближе и, не сказав ничего, положил голову ей на плечо. Она вздрогнула и неуверенно погладила его по волосам. — Идём, тебе к Иэири-сан надо, — сказала Хиёри, а сама продолжила стоять на месте. — Обними, — глухо выдохнул он.       Короткая просьба, а Хиёри ушам не поверила. Её руки легли на спину, погладили. Вдали прозвучал глухой гром. Мегуми не шевелился, дышал отчего-то громко, чем заставил Хиёри напрячься ещё сильнее. Она кое-как отстранилась и положила ладонь ему на лоб, а Мегуми к её холодной руке прильнул, путаясь в мыслях. Раньше предпочёл бы справиться сам. Сейчас его ждали, о нём заботились. — Да ты горишь весь! — воскликнула Хиёри между злостью и волнением. — Идём!       За окном сверкнула молния, гроза гуляла до самой ночи. Мегуми спал с пластырем на щеке, а Хиёри сидела на стуле и качала ногой. Так бывает. Пора бы привыкнуть. А в груди всё равно тяжело, словно на сердце подвесили гирю. Молила Хиёри себя: «Привыкай!» Сложно разве? Сложно. Ресницы Мегуми дрожат, пока он спит после очередного задания, о котором говорить не захочет. Всё случается. — Почему ты здесь? — вдруг спросил Мегуми в полушёпоте, отвлекая Хиёри от окна. — Тебе правда нужен ответ? — она чуть улыбнулась, пока он садился на кровати и поправлял подушку, кладя ту за спину.       Они молчали, а за окном всё лил дождь. Осень пришла, а трава такая же зелёная, как весной. Давно это было будто. Каждая осень теперь может стать последней. И зима, и весна, и лето. Итадори мог больше никогда не увидеть, как цветёт сакура, но всё обошлось. Пока что. — Можно поцелую? — обронила Хиёри, сжимая кулаки на коленях. — Тебе правда нужен ответ? — повторил за ней Мегуми, тихо хмыкнув под нос.       Хиёри упёрлась в кровать, потянулась, зажмурившись. Её губы оставили след на щеке, где-то рядом с губами. Мегуми встретил её робкий взгляд и понял, что слишком устал за сегодня, чтобы смущаться. Плевать ведь. Он будет жалеть больше, если не сделает. — Если целуешь… — начал Мегуми, приближаясь, — делай это как следует.       Он коротко коснулся её губ, мягких и тёплых. Хиёри отмерла вскоре и прикрыла глаза, поддавшись вперёд. И никто другой его не заменит, не поцелует так, как целует он. До этого понимали и принимали без слов, больше доверять друг другу не стали — попросту некуда. Теперь им оставалось наслаждаться друг другом, пока у них ещё есть время на это.       Хиёри вздрогнула от грома, звучавшего совсем рядом, почти отстранилась, но рука притянула настойчиво, заставив пересесть на кровать. Её пальцам, гладившим щёку, Мегуми окончательно сдался. Лучшее решение, да? До чего эгоистичное всё-таки.       И всё же девичий мир до сих пор был для Мегуми самой мудрёной тайной. Почему после невесомого поцелуя в лоб на него смотрят настолько любовно?       В одно осеннее утро белёсый туман дымкой лежал на траве, рассеиваясь с приходом солнца. Вскоре и солнце сменилось пасмурным небом, всё вокруг стало серым. Кодзуки ехала на переднем сидении, пока остальные ребята разместились на заднем, посадив Фушигуро в центр. А на планшете с материалами задания была префектура — Сайтама.