«Каждая девочка мечтает стать принцессой» — Анастасия.
Она родилась тёплым летним днем. Погода стояла на удивление жаркой и солнечной — казалось, июнь под самое свое окончание решил отыграться за все предыдущие дни и постарался выложиться на полную катушку, чтобы надолго запечатлеть в головах людей добрую память о себе. Петербург тогда весь расцвел: белые ночи стали ярче, налилось свежим румянцем солнце, а знаменитый на весь мир своей прохладой северный ветер заметно потеплел. Казалось, сам город радуется рождению долгожданной девочки. Характером малышка пошла в отца, с детства давая понять — просто с ней не будет. Игры требовали своего проведения строго по расписанию, что регулировалось по индивидуальному графику её дражайшей особы. В гардеробе — самые красивые распашонки, костюмчики и платьица, в волнистых каштановых волосах — прекрасные из прекраснейших бантики. Она не была жадной до внимания, однако в случае его отсутствия тотчас же обижалась, демонстративно надувая щёчки и поджимая губки, разворачивалась и, горделиво задрав носик кверху, уходила прочь безо всякого объяснения причин. Цену себе девочка знала, а потому с самых малых лет пыталась быть красивой настолько, насколько позволит собственная сущность (и кошелек родителей). Серебряные глазки блестели под утренним рассветом, щёчки наливались игривым румянцем — казалось, будто малышку целует само солнце, оставляя в качестве поцелуев россыпь забавных веснушек, — а на нежном личике постоянно сияла счастливая улыбка. Настоящая Северная звездочка, мамина радость, папина гордость — его мечта, которую сотни лет их с Машей знакомства он видел во снах и тайно загадывал на каждый прошедший день своего рождения. Она обожала семью. Наряжаться вместе с мамой, завороженным взглядом следя за её платьями и горой косметики, за которую иногда на неё отчего то ли ругался, то ли дулся отец. Кататься на папиных плечах, воодушевленно смотря в небо, протягивать вверх крохотную ручку, представляя, как коснётся облаков. Братья — отдельная песня, особенно Денис. Его она обожала больше остальных — даже солнечный лучик в виде Данечки не был способен покорить её сердце так, как сделал это его младшенький. Только ей он казался не вечно хандрящим, а глубоко истоквовавшимся по объятиям и любви — дефицит и того, и другого она принялась восполнять с первых дней их знакомства. Особую радость доставила ему, назвав его имя в качестве первого своего слова. Семья тоже её обожала. За детскую доброту и улыбчивость, конечно, в первую очередь. Но главное — характер и умение преподнести себя. Настоящая Романова, она, как и отец, обладала особой французской утонченностью и изящностью, привыкла держать осанку царственно прямо, вести себя сдержанно и прилично, как и подобает высокому дворянскому роду. Она не позволяла называть себя по-простому: Настя, Настенька и Настюша в их доме никогда не звучали, а если таковое и случалось, девочка тотчас обиженно дула губки и демонстративно отворачивалась, складывая ручки на груди и считая подобное обращение оскорблением царской своей особы. Принимала она лишь одну форму имени.Анастасия Александровна.
Сначала все смеялись и принимали подобное поведение за детские выходки и стремление поднять собственную значимость, показаться взрослой в столь раннем возрасте, но после того, как число повторений эпизодов с демонстративной обидой достигло двузначного числа, поняли — шутить с ними она не собирается. Так и прижилось обращение, словно всегда было в порядке вещей. На Гороховой сегодня царит настоящий праздник. Настя сидит у крохотного зеркальца, завороженно смотря на собственное отражение и то и дело ловя взглядом снующий туда-сюда силуэт отца. Саша целый день крутится около дочери, подбирая одному ему известные варианты самых красивых причёсок, которые носили придворные дамы ещё при жизни его батюшки. Вьющиеся сзади распущенные прядки, цветные ленточки, вплетенные в косички, убранные в пышную «корзиночку» на затылке, эффектный бантик под цвет голубенького платьица в горошек — сегодня малышке суждено блистать на весь Петербург. На руках у обоих — парные фенечки с милыми надписями: «Лучший папа» и «Лучшая доченька». В головах — мелодия любимой песни из культового мультфильма «Анастасия». Саша особых иллюзий относительно сюжета не питал, однако в глубине души искренне желал его повторения в реальной жизни, Настя же постоянно улыбалась и кивала, словно подтверждая достоверность событий, а при первом просмотре вовсе угадывала фразы главной героини, чем удивила даже видавшую слишком многое мать. — Кто-то пел на заре, дом родной покидая… Саша одним изящным движением цепляет крохотную шляпку с пышным цветочком розы и осторожно опускает на голову дочери, поправляя и следя, чтобы та не перекрыла убранство пышной её прически. — Будешь ты в декабре… Вновь со мной, дорогая… Склоняется над самым детским личиком и опускает руки на плечики. Улыбается, глядя, как вмиг засияли счастливым блеском серебристые глазки. — Будешь ты в декабре… Настя покачивается в такт мелодии. Ручками хватается за ладони отца, одарив того радостным взглядом. — Вновь до мной, дорога-а-я… Допевают вместе. Все-таки любовь к подобного рода песням у них тоже общая — вообще все, что так или иначе было связано с Имперской Россией, малышку манило. И этому Романов был несказанно рад. — Ну, что ж, Анастасия Александровна, королева сердца моего, принцесса души моей, — с любезной отцовской лаской произносит Саша, вновь поправляя дрогнувшую под пританцовывающим движением шляпку на голове дочурки. — Нравится? — Очень! — выбражает перед зеркальцем, с девчачьей задорностью хлопая ресничками. — Спасибо, папочка! — Самое главное, что душенька твоя довольна, — улыбаясь. — С такой красотой и во дворце за свою примут! Девочка отчего-то бровки тонкие вопросительно поднимает, словно не понимая юмора — с чего это вдруг, дескать, должны её за свою принимать, если и так она — своя? Саша этого, впрочем, не заметил — отвлёкся на проверку билетов в театр, куда они сегодня собирались отправиться. Спектакль выбирала лично Настя — в пристрастии к культуре один только отец и был ей равным. Очередное подтверждение тому, что течёт в ней Романовская кровь. — Готова ли к выходу, принцесса моя? Девочка кивает, и Саша уже собирается подойти ближе, чтобы помочь дочурке спуститься со взрослого, пока не подходящего под её рост стула. Разрезает тишину внезапный её вопрос. — Я выгляжу, как на той фотографии! Разворачивается к отцу и лучисто ему улыбается, склоняя голову на бочок. — Правда я хорошо получилась? Теперь уже Романов-старший недоуменно поднимает бровь. Какая ещё та фотография? — На какой фотографии, милая? Глядя на то, как девочка дует губки, теряется: может, они делали какую-то фотографию, пока бушевал ковид, и он об этом позабыл? Предположение разбивается в пух и прах после её ответа. — Не могу показать, нам её так и не отдали! Его начинает это пугать. Что за фотография такая, которой у них нет, но где получилась она, как сама же говорит, хорошо?.. — Я тебя совсем понять не могу, дочь… Когда мы её делали, может, вспомнишь? Завидев, как малышка по сторонам озирается, облегченно вздыхает. Видимо, вся эта история — не более, чем плод богатого детского воображения. И слава Богу! А то он уже успел себе надумать всякого… Жуткого. Надежды рухнули разом. Настя сидела перед ним, протягивая ручку. Сердце ухнуло в груди: в кулачке она крепко сжимала его медальон. — Вот! — Это что?.. — Твой медальончик, — словно сомневаясь в умственных дарованиях отца, произносит она. — Забыл, что ли? Саша медальон забирает и неспеша раскрывает, рассчитывая увидеть очередную шутку Дани и Дениса — мол, подменили фотографию, и теперь сестра считает, будто всегда именно она там в хранилась. Однако, стоило открыть серебряный замочек, эта теория терпит поражение: с крохотной фотографии на него все так же смотрела царская семья. Переводя взгляд на дочь и склоняясь ближе, показывает фото, приговаривая: — Ты уверена, что это — та фотография? Девочка кивает, а затем пальчиком указывает прямиком на… Что?Она показала на Анастасию?!
Глядя, как забавно у отца округляются глаза, хихикает, закрывая губки ладошками. Да уж, её папа всегда умел вместо былой серьёзности состроить из себя оплот юмора, но такой номер видит она впервые! — Настя, ты… Боже мой… Он к ней склоняется, на руки хватая. Прижимает к себе крепко, на сколько сил хватает, в прядки каштановые целует, в щёчки, в носик — ни шанса не даёт, каждую частичку кожи светленькой поцелуйчиками покрывает. Девочке подобное внимание льстит, и она довольно расплывается в счастливой улыбке — видимо, все же вспомнил, да подтвердил, что получилась она не просто хорошо, а отлично! Жаль только, фото увидеть ей так и не удалось. Помнилось только, что все вместе они куда-то шли. — Откуда ты… Нет, давай не так, — смотрит прямиком в глаза дочери, блуждая взглядом по всему её лицу. Требовательно и чуть строже, чем планировал, вопрошает: — Что ты помнишь о той фотографии? — Мы куда-то шли. Темно было очень… — Людей было много? Кивок. — Так, а дальше? — Пришли в какую-то комнатку. Встали красиво… Там с нами ещё собачка была! Замолчала. — А потом? — не унимаясь. — Что потом было, ты помнишь? Девочка отрицательно головой мотает. Мигает глазками, глядя на теперь уже совсем не шуточное выражение лица отца — было видно, что тема его волнует и до глубины души трогает. Теперь ей даже немного страшно… Саша отпустить её собирается, взгляд отводит, как вдруг… — Помню, темно потом было… И холодно очень. Вновь на неё смотрит. Взгляд обалдевший, шокированный — не может быть такого, подобные вещи только в книгах да фильмах ужасов встречаются, но никак не в реальной жизни! Быть того не может… Неужели поэтому так искусство она любит? Неужели поэтому обладает такими повадками и не терпит простых прозвищ? Неужели поэтому так на княжну похожа и внешне, и по духу? Неужели потому, что является самой настоящей Романовой?... У него сейчас вопросов больше не к ней и даже не к себе. Вопросов море к Маше. Что она, чернокнижница какая? Некромант?! Повезло — у театра ждёт и не слышит сейчас ничего из того, что удалось ему самому услышать. Хотя, быть может, ей бы самой послушать сие представление было бы полезно — может, изволила бы ответить, как такое возможно… Она же мудрее, старше, должна знать! — Настенька… Настася! Милая, звездочка моя… Девочка улыбается — подобное обращение ей очень даже нравится! Пожалуй, можно и расширить ассортимент допустимых вариантов её имени. Папа вновь обнимает крепко, да так, что ей даже не по себе становится. В театр же собирались, а он уже битую минуту её к сердцу прижимает, будто она не дочь ему вовсе, а скорее какое-то творение, сошедшее с холста великого художника! Впрочем, может, оно и хорошо. Не придут они, как обычно происходит, за полтора часа до начала спектакля — хоть раз же в жизни должна, в конце концов, восторжествовать справедливость, верно? Малышка отводит глазки. Взгляд тотчас падает на стол, куда, очевидно, в порыве эмоций, папа уронил свой медальон. С раскрытой фотографии на неё, нежно улыбаясь, смотрела красивая, как две капли похожая с ней девочка. Великая княжна, царская дочь и российская принцесса — Романова Анастасия Николаевна.