Тени (Книга 2)

Серые стены больницы: каким бы не было хорошим или престижным лечебное заведение эта характеристика оставалась неизменной; персонал с уставшими лицами – оно не мудрено, когда каждый день видишь боль и смерть, будь ты даже самым сильным духом, ты сломишься, подобно спичке; одинаковая белая униформа, которая контрастировала с тьмой на дне их глаз, в которых плескалось отражение смерти и всех тех тягот жизни, которые они каждый день вынуждены видеть. Каждый день… Медсестра, которая из-за постоянных изнуряющих диет выглядела старше своих лет, в которых раз зашла в палату, проверить работу датчиков, так сказать, поставить галочку в отчёте, но что-то пошло не так… Что-то привлекло её внимание. Этим чем-то было дрожащее движение пальца пациентки, которая поступила в больницу почти три недели назад и всё это время находилась в состоянии комы. Отравление сильными психотропными препаратами, удушение угарным газом, ожоги… Эту девушку – скорее уже молодую женщину – жалел почти каждый член медицинского персонала. «Такая красивая…», - сказал врач, принявший её, увидев впервые. Медсестра, несколько мгновений посмотрев на подрагивающие движения пальцев пациентки, шагнула в сторону двери. - Мистер Луццато? – позвала женщина, наивно полагая, что врач, находящийся в ординаторской, услышит её. – Мистер Луццато, мне кажется… - женщина запнулась, вновь вглядываясь в черты лица пациентки, которые были чуть испорчены, скрыты бинтами. – Мистер Луццато! – уже не вопрос – крик сорвался с губ женщины, когда лежащая на кровати девушка пошевелила всеми пальцами и попыталась сжать их в кулак, когда дрогнули её ресницы. – Мистер Луццато! – женщина сорвалась с места, вылетая из палаты и бросаясь к ординаторской. В комнате для врачей, как и ожидалось, она нашла искомого мужчину, который читал какую-то книгу, приняв совершенно не физиологичную, вопреки медицинскому образованию, позу и вглядываясь в мелкий шрифт через стёкла очков для чтения. - Мистер Луццато, - воскликнула женщина, ворвавшись в ординаторскую, - там, там… - Пожар? – спокойно спросил мужчина, улыбнувшись блестящими глазами цвета грозового неба и уголками губ. - Н… Нет, - женщина замялась и начала теребить край халатика. - Тогда, к чему такая паника? – мужчина положил палец на страницу, указывая самому себе, где остановился и поднял взгляд на женщину, которая, то бледнела, то краснела. - Ашот… - Нана, я же просил тебя, - мужчина покачал головой, силясь придать лицу выражение серьёзности и, может быть, жёсткости, но у него это не очень получилось. - Нена, - поправила мужчину женщина, - я настаиваю на таком произношении. - Но мы оба знаем, как правильно? – мужчина усмехнулся и покачал головой, после чего закрыл книгу, не убирая пальца с заветной страницы. - Ашот, - женщина чуть покраснела. - Ладно, не важно, - мужчина поднял руку, показывая, что эта тема закрыта. – Так что ты хотела? - Пациентка… - Какая? - Из 42-й. Мужчина вопросительно изогнул бровь и полностью развернулся в сторону женщины, показывая заинтересованность её словами. - Что с ней? – уточнил доктор. - Мне кажется, она приходит в себя… - Ты серьёзно? Он встал, снимая очки, а затем возвращая на место, поправляя их на носу с красивой выразительной горбинкой. Женщина пожала плечами, она не была уверена, что больная возвращается в сознание, потому что убежала прежде, чем что-либо выяснилось. - Наверное, стоит позвать её лечащего врача, - сказал Ашот, сводя брови. - Может быть, ты посмотришь? – с надеждой в голосе спросила женщина. - Нена, я – хирург. - Но ты же её оперировал? - Вот именно, - кивнул мужчина, - оперировал. Её ведёт совершенно другой специалист, и ты это прекрасно знаешь. Мужчина сказал своё слово, но посмотрел в такие по оленьи милые глаза женщины и растаял, вздыхая и говоря: - Пошли. Всего несколько десятков метров и вот они уже в стенах палаты, где борется за жизнь девушка, которой многие специалисты даже не давали шансов. Борется за жизнь, которая ей, по сути, и не нужна… Открыв глаза, девушка толком ничего не увидела: всё было серым, блеклым и виной тому была не экономия на краске и цвете, виной тому было дрожащее, готовое в любой момент сорваться сознание. Вместо стен некое подобие вогнутой ваты, вместо людей – блеклые фигуры без лиц, вместо самосознания звенящая пустота. Она переводила невидящий взор из стороны в сторону, пытаясь понять, пытаясь увидеть хоть что-то. Когда картина начала едва заметно проясняться и к ней шагнул доктор, сел на край кровати, взял за руку. - Всё будет хорошо, - медовым, низким голосом сказал он. - Где я? – едва заметный, шелестящий до отвращения, раздражающий нервы шёпот девушки-пациентки. - Ты… - начал было мужчина, но поправился. – Вы в больнице, мисс Литтл. - Где? – девушка перевела на мужчину взгляд, пытаясь сфокусировать его. – Что ты сказал? Господи, где я… - ей было так сложно формулировать свои мысли, что её речь напоминала поток сознания, бред. – Какая больница? Нет, не может быть… Девушка покачала головой и поморщилась от боли. Боль отрезвила, несколько вернула девушку в сознание, показывая, что всё не сон, всё – явь. - Где я? – повторила девушка уже громче и жёстче. После такого длительного молчания голосовые связки болели, отказывались нормально работать, звучать, но она заставляла их функционировать, в чём в чём, а в целеустремленности ей никогда не было равных. Даже мистер Луццато, который, пусть имел не двадцатилетний стаж работы, но вполне много повидал, удивлялся тому, как быстро эта особа возвращается из небытия комы в реальность. Это не могло не радовать. - Где я? – повторила свой вопрос девушка и повернула голову. Шея болела, голова кружилась и раскалывалась, но ей было плевать, её волновал только один вопрос. – Где я? – повторила она и сглотнула, зажмурилась – боль пронзала нервные волокна подобно тупому шилу, она успела так сильно отвыкнуть от этого… - Вы в больнице, мисс Литтл, - повторил доктор. Медсестра, стоящая за его спиной, переводила взгляд с мужчины на пациентку и обратно. – Всё будет хорошо, вас сюда доставили… - Доставили? – перебила мужчину девушка. В её глазах сверкнуло нечто такое, что вызвало внутреннюю дрожь в мужчине, заставило его невольно поёжиться. К ней окончательно вернулось сознание, кричащее, издевающееся: «Ты всё ещё жива!». Оно бегало перед её внутренним взором с огромным транспарантом с эти отвратительными словами «ты», «всё ещё», «жива». - Не может быть… - голос девушки резко сел, упал на несколько октав, зазвучав утробно. Девушка сделала резкое движение, садясь. Голова закружилась сильнее, а аппарат противно запищал, потому что она, не заметив, да и не желая замечать, сорвала с руки датчики-присоски, иголки-капельницы. - Вернитесь на место, - мужчина чуть повысил тон, заглядывая в глаза девушки, в которых плескалась сонная преисподняя, но она так стремительно просыпалась ото сна… - Вам не следует делать резких движений, понимаете ли, мисс Литтл, после того пожара… - Вы меня спасли? – вопрос был логичным, но та интонация, с которой его задала пациентка, заставила врача удивиться. - Да, мисс, мы вас спасли, - кивнул доктор. – Я лично приложил к этому руку. - Как, как… Слова вдруг закончились, второй раз в своей жизни Хенси планировала не проснуться, но, по проведению некой злодейки-судьбы, вновь открывала глаза. Это было мучительно, это было страшно, ужасно, отвратительно. Это пахло неизбежностью, тленом, отвращением и обречённостью. Это не укладывалось в голове… - Как. Я. Могла. Выжить? – спросила она, делая звучные и выразительны паузы-ударения между словами. - Вам повезло, мисс, Литтл, - ответил мужчина, соблюдая установленные правила отношений пациент-врач, хотя ему самому так хотелось назвать девушку по имени… Ему казалось, что это было бы куда более приятным, личным и, возможно, в некоторой степени, терапевтическим, нежели сухое обращение по фамилии. - Совершенно случайный прохожий увидел дым и вызвал пожарных, а пожарные, в свою очередь, подключили нас. - Повезло? Вопрос Хенси звучал жутковато. Её серо-зелёные, расширившиеся в шоке глаза остро контрастировали с белыми бинтами на её лице, которые скрывали ожог-отметину на её правой щеке, сулящий девушке каждый день вспоминать об очередной неудавшейся смерти, об очередной трагедии. Об очередном круге ада, в котором она выжила, и обо всём прочем, что она натворила, намереваясь уйти и забыться вечным сном. «Верно, - думала Хенси, - я – есть Дьявол, иначе, отчего он не берёт мою душу? Или дело в том, что у меня её, души, и нет?». Девушка перевернулась набок, пытаясь устроиться удобнее, но затёкшее за время беспробудного сна тело и назойливый доктор никак не хотели дать ей покой. - Мисс Литтл, прошу вас, лягте на спину и не дёргайте рукой, вы срываете провода. - А нахрена мне провода, если я жить не хочу? Ответ девушки заставил мистера Луццато замолчать и встать в ступоре, в его голове проскользнула мысль о звонке в психиатрическое отделение, чего бы ему точно не простила Хенси. - Отставьте меня одну, - резко сменив тон и настроение, сказала Хенси и поморщилась. Обожженную стянутую кожу, затёкшие мышцы лица пронзило противной, не слишком сильной, но тягуче отвратительной болью. Нахмурившись-поморщившись сильнее, сдержав всхлип боли, Хенси потянулась правой рукой к лицу, чтобы хоть наружно размять болезненные мышцы, убрать мешающиеся бинты, но… - Что… - она даже не договорила, даже не смогла до конца осмыслить вдруг осознанное, увиденное. Причиной удивления девушки, её шока, была её правая рука, точнее, то, что от неё осталось – культя, перемотанная бинтами и перевязками, на две трети плеча. - Что с моей рукой? – спросила Хенси, и пусть тон её звучал негромко, почти спокойно, но в его неуловимых нотках звучал крик. – Где… она? - К сожалению, мисс Литтл, ваша правая рука слишком пострадала, мной было принято решение об ампутации. Увы, мисс, но ничего нельзя было сделать… - Что ж, - Хенси поджала пересохшие губы и даже не поморщилась от боли, которая сопровождала действие, - спасибо. - Не беспокойтесь, мисс, в настоящее время производятся прекрасные протезы, которые ничуть не уступают по характеристикам родной плоти. - Мне всё равно, - отрезала Хенси и всё же поморщилась – связки слишком болели, создавая в тканях горла некое подобие напряженного гудения. - Можно поинтересоваться, почему? – спросил мужчина, улыбчиво сверкнув «грозовыми» глазами. Да… Странный контраст. - Я думаю, это не ваше дело, - культурно, но доходчиво ответила девушка. – Оставьте меня. - Извините, мисс, но я не могу оставить вас в одиночестве, вы… Далее Хенси не слушала. Она легла на бок, устремляя пустой взгляд вперёд. Сознание слишком быстро вернулось к девушке, слишком предательским было его триумфальное возвращение, которого, обыкновенно, так ждут родственники коматозного пациента, но Хенси никто не ждал, ей не к кому было возвращаться. Последний, кто был бы рад её пробуждению, принял смерть от её же рук, последний, кто сказал «люблю» - то самое слово, которое действовало на девушку, подобно красной тряпке на быка. Девушка со всей силы сжала челюсти и закрыла глаза, отстраняясь от слов мужчины, абстрагируясь, уносясь прочь, она научилась этому искусству давным-давно, ещё во время своих юношеских «каникул» в психиатрической больнице. Но в этот раз всё было иначе: жестче, сильнее, острее… Да и сама Хенси была уже давно не той девочкой-подростком, которая подтягивала колени к груди, закрывая сердце от жестокого мира, и занавешивала длинными, слегка растрепанными волосами лицо, чтобы никто не видел её слабости и страха. Да, она всегда ненавидела быть слабой, всегда боялась этого, потому что, всякий раз, когда девушка проявляла слабость, её сердце разбивалось надвое, начетверо… Но сейчас не было ни возможности сокрыть сердце и душу коленями – затёкшие мышцы не слушались и не сгибали ноги под нужным углом; сейчас не было длинных волос, которые бы сокрыли истинные эмоции «маленькой напуганной девочки» - они были коротко острижены, местами опалены и потому неравны в своей длине и цвете. Сейчас не было ничего, но, более всего прочего, не было надежды, потому что слишком давно был пройден предел, слишком глубоко был зарыт смысл. Сейчас было только мерное биение сердца в груди и вопрос: «Я живу. Зачем?». Сколько тех, кто был бы рад выжить, да не смог, но, почему-то, именно её костлявая старушка в чёрном плаще не желала забирать. «Наверное, старушка-смерть боится меня», - Хенси вспомнила эти слова, которые она сказала Морицу почти пять лет назад и сильнее зажмурилась. Сердце обожгло болью и сжало до размеров спичечного коробка: жалкого, иссохшего, пустого…