☆☆☆
Они заходят на Ин Тенебрис со стороны космического пространства, пользуясь тем, что сама эта планета собой же перекрывает им вид на Корусант, а следовательно — и радарам Корусанта на них. Координаты высчитаны до мельчайшей погрешности, и они входят в атмосферу Ин Тенебриса в отдалении от всех баз Империи. Плотные облака лишают их всякой видимости, и они полагаются на приборы даже тогда, когда минуют облачный покров — на Ин Тенебрисе темно, хоть глаз выколи, и не видно даже чёрную землю, покрытую застывшей вулканической магмой; только кое-где подсвечиваются красно-оранжевые жерла вулканов, и лишь они дают какое-никакое, весьма скудное освещение. Все лисы готовы к бою, они разделены на две небольшие группы по пять человек, и все они знают свои роли. Кевин и Жан пришли к выводу, что воронам не было никакого резона держать Натаниэля в учебном корпусе или на лётном поле, и им оставались только казармы и главный корпус. Проверять красную казарму было бессмысленно — там жили самые слабые вороны, да и комнаты Рико, Кевина, Жана и Ната находились в черном крыле, — поэтому одна пятёрка должна была отправиться в казарму, другая же — в главный корпус. Спорили, кто куда пойдёт, долго, но в итоге Эндрю со своими братьями и Рене с Кевином должны были уйти в жилой корпус, остальные же — в главное здание. На подлёте к Гнезду лисы и троянцы разделились: там, где первые полетели к жилым корпусам, вторые отправились к стрельбищу и лётному полю — устраивать переполох, — и лёгкая нервозность заставляла сжать сильнее челюсти и стиснуть в руках оружие. Вместе с тем были и предвкушение и мандраж — наконец-то они здесь, и уже совсем скоро они заберут отсюда Натаниэля и свалят обратно на Пальметто, разворошив воронье Гнездо напоследок. Эндрю стоит плечом к плечу с Кевином, а Аарон подпирает брата с другой стороны, и он осторожно подпихивает близнеца под руку; Эндрю смотрит на него, но на обоих уже надеты шлемы, и они не могут видеть лиц друг друга. Аарон молчит, но он кивает ему и на краткий миг сжимает чужой локоть, и это — та самая поддержка, безмолвная и осторожная, то, что действительно помогает и вселяет уверенность: они лисы, и они перегрызут глотку любому, кто посягнёт на то, что принадлежит им. Дэн сажает корабль на километр южнее Гнезда, и она не успевает приземлиться полностью, когда Ваймак открывает двери и, даже не опуская трап, спрыгивает на землю; за ним следуют остальные, и Эбби закрывает за ними дверь, провожая свою команду долгим, беспокоящимся взглядом. Она возвращается к Дэн и там, обессиленно опустившись в кресло второго пилота, невидяще смотрит в главный иллюминатор. Уайлдс смотрит на неё краем глаза и выключает все системы на корабле, чтобы не спалиться светом в округе, наполненной тьмой, а затем встаёт и подходит к Эбби, устраиваясь у неё за спиной и положив руки ей на плечи: — Они вернут его, — шепчет она на ухо женщине, и Эбби кладёт свою руку поверх руки Дэн. — Я беспокоюсь за них. За Натаниэля — тем более, ты не видела его, когда он только-только прилетел к нам год назад. Он был совсем плох, Дэн, а что с ним сейчас — мне даже думать страшно. Даниэль прикусывает губу, не желая давать Эбби беспочвенные обещания о том, что Нат будет в порядке. Потому что он не будет. Всего за одну неделю это уяснил каждый лис — спокойного житья в Гнезде нет, и то, как вёл себя Эндрю, как вели себя Жан и Кевин... Им было страшно узнавать, что творилось среди воронов на самом деле. — Они вернут его, Эбби, — повторяет Дэн, даже скорее больше для себя, зная, что если она произнесёт это вслух, то быстрее в это поверит сама, — и больше мы не позволим никому забрать его у нас. — Да, Дэн, я знаю.☆☆☆
Он открывает слезящиеся глаза минут через сорок (плюс-минус, он может ошибаться) после того, как провалился в забытье, и сразу же упирается взглядом в лежащий перед ним нож. Руки совсем слабые, но он заставляет себя упереться ими в пол, приподняться, а затем сесть, привалившись спиной к кровати; нож кажется неподъёмно тяжёлым, и Натаниэль трясущимися пальцами только с пятой попытки открывает его, в который раз восхищаясь красотой клинка. Он приставляет нож к своей коже, совсем рядом с теми двумя порезами, которые он нанёс себе три года назад, но руки дрожат, и он чувствует, что не в силах надавить чуть сильнее и вспороть себе кожу. Слёзы катятся из глаз, и он смеётся, закрывая лицо руками и сильно-сильно сжимая нож. Это ведь нож Эндрю. Он отдал его ему для защиты. Для защиты, Натаниэль, беспомощный ты кусок дерьма, а сейчас ты хочешь воспользоваться им, чтобы прикончить себя? Но ведь будущее, в котором он сможет избежать изнасилования, пыток и избиения, — это своего рода защита себя, разве не так? Нет, неправда. Это убьёт Эндрю — осознание того, что он сам вложил Нату в руки смерть. Нельзя. Что угодно, только не Эндрю. Неправильно, нет, нет, нет, ни за что. Ты не сделаешь этого, Натаниэль, ты не посмеешь. Нат отбрасывает нож от себя как можно дальше, и тот, звеня, ударяется о шкаф, падая перед ним на пол; свет отражается от клинка, не тронутого кровью, а Натаниэль, собрав остатки сил, рывком поднимается на ноги, подходит к кровати Жана и там, встав на неё, тянется к книжной полке. Ну же, где эта книга, она должна быть здесь, Рико никак не мог о ней узнать. Любимая книга Жана падает на кровать, раскрываясь где-то посередине, но Нату плевать, он наконец находит то, что искал — книгу, внутри которой в страницах прорезана полость, и там лежит старый нож, тот, которым Веснински воспользовался в тот первый раз. Жан тогда забрал его, но не посмел избавиться от него, так как его можно было бы использовать для защиты, и он спрятал его; вот только так и не узнал, что Натаниэль всегда знал, где он лежит. Коленки дрожат и подкашиваются, но Натаниэль заставляет себя дойти до ванной комнаты и там, съехав вниз по стене, делает первый надрез, неглубокий, параллельный тем, которые давным-давно стали шрамами. Правая рука слаба — никто не занялся её лечением после того, как Рико зарядил по ней блядским световым мечом, — и Натаниэль едва ли может сильно давить. Он меняет руки, беря нож в левую, а затем решается: он проводит сталью по коже один раз, второй, надавливая ещё сильнее, и два новых пореза, они вертикальные, идущие вдоль вен и перерезающие их сильнее, и кровь тонкими струйками стекает по коже, неаккуратными каплями разбиваясь об пол. Слабость не приходит сразу, поначалу Натаниэль чувствует только онемение в руке и слышит, как стучит его сердце, а затем он всё-таки перекладывает нож обратно в правую руку. Она его не слушается, и порез на левом предплечье получается косым и неаккуратным, но кровь вытекает быстро, и Нат, заворожённый, не сразу понимает, что выпустил из ослабевшей руки нож — только краем сознания фиксирует его звон о плитку в ванной. Голова идёт кругом, а затем Натаниэль обнаруживает себя лежащим на полу на боку. Он ещё слышит, как открывается дверь в комнату, слышит чужой голос, а затем дверь в ванную распахивается, и он теряет сознание.☆☆☆
Вороны, поднятые по тревоге, волнами стекаются к лётному полю и истребителям, и это даёт лисам возможность незаметно пробраться к главному корпусу; туда идут все, даже те, кому надо в казарму — они перейдут по подземному переходу, так как в случае нападения мало кто из воронов воспользуется этой дорогой — все побегут по поверхности. Людей практически нет, а если они на кого и натыкаются, то вырубают их, не давая крикнуть, и затаскивают в первую попавшуюся комнату, чтобы они не валялись посреди коридора. Холл первого этажа, и Жан кивает Кевину, после чего уводит свою группу вглубь главного корпуса, тогда как Кевин направляется к лестнице, ведущей вниз, и его группа следует за ним; все молчат, и слышно только их тяжёлое дыхание — они бегут, стараясь быть как можно быстрее. Чёрные коридоры давят, лисам не хватает привычных красок или хотя бы наполовину нормального освещения, потому что здесь холодные люминесцентные лампы бьют по глазам даже через защитные панели шлемов. В подземном переходе нет никаких ответвлений и дополнительных комнат, и до лестницы, ведущей наверх, они добираются всего за полторы минуты. Кевин вздёргивает руку со сжатым кулаком, и остальные останавливаются, ожидая его команды для продолжения движения; Дэй вслушивается, а затем немного подкручивает настройки встроенного в шлем устройства, позволяющего сделать все звуки громче, и после, услышав только копошение оставшихся воронов у выхода к лётному полю, устремляется наверх. Планировку все лисы выучили уже давно, но несмотря на это ни один из них не мог бы сказать, что с лёгкостью смог бы ориентироваться в абсолютно идентичных друг другу коридорах в одиночку, без Кевина. Они добираются до нужных комнат быстро, чуть запыхавшиеся из-за того, что те находились на верхнем этаже, и Кевин, только на мгновение замерев перед дверью в свою бывшую комнату, нажимает на панель, вводя кодовый пароль, и дверь отъезжает в сторону, открывая лисам вид на небольшой коридор с боковой дверью в ванную; в конце коридора виднелся угол одной из кроватей. Кевин заходит внутрь, за ним протискивается Эндрю, а Аарон, Ники и Рене остаются на стрёме, карауля любого нежданного ворона в коридоре. В комнате царит идеальный порядок, на полках нет ни пылинки, а кровати аккуратно заправлены, и пока Кевин, испуганно заворожённый своей нетронутой половиной спальни, пытается прийти в себя, Эндрю осматривает ванную и, не найдя там ничего, возвращается и хлопает Дэя по плечу. — Нет времени, Кевин, идём. — Здесь... Ничего не изменилось. Я как будто не уходил отсюда. Два года прошло, блять... — Кевин, давай. — Да... Да, сейчас, секунду, — он подходит к своей кровати, тянется к книжной полке, прикрученной над ней и достаёт оттуда книгу, листая её и доставая спрятанный между страниц конверт; он убирает его во внутренний карман своей куртки, разворачивается и широким шагом покидает комнату. — Кевин? — Не время вопросов, Эндрю. Ты сам сказал: у нас его нет. Стоящие в коридоре лисы расступаются, когда они выходят, и Кевин ведёт их к другой двери, расположенной всего в паре метров от его бывшей комнаты; здесь он не медлит — вводит пароль и протискивается в комнату ещё до того, как дверь успевает полностью открыться. Эндрю отвлекается на Аарона, который шёпотом уточняет, нужно ли связаться с остальными, но он бросается следом за Кевином, когда тот с тихим возгласом кидается внутрь комнаты. Такая же планировка, какая была в предыдущей комнате: короткий коридорчик, закрытая дверь в ванную, спальня с двумя кроватями, между которыми стоял длинный письменный стол на двоих человек, — вот только здесь на одной из кроватей лежал бессознательный человек. У Эндрю дрожат руки, когда Кевин переворачивает Натаниэля с бока на спину, и он через плечо Дэя окидывает Ната внимательным взглядом: длинные свободные штаны, кофта с длинным рукавом — он как будто всего лишь решил отдохнуть, поспать, а не провёл неделю наедине с Рико. Кевин несильно похлопывает Ната по щекам, пытаясь привести в сознание, и у Эндрю перехватывает дыхание от облегчения, когда тот, едва слышно мыча что-то под нос, приоткрывает глаза. — Кев..? — его голос хриплый, будто бы он не разговаривал на протяжении долгого времени или же кричал, но Эндрю знает, что сейчас у Кевина на глазах выступают слёзы, и он сам, шатаясь, приваливается спиной к стене, чтобы не упасть на подкашивающихся ногах. «Жив, жив, жив, жив, жив», — громко и быстро стучит сердце, и Эндрю не может выдавить из себя ни слова. Сбоку слышатся чужие шаги, а затем Ники с тихим вскриком бросается вперёд, останавливаясь рядом с Кевином, но даже не пытаясь коснуться Натаниэля — это было первое правило, о котором Дэй и Жан сказали им: не прикасаться к Нату сразу, когда кто-то из лисов его найдёт, только после разрешения. Нат, кажется, не до конца понимает, что вообще происходит, но он позволяет Кевину поднять себя на ноги и, поддерживая, повести к выходу: — Мы возвращаемся домой, Нат. Аарон быстро связывается с остальной командой, сообщая им, что они нашли Натаниэля, а Эндрю напоследок окидывает комнату внимательным взглядом и вдруг цепляется за какой-то поблёскивающий предмет, валяющийся под шкафом так, будто его ненарочно туда пнули. Он присаживается на корточки, засовывает руку в щель между шкафом и полом, а затем недоумённо хмурится, видя свой собственный нож. Что-то не сходилось. Натаниэль бросил лисам свой меч, когда его забирали, и причины были понятны — вороны бы уничтожили его; но тогда Эндрю даже не подумал о том, что нож так и остался в ножнах, и Нат оказался в Гнезде с ним. Мог ли Натаниэль сам спрятать нож под шкафом, чтобы никто его не нашёл? Нет, тогда бы он нашёл место получше, да и нож было хорошо видно — под определённым углом свет падал чётко на него; если бы это был Натаниэль, он бы хотя бы задвинул нож подальше. Эндрю поднимается на ноги, задумчиво подкидывая в руке нож, а затем вдруг останавливается; какая-то мысль скребётся на краю сознания, и он, не до конца понимая, зачем, настраивается на свою Силу, с помощью неё ища знакомую Силу Натаниэля. Вот только... Рядом с Кевином, Сила которого защитным покрывалом окутала человека, идущего сбоку от него, как будто была пустота. Ничего. Там будто бы никого не было. Но это ведь невозможно, разве не так? Даже если Натаниэль был напоен блокиратором Силы, она не могла просто-напросто исчезнуть, так ведь? И тут Эндрю вдруг понимает, что, взывая к Силе Натаниэля, пока они шли, пока они искали его, он ничего не почувствовал. Он не смог отыскать Силу Ната, когда они находились в одном здании, хотя раньше он чувствовал её за многие сотни метров. Нет. Эндрю поднимает глаза на Кевина, который перекинул руку этого человека себе через плечо для поддержки. Нет. Это был не Натаниэль. Эндрю дрожаще выдыхает, снимает с пояса мечи и, дождавшись, пока Кевин и этот человек выйдут в коридор, подходит к ним сзади и приставляет синий клинок к чужой шее: — Кто ты, блять, такой? — вопрос на немецком, и это последняя проверка: а вдруг Эндрю всё-таки бредит? Вот только человек, притворяющийся Натаниэлем, отскакивает от меча в сторону, показывая, что он может стоять и самостоятельно, и испуганно шипит: — Миньярд, ты чего? Нат не называл Эндрю по фамилии уже очень давно. Блять. — Эндрю, какого хуя ты творишь? — поражённо рычит на него Кевин, загораживая собой не-Натаниэля, а Аарон рядом с Ники поражённо выдыхает, понявший вдруг, что пытался сделать его брат. Они все знали, что Натаниэль говорит на немецком, вот только Кевин, слишком обрадованный возвращением Ната, поглощённый облегчением, не обращает внимания на то, что человек, которого он сейчас защищает своим же телом, этого языка не знает. — Это не Натаниэль, Кевин, — Эндрю приближается к ним на шаг, медленно, но уверенно, и не опускает свой меч. — Какого хера? — Проверь, — на корявом французском выдавливает Эндрю, и от звучания этого языка Кевин дёргается. — С каких пор ты знаешь французский? — переспрашивает он, но Миньярд качает головой — не понимает его слов. — Проверь, — надавливая, повторяет он и видит, как плечи Дэя опускаются, расслабляясь. Кевин оборачивается к не-Натаниэлю и, успокаивающе приподняв руки, тихо шепчет: — Спокойно, всё хорошо, Эндрю немного переволновался. Надо идти. Аарон и Ники, ничего не понимая, переглядываются, а Рене встаёт плечом к плечу с Эндрю, когда Кевин, вновь подхватив лжеца под руку, ведёт его к лестнице; вот только за спиной Дэй подаёт рукой знак: к ним кто-то приближается, и это не лисы. — Думаю, пусть он будет у тебя. Мы с Жаном подлатали его, но не смогли... вставить кристалл, так что если вдруг кто-то нападёт... Лисы доверяют тебе, они никогда никому не расскажут, — Кевин протягивает не-Натаниэлю его меч, но большую часть его слов никто не понимает. Зато они понимают, что именно это — последняя проверка Кевина. Лисы готовы к нежданным гостям-воронам, когда те появляются в конце коридора, а не-Натаниэль испуганно дёргается и активирует меч, готовясь защищаться. Вот только чистое изумление и шок, проступающие на чужом лице при виде абсолютно белоснежного клинка, расставляют все точки над ё. И поэтому, когда Кевин, выбивая из слабых рук меч, прижимает не-Натаниэля к стене, остальные как можно скорее расправляются с двумя прибывшими воронами, а после, затащив их бесчувственные тела в ближайшую незапертую комнату, возвращаются к ним. — Где он? — прижав предплечье к чужому горлу, разъярённо спрашивает Кевин. — Где Натаниэль, мать твою? — Кев?.. Я тебя не понимаю, о чём ты? — Хватит придуриваться. Ты — не он. Отвечай: где настоящий Нат? Не-Натаниэль оленьими преданными глазами смотрит на Кевина, но тот даже не дёргается, несмотря на то, что видеть такой взгляд на знакомом лице буквально больно, а затем все лисы внезапно слышат тихий скрежет, и Кевин со всей силы шваркает незнакомца об стену. Громкий звон от упавшего ножа разлетается по коридору, и Ники с поражённым выдохом указывает на длинный разрез на одежде Кевина, сквозь который видна чуть поцарапанная броня. — Ответишь по-хорошему, сука, или поговорим по-плохому? — сквозь зубы цедит Дэй, и Эндрю приближается к ним практически вплотную, приставляя меч к центру чужой груди. А не-Натаниэль вдруг смеётся, заливисто и восхищённо, и от искривлённого лица Ната всем становится плохо: — Дьявол, а я-то думал, что смогу продержаться чуть дольше! — он качает головой и вдруг подаётся вперёд, самостоятельно напарываясь на кончик меча Эндрю. — Его здесь не-е-ет, — напевает он и вновь хохочет. — Где он? — рычит Эндрю, не собираясь опускать меч, даже если запах подпаленной одежды и кожи бьёт в нос. — Ой, Нати было плохо, Нати сейчас в больнице. Така-а-ая жалость. Не вынесла душа лисёнка позора жалостных обид, — он смеётся во весь голос, и Кевин вновь встряхивает его, прикладывая головой об стену. — Ай-ай-ай, больно же, Кеви! — Что с ним? — меч в руках Эндрю дрожит. — Ну я же сказал, маленький Миньярд. Маленький Нати хотел поиграть, маленький Нати потом ушёл спать! — Что это значит? — Кровь, там было так много крови, ты себе просто не представляешь. Ножи детям не игрушка, а Нати выбрал не ту игру! В груди холодеет, а нож, спрятанный в нагрудном кармане куртки, наоборот — жжёт кожу даже сквозь несколько слоёв одежды и броню. Неправда. Нат ведь не мог... Не этим ножом, это ложь, Нат бы никогда не стал себя... — Ой, мне кажется, маленький Миньярд всё понял! Умный маленький Миньярд, каково же тебе... это... узнать? — он заканчивает с колкой улыбкой, и Эндрю хочется вырезать её у него с лица. — Какая больница? — шипит Кевин, не до конца понимая этих шарад. — Кеви, ты разве знаешь ещё больницы, где лечат маленьких воронят, м? — не-Натаниэль надувает губы. И вот теперь Кевин отшатывается так, будто бы его ударили, и Рене осторожно поддерживает его, когда он на неё налетает. — Нам нужно скорее... — в полубреду бормочет он, но его прерывает уже осточертевший смех не-Натаниэля. — Торопись — не торопись, а маленький Нати играет с Прустом уже четвёртые сутки, Кеви! Тра-ля-ля, тру-ля-ля, торопись — не торопись, всё равно уже опоздал! Эндрю хочет прикончить его, перерезать глотку, вспороть живот, вот только сейчас этот человек носит личину Ната, и он не может... Эндрю дезактивирует меч и резким движением вырубает этого лжеца чётким ударом навершием в висок. Смех стихает, и в коридоре устанавливается мёртвая тишина, и слышно только собственное сбитое дыхание и безумный стук сердца. Эндрю оборачивается к Кевину: — Куда нам теперь, — Кевин молчит, и тогда Миньярд подходит к нему в два широких шага и встряхивает за ворот: — Ну же, Дэй, где он? Если бы Кевин был без шлема, Эндрю точно бы отшатнулся от его больного взгляда: — В Истхейвене. На Корусанте.☆☆☆
Едва ли у них было время придумать стоящий план. Едва ли они могли бы уговорить троянцев сунуться на блядский Корусант — главную планету Империи. Едва ли они сами были к этому готовы. Вот только к чему они не были готовы точно, так это к тому, чтобы позволить себе ещё хотя бы несколько дней промедления, особенно после того, как Кевин снял на корабле шлем, и все увидели его бледно-белое лицо. Особенно после того, как Жан, услышавший, где сейчас Нат и сколько времени он там провёл, обессиленно съехал по стене на пол. Плана не было — им точно нельзя было назвать то, что они хотели заявиться в больницу, вырезать там половину персонала, устроить переполох и вытащить оттуда Натаниэля. Они собрались в общей комнате на корабле, когда это произошло. Ваймак, держа в дрожащей руке коммуникатор, разговаривал с Реманном, благодаря троянцев за помощь в организации нападения на Ин Тенебрис, когда Сет вдруг подошёл и вырвал коммуникатор у него из рук: — Слушайте, блять, сюда. Наш человек сейчас на Корусанте. И мы собираемся туда, прямо, сука, сейчас. И если в вас есть хоть капля ёбаного мужества повстанцев, вы соберёте яйца в кулак и полетите с нами уёбывать ебучих имперцев. Я всё чётко сказал или мне повторить? Ваймак поражённо распахнул рот и попытался отобрать у Гордона блядский коммуникатор, но тот наставил на него свой бластер, нахмурив брови и сжав губы в плотную линию: — Если у вас не хватает смелости сказать им это прямо, это не значит, что у меня нет яиц, чтобы сделать это за вас. Дэн шокированно прыснула и прикрыла смешок кулаком, когда на неё уставилась вся команда: — Блять, ну простите. Сет же... — Если ты сейчас же не заткнёшься, я проделаю в тебе ещё одну дырку, Уайлдс, — прошипел Гордон. Треск коммуникатора привлёк внимание всех лисов: — Верни коммуникатор Ваймаку, юноша. Сет цыкнул, закатив глаза, а Ваймак протянул ему руку: — Сет. Гордон перекинул устройство Дэвиду, не заботясь об осторожности, и Ваймак едва не уронил его, кинув на Сета раздражённый взгляд: — Джеймс, нам правда нужна помощь, но мы понимаем, что вы не... — Замолчи, Дэвид. Мы поможем, не сомневайтесь. Устроить налёт на столичную планету Империи? Клянусь, этого не делал ещё никто. Никто из лисов не ощущал повисшего в воздухе напряжения, но зато каждый почувствовал, как оно спало. — Спасибо, Джеймс. — Что ж, хорошо. Итак, какой у нас план?☆☆☆
Ну, потом они всё-таки просидели ещё кучу времени за составлением плана, вылетели на рассвете на другую планету, чтобы пополнить припасы, и... Ладно, кому я, блять, пизжу. У них реально не было плана как такового — они взяли за основу действия на Ин Тенебрисе и спроецировали их на Корусант, только и всего. И пока троянцы вновь отвлекали на себя всё внимание, лисы пробрались в больницу, поблагодарив имперцев и их командование за то, что те решили построить её в каком-никаком, но отдалении от города. Светлые коридоры, залитые солнечным светом, никаким образом не отсылают на все те издевательства, которые терпели здесь некоторые пациенты; из открытых окон льётся пение птиц, по стенам и полу бегают солнечные зайчики; здесь свежо и пахнет то ли лимоном, то ли мелиссой, и этот запах перекрывает запах медикаментов, въевшийся во все поверхности. Кевин и Жан ведут лисов наверх, на третий этаж, где находится кабинет Пруста, и на своём пути они встречают едва ли несколько санитаров. Это странно, и Мэтт обеспокоенно шепчет, иррационально не желая нарушать тишину этого места: — Вам не кажется странным, что тут почти пусто? — Всё нормально, — отвечает Жан. — Эта больница предназначена только для воронов, и после того, что мы устроили на Ин Тенебрисе, большая часть врачей отправилась туда, чтобы оказать первую помощь. Через сутки тут будет не протолкнуться — если я правильно понимаю масштаб нанесённого воронам ущерба. — Ага... А как же охрана? — Ещё никто не прорывался сюда, Мэтт, — кидает через плечо Кевин. — Для этого нужно быть полнейшими безумцами, и в Империи это знают. Здесь буквально не нужна охрана — лечащиеся вороны в случае чего смогут продержаться до прибытия основных сил. — Понял. То есть, если мы наделаем тут шума, сюда сбежится вся имперская кавалерия, так? — Да, поэтому заткнись и шевели булками, Бойд. — Эм, хорошо, да, окей. В дверь никто не стучит — её, неожиданно самую обычную, на петлях и не автоматическую, с ноги распахивает Кевин, выбивая замок, и лисы, слегка морщась из-за табачного дыма, плотной завесой завивающегося в воздухе, входят внутрь. Немолодой мужчина со светлыми волосами вскакивает ноги, держа в руках в одно мгновение вынутый бластер, но Сет стреляет ему в руку, и он роняет оружие, скривившись от боли. Кевин широкими шагами подходит к нему, и в следующее мгновение к шее Пруста приставлен световой меч. — Где Натаниэль? Пруст сначала ничего не понимает, а затем вдруг узнаёт чужой голос, чуть подёрнутый помехами из-за шлема, и смеётся: — О, Кевин, давно не виделись! — Отвечай. — Ты же понимаешь, что юному Веснински нужна помощь, ведь так? Это мой долг, я его лечащий врач, а после той ужасной попытки самоубийства мне пришлось его лечить с особым усердием. Нескольких дней не хватило, разве не понимаешь? Из-за незнакомой фамилии лисы сначала не понимают ничего, а затем каждый из них обращает внимание на другое: на слова, сказанные Прустом, и на реакцию Кевина и Жана, где второй дёрнулся вперёд, удерживаемый от мгновенного убийства только крепкой хваткой Ваймака. — Где он? — уже в который раз за прошедшие сутки спрашивает Эндрю, и Пруст выглядывает из-за Кевина, впериваясь взглядом в него. — О, смею предположить, что ты Эндрю, да? Натаниэль несколько раз упоминал тебя, я подумал, что вы неплохо общаетесь. — Где Натаниэль, Пруст? — едва сдерживая ярость, спрашивает Дэй. — Пять секунд на ответ, потом ты будешь мёртв, а мы пойдём искать его сами. Один. — Два, — угрожающе шипит Жан, — три... — Я отведу, отведу! — закричал Пруст, когда меч опалил его шею. Кевин сразу же отвёл меч в сторону и сделал приглашающий жест рукой: — Побыстрее. Коридоры, коридоры, шарахающиеся от них санитары, которых безжалостно вырубали лисы; Пруст отводит их в соседнее крыло, указывая на нужную дверь, и Эндрю, не обращая внимания уже больше ни на что, рвётся вперёд, отпихивая доктора с дороги в руки Жана, и распахивает дверь. Солнце слепит на краткий миг, но Эндрю видит чужую фигуру, замершую у кровати, и ему нужна лишь доля секунды, чтобы выхватить из кобуры бластер и выстрелить. Рико падает с табурета с тихим удивлённым возгласом, но Эндрю, зная, что теперь его прикрывают остальные, рвётся вперёд, к больничной койке, где лежит Нат, и его Сила, почувствовав родную знакомую Силу, поёт. Это Нат, это он, он, он, он, он. Натаниэль не двигается, обе его руки прикованы наручниками к боковым поручням кровати, и это обычная практика для буйных больных, вот только обычно наручники были мягкими манжетами, которые не причиняли пациенту боль. На его глазах плотная повязка, в ушах Эндрю замечает какие-то затычки, и Нат весь окутан слоями белых бинтов — руки, шея, часть лица; на нём больничная рубашка, и он до пояса прикрыт толстым одеялом, но он дышит, дышит, дышит, и Эндрю едва не падает на пол от облегчения. Руки трясутся от желания прикоснуться, увериться в том, что это не сон, но Эндрю не решается этого сделать — прикосновения сейчас твёрдое «нет», а уж когда Нат был без сознания — и подавно. — Что ты с ним сделал? — Кевин нависает над лежащим Рико, одну ногу поставив на его живот и приставив меч к лицу. Рико, всё ещё немного ошарашенный неожиданным появлением лисов и болью от выстрела, смеётся и запрокидывает голову, приподнявшись на локтях: — Вот уж не ожидал вас тут увидеть! Неужели раскусили мою пташку? — Почему, блять, в этой ёбаной Империи не принято отвечать на вопрос сразу? — рычит Сет, подбираясь к Рико и от души пиная его в рёбра, зацепляя ботинком край раны. — Что с ним? — глаза Кевина горят огнём, и никто из лисов не сомневается в том, что сегодня Дэй самолично убьёт Рико. — Помимо того, что было обычно? Пытки, изнасилования — кроме этого, да? — лисы за спинами Кевина, Сета и Эндрю замирают, впервые услышав подобное. — О, поверь мне. Ты не хочешь этого знать. — Нат, он..? — слабо начинает Элисон, но её жёстко прерывает Жан. — Не сейчас. — Я всё ещё жду ответа, — Кевин прислоняет кончик меча к скуле Рико, жёстко выжигая его татуировку, и Морияма кричит от боли. — Мне всего лишь нужно было сделать твою копию, чтобы он сказал одно волшебное слово, — Кевина трясёт. — Вот только он медлил, и мне пришлось его наказать. Он так сладко умолял трахнуть себя вместо тебя, это была просто песня для моих... Кевин резко взмахивает мечом, проводя длинную линию ожога по чужому лицу, и едва удерживает себя от того, чтобы воткнуть клинок в тело Рико. — Это больно, братец... Вот только как больно было нашему Нати, когда «ты» смотрел на всё это, даже ни разу взгляд не отвёл. И не сказал ни. единого. слова. После этого мне нужно было только дать ему нож, чтобы он решил, что не хочет больше терпеть всё это, и вуаля, он... И Рико вдруг захлёбывается своими словами, и недоумённо приподнимает голову, удивлёнными глазами смотря на два меча, торчащих у него из груди: оба синие — Кевина и... Эндрю. Тихие вздохи лисов, громкое дыхание Эндрю и Кевина — в этих звуках тонет едва слышимый стук безвольной головы Рико об пол, когда его глаза стекленеют, а грудь вздымается в последний раз. Морияма мёртв. Они оживают через несколько секунд, и в палате громче всех голосов лисов слышится смех Пруста: — Вот это да! Никогда бы не подумал, что этим всё и закончится! — Подумай ещё раз, ублюдок, может до тебя дойдёт, что ты следующий, — шипит Жан, сжимая его шею. — Говори: что ты давал Натаниэлю, и тогда ты умрёшь быстро. Из-за крепкой хватки лицо Пруста краснеет, и Ваймак осторожно кладёт ладонь на плечо Жана: — Полегче. Он не сможет сейчас сказать ни слова, если ты его задушишь. Жан слегка разжимает хватку, и Пруст хватается за его руку, жадно глотая воздух: — Несколько седативных, снотворное, блокиратор... Это всё. — Сколько часов назад был блокиратор? — Три. — Чудесно. На этом всё, — Жан оборачивается на Ваймака. — Теперь я могу его убить? Дэвид убирает свою руку и отходит на шаг, и тогда Жан приставляет к чужой груди бластер, шепча напоследок: — Хотел бы я, чтобы в аду ты смог почувствовать всё, что ты сделал с ним. Негромкий выстрел, и тело Пруста обмякает, и Жан отпускает его, после чего мёртвое тело падает к его ногам; он разворачивается и быстрым шагом подходит к Кевину и распростёртому телу Рико. — Нат не будет рад, когда узнает, что он умер так просто. — Мне так, блять, похуй, Жан, ты бы знал, — бормочет себе под нос Кевин и устало прислоняется плечом к своему брату, чувствуя вдруг, как целая гора свалилась с его плеч. Эндрю же только и может, что, отведя взгляд от Рико, впериться им в Натаниэля; он не знал, с какой стороны подступиться, особенно, блять, после тех откровений, вылившихся изо рта Рико, но им нельзя медлить и нужно убираться отсюда как можно скорее. Рядом появляются Аарон и Ники, и первым делом они, придерживая Ната за запястья, аккуратно спаивают наручники, и Эндрю перехватывает его руки, осторожно укладывая их на одеяло. Следом он тянется к затычкам в ушах, потом — к повязке на глазах, и стоит ему только снять её, как Натаниэль резко дёргается, вскидывая руки наверх и на мгновение приоткрывая глаза, чтобы в следующий момент зажмурить их до цветных пятен перед веками. Он беспорядочно отбивается от их рук, но почему-то молчит, а затем, когда Ники начинает уговаривать его остановиться, зажимает руками уши, сворачиваясь на боку в маленький клубок, и Эндрю видит на его щеках засохшие следы старых слёз, которые теперь намокали из-за новых. За его спиной Жан отгоняет лисов, прикладывая к губам указательный палец, и едва слышно шепчет: «Сенсорный шок», — и Эндрю, тяжело сглатывая, укладывает дрожащие руки поверх ладоней Натаниэля. Его нужно привести в чувства быстрее, нельзя просто взять и забрать его с собой — будет только хуже. Нат дёргается, пытаясь уйти от прикосновений и выдёргивает одну руку из-под ладони Эндрю, впиваясь слабой хваткой в его запястье; а затем он вдруг замирает, и Миньярд чувствует, как чужие пальцы осторожно проводят по самому краю его повязки, а потом скользят чуть ниже, нащупывая под тканью ножны. Он его узнал. Эндрю улыбается, дрожаще выдыхая и говоря едва-едва слышно: — Ты со мной, кролик. Надо идти, мы возвращаемся. Ему кажется, что Натаниэль не слышит его из-за плотно прижатых к его ушам ладоней, вот только затем он чувствует, как Нат слабо кивает. — Мне надо взять тебя на руки, Абрам: да или нет? И Натаниэль кивает, вновь, и плевать уже на то, что это было не вербальное согласие, главное — оно было, и Нат его узнал, поэтому Эндрю медленно отнимает свои ладони от чужих ушей, видя, как тот закрывает их своими руками, а затем натягивает на него одеяло до самого подбородка и, выдохнув, поднимает его на руки, прижимая к себе. Он разворачивается, и в глазах некоторых лисов видит слёзы, но все они улыбаются, и Эндрю молча кивает в сторону двери. Они не произносят ни слова, безмолвно выстроившись так, что Эндрю с Натом оказываются в защищённой со всех сторон середине, и Миньярд переступает через мёртвое тело Пруста, даже на миг не жалея о том, что он не может развернуться и пнуть его лично. Плевать. В его руках Натаниэль. Это самое главное.