Лёгкое поведение

Надевая пижаму Эдик услышал властный голос бабушки: - Эдик, детка, иди сюда, я хочу с тобой поговорить! Решив что нельзя заставлять бабушку ждать, мальчик быстро застегнул пижаму и шлепая босыми ногами поспешил на зов. Владелица борделя сидела окружённая своими «девочками», словно китайская императрица среди гейш. Открылась дверь, и едва начинающий ломаться голосок робко спросил: - Баба, ты звала меня? - Да, милый, проходи, проходи. Эдик вошёл и бандерша внимательно осмотрела внука с головы до пят. Перед ней стоял свежий тонкий подросток с чуть выпирающими ушами и родинкой над губой. «Хорош, хорош, воистину сладкий подарок этому партийщику. Будет мне шуба и «Волга» новенькая». - Эдик, ты же знаешь что завтра приезжает Владимир Николаевич? - Знаю. - И ты же знаешь что ты должен делать? - Знаю, я должен буду ублажить его как следует. Он приедет на три дня, и если я буду хорошо работать, то он даст мне сто пятьдесят рублей – по пятьдесят рублей за каждую ночь, - отчеканил без запинки мальчик. Бандерша аж крякнула от удовольствия: - Умничка мой, ты уж постарайся, мой хороший. Владимир Николаевич хороший человек и если ты будешь к нему добр, он будет добр к тебе…и ко мне. - Я всё сделаю как надо, баб. Мне не в первой…Баба, а можно попросить? - О чём? - Можно я возьму из шкатулки два рубля? - Зачем это тебе деньги? – удивилась сутенёрша, искренне не понимая зачем пятнадцатилетнему подростку нужны деньги. - Я хочу купить пластинку «Битлз». - «Битлз»? -морщинистое лицо скривилось. – Это те кто поют свои песенки на языке сраных капиталистов? Помилуй Бога, Эдик, зачем они тебе? - Ну они мне нравятся. Пожалуйста, баба. Старуха опустила оба своих подбородка на грудь и задумалась. Эдик стоял, ждал и немножко подрагивал он холода – ледяные полы морозили его ноги. - Ладно, - решила бандерша, - принесёшь мне сто пятьдесят рублей, и я дам тебе два на пластинку. - Спасибо, бабанечка, - мальчик радостно подскочил к бабушке и чмокнул её в щëку. Сутенёрша обняла внука и тут же отстранила его от себя. - И запомни навсегда. В этой жизни ты никому кроме бабушки не нужен. Я, - сухой палец ткнулся в обвислую старческую грудь, - одна за тебя кровью харкаю и спину гну, чтобы у тебя всё было, что бы ты жрал вкусно и спал сладко и мне ничего от тебя не нужно, кроме твоего послушания. Я с себя сниму и отдам последнюю тряпку тебе, я сама не пожру – тебе отдам, но ты должен слушаться свою любимую бабушку. Всё понял? - Да, бабунечка. - Умничка. Иди спать, завтра у тебя важный день. * Как известно, заработок простого трудяги заканчивается там, где начинается заработок проститута. В советские времена один рабочий зарабатывал в среднем 40 рублей, в то время как ночной мотылёк выколачивал с панели 60 рублей. Но потом пришло в жизнь людей то самое чудище, которое «обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй» и имя ему – Интернет. Он как сторукий Гекантохейер обвил каждого человека своими смертельными объятиями. Не избежали этой участи и путаны обоих полов – их в свои цепкие руки схватил отпрыск Интернета – Даркнет. У каждого уважающего себя жреца платной любви была в Даркнете своя анкета с данными, где любой жаждущий мог увидеть товар лицом и выбрать приглянувшийся. Редкий дар – возможность управлять Даркнетом и быть его частью. Такие люди назывались «майданщиками», ценились и береглись как самая дорогая вещь… Эдмунд весело топал по блестящему от прошедшего дождя асфальту. Меж пальцев тлела сигарета, в наушниках играла соответствующая песня:   Путана, путана, путана. Ночная бабочка, но кто же виноват? Путана, путана, путана. Огни отелей так заманчиво горят. Настроение было несоответствующее погоде – весёлое и шаловливое. Эд держал путь в «Розовый замок». Так патетично называли свою квартиру молодые коллеги Эдмунда – Кис,  Рапунцель и Кондрашка. Зáмком их совместная блуд-хата являлась лишь фигурально, а реально же это была трёхкомнатная квартира, используемая для встреч с клиентами и бурных загулов после клиентов. А розовым он назвался с подачи Кодрашки, который постелил на пороге «зáмка» розовый ворсовый коврик, подаренный им госпожой Слизовой. Сейчас Эдмунд направлялся в место бурной рабочей деятельности друзей по срочному звонку Киса - их наконец выпустили из кутузки. Придя к ребятам, Эд ожидал увидеть очередной шалман, но ошибся. Кис полулëжа на диване тыкал пальцем в телефоне, Рапунцель у зеркала расчёсывал свои волосы. Стряхнув с кроссовок на розовый коврик грязь питерских мостовых Эд прошёл в комнату. - О, а вот и наша старая шлюха, - воскликнул Ильгиз, отложив расчëску. - Привет, молодые шлюхи, - не остался в долгу Эдмунд. Разговорная речь путан сильного пола всегда пестрела жаргонизмами, они общались друг с другом грубо-иносказательно и речь их иногда напоминала разговоры зеков. - Эдька, вот, масику надо «крестины» сообразить, - Рапунцель указал наманикюренной рукой в угол, где в кресле гнулось юное существо с торчащими волосами и огромными глазами, запрятанными за роговыми очками в толстой оправе. Парнишка так умело прикинулся мебелью, что Эдмунд его и не заметил сразу. - А чё я то? Пускай Ромка «крестит». - Кострома молотит в обе щели, ему некогда, - подал голос с дивана Кис. - Ладно. - Ответил Эд и повернулся к «масику». – Как звать? - К-костя, - икнул парнишка. - А фамилия? - Бе-бе-бекрев. - «Бе-бе-бекрев». - передразнил Эдмунд. – Ты с клиентами также блеять будешь? Отныне отвечай на вопросы чëтко и громко, как в ЗАГСе. Итак, как тебя звать? - Константин Бекрев, - отчеканил «масик», будущий «мотылëк». - Ну пошли, Константин Бекрев, буду тебя «крестить», - поманил рукой парня Шклярский. «Крестины» или, проще говоря, шефство старшей проститутки над проституткой помладше – старая традиция, пламенный привет из Советских времён идеального коммунистического общества, где старшие брали на себя заботу за более младшими. Не безвозмездно, конечно. В переполненном трамвае, колыхаясь в такт движению транспорта Эдмунд разглядывал Костю и думал какого бы клиента подцепить на эту полудохлую наживку. Кто на такое клюнет? Вряд ли кто-то состоятельный, разве что какой-то «маравихер» (дешёвый клиент часто с мазохистскими наклонностями) с плохим зрением. Прижатый двумя толстозадыми тëтками к окну Костя крутил башкой, словно филин и кусал губы. Жалкое зрелище, душераздирающее зрелище. Кошмар. На нужной остановке Эдмунд изящно вышел из трамвая, за ним дряхлым кулëм вывалился Костя. Большими печальными глазами он зыркал на Шклярского и тот сразу вспомнил его более юного тëзку – Костю Панфилова. - Значит так, - сказал Эд, - сразу даю наводку. - А я водку не пью, - пролепетал паренëк. Эд закатил глаза. «За какие мои постаскушьи грехи мне послали эту вошь?» подумал он и вздохнув продолжил «наводить» парня: - Я имею ввиду, что тебе укажу место, где можешь начать работать. Клуб «Санта-Барбара» знаешь? - Знаю. На Казанской. - Верно. Придёшь туда, закажешь себе коктейль «Маргарита» и жди. Если к тебе подсядет «кошелёк» сразу не соглашайся, поломайся немного как целка, затем всё равно соглашайся и веди его в туалет. Не в мужской! Веди в бабский. С первого клиента тридцать процентов кэша притащишь мне и будешь дальше башлять мне тридцатку с каждого «кошелька» в течении полугода. Понял? - Понял. - А теперь пошли, оформим тебя как следует. Вдвоём они вошли в небольшой торговый центр и спустились на нулевой этаж, вошли в дверь на которой висела яркая картонка «Интим-магазин». Костя покрылся пунцом и краснел всё сильнее, пока они шли мимо предметов доставления удовольствия, в том числе с помощью боли. Эдмунд подошёл к прилавку, похлопал по нему ладонью и громко крикнул: - Матрица! Хорош кокс дëргать, дело есть. Из-под прилавка выскочил мужчина, волосы его были всклокочены почти также как и у Кости, узкие глаза украшали мешки формы аккуратного полукруга. - Маэстро, - воскликнул Матрица, стерев белые следы с носа-кнопочки - давно не заходил. Работы много? - Хватает, - ответил Эд и махнул в сторону Кости, - вот объект оформить надо. Знакомься, Костя, это Глеб Самойлов, он же Матрица – специалист по Даркнету и вообще продвинутая башка, «майданщик» от Бога. - И твой бывший клиент, - хихикнул Глеб. - Иди в жопу, мой бывший клиент, - вспыхнул Эд, - я с тобой чуть на эту херню не подсел. - Кстати, не желаешь немного расслабона? Чистый. - Себе засунь это дерьмо. Оформи пацана. Все трое зашли за прилавок и вошли в неприметную дверь подсобки. Там на старом столе сверкал новизной чёрный ноутбук. Глеб открыл крышку ноутбука, ввёл таинственный известный лишь ему код и сразу очутился в мире где можно купить всякое и всякого. На Костю посыпался град вопросов, словно в военкомате, про возраст, рост, вес, цвет глаз, а также про сексуальные предпочтения, фетиши и гендерную идентичность. Парень весь обливался прелестной стыдливой краснотой, но отвечал чëтко и громко, как и велел ему Эдмунд. Шклярскому этот опрос был совершенно неинтересен и он сел в углу подсобки на потрëпанный жизнью диван и закурил. На глаза ему попался валяющийся как попало документ (Матрица в прошлом году переворошил базу данных МВД и все полученные данные держал в своей подсобке) и на первой же строчке «…торговля оружием в этом году…» у него защемило в груди. Он вспомнил события прошлой недели. Новый клиент. Светлые волосы. Сладкие губы. Нежные прикосновения. Жаркий секс. Много денег. Необузданная радость и горькая обида. Михаил или Марат или как там его зовут… - Эдька!!! – нахально влез в его мысли голос Самойлова. - Чë тебе? - Выпиши этому заюшке «спокуху». - Ща. Эдмунд достал из тумбочки стола бланк с эмблемой Елизаветинской больницы и своим красивым почерком стал его заполнять, а затем пошарив там же в тумбочке, достал печать этой же больницы и шлëпнул на бумажку. «Липа» получилась настолько изящной, что не отличишь от настоящей. Протянул её Косте: - На! - Что это? - Справка что у тебя нет венерических заболеваний. Некоторые клиенты просят. - Но она же ненастоящая. - А ты представь что настоящая и не тупи, долбодон. Матрица гортанно заржал: - И где ты находишь таких чувырл? - Это не я, это Рапунцель мне подогнал эту плесень. - Ну ясно, этот пидрилка никогда нормальный товар не подгонит. Так, всё я его оформил, но надо ж ещё проверить твою работоспособность, киса. – Белый от частого употребления весёлого порошка язык Самойлова похотливо скользнул по его верхней губе. - А кто будет проверять мою работоспособность? – шёпотом спросил Бекрев у Эдмунда. - Он, - последовал ответ и указание пальцем на «майданщика» Когда оформление завершилось и крестины состоялись, все трое снова вернулись в магазин, и Эдмунд попросил у Глеба «блинов и повидло послаще». Кокаинет выложил перед ним пачку делюкс-презервативов и флакончик смазки со вкусом клубники. - Хороший «кошелёк» намечается, Эдька? - Угу, очень. Уходя Эд заметил краем глаза что Матрица взяв новенького за грудки, поволок его обратно в подсобку – «проверять работоспособность»… Эд соврал – никакого «хорошего кошелька» у него не намечалось и сразу поехал домой. Вообще эта неделя была тухлой на клиентуру и его сняли всего два раза, да и те дерьмовые. Один был пьян вусмерть и даже раздеться сам не смог, а второй изволил, на радость Эдмунду, быть в пассивной роли, но как только начался процесс доставления взаимного кайфа, начал умолять Эда избить его. Желание клиента - закон. Выйдя из него, Шклярский закурил и начал исполнять волю снявшего его. От души помутузив клиента, Эд напоследок отвесил мазохисту несколько смачных поджопников, затем оделся, взял деньги и ушёл. Вот и всё. Дома Эд завалился спать, но побыл в гостях Морфея он недолго. Снова телефон, снова звонок и снова незнакомый номер. - Алло? - Привет. Сон как рукой сняло. Пальцы со всей силы вонзились в изголовье кровати. Это он. - Узнал меня? Конечно он узнал, но решил сделать вид что не узнал. Ногти сильнее впивались в деревянное изголовье. - Нет, а кто это? - Это Михаил, мы встречались неделю назад. «Михаил? Ну-ну…» - Да, я вспомнил. Что вы хотели? Эдмунд напустил на себя серьезность и заставил свой голос звучать дерзко и высокомерно. Но внутри его штормило. - Я хотел бы пообедать с тобой, - перекатывался голос в телефоне, и весь подшëрсток Эдмунда от него вновь наэлектризовывался. Чëрт. - Хорошо. Где? - Ресторан «Марко Поло». Через час? - Ладно. Я буду у «коней». Ногти заскребли по дереву, вгоняя под кожу острые занозы. Ярость – вот что сейчас чувствовал Эдмунд и с чьей подачи согласился встретиться с обманщиком «пообедать».  Он разрывался между желанием встретить этого лохматого и непередаваемо красивого человека, подло и нагло обманувшего его, и высказать ему всё, отпиздячить его так, чтобы он забыл что такое эрекция, и с желанием больше никогда его не видеть. И первое взяло вверх. - Ну я тебе устрою, мудлон белобрысый… Словно показывая свою недоступность, Эд оделся неброско, во всё чёрное, накинул чëрный болоневый жилет, взял рюкзак. Пора. Накрапывал мерзкий прохладный дождик. Эдмунд топтался возле «коней», сожалея что так переоценил себя и не надел куртку. Из-за угла медленно выполз, будто гигантский крокодил, чëрный лимузин. Эдмунд удивлëнно вскинул брови – это за ним? Длинное авто остановилось аккурат напротив него и, опустив окно, с ним поздоровалась лохматая мужская голова: - Добрый день. Эдмунд? - Ага. - Садитесь. Внутри лимузина было тепло и вычурно богато. Чëрные кожаные сиденья блестели от чистоты и скрипели под Эдмундом. Под потолком сияли неоновые лампы, дарящие бархатный цвет. Возле сиденья на низкой подставке в ведре со льдом стояла бутылка шампанского, на цветастой тарелке полукругом разложены фрукты и цветы. В целом, всё добротно, но Эд всё равно чувствовал себя неуютно. Его ещё никто не катал на лимузине. Рожей не вышел. Когда лимузин подкатил с Эдмундом внутри к ресторану, дождь уже зарядил во всю силу. Эдмунд вышел из салона и от холода тут же поëжился и опять пожалел что не взял куртку. К нему подошли двое в тëмных очках и потребовали показать руки и рюкзак. Эдмунд покорно скинул баул и выставил ладони перед собой. «Джеймсы Бонды» досконально рассмотрели содержимое его рюкзака, разглядели каждый его палец, тыльную сторону ладони и запястья. Эдмунд, уже во всю дрожащий от холода и мечтающий поскорее оказаться внутри ресторана, видя такой досмотр, с ехидцей спросил: - Трусы снять? Бодигарды пропустили мимо ушей его вопрос и позволили ему наконец оказаться в тëплом ресторане. Эд был здесь несколько раз и ему это место не понравилось: слишком шумно, слишком многолюдно и слишком однообразное меню. Во всяком случае, все «кошельки»,  которые тащили его сюда, почти всегда заказывали одно и то же. Возле входа в банкетный зал Эда встретил ещё один Джеймс Бонд (уже пятый!) и осмотрев его пристальным взором, отворил перед ним двойные белые двери. Эд решительной походкой залетел в зал. Внутри не было ни галдящей толпы, ни визжащих детей, ни снующих туда-сюда официантов. Был лишь длинный уставленный явствами стол и в конце него  сидел его длинноволосый обидчик. За ним полукругом стояло ещё четыре охранника. Барон как есть. - Привет, проходи, проходи, - на круглом лице воссияла приветливая улыбка. Эд не стал проходить, а остановился у противоположного края стола. Руки Шклярского сами собой стиснулись в кулаки. Правильно он сделал что не взял с собой какой-нибудь тяжёлый предмет, он его и голыми руками завалит. - Как живёшь? – будто не видя напряжённую позу мужчину напротив себя, продолжал лыбиться блондин. - О, нормально. - воскликнул Эд. – А как вы поживаете…Марат Александрович, господин оружейный барон? На лице блондина отпечаталось неподдельное удивление, почти шок. Эд победоносно вздëрнул подбородок – вот так вот, пусть знает что он не пальцем деланный! Шок на нахальной роже блондина длился пару мгновений, затем сменился секундным разочарованием, а затем снова возникла лучезарная улыбка акулы: - О, тебя правда трудно обвести вокруг пальца. Правильно мне о тебе говорили. Эдмунд уже кипел весь, как перестоявший на горящей плите чайник, разве что крышку у него ещё не снесло. Захотелось подлететь к этому мудаку и врезать со всей силы по его нахальной лыбящейся роже. Но вместо этого Эд спросил (с видом судьи на заседании): - Ну и каково это- быть убийцей? Марат-Михаил удивился, его круглое лицо вытянулось. Бодигарды за его спиной пришли в оживление. - А почему это я убийца? - Ну может потому что ты торгуешь смертью. - Я торгую возможностями. - Возможностями? Возможностью давать человеку убивать другого человека? «Оружейный барон» встал из-за стола и окунул руку в свои волосы, словно у него зачесалось в голове: - Ты решил испортить нам встречу морализаторством? - А чë б и нет? Или боишься правду в глаза слышать? Эдмунду злость настолько застила разум, что он совсем не понимал с каким огнём сейчас играет, не осознавал что охранники его оппонента могут сделать из него решето в секунду по одному шевелению пальца хозяина. Блондин усмехнулся, прищëлкнул игриво языком и снова опустился на свой стул. - Ну хорошо, ты говоришь что я торгую смертью, потому что торгую оружием. Но ты просто пойми, - Марат он же Михаил говорил таким спокойным ровным тоном, будто читал поучительную лекцию, - с тех самых пор как обезьяна сошла с ума и стала человеком, первое что она сделала – взяла палку и пошла убивать. Убивать мамонта ради шкуры, убивать другую животину ради мяса и, соответственно, убивать другую обезьяну, которая посмеет покуситься на её мамонта. Всё просто! Человек с самого низшего своего развития и до сегодня стремился лишь к одному – уничтожать себе подобных, а я лишь скромный помощник в осуществлении этой важной потребности. Людям жизненно необходимо уничтожать себе подобных. И кто в этом виноват? Неужели я? Бац! Удар прям в лоб. Эдмунда аж оглушило от этого монолога. Впервые в жизни его принципы не просто пошатнули, их почти уронил один длинноволосый человек с улыбкой хищника. Пришёл черёд блондина чувствовать себя победителем и горделиво заострять подбородок кверху. - Вот, подумай об этом, пацифист хренов. Сядь. Эдмунд покорно сел на оббитый белым плюшем стул. Марат, он же Михаил, он же Мистер К. налил себе в бокал ярко-рубиновое вино и,смачно причмокнув, опустошил бокал до дна. - Я тебя пригласил чтобы пообедать с тобой, - голосом гоголевского Городничего сказал блондин. – Составишь мне компанию? - Вот обедом меня ещё не кормили. Обычно кормят завтраками, а то и не кормят вообще, - ответил Эдмунд, осмотрев трëхэтажное золотое блюдо с яблоками, стоявшее напротив него. - Значит, согласен, - сделал вывод Марат и властно хлопнул в ладоши. – Жратву тащите! Быстро! Забегали невесть откуда взявшиеся официантки, на колени Эдмунду постелили салфетку, принесли ему приборы цвета платины и тарелку с тушëным мясом неизвестного происхождения и необычного запаха под густым белым соусом. Эдмунд посмотрел на этот кулинарный шедевр взглядом самого ревностного вегетарианца, но взяв вилку и нож, культурно стал разрезать мясо на маленькие кусочки, подготавливая свои вкусовые сосочки к принятию этого блюда. - Я на таких фильдиперсовых обедах в пустом ресторане никогда не был, - признался Эд, - рожей не вышел. Марат засмеялся. - Ну это ты преувеличиваешь. - Нет, это я преуменьшаю. - Привыкай к таким обедам. Со мной их будет много, - в голосе «барона» ясно слышалось хвастовство. - О, не сомневаюсь. И что я должен буду делать после обеда? Как благодарить тебя за такой щедрый стол и радушный приём? – Эд всё же отправил маленький кусок мяса в рот и чуть не застонал в голос: обалденно вкусно. - Посмотрим, - ухмыльнулся Марат, - я уже знаю на что ты способен и надеюсь, что ты ответишь добром на добро. Эдмунд не ответил, он жевал. Блюдо изысканной кухни таяло во рту и разносило по телу почти оргазмические волны, собирающиеся в комок в районе желудка. Что там ананасы со стола жмота Царëва и холодная манная каша! Эд не помнил когда он ел настолько вкусную еду. Съев всё мясо, Эд по-простецки куском хлеба собрал весь соус и закусил им. Тут же подлетела официанточка, убрала тарелку и поставила новую – какой-то салат из нарезанных кубиками овощей. Эд не стал его пробовать. Коматоз от отведаннного шедевра ещё не отпустил его. Марат налил себе ещё вина – Эд как по наитию сделал тоже самое. Так они и ели и пили на расстоянии в паре локтей друг от друга. Даже с такого расстояния Эд, когда поворачивал голову видел этот похотливый огонь в зрачках клиента. Он знает этот взгляд, он его постоянно видит. Слова вырвались с уст даже быстрее чем Эд успел каждое из них обдумать: - Знаешь,  я тебе кончу на харю лепить не буду, напрямуху скажу. Вот ты думаешь, раз я шлюха, то у меня никаких моральных принципов нет. Есть и поболее чем у тебя. Помимо общественной морали, есть ещё такая вещь как совесть, она есть у каждого, даже у законченного негодяя. Я блядую с шестнадцати лет, я был и на трассах и на телефоне, меня мяли и вонючие дальнобойщики и богатые партийщики. Но совесть моя всегда оставалась чиста. У меня соседи сверху оба конченые люди, а я спасаю их маленького сына, кормлю его. И когда страдают дети, для меня это хуже ножа в сердце. А ты производишь и продаëшь то что убивает детей. И совесть тебя не съедает. И этим мы с тобой отличаемся. Марата этот монолог, кажется, совсем не удивил. Обед получался с горьким привкусом токсичного равнодушия со стороны Эдмунда, которое всё больше заводило Марата. – Тебя, Эдмунд, как по отчеству? - Ну, Мечиславович. - Нумечиславович? - Мечиславович. Без «ну». Марат отложил вилку и неопределённо взмахнул своей рукой. Охранники, стоявшие ровным кружком, тут же перестроились в ровную колонну и промаршировали из зала. - Так вот, Эдмунд Мечиславович, давайте проедемся кое-куда. - Куда это? – напрягся Шклярский. - Увидишь. Поехали? Эдмунд ощутил себя князем Игорем привязанным к двум деревьям. Если он согласится – ему хана, если не согласится – ему тем более хана. В любом случае, деревья распрямятся и его порвёт на части. - П-поехали. Вместо лимузина их подобрал ярко-красный «Феррари» с ослепительно белыми сиденьями, от которых аж в глаза мутило. Эдмунд сидел, зажатый с обеих сторон угрюмыми секьюрити и смотрел на сидящего напротив Марата. «Оружейный барон» закрыв глаза тëмными очками казался ему сейчас какой-то стихией, которая вот-вот обрушится на него, а он, вместо того чтобы бежать от неё подальше, стоит и ждëт, как его собьют с ног, раздавят, уничтожат… - Ну и куда ты меня тащишь? – спросил Эд громко. - Не ссы, не на плаху, моралист ты… мой. Лишь когда за окном «Феррари» показались довольно знакомые места, Эд начал понимать куда его везут. Снова Сосновый Бор. Все «кошельки» тут живут что ли? Со скуки Эд начал тянуть голову, словно коза из-за забора, и рассматривать мелькающие мимо дома, деревья и людей. По этой дороге его возили на свидания к дорогому депутату Царëву. Когда «Феррари» остановился, Эдмунд облегчённо выдохнул – его нехило так укачало по пути. Из салона сначала выпорхнула охрана, затем вальяжно вышел Марат, последним вывалился зелёный Эдмунд. Перед ним возвышался величественный П-образный особняк цвета бледного серебра с огромными полуарочными окнами. Эд присвистнул: - Нехерово обустроился на смертях людей. Дородный охранник с густой чёрной бородой чуть подтолкнул Эда в плечо. - Проходите. - Иду, иду. Ишь, какой нетерпеливый! Целой делегацией они вошли в двустворчатые двери, украшенные гипсовыми львами, и Эд оказался в широкой зале. И кругом позолота, лепнина, под ногами блестит натëртый мраморный пол. Шик, блеск, красота. Царёву и не снилось. Вдоль всей залы выстроились в ровную шеренгу несколько мужчин и женщин и все в одеждах одинакового цвета, в белых рубашках, женщины в прямых юбках-карандаш песочного цвета, мужчины в такого же цвета прямых брюках. И едва только в дверь вошёл Марат, вся эта толпа кинулась к нему. Дальнейшее зрелище привело Эдмунда в такое ощущение будто он главный зритель театра абсурда. Кто-то снимает с хозяина куртку, кто-то подаёт ему мягкие пушистые тапочки, кто-то щëткой счищает с него невидимую пыль, кто-то протягивает какие-то бумажки. И всё – молча! Эдмунд стоял опешивши. Закончив манипуляции с блондином, вся челядь кинулась к Эдмунду и стала проводить то же самое с ним, с него сняли жилетку, забрали рюкзак (в последнюю секунду он успел сунуть в карман джинс телефон и сигареты), велели скинуть кроссовки и обуть тапочки. Эдмунд послушной марионеткой крутился вокруг свои оси, едва успевая подставить требуемую часть тела. Дааа, это уж прям совсем не то что патриотичный депутат! - Скажи, а они тебе и жопу подтирают? – спросил Эд, когда они вдвоём с Маратом поднимались по роскошной лестнице, убранной диковинными растениями в кадках. Корчемный рассмеялся. В трёх шагах от них чинно вышагивал молодой, уже знакомый Эдмунду охранник (Никита, кажется). - Нет, я бреюсь и подтираю зад сам. Остальное делают они, я им за это деньги плачу. Идём, я покажу тебе дом. Ещё одна дверь с головами львов, Никита, быстрым шагом обогнав мужчин, галантно раскрыл её перед ними. - Добро пожаловать в мой будуар. Эд почесал задумчиво переносицу. Они оказались в комнате, похожей одновременно на зал Эрмитажа, оружейную комнату и Кунсткамеру. На высоких пьедесталах лежали различные виды оружия, многие были накрыты сверху квадратным стеклянным куполом. Эдмунд прикусил нижнюю губу и несмело пошёл вдоль пугающих экспонатов. - Нифига себе причиндалы. Стены тоже были увешаны оружием всех калибров, видов и мастей, начиная от  мосинских «трëхлинеек» и заканчивая деревянными луками, между орудий массового уничтожения человеком себе подобных висели картины сплошь на такие милые темы как убийство или насильственная смерть. Тут была и первая феминистка в истории Юдифь, отрубающая голову Олоферну и храбрый мальчик Давид, победивший Голиафа и застывшая в немом стоне среди воды княжна Тараканова и казнь сипаев и груда черепов. Эдмунд с интересом рассматривал агонию смерти на картинах и предметы, которые изобрёл человек для того чтобы смерть была медленной и болезненной. Возле одного из пистолетов, накрытого стеклом Марат прочитал лекцию что это тот самый пистолет из которого «пидарас Дантес грохнул Пушкина». Эд почтительно молчал и молча удивлялся. В конце «будуара» на всю стену была нарисована огромная мишень, которая тоже привлекла его внимания. Он подошёл к ней поближе чтобы рассмотреть и случилось неожиданное. Схватив с постамента ближайший пистолет («Саваж», пистолет для дамской сумочки) Марат начал стрелять по центру мишени, туда где стоял Эдмунд. От неожиданности Эд остолбенел, чувство самосохранения сработало поздно и неправильно и только через несколько выстрелов, он догадался закрыть руками голову и пригнуться. От свиста и грохота пуль закладывало уши, побелка отлетала рикошетом от стен в глаза. Казалось, этот кошмар не закончится. Расстреляв патроны Марат опустил пистолет. Эд припал спиной к стене, над его головой прям в центре зияли пулевые отверстия («оружейный барон» умел стрелять). Его трясло в истерике. Кошмарные воспоминания из прошлого, которые он много лет упорно прятал в себе снова встали перед глазами. Ночь. Сильный дождь. Пистолет. Выстрел. Захлёбывающееся кровью тело у его ног. Наведённый на него пистолет. На семнадцатилетнего мальчишку. Вернув «Саваж» на законное место Марат увидел что его развлечение бьëтся в истерике. - Эй, ты чего? Испугался, да? Ну ты чë, не бзди, тут же патроны холостые! Эй! Успокойся! Он успокаивал Эдмунда так, будто наступил ему на ногу, а не только что стрелял в него. Успокоился Эдмунд лишь когда ему сунули под нос какую-то жидкость, пахнущую мятой. Выпив её залпом, он снова смог вернуть себе своё родное хладнокровие и высокомерие. Какой позор – показал свои слабости клиенту. - Я нормально. Пошли, продолжим экскурсию… После «будуара» Эдмунду показали столовую, размером примерно как зал ресторана «Марко Поло», спортзал, бильярдную, джакузи,  совмещенное с бассейном и наконец хозяйскую спальню – апофеоз богатства. Мебель в стиле ампир (белый с золотом). Тоже висят различные виды оружия, рядом расположены деревянные томагавки и длинные пистоли. Пальмы в горшках. В искусственном камине искусственно трещат искусственные дрова. Кровать с прямоугольными и круглыми подушками и подушечками. Высокий стеллаж с полками. Эдмунда впечатлило. Богато, но не вычурно-аляповато, как у Царëва. Особенно ему понравилась коллекция маленьких статуэток - точных копий известных сооружений на каминной полке. - Иди сюда, - раздалась команда, когда Эд внимательно рассматривал статуэтку Статуи Свободы. Он подошёл близко к светловолосому хозяину, Марат руками сжал его скулы, притянул его лицо к своему. - Шлюха…- прошептали губы, украшенные хищным оскалом. - Убийца…- прошептали бледные губы, сжатые в тонкую линию. Они сцепились в ядовитом и сладком поцелуе, сжали друг друга в крепкие объятия до треска рëбер, до невозможности сделать хоть один вдох. Эдмунду было невозможно сладко и нереально горько от этих поцелуев. Хотелось и оттолкнуть его от себя и плотнее прижать его к себе. Почувствовав сопротивление Эдмунда, светловолосый богач прервал сладко-горькие лобызания и тихим шëпотом скомандовал: - На кровать. Раком. Эдмунд со вздохом взялся за пуговицы своей рубашки. Ночь страсти не входила сегодня в его планы, но бежать уже поздно. В ушах всё ещë свистели пули, выпущенные хозяином то ли по мишени то ли по нему… Два часа на гигантской кровати среди подушечек «оружейный барон» делал с Эдмундом всё что ему приходило в голову, ставил его во все известные и неизвестные позы и разве что только в узел его не завязывал. Эд таял в его руках, сгорал птицей Фениксом и возрождался вновь. Ему было противно, но так хорошо, как не было ещё никогда, и это выливалось в громкие мелодичные стоны и взвизгивания, переходящие в ультразвук. Он вошёл в такой раж, что ему было абсолютно похрену на то что его слышит, возможно, вся многочисленная прислуга. Его не волновала уже и даже собственная ненависть к человеку, который теперь так страстно (опять насухую, опять без защиты) имеет его среди хаотично раскиданных им же подушек. Он давился собственными стонами, вцеплялся пальцами во всё что мог ухватить, пытаясь из последних сил не потерять связь с реальностью и не утонуть в этой кипучей животной страсти. Эд кончил слишком неожиданно для себя, но ожидаемо для Марата. Он завизжал особенно громко, грызанул себя за палец, выгнул спину так что позвонки натянулись в струну и выдохнув застыл расхристанный под Маратом. Тот хмыкнул, но двигаться не перестал, а лишь переложил обмякшего Эда на бок и продолжил сильные толчки в обездвиженное тело, и кончил лишь спустя несколько минут… Лëжа на спине Эд облизывал пересохшие губы, хотелось пить, но не было сил даже попросить воды, да и боязно было даже обращаться к тому, кто входил в него и довëл сразу до трёх оргазмов подряд ещё десять минут назад. А Марат, как ни в чём не бывало, лежал рядом и что-то с интересом читал в телефоне. - Мне в туалет надо, - тихо попросил Эд. Корчемный отложил телефон, погладил мягкими подушечками пальцев его скулы. - По коридору и направо. Синяя дверь. – И добавил со смешком: – Только не пугайся сильно. Эдмунд с трудом встал, чуть покруживалась голова, но мочевому пузырю не было до этого дела, он требовал срочной сатисфакции. Войдя в синюю дверь Эдмунд ощутил приятный запах ванили. Автоматически зажëгся свет и Эд увидел круглое как цветочный горшок фаянсовое чудо, которое вдруг…заговорило. - Коничи-и-и-ва-а-а, - пропел унитаз низким голоском. Эд поднял с пола рухнувшую челюсть, сглотнул ком испуга и ответил: - Привет, унитаз-сан. Можно в тебя отлить?.. Вернувшись в спальню он не удержался от восхищëнного выдоха. - Вот это да!! Вот это смарт-сральня! - Понравилось? - Ага. Он ещё и поёт. Ссышь и песенки слушаешь, как в лучших борделях Амстердама. - Я за эту, как ты выразился «смарт-сральню» отвалил нехилое бабло, три госзаказа пришлось выполнить… Наступила тишина. Эд щекой касался тëплой груди Марата. Горячая ладонь блондина поглаживала круглыми движениями его плечо. В тишине вдруг прозвучал вопрос: - А всё таки, каково это быть убийцей? Марат засмеялся. - Не знаю, спроси у Сталина. - Я серьёзно, Марат, - Эдмунд поднялся и сел по-турецки, - как бы не было, но ты продаешь убийцам орудия убийств, а значит ты становишься на один уровень с ними. Тебя совесть не жрёт? Ты спишь нормально? - Совершенно нормально сплю. Потому что знаю что моё оружие может помочь девушке застрелить пытающегося изнасиловать её маньяка. Оно поможет матери спасти своих детей от пьяного отца. Оно поможет старику отбить у вора свое имущество. Нет, совесть меня не жрёт. Эдмунд проглотил язык. Его принципы, которые он вынашивал всю жизнь, два раза за день порушил и надругался один человек, с которым он даже толком не познакомился, но уже дважды переспал. - Когда мне было шестнадцать, на моих глазах застрелили из пистолета человека. Очень хорошего человека. - Бывает, - протянул Марат. Непробиваемый человек, совершенно лишëнный какой-либо эмпатии. Эд снова ощутил подымающуюся ненависть, обжигающую грудь и расходящуюся до кончиков пальцев, сжимая их в кулак. - Я пойду, ладно? – Эд сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, успокаивая гнев. - Куда ты пойдёшь, поздно уже. Оставайся у меня на ночь. Предложение, в принципе, не новое, много кто предлагал ему переночевать в своих объятиях. Из уст мистера Корчемного приглашение провести ночь в его постели звучало твëрдо, без каких-либо шансов на увëртку. «Ты влип, сука, ты пиздец как влип» выдал разум Эдмунда гениальную мысль. Снова звучали в голове выстрелы, снова свистели в ушах пули. Ясно, что этот финт в «будуаре» был ничем иным как актом запугивания. Мол, начнёшь ерепениться – и пули будут не холостыми. Эдмунду жизнь, какой бы говнистой она не являлась, была дорога как память. Пути назад нет, остаётся лишь поджать смиренно хвост и признать что необъявленную войну оружейному барону Марату он проиграл по всем фронтам. - Хорошо. Только можно мне попить чего-нибудь. Марат отошёл к столу, взял длинную рацию и командно сказал в неё: - Шампанского тащите. И фруктов. Эд бы предпочёл простую воду шипучке, но не в этом доме и не этому человеку осмелился бы это высказать. Он смотрел в мощную спину блондина и его нутро дрожало от страха и трепетало от восхищения перед ним. Без сомнений, этот человек бесподобная сволочь. Выпив по бокалу шампанского и съев круглое блестящее яблоко, Эд зарылся в постель, накрылся одеялом. Блондин на правах хозяина раскинулся на всю кровать, Эд скромно теснился с краю, рискуя свалиться. - Что ты будешь со мной делать? – прозвучало неуверенно в темноте. - Буду делать с тобой всё что пожелаю, - ответил Марат, - ты, кажется, только этого и хочешь. - Да, хочу. Засыпая на новом месте, под боком страстного блондина Эдмунд вдруг увидел снова тот самый сон. Лиговский проспект. Лето. По дорожке прогуливается семья. Женщина в цветном платье толкает перед собой коляску со спящим младенцем. Рядом идёт мужчина и держит на руках звонко спеющуюся девочку в бантиках и рюшечках. Мужчина и женщина лаково улыбаются друг другу. Девочка кушает вату, лопочет и смеется. Этот смех заставляет сердце Эдмунда во сне исходиться от боли. И кажется ему что это и есть реальная жизнь, а всё что происходит с ним когда он открывает глаза, лишь плохой сон… Разбудили Эда наглые солнечные лучи, прорвавшие тонкие шëлковые занавески и застывшие на его веках. Шклярский проснулся, прищурился и перевернулся на другой бок, но Морфей уже оставил его. Сев на кровати он увидел что он на постели один, рядом никого, на мятой простыне лежат деньги и записка: «Мило храпишь». Изящный такой комплимент. Эд взял деньги, пересчитал. Как странно, а ведь ещё вчера он хотел порвать в клочья этого человека. Нет, он точно развратит его этими деньгами… Присвистывая лëгкий мотив он начал одеваться. Ему пора. Его ждёт Царëв.