con fuoco.

Дрим думал, что он, вероятно, сдохнет. Он на это надеялся, по крайней мере. И пусть успокаивающий отвар немного расслабил его тело, уняв боль и замутив сознание, надолго этого не хватило: в конце концов снадобье окончательно переварилось в его желудке и потеряло свой эффект, и тогда боль — невыносимая, тупая, остинатная, такая, какая может быть только у хронически больных — накрыла мужчину с новой силой, с головой похоронив в себе. Дрим тонул. Задыхался. Извивался в простынях и одеялах змеёй, недомогая и мечтая только об одном: чтобы его измученное тело поскорее устало страдать и наконец отключилось, потеряв вместе с сознанием способность чувствовать весь этот спектр гложущих, невыносимо мучительных ощущений. Боль — совершенно нешуточная, злая и выматывающая, жестокая и беспощадная. Старая подруга Дрима, впервые посетившая его задолго до того, как мужчина впервые взял в руки меч и перенял привычку решать конфликты насилием и кровью, а не диалогом. Неизбежная спутница, верно преследующая его с самого отрочества, редко, но метко напоминая о себе. Боль, причиной которой стал его собственный грёбаный организм, решивший его убить. Хотя, если честно, чего-то подобного Дрим и ожидал. Драконья кровь, огромное и невероятно ценное наследие, доставшееся его роду от древнейшего во всех трёх Мирах вида путём, о котором Дрим ничего не хочет знать — даже в том мизерном количестве, сохранившемся после тысячекратной смены поколений, сделала своё дело, подарив невероятную силу и до кучи изменив его организм на новый лад. Вторичный пол — не такая уж и редкость для существ, близких к своим животным предкам, но достаточно яркая и индивидуальная особенность в их мире, где разделение на альф, омег и прочих не превалировало так сильно над другими чертами физиологии. Конечно, если ты сам по себе не индивидуал. Конечно, если твой рудимент не дал сбой и не сделал тебя условно «слабым» полом. Дрима гнёт в бараний рог, и он гортанно глухо стонет, моля Пустоту только о том, чтобы рано или поздно его накрыло отходняком и он смог уснуть. Пить хотелось сильнее всего. Тот отвар действовал какое-то время и даже помог Дриму немного восстановить силы после чудовищного марш-броска через весь Незер и тундру, когда он в преддверии течки на всех парах летел к единственному на всём белом свете существу, которое хоть чуть-чуть, но могло его понять. Понять и спасти. И приютить. И войти в положение. Даже если это был Техноблэйд, равнодушный к чужим страданиям и мукам, огрубевший за столетия осточертевшей ему до неприличия монотонной жизни, неспособный даже заставить себя посочувствовать. Дриму не нужна была жалость. Ему нужна была помощь. Крепкое плечо, жар огня, осознавание происходящего, абсолютно серьёзное отношение и надёжность. Знание, что он может доверить свою самую опасную слабость и позволить себе на долгие мучительные дни передать контроль над своим нерасторопно неуклюжим чутким телом в чужие руки. Техноблэйд такой же, и наверное поэтому Дрим ему доверяет. Он пиглин на все сто процентов, сложное дикое существо, которое, пусть и не являясь такой аномалией, как Дрим (он даже не гермафродит, он не может выносить потомство ни в каком из возможных случаев, а теперь и зачать — тоже), всё ещё может понять его ситуацию. Да, Блэйд альфа — теоретически, потому что у пиглинов понимание вторичного пола наверняка отличается, — но Дрим в нём и его самоконтроле полностью уверен (даже спрашивал однажды, пахнет ли он чем-то… привлекательным. Притягательным и дурманящим. Техно сказал, что он воняет), поэтому из раза в раз, из сезона в сезон он оказывается в вечно ледяной тундре, полузамерзший и умирающий, надеющийся только на то, что Техноблэйд со своим чудесным нюхом отыщет его в стихии, спрячет под плащ, приведёт домой, к огню, к теплу, и как следует позаботится о его чувствительном нутре. Это многое значит для Дрима. Техноблэйд об этом, кажется, знает. Знает и принимает его полностью. Не задавая вопросов, не давая лишних комментариев, он является надёжной константой, стальным стержнем в ужасной буре, благодаря которому Дрим, растерянный в таком состоянии, почти отчаянный и с трудом понимающий, что ему нужно из-за расплавленного сознания, может удержаться на месте. Техноблэйд — буквально одна из тех немногих причин, по которым Дрим до сих пор жив, а не валяется в анафилактическом шоке от передоза зельями на холодном каменном полу своей базы, или замерзает под деревом где-то в тайге, накрытый колючим снегом, словно одеялом. Техноблэйд безжалостен, но справедлив, и в помощи никогда не откажет, Техноблэйд надёжен и терпелив, он не устаёт возиться со сходящим с ума воином, делая всё, чтобы успокоить его боль и прояснить мысли. Раньше — Дрим это отчётливо помнит, хотя предпочёл бы забыть вовсе, — во время течек его сознание не прояснялось ни на миг. Это была просто цельная постоянная агония, в которой Дрим варился несколько суток, оставив всякую надежду на зелья и спонтанный обморок. Это были тяжёлая голова и жар, растекающийся по его телу расплавленным золотом. Ныне же мужчина с удивлением понимает, что во время этих эпизодов он теперь не просто выпадает из мира на дни, а иногда приходит в себя и даже делает какие-то хозяйственные штуки. Когда тошнота уходит вместе с судорогами, а боль из отвратительно выматывающей становится просто терпимой, Блэйд помогает ему отмыться от пота, переодеться в новую чистую одежду, поесть толком, а потом отправляет либо помогать на кухне, либо вязать, либо шить. Ничего серьёзного и опасного, где Дрим может травмироваться во время очередного неожиданного припадка, но обычной простой работы в доме хватает всегда. Это тот самый досуг, в котором Дрим, цепляющийся за реальность всеми возможными способами, нуждается как никогда сильно. И за это он Техноблэйду просто ужасно благодарен. Вероятно, даже по гроб жизни обязан. Они просто… не обсуждали это. Не видели смысла и не находили времени — в основном все их встречи проходили под эгидой очередной военной кампании, и на них они обыкновенно обсуждали стратегии, планы и прочие рабочие штуки, так что было немного не до подобного рода душевностей. Дриму некогда было отблагодарить Техноблэйда за помощь, а особенно за то, что тот делал для него помимо необходимого минимума. То, что Дрим большую часть времени находится не в себе, не значит, что в короткие моменты прояснения он глух и слеп. Он видит, как Техноблэйд смотрит на него — без жалости, но с пониманием и осознанием. В минуты ясности чувствует запах воска, эфирных масел и каких-то незнакомых трав, бодрящих и расслабляющих. Слышит приглушённый гомон чужеродной льющейся потоком пиглинской песни. Дрим видел однажды, как Техноблэйд молился за него — склонившись перед небольшим, но богато украшенным золотом алтарём и раскачиваясь из стороны в сторону, скандировал раскатистые рычащие слова языческих песнопений, подбрасывая к, кажется, кабаньему черепу золотые монеты в моменты остановок. Техноблэйд вырос в пиглинской культуре, поэтому, несмотря на его природный скептицизм и здравомыслие, религиозно-языческие мотивы всё ещё составляют существенную часть его жизни, а вера является для него чем-то таким же очевидным, естественным и неотъемлемым, как и законы природы. Дрим от этого далёк, но он и не спрашивает, он всё прекрасно понимает. И Дрим чертовски благодарен за всё: за кров, за еду, за заботу. За то, что Техно позволяет ему отдыхать в собственной постели — конечно, это сопровождается ехидными комментариями («Не измажь в конче мою простынь», — и этого достаточно, чтобы заставить Дрима думать о членовредительстве), но не более. За то, что даже к самым минимальным деталям пиглин внимателен: он буквально вытащил все одеяла, что были в доме, и соорудил Дриму гнездо в кровати, удобное и мягкое, на элитрианский манер, конечно, но всё ещё очень хорошее. За то, что действительно ждëт его выздоровления — не только для того, чтобы отвязаться и вышвырнуть телепузика на мороз, а просто из искреннего желания видеть его в добром здравии и привычном надменно-претенциозном виде. Эта душащая бесконечная привязанность, возможно, причиняет Дриму намного больше боли, чем его глупый, склонный к самоистязаниям организм. Хотя он согласен на всё, даже на постыдную благодарность в самых жалких её проявлениях, даже на обидные издёвки Техноблэйда, который имел привычку иногда перегибать палку, — абсолютно на всё, только бы его экзекуция прекратилась, только бы он перестал тлеть заживо, плавясь изнутри из-за смеси боли и греховного нежеланного возбуждения, только бы зуд унялся и его перестало колотить из-за повысившейся к ночи температуры. Ему холодно до дрожи в ногах, но внутри него жар такой, что, наверное, если он хотя бы потянется к чему-то, чтобы этим укрыться, он просто изведëтся и заживо сгорит. Этот жар — как оседающее зелье, с ним, рядом, под кожей, на костях, тянет его в одеяла и подушки, глубже и сильнее; из-за него мутит и хочется плакать от отчаяния, скуля и прося прекращения пытки. Этот жар — болезнь, а Дрим ненавидит болеть, потому что вместе с обычным кашлем или насморком приходит ощущение абсолютной беспомощности и бесполезности. Он проснулся медленно, с постепенно растущим пузырём откровенного недомогания где-то под желудком, от которого скручивало внутренности и дышать становилось труднее — получалось только поверхностно и ртом, часто-часто, почти до гипервентиляции. Все простыни и его бельё промокли из-за пота и прочих выделений, и больше всего на свете Дриму хотелось пить и плакать — может, обидные слезы смогли бы хоть как-то успокоить его, хоть чуть-чуть ослабить узел, в который скручивалось его внезапно позорно нежное нутро, и привести к нужному душевному равновесию. Мужчина не метался по кровати в полубезумии от дискомфорта и не рвал зубами наволочку только потому, что он только пришёл в себя и его организм не до конца проснулся — но это ему ещё предстоит в будущем, это даже не обсуждается. Обидно было даже не за слабость и боль — первое было естественным для его аномального состояния, ко второму за годы жизни он давно привык, — а за то, что помимо всего мучительного и расшатывающего его состояния сверху Дрима накрывало и чëрт пойми откуда взявшееся возбуждение. Ткань одолженных мягких штанов неприятно натирала эрегированный член, особенно когда мужчина подтягивал ноги ближе к голове и обнимал себя руками, но прикоснуться к себе Дрим не смел — мысль о чëм угодно хоть сколько-нибудь сексуальном в его положении смерти подобна. Он не выживет (наложит руки на себя быстрее), если ко всем прочим минусам его ситуации добавятся заевшей пластинкой крутящиеся в мыслях образы абсолютно всего, на что в обычное время он бы даже не подумал передрочить, вместе с почти животным желанием трахаться. Это было бы просто унизительно. Дрим думал, что он, вероятно, сдохнет. Но он рад, что он хотя бы достаточно в сознании, чтобы думать о самоубийстве. Особенно когда его всё-таки кроет, и он течёт, он скулит от злости, обиды и недомогания, так, что в итоге ему всё же кажется, что лучше бы он, черт возьми, обезумел. Тогда всё это дерьмо можно было бы списать на его плохое состояние, и ему не пришлось бы краснеть за то, что он бы всё равно не запомнил. Но он в сознании, он, мать его, даже не в отключке, валяется среди пуховых одеял и пледов, чувствуя текстуру ткани и прохладу лёгкого сквозняка, пробивающегося через какие-то щели, с невероятно болезненной чёткостью. Он — один большой оголённый нерв, не сексуально молящая о толстом крепком члене слабовольная сука, а больное, мать его, животное, страдающее и думающее только о безболезненной кончине. Скрип несмазанных петель и полоска света, скользнувшая по вороху одеял, заставляют Дрима сжаться и спрятать голову в коленях, пока он пытается поправить мягкие штаны так, чтобы они не давили на его член. — Веселишься тут, приятель? — всё же поразительно приятно осознавать, что одной-единственной на всём белом свете антропоморфной свинье не плевать на тебя и твоё состояние. Техноблэйд просто любопытно заглядывает в комнату, наверняка морщась от того, насколько сильно воздух провонял Дримом. Скорее всего, Техно принёс одну из этих его пахучих настоек, которые должны чуть-чуть умалить боль и снять напряжение. Дрим прячется в одеяла — почти как в детстве, когда боишься, что черти выползут из-под кровати и придут по твою душу, потому что они всегда приходят к плохим детям, и только тонкий ничуть не греющий плед может спасти тебя от неминуемой гибели — и едва слышно скулит, ëрзая и пытаясь стать меньше. Мужчина знает, что может позволить Техно увидеть свою слабость, но от этого ему менее страшно и неуютно не становится. — Я услышал тебя с нижнего этажа и принёс тебе чай, я надеюсь, ты любишь малину и- оу, — Техноблэйду даже подходить близко не надо — он просто слегка принюхивается и понимает, что Дрим уже достиг нужной консистенции. Мужчина снова задушенно выдыхает, когда Техно просто приближается и садится на кровать рядом с его безвольным телом, отставляя чашку куда-то подальше. На самом деле Дрим бы сейчас не сопротивлялся, даже если бы Блэйд просто стащил с него все одеяла и пледы и просто выпотрошил его. Его внутренности кажутся чертовски раскалёнными, и ему очень сильно нужно их проветрить и охладить, чтобы потом не случилось чего-нибудь неприятного — самовозгорания, например. Дрим знает, что Техно, как выходец из Незера, горячий в наиболее прямом значении этого слова, так что он вряд ли может стать толковым компрессом — но если бы он придумал что-то другое, если бы использовал свою смекалку и сумел избавить Дрима от зуда, если бы провёл сухим языком и грубыми руками по животу и там, где больнее всего… Нет, Дрим, ты же сам пытался не допускать таких мыслей. Но всё же, он был бы не против. — Ничего, если я?.. — Техноблэйд не заканчивает вопрос, просто слегка оттягивая край одеяла в сторону, и Дрим торопливо кивает, потому что, на самом деле, он ужасно запарился и ему нечем дышать. Техноблэйд разворачивает его из одеял как из огромного кокона, неторопливо и тщательно, потому что Дрим — одно огромное безвольное месиво, тот самый супчик из аминокислот, гормонов и прочего дерьма, в которое превращается гусеница и после которого должна стать чудесной бабочкой. Дрим не знает, испытывает ли при этом насекомое какие-то муки, но в том, что прекрасным созданием в итоге он не станет, он уверен. — Ну, ты выбрал определённо хорошее время, чтобы делать это. Конечно, Техно замечает всё, особенно когда Дрим подобно диве растекается на подушках, не зная, чего ему хочется больше: завернуться обратно в одеяла и продолжить лелеять свою боль или через недомогание наслаждаться тем, как холодный для его чувствительного тела воздух помогает ему не сгореть заживо и не задохнуться. Мокрая насквозь ткань белья неприятно трëт достоинство, и, к сожалению, помимо его болезненного состояния ощутимая эрекция сейчас — ещё одна серьёзная проблема, которую Дрим без понятия, как решать. Есть бредовые идеи в голове, конечно, они там всегда, в его грëбаных ненормальных извращённых мозгах, но Дрим ни на процент не уверен, что Техноблэйд согласится на что-то подобное. Одно дело — не дать своему другу помереть из-за особенностей физиологии и не позволить ему ослабнуть до состояния, близкого к беззащитности, а другое — трахнуть его, потакая чужим животным инстинктам. Дрим ещё не настолько потерял рассудок от боли и возбуждения, чтобы вообще рассматривать вариант, где Техноблэйд и он… Нет, просто нет. — О, иди к чёрту, — с отчаянием выдыхает мужчина, без энтузиазма пихая чужую тушу коленом в бок. Техноблэйд перехватывает его ногу до того, как Дрим успевает нанести ему какой-нибудь вероятный ущерб, и, ласково массируя под коленом (если он пытался успокоить мужчину, то это у него получилось на отлично — Дрим замер и в мгновение задеревенел, поражённый прикосновением), укладывает её обратно так, как будто это в порядке вещей. Дрим медленно и со свистом выдыхает, чувствуя, как скукожившиеся у него где-то в районе лёгких органы занимают своё законное положение. Слишком много лишнего физического контакта для его благополучия. — И прекрати издеваться над моей физиологией, я сам едва ли получаю хоть какой-то кайф от этого, — уже слабее и тише добавляет мужчина, пытаясь выдернуть из-под Техноблэйда какой-нибудь плед и прикрыться им. — И всё же я думаю, что тебе стоит выпить чаю, — говорит Техно так, будто это реально может помочь. Дрим закатывает глаза, потому что он не глупый и всё ещё сомневается в целебных свойствах кипятка с травами, но всё равно принимает из чужих рук чашку, шикая на свои отвратительно трясущиеся пальцы. Перенапряжение и судороги самым отвратительным образом сказываются на нём, и пусть вечная спутница Дрима, дарящая ему невероятно запоминающиеся ощущения от его существования, отступила на время, он всё ещё может чувствовать её отголоски где-то под желудком, словно ядовитая змея нашла себе пространство между его внутренностями и скрутилась там кольцом до лучших времён. Отвратительно. Тем не менее, Дрим выпивает всю кружку в несколько глотков, ëжась от пристального внимания Техноблэйда. Иногда, когда не надо, эта свинья может быть слишком дотошной и гиперопекающей, и даже несмотря на разливающееся в груди самодовольство от осознания, что Техно проявляет такое внимание буквально к нескольким личностям во всей Вселенной и Дрим входит в их число, всё равно становится тошно. Внимательная мамаша, мгновенно становящаяся слепой, как только Дриму действительно понадобится помощь, тьфу. Мужчина впихивает кружку обратно в пиглинские руки и, пока Техно борется с запутавшимися в его ногах тряпками, чтобы убрать посуду с глаз долой, сворачивается клубком в самой сердцевине гнезда, подтягивая острые коленки к подбородку (спасибо гибкости — ещё одному подарку его древнего наследия) и обнимая себя руками. Так комфортнее и безопаснее, так вся боль концентрируется в центре, в животе где-то чуть ниже пупка, стекая со всех остальных частей тела и позволяя некоторым мышцам расслабиться. Горячий чай всё ещё сладостью и кислинкой отдаёт в горле и на языке и согревает внутренности — не слишком хорошо, конечно, но и не вредит его чувствительности, и, кажется, не повредит потом. Дрим прислушивается к себе, но ничего, кроме тяжести в паху и жгучего жара в органах и венах, не чувствует. А потом приходит что-то горячее и сухое, мягко касается его лица, убирая прилипшие ко лбу и шее волосы, и остаётся где-то на голове, у линии волос. Дрим проклинает себя, но тянется за прикосновением как за глотком воздуха, как за спасательным кругом. К чёрту самоконтроль и самого себя, он готов раствориться в этом полностью, только б что-нибудь заземлило и позволило оставаться в сознании. По коже от загривка до копчика бегут мурашки, хотя это всего лишь большая крепкая рука на его лбу, весомая и успокаивающая своей тяжестью, не более. Ничего сверхъестественного, но его глупый изголодавшийся по тактильным ощущениям организм думает вместо него, и мужчина с тихим утробным скрипом подаётся навстречу ладони каждый раз, когда она внезапно пропадает с его тела только для того, чтобы затем вернуться. Это похоже на поглаживания. Как же, сука, мерзко. — Как себя чувствуешь? — заботливо интересуется Блэйд, как будто сам не видит, какой беспорядок из себя представляет Дрим. Ох уж этот великий слепой. Дрим фыркает, дёргается и отстраняется (даже несмотря на то, как внутри него всё сжимается томно и страдающе, требуя продолжить что-то, что бы ни происходило между ними. Дрим говорит этому чёткое «нет»). В гнезде, какого бы оно качества ни было, всегда уютно и безопасно, хотя количество одеял и пледов существенно ограничивает и так почти полностью ушедшую в минус способность толково манипулировать собственными конечностями, и Дрим проклинает сейчас свою неловкость и несобранность всем, что есть на свете. Даже если Техноблэйд не настаивает и не пытается прикоснуться силой, мужчина не может не попытаться выстроить некоторые границы. Видят Боги, ему это нужно. — А ты как думаешь? — огрызается, съезжая с подушек и прячась в каком-то тонком куске простыни. Задохнуться и сгореть, словно ëбаный Феникс, он не должен, зато ощущение ткани на гиперчувствительном теле может здорово отвлечь от сладко-ужасающего томления, заставляющего мышцы непроизвольно сокращаться, дёргая Дрима в извращенном подобии припадка. Блэйд не отвечает — только хмыкает, поворачивая голову на бок и внимательнейшим образом оценивая мужчину с ног до головы. Неприятно, тошно, злостно; всё это лишнее внимание, этот пристальный взгляд аспидно-чёрных глаз, словно проникающий под кожу, только больше раздражают Дрима. В состоянии, близком к отчаянию, воин больше склонен к необоснованной агрессии, и, на самом деле, его это не беспокоит. Кто знает, когда его самые непривлекательные и мерзкие черты характера, вскрывающиеся вместе с капризностью в преддверии течки и после очередного чудесного путешествия по всем кругам ада, спасут его жизнь и задницу в не самых лучших ситуациях. Мужчина поджимает ноги к себе ближе, сковываясь только сильнее, очевидно пытаясь спрятаться. — Заснуть сможешь? — тихо и вкрадчиво уточняет Техноблэйд, ничего не говоря про странное поведение Дрима. И на том спасибо. Мужчина и сам знает, насколько неправильно себя ведёт, насколько сильно у него крышу кренит набок, какие неправильные поганые мысли выдаёт его уничтоженный мозг. Всему причиной — ошалевший гормональный фон и боль. — Вряд ли. — Может, тогда холодный душ? — не унимается пиглин, намекая на очевидную реакцию организма. Мужчина едва заметно кривится, съёживаясь сильнее. Как будто он никогда не пробовал обливаться ледяной водой! Обычно это просто вводило его организм в шок и скорее провоцировало больше боли, чем реально помогало. Слишком нежный во всех местах, слишком чувствительный, слишком упрямо хочет чего-либо. Омерзительно. — Я без понятия, как сделать так, чтобы ты чувствовал себя хоть чуточку лучше. Дрим через силу отнимает колени от живота, заставляя себя выпутаться из ткани и выпрямиться — всё такое ощутимое, текстурное, невыносимо физическое, он чувствует, как воздух остужает его кипящее тело и омывает кожу невесомыми волнами, как от ткани по ногам и торсу расползаются ожоги и сыпь, и это сводит его с ума, — и поворачивает голову к, вероятно, единственному на всём свете существу, которому не плевать. Поразительно, но Техноблэйд хочет помочь — Дрим тоже хочет, чтобы ему помогли, даже несмотря на то, как погано он себя чувствует, каким грязным и слабым он себя ощущает. Как же хочется благодарить всех Богов (или попросить Техно сделать это, у него опыта в общении с инфернальными сущностями очевидно побольше) за остатки своего рассудка, за то, что его критическое мышление ещё не совсем подверглось коррозии и не рассыпалось рыжим песком. Как же хочется проклинать Небеса за то, что наградили его, по факту идеальное создание, таким подарком, существенной позорной характеристикой, от которой он и рад бы избавиться, да не может. Не в его это компетенции — отказываться от даров, даже нежелательных. Дрим выдыхает, откидывая голову назад. Мокрые волосы липнут к лицу, а совсем рядом, только ногу вытяни — тепло чужого тела, скорее даже жар прямо Незерский, тот, который Блэйду с рождения знаком и который у него по венам течёт каждое мгновение его жизни. Дрим заворожён и не может отвести глаз, пока его мысли, чуть спущенные с поводка из-за внезапной слабости мужчины и нежелания держать всё под контролем (это выматывает посильнее недомогания и постоянных эмоциональных штормов), уплывают вдаль, навевают образы, на которых обычно Дрим не позволял себе фокусировать внимание — себе же дороже. Сейчас, осознанно или нет, всё же он задумывается над всем неправильным и иррациональным, что есть в его глупой голове. Тот выход из положения, который он может представить, конечно, не вариант, прямой путь через стыд, позор и инстинкты, но Дрим уже слишком не в адеквате, чтобы его что-то такое беспокоило. Как там говорилось, в любви и на войне?.. — Знаешь, мои когнитивные способности на данный момент в весьма отвратительном состоянии… — на выдохе бормочет мужчина, ещё не совсем уверенный в том, что хочет предложить. Техноблэйд напрягается сразу — по мышцам под обтягивающей его плечи рубашкой видно — и обрывает Дрима до того, как тот успевает сказать какую-нибудь глупость, о которой пожалеет потом. Оу, как заботливо с его стороны. — К чему ты это говоришь? — не враждебно, но достаточно близко к этому. Мужчина фыркает, бессильно пихая пиглина коленом. Техно в этот раз никак не реагирует. — К тому, чтобы ты не издевался надо мной, — огрызается Дрим, в ответ получая возмущённо удивлённый фырк и глухой звук удара по паркету — на эмоциях Техно плохо контролирует свой рудимент, так что его хвост выдаёт абсолютно каждую грань настроения воина. Фокусировать на этом внимание мужчина не решается, сразу же меняя тему. — Так вот, мои когнитивные способности сейчас ужасны, но у меня есть несколько вариантов, как мы можем поступить. Техноблэйд безрадостно и взволнованно усмехается, упираясь локтями в колени. Чем-то смутно напоминает сделку с Дьяволом. — Например? Мужчина мнётся, упрямо отводя глаза и непроизвольно сминая простыни в пальцах. Хороший вопрос, на который Дрим предпочёл бы не отвечать. Как рассказать о единственном известном всем омегам самом надёжном способе снять какое бы то ни было напряжение и не умереть от кромешного ужаса? Дрим погибнет, он клянётся. Либо от своих попыток составить слова в осознанные логичные предложения, либо от всепоглощающего жара, крадущегося из живота дальше, пускающего щупальца по всему телу, заставляющего кожу покрываться испариной и, кажется, трескаться и разрываться под напором внутреннего давления. Маленький локальный вулкан, поселившийся чуть ниже пупка и обещающий мужчине невероятные проблемы, если он в кратчайшие сроки не решит, что с этим делать. Боль ужасна сама по себе, но уже знакома до осточертения; боль вместе с жгучим диким желанием — ядрёный коктейль, который Дрим не пожелал бы вкусить даже злейшему врагу, коих у него навалом. К горлу незаметно подкрадывается комок ужаса и плохо сдерживаемой паники — он не хочет кончить так, в чужом нелепо организованном гнезде, в мокрых от его пота тряпках и под пристальным вниманием существа, пусть и понимающего его состояние, но не знающего, что с этим делать. Ему не улыбается сгореть от собственного же огня. — Нужно загонять меня до полусмерти, — с сильным выдохом произносит мужчина. Простыни до треска натягиваются в его руках. — Это поможет снять напряжение и уменьшить боль, плюс, вероятно, это ускорит ход течки. Техноблэйд обдумывает сказанное не слишком долго. На лёгкий страх в чужих глазах не реагирует, принимая предложение Дрима с поразительным стоическим спокойствием. — Ну… Без проблем? Я готов к спаррингам в любое время суток, — спокойно отвечает пиглин, наклоняя голову чуть набок. — Мне принести меч? И, что ж. Теперь понятно, почему Техно так спокоен. Дрим правда не хочет его разочаровывать. Поджимает губы чуть виновато, пожимая плечами. — Нет, Техно… ты не понял… Воин ещё мгновение с недоумением смотрит на него, пытаясь в мутных от дымки боли глазах вызнать правильный ответ. Иногда до него просто плохо доходит: не то из-за того, что некоторые вопросы просто находятся вне его понимания, не то просто из-за нежелания что-либо понимать — но никогда не из-за глупости. Называть Техноблэйда глупым — не только оскорбить его и подписать себе смертный приговор, но и солгать без зазрения совести. И хотя Дрим не лжец (по крайней мере, в этом случае), вслух этого он никогда не признает: не хватало ещё подкармливать и так раздутое эго великовозрастной свиньи. Однако в один момент что-то в скудном до эмоций лице воина меняется, и Дрим догадывается, что именно так и выглядит осознание. Хвост в очередной раз гулко бьёт по полу — больше даже как-то обречённо и мрачно, нежели заинтересованно. Во имя Прайма, мужчина действительно научился понимать эмоции Блэйда через неосознанные движения его хвоста, тут только умереть со смеху. — Оу… Что ж, твои когнитивные способности точно переживают не самые лучшие времена. Спасибо, Техно. Это определённо то, что Дрим был обязан услышать прямо сейчас. — Ну так что? — нетерпеливо спрашивает мужчина, ёрзая под чужим пронзительным взглядом. Терпение его тает на глазах. Пиглин молчит какое-то время — на вкус раскапризничавшегося мужчины, слишком долго, — глядя в никуда с выражением задумчивого отчаяния на лице. И Дрим понимает, отлично осознаёт, что того, на что он так активно намекает и в чём действительно нуждается, слишком много: для их дружбы, для пиглина, для его собственной гордости — для всего. Он определённо пожалеет об этом, когда достаточно придёт в себя, чтобы быть способным вообще о чём-то жалеть. Но сейчас как никогда близка опасность распасться на кусочки и истлеть, чего Дрим категорически не хочет, боится и опасается, ибо уже слишком привык к какой-никакой, но разумности — и возвращаться в пучину Ада, устроенного его же собственным агонизирующим рассудком… Если быть краткими, Блэйд либо участвует, либо нет. Предпочтительнее, конечно, первое, но Дрим не будет заставлять. — Ладно. Мужчина вздрагивает от неожиданности, тоже слишком глубоко утонув в собственных мыслях. Смысл чужих слов, смысл чужого выражения лица и странной решимости в глазах не сразу доходит до его мозга. — Ладно? — Ладно, — пиглин вздыхает, кажется, тоже плохо осознавая, на что он согласился. Что собирается сделать со своим лучшим другом и как после этого будет смотреть в его (не совсем) невинные глаза. — Что мне нужно сделать? Дрим вздрагивает. Он немного… не ожидал такого. Блэйд не тот человек, который соглашается на двусмысленные грязные предложения, уж слишком брезглив, слишком выше этого. Блэйд — тот, кто засмеёт за глупость и укажет на слабость, от него сочувствия ждать как открытия Энда, и это нормально, это в порядке вещей, Дрим давно усмирил свои запросы от их дружбы (оу, да неужели манипуляции не дали толку) и смирился, что в их отношениях во многом замешаны капризы Техноблэйда. Когда Техно соглашается на секс — это не чудо, это жар таки ударил в голову, пошли слуховые галлюцинации, и самое время выпить положенную вечернюю чашку настойки. Так что Дрим имеет полное право сомневаться в своей адекватности сегодня (всегда, в его случае). Пиглин не выглядит особо довольным, но всё же весьма решителен, когда наклоняет голову набок и смотрит на мужчину внимательнейшим образом. Будто взглядом раздевает… нет-нет, вовсе нет. Ни при каком случае, просто любопытство, заинтересованность, только это и ничего другого, ничего из того, что подбрасывает его ебанутое истекающее кончой сознание. — …им? Дрим? Мужчина дёргается, поднимает глаза на чужое лицо, устанавливая прямой зрительный контакт. В ответ Техно выгибает бровь, выглядя при этом несколько взволнованно — видно, Дрим ушёл в мысли и не слышал пиглина какое-то время. Он довольно часто выпадает из реальности. — Так что мне делать прикажешь? — раздражённо фыркает Техноблэйд, и мужчина неуютно ёрзает на одеялах, не зная, что ответить. Что делать? Держать его за глотку, душить, выпотрошить, а ещё лучше сожрать живьём, так, чтобы наверняка. Желание самоуничтожиться чудесным образом вплетается в поток грязи, приходящей ему на ум, но озвучивать что-то из собственных мыслей? Неа, нет, спасибо, только через его труп. Дрим искренне устал от самого себя. Но вернёмся к делам насущным. Дрим всё же на мгновение замирает, прежде чем неловко подтянуться на локтях и освободить чуть больше места в гнезде. — Сядь ближе. Блэйд слушается, не пытаясь спорить, и немного неуклюже переваливается через край плюшево-пушистой преграды из подушек — и инстинкты, такие необузданно дикие и своевольные, поднимают довольный гул в голове Дрима, осознавая, что кто-то другой, кто-то неоспоримо привлекательный, в пределах доступности, только потянись и прижми к себе ближе. Дрим страшен, как смертный грех, когда чувствует кипящее внутри вместе с возбуждением кислотное раздражение на самого себя. Но старается никак это не показывать, только, повинуясь движениям пиглина, устраивается напротив. Крохотная путаница в конечностях — и Блэйд между его разведённых бёдер, не знает, куда пристроить руки: не то на груди сложить, не то на чужих ногах приткнуть. Его их положение ни капли не смущает, Техно только вопросительно смотрит, ожидая дальнейших указаний. И словами не описать, как же Дрим завидует его невозмутимости, даже если сам он прекрасно понимает, что рано или поздно они бы пришли к этому. Зачем оттягивать? — Помоги рубашку снять, — требует мужчина, потому что пальцы безбожно трясутся и не позволяют справиться с пуговицами, хоть рви ткань прямо на себе. Техноблэйд хмыкает и просто стягивает её через голову, пока Дрим неловко дёргается, пытаясь выпутаться из рукавов. Когда Техно начинает расстёгивать манжеты уже собственной безупречно белой блузы, закатывая рукава до локтей, отстёгивает от ворота золотую булавку, Дрим не может не наблюдать за этим почти заворожённо. Мужчина всегда задавался вопросом, как Техноблэйд не задыхается, весь такой безукоризненно идеальный и совершенный, по-военному строгий и аристократично изысканный. Оказывается, задыхается, просто виду не подаёт: остаётся всё таким же безупречным, чуть более неряшливым, но правильным до скрипа зубов. Ничто и никогда не потревожит его самоконтроль, конечно. Может, Дрим на это и надеется. В данный момент он сам — сущий беспорядок, и толика контрастной сдержанности и организованности в лице пиглина ему не помешает. Чуть больше чужого контроля, чуть больше осознания, что теперь он чуть-чуть — на небольшой процент — не принадлежит себе, не в своих руках, а в чужих, и забота о самом себе лежит не только на Дриме, а по каплям перетекает другому человеку. Когда отпускаешь вожжи, стоит быть готовым к возникающему как следствие страху за собственную безопасность, страху потерять владение ситуацией полностью — какие-то психологические штуки, Дрим знает. И всё же он готов явиться в самом развратном, невозможном и раскрытом контексте, обнажённым и безоружным, но никогда не доверяющим полностью. — Эй? — Дрим мгновенно поднимает глаза, откликаясь на зов. Как послушно и чутко. — Мне стоит раздеваться, или… Руки Техно зависают над второй пуговицей брюк, пока он ожидающе пилит Дрима взглядом. Видно чуть смятый край заправленной блузы — не слишком много и не особо соблазнительно, — нет и знакомо-картинного натяжения штанов в районе паха — ткань только складками собралась около бёдер: крой недостаточно свободный, чтобы в таком положении не обтягивать что-либо. Дрим на мгновение фокусируется на чужих ногах. Мясистые и огромные, толще дримовых в сто крат — Техно прямо-таки настоящий молочный поросёнок (но мужчина это вслух ни за что не скажет, ибо, а вдруг обидится ещё? Дрим пока что хочет жить), а ещё точнее — дикий горный кабан, концентрированная сила от пятачка и до каждого хрящика, олицетворение изысканной элегантности и могущества. Техно — как произведение искусства, но из плоти и крови, как Атлас, держащий на плечах весь мир — грандиозен, Дрим даже в восторге немного. И исполинское в пиглине наверняка всё, вплоть до самых нелицеприятных его частей (на скромный взгляд немного симпующего Дрима, этих частей в Техноблэйде не так уж и много). Его тело плотнее, а мышцы крепче, он выше и сильнее априори — один из немногих приятных моментов всего пиглинского наследия, единственное, что не критиковал Техно, жалуясь Дриму на весь свой полуживотный род. Почти как Дрим, но в сто раз лучше. Наверное, и с хозяйством порядок, однако Дрим, украдкой обращаясь к вызванным ситуацией поганым мыслям, внутренне содрогается. Он реалист, и он не уверен, что концепция разорванных внутренностей заводит его так же, как и сочащуюся возбуждением часть его мозга. Хотя... блестящий от смазки и слюны толстый член, очертания которого можно прощупать сквозь плоть, звучит как интересная пища для размышления... Мужчина сглатывает. — Нет, не надо. Только руки, — пытаясь унять дрожь в голосе, отвечает Дрим. Техноблэйд понимающе хмыкает, убирая пальцы от ширинки. Вместо этого его ладони оказываются прямиком на бёдрах мужчины. — Правильно. Секс с людьми довольно проблематичен, на мой взгляд, — с улыбкой бормочет Блэйд, задумчиво постукивая по чужим напряжённым ногам пальцами. Дрим ёрзает — странные ощущения, граничащие с дискомфортом. Кожа зудит под штанами. — Я не человек, — кисло замечает мужчина, на что Техноблэйд снисходительно кривит губы. — Но тело-то у тебя человеческое. И аккуратно стягивает с ног Дрима влажные домашние штаны вместе с бельём, оставив его полностью обнажённым и предоставленным всем сквознякам на растерзание. Дрим выдыхает, забывая про разговор полностью — свобода отзывается сладкой эйфорией и облегчением, даже несмотря на то, что от ощущения отсутствия давления его сознание мутится всё сильнее. У его адекватности на редкость короткий срок годности. У него стоит так крепко, что это, наверное, даже чуть-чуть смущает. Дрим борется с зудом, холодом и угнетающим чувством в паху, вплавляясь копчиком дальше в дно гнезда, но ноги свести не пытается: во-первых, Техно всё ещё сидит перед ним почти вплотную и спокойно, даже чем-то монотонно водит по покрывшейся мурашками коже огромными грубыми ладонями, любопытно постукивая хвостом по полу, а во-вторых, гордость не позволит. Назвался груздем — полезай в кузов. Поздно отступать, когда уже получил согласие на свою просьбу, это глупо, поэтому Дрим проглатывает своё смущение, иррациональный испуг и лёгкую тошноту без всяких пререканий. Ему это нужно. Ему нужен Блэйд, прямо сейчас и по весьма объективным причинам. Ему нужна чужая ладонь на собственном члене. — Дрим. Мужчина дёргается, снова слишком отвлекшись на скачущие сайгаком мысли. Техноблэйд, несмотря на нежную хватку на бедре и очевидную заботливую осторожность к хрупкому и истерзанному довольно продолжительной мукой Дриму, выглядит порядком раздражённым. — Хватит улетать, мы даже не начали, — хмыкает Техно, и Дрим чуть виновато кивает, сглатывая. Взгляд невольно скользит по чужому лицу на плечо и до запястья, до пальцев, растирающих нежную кожу внутренней стороны бедра совсем близко к влажному от смазки стволу — Дрим почти что ощущает тепло чужой ладони, почти что может представить властное сильное прикосновение, почти... Техноблэйд старательно ловит чужой лихорадочный взгляд. — Я могу? — Что? — сиплым от внезапного волнения голосом спрашивает Дрим почти мгновенно. Он не до конца понимает, на что Блэйд намекает, выразительно показывая и головой, и взглядом на его пах. Пальцы украдкой касаются нежной плоти, пустив практически по всему телу воина разряд тока, и мужчина, наконец, понимает. — А? Да, ты… К-конечно, можешь прикоснуться. Давай. Техноблэйд не самый смиренный и ласковый человек, не самый аккуратный и в принципе понимающий, что в такой дикой сюрреалистичной ситуации делать, но он фантастически упрям и уверен, когда его ладонь аккуратно и твёрдо ложится на пах и несколькими короткими движениями заставляет Дрима захлебнуться вздохом и захныкать. Мужчина взвивается всем телом гибче и яростнее любого разозлённого и готового нападать аспида и мечется по подушкам, задыхаясь в пыльной, пропахшей потом и феромонами ткани. Блэйд хватает его за бедро, смотрит пристально, внимательно, не мигая — и тёмный взгляд его бездонных глаз мог бы показаться смущающим, если бы не был таким напряжённо-напуганным. Техно едва ли сам знает, что в ситуации Дрима надо делать. А мужчина даже как подсказать не знает. Язык заплетается даже на коротких надсадных стонах-всхлипах, и он жалкий, омерзительный самому себе, тоже едва ли представляющий, что делать. Нос к носу, ощущение чужого глубокого дыхания на лице жжёт кожу, пока Дрим пытается хоть чуть-чуть, хоть капельку привести себя в порядок. Мужчина едва ли дышит — если честно, немного страшно, ещё больше стрёмно, но он в своей чрезмерно яркой реакции винит только лишь гормоны. Разволновался, себя и партнёра напугал, хотя Техно, кажется, в ужасе больше чем даже виновник торжества — поделом. Главное чтобы вреда изнеженному телу не причинил, а со всем остальным ещё можно работать. А Техноблэйд — человек слова, и не верить его добропорядочности у Дрима нет причин. Мужчина через силу заставляет себя расслабиться и знаками показать, что всё в порядке. Сделал всё, чтобы успокоиться, ради того, чтобы в следующее же мгновение дёрнуться с отрывистым криком и вцепиться в исполинские плечи пиглина до треска накрахмаленной хрустящей рубашки. Техно выгибает бровь ужасно красноречиво, не переставая медленно, осторожно и вдумчиво двигать рукой по всей длине без какого-либо сопротивления — натекло с Дрима всё-таки прилично. — Что-то не так? — Нет, всё в порядке, забей, — поспешно отвечает мужчина, быстро облизывая сухие губы. Во имя всех известных Богов, у него так не на шутку сильно плывёт перед глазами. Сердце трепещет, и кожу продолжают щекотать ледяные иглы судорог. Удовольствие от гиперчувствительности не приносит никакого наслаждения — только лёгкое ощущение оглушения и заложенности в ушах, нехватку воздуха и странное желание податься всем телом ближе. У Дрима не было в планах замороченных хитросплетений тел, прикосновений, полных символизма и чувств, ни на грамм воина не обуревавших — не было в принципе цели иметь какой-либо другой физический контакт кроме чужих пальцев на его члене, — и Техноблэйд, насколько понимал мужчина, желание оставить всё происходящее в рамках дружеской дрочки полностью поддерживал. Этакое испуганное и брезгливое взаимопонимание — помочь, отделаться и забыть, как страшный сон. И тем не менее, руки Дрима всё ещё на чужих плечах, он всё ещё не может разжать задеревеневшие пальцы, так что, кажется, всё, что ему остаётся — просто смириться. Поудобнее укладывает руки за чужую шею, не сопротивляется, когда вместе с ним Техноблэйд наклоняется ближе к гнезду, почти ложится сверху, но оставляет почтительное расстояние между телами, и с ощущением всей вселенской скорби выдыхает куда-то Блэйду в ключицу. Пока чужие руки остановились и не сводят его с ума, наверное, стоит ещё предупредить: — Помни, всё, о чём я буду умолять в состоянии бреда, я на самом деле не имею в виду. Конечно же, на хую вертел Техноблэйд все попытки оправдаться. Ухмыляется снисходительно, противно и гадко, и тут же ведёт огрубевшей подушечкой большого пальца по краснеющей головке, выбивая из Дрима позорную дрожь. — Ну-ну, конечно, Дрим. Всё, что позволит тебе спокойно спать. Ублюдок. Дрим рычит, а после скулит, сопит носом и захлёбывается вздохами. Выглядеть достаточно убедительным и угрожающим не получатся — мужчина невольно откидывает голову назад, напрягая шею и слишком на его вкус подставляя серовато-белую мраморную кожу горла под чужой взгляд. Чужие зубы. Чужие недобрые намерения. Но Дрим доверяет Блэйду, доверяет целиком и полностью, тело отдаёт. Ложится под проклятые дьявольские руки, которые пытаются его ласкать, упорно, настойчиво, но чем-то боязно. Техноблэйд напряжён и озабочен взвалившейся на его плечи ответственностью — а кто его за язык тянул соглашаться, спрашивается. Но Дриму не так уж и много надо, чтобы улететь. Не сказать, чтобы сейчас он был против — его неадекватная сущность, ныне целиком и полностью заправляющая сознанием, заходится в восторженном писке, дрожа каждой клеточкой тела и напряжённым узлом в паху. Дрим надеется, что не заскулил в самом деле — хотя удивлённые взгляды, которые на него кидает Блэйд между делом, заставляют его устало захныкать. Окей, хорошо, ладно. Плевать. Он омега в течке, ему можно. Блэйд бесхитростен и неумён в намерении доставить кому-то удовольствие, но Дрим быстро, безутешно и легко перестаёт в принципе даже думать. Как мало надо неискушенной почти нетронутой омеге, оказывается, просто поразительно — мужчина тихо и вымученно кончает в чужую руку буквально после пары минут экзекуции, не забывая рвано глотать воздух и для поддержки сжимать в дубовых пальцах ткань чужой рубашки. Ему плохо, ему плохо-плохо-плохо, всё ещё тяжело, возбуждением тянет в животе и отдаётся колючими иглами в ногах. Дрим неровно сглатывает, чувствуя, как хрустит кадык и закладывает уши, и не находит сил даже поднять голову, упираясь затылком в край гнезда. Мгновение, одно мгновение на передышку — Техноблэйд на пробу плотно обводит ствол по всей длине, и Дрим дёргается с невнятным всхлипом. Стоит всё ещё мучительно больно. — Всё хорошо? — слишком неловко для столь пикантного момента уточняет пиглин, грея член в своей стальной нежной хватке — и как язык вообще повернулся что-то такое спрашивать? Дрим хрипит, пытаясь поднять голову — из этого положения это, блять, почти невыполнимо, — и надсадно сипло рычит в ответ: — Ещё. Техноблэйд глядит, невпечатлённый. — Ты выглядишь дерьмово, чувак, — со всей ответственностью озабоченно заявляет пиглин, пытаясь приобнять Дрима поудобнее — спасибо за беспокойство, конечно, но это не совсем то, что нужно мужчине в данный момент. — Ещё… Блэйд обе руки пристраивает где надо: одной Дрима придерживает, другой покрывшееся мурашками бедро сжимает надёжно. Дрим всхлипывает, открывает рот и с хриплым рыком кричит. — О, — икает пиглин, вздрагивая и испуганно прижимая уши к голове; хвост глухо и взволнованно пару раз стучит по полу. Что ж, конкретнее намёка и быть не может. Техноблэйд хмыкает, удобнее на себе Дрима устраивает и покорно повинуется. И его великолепные, идеальные руки слишком хороши в том, чтобы доставлять нечеловеческое удовольствие — Дрим на грани с реальностью готов поклоняться им, отдать и тело, и душу ради каждого нового прикосновения, пусть и довольно неловкого, но умелого. Воин не до конца уверен в опыте своего невольного партнёра, но что бы там ни было за плечами Техноблэйда, что бы он ни таил в своих глубоких, дивных чёрных глазах — это всё на совести пиглина, только на нём, и Дрима мало что заботит, пока его так качественно и хорошо ласкают. Он прикусывает губу до крови, с облегчением мыча — человеческого тепла и заботы его телу не достаёт критически. Он пачкает чужую ладонь и собственный живот спермой снова, пытаясь не забывать дышать — контроль ускользает аккуратно, но так очевидно, словно Дрим не находится на пике своего гормонального безумия, а просто медленно и последовательно напивается. Опьянение приходит почти то же самое. Отвратительно сильное. Дрим не собирался получать от происходящего хоть какое-то удовольствие. Но вот он здесь, и он плачет-хнычет-скулит-кричит в чужое плечо, уткнувшись носом в исполински сильную шею. Едва ли он чувствует какой-то запах — пиглинская природа, всё-таки, делает этих странных созданий довольно отличными от других. Хотя почему-то Дрим всё равно может с уверенностью сказать, каков Блэйд на вкус — вообразив себе чёткое ощущение ли, или повинуясь с рокотом накатывающему безумию и галлюцинациям. Техноблэйд — как пепел и базальт Незерских пустошей, холодный и странно вяжущий язык; как горечь пороха глубоко в глотке и привкус новой начинки для его ракет; ядрёная острота наростов, постный сладковатый душок зелий, которыми пиглин насквозь пропах; как расплавленная порода, горящая земля, битва и, почему-то, домашний очаг — огонь, всë-таки, разный бывает. Он как погибель человеческая, грех Божий и Мессия в то же время, он спаситель, по крайней мере, для одной грешной душонки, для одного отчаявшегося, но прелестного в своём отчаянии существа. Был бы Дрим хоть на грамм, хоть на полграмма собраннее — проклял бы себя за такую ересь. Но пока он может только ошеломлённо икать в чужое плечо, чувствуя, как Техно, не чуждый экспериментов авантюрист по натуре, мягко и настойчиво давит подушечкой узловатого толстого пальца на кольцо мышц, размазывая смазку и сперму в огромном количестве. «Только руки» — сказал Дрим, и он не может не винить себя за такую оговорку. Возможно, это его вина в том, что он не учёл, насколько сообразительным, коварным и изворотливым малым может оказаться Блэйд. Видно, первичный испуг и незнание что делать сгинули, и остались только привычное Техно научное любопытство, наглость и немного первоклассного ласкового садизма. С него станется мучить своего милого врага и заклятого товарища — в его руках гнев переплетается с милосердием, а колкое желание уничтожить путается с чем-то сладостным и благосклонным в таком ядрёном месиве, что Дрим не может решиться, проклинать ему пиглина на чём свет стоит или жарко благодарить в самое острое ухо. Блэйд не церемонится, усердно растягивая Дрима пальцами и долго мучая острыми болезненно-приятными ощущениями до тихого восторга, придвигает мученика к себе ближе, удобнее — воин в отместку проводит сухим языком по не менее сухой коже, собирая чужую дрожь и едва различая пепельно-песочный горьковатый вкус. Всë-таки не обманула чуйка, мужчина был ужасно близок к истине. Мужчину лихорадочно трясёт от переизбытка всего-всего-всего, и чужая осторожная вдумчивость и самоотдача в ситуации Дрима ему никак не помогают. Будто Техноблэйд, обладатель действительно нечеловечески острого слуха, слышит даже то, как среди взбешенных мыслей Дрима скачет чёткая агрессивная команда: ещё. Больше. Сильнее. Правильнее. Быстрее. Дрима подкидывает с гортанным невнятным воплем, он, возможно, роняет одну-две слезы от глухого чувства усталости, поселившегося где-то чуть ниже желудка, коренной медленной измученности, добавляющей ложку дёгтя в крышесносное удовольствие от дерьмовой пародии на половой акт под гормонами и фальшивым, но действенным опьянением. Кончает снова, слабо, отчаянно, пачкая ткань и живот, даже не находя в себе сил что-нибудь сладко-пошло простонать. Просто хрипит, кусая губы, и подставляет мокрую и испачканную лихорадочно-красными пятнами шею под чужой мыльный взгляд с весьма очевидным намерением. Кажется, это удивляет даже Блэйда, раз он, перестав планомерно издеваться над истерзанным измотанным телом, останавливается и с характерным хмыком вскидывает брови. — Что, прямо-таки кусать? Уверен? Чертовски хороший вопрос, и слава всем Богам, что Техно додумался его задать. Дрим испуганно заторможенно хлюпает носом, обрабатывая вопрос — в итоге отрицательно качает головой, щекоча чужой подбородок макушкой. — Не зубами, не зубами… Блэйд, кажется, внемлет отчаянным беззвучным всхлипам — или догадывается сам, додумывая невнятную дрянь, сочащуюся изо рта Дрима. Пару раз бьёт хвостом по полу, задумчиво и неоднозначно — или Дриму это только послышалось, — очевидно прикидывает все «за» и «против», справедливо пытаясь решить, насколько плохо звучит идея метить течного омегу. Вдруг его мозг неправильно поймёт и посчитает пиглина, упаси Незер, потенциальным партнёром. Дрим же так совсем с катушек слетит. Ни одному, ни другому такое счастье в их сугубо профессиональных товарищеских отношениях не нужно. Однако вот чужие горячие губы на шее, близ венки, частое дыхание согревает влажную серую кожу — Техноблэйд по-звериному принюхивается, выбирает самое идеальное место (настоящий педант, чтоб его) и настолько вкладывается в это дело, что забывает напрочь про самое главное. Дрим ерзает на чужих коленях, и в ответ Блэйд любопытно двигает в нём пальцами. Мужчина сжимается — до непривычного щекотно и, чëрт возьми, классно, настолько, что, не без помощи фантазии, одними чувствительными стенками кишечника почти может ощутить шероховатую грубую текстуру чужих пальцев. Дикость. Техноблэйд накрывает губами кожу и ими же сжимает, сминая плоть там, где должна быть проклятая брачная метка, как бы её ни называли. Дрим отзывчиво дёргается, низко гортанно стонет, плавится, ломается окончательно. С истеричным измотанным всхлипом вздрагивает, трясётся в руках так, словно пытается вырваться — и сдаётся, обмякает, кончает на сухую, едва различая сквозь болезненный выстрел возбуждения кто он, где он и с кем. Вязнет в объятиях вовремя сориентировавшегося Блэйда как глиняная ваза, ещё не подвергнувшаяся обжигу, ещё слишком хрупкая и мягкая, чтобы беспрекословно держать форму. Неудобно падает на спину, виснет и сглатывает неприятно вязкую слюну, заляпавшую ему и подбородок, и шею, и чужую ключицу. Омерзительно. Остаточное удовольствие, мерзкое, как пыль, приставшая к потной коже, проходит по телу судорогами, пока Техноблэйд не в меру заботливо и терпеливо вытирает чужие бёдра и живот простынёй — уберёт, все равно уберёт. Всё гнездо надо перебрать в принципе, всё вычистить, или заставить это делать Дрима, как очнётся от дурной одержимости, когда ему в принципе полегчает. На данный момент он выглядит безбожно затраханным и страдающим — немудрено, в омегах запала обыкновенно до Далёких Земель и обратно, да перегорают быстро. Дрим мёртвым грузом тонет в подушках и пледах, не реагируя даже на то, как его весьма упрямо и уверенно пытаются сдвинуть и уложить на своё усмотрение. Техноблэйд неловко переваливается через край гнезда, пытаясь стянуть с себя рубашку так, чтобы мокрое пятно не зацепило кожу и, не дайте Боги, лицо — Дрим умудрился уделать его целиком, и Техно бы посмеялся над этим, если бы не был так взвинчен и утомлён происходящим ранее. Секс с людьми — утомительно. Даже если Техно только и рад был помочь товарищу в столь щекотливой ситуации. — Ну что, принести тебе ещё чая, или мне всё-таки оставить тебя в гордом одиночестве? — не сумев удержать себя от язвительной подколки, хмыкает Блэйд. Дрим в ответ едва слышно сонно мычит. Кажется, действительно спит, бессовестный. Техно предпочитает больше не мучить страдальца собственным присутствием. Дверь закрывается с едва слышным скрипом.